Последний день лета

скачать книгу бесплатно


Я занялся латинским языком. Этот мёртвый, но в то же время вечный язык, который до сих пор используется в медицине, служил универсальным средством коммуникации многие времена. Подобие современного информационного поля – Интернета.

Те, кто упражнялся в произношении, отмечали, что изречения на латинском звучат глобально, безапелляционно. Они похожи на заклинания. «Крести себя крести, бойся касаться меня и тревожить, Рим немедленно предстанет пред тобой устремлением любви», – в сердцах произнёс дьявол, когда св. Мартин встретил его на дороге по пути в Рим. Обратив крестным знаменем черта в осла, святой взобрался на него и верхом продолжил путь. К слову сказать, св. Мартин был опытным экзорцистом.

Перевод палиндрома неотрывно связан с данным происшествием. Рим=мир. Рим, вечный город, всегда отождествлялся с миром. «…предстанет пред тобой мир…» Устремлением любви, то есть с помощью любви. Даже дьявол с помощью любви на своей спине вынесет тебя к миру. Вообще говоря, самая короткая дорога к покорению мира – на спине дьявола. Симбиоз любви и дьявольской сущности может дать все, что пожелаешь. И действительно св. Мартин доехал на спине дьявола до Рима. Не удивительно, что данное изречение есть на Староместской башне Петра Парлержа…

Если ты ни святой, ни экзорцист, то при заключении договора с дьяволом, приходится смотреть «в оба глаза». Обговаривать условия настолько внимательно, чтобы возможная двусмысленность не сыграла злую шутку. Кто же первый прошёл по построенному Пражскому мосту?

Последний камень брусчатки лёг на мостовую. Среди собравшихся в пасмурный день горожан в серых одеждах, сливающихся со мглой и туманом, покрывшим Влтаву, был и пришедший за чьей-нибудь душой. Пётр Парлерж, его жена, ремесленники, торговцы, зажиточные горожане, бургомистр, представители духовенства, рабочие, стражники, дети – все были в тот день на торжественном открытии. Никто и не заметил, как сын архитектора с озорством побежал от матери в направлении моста. Пётр помнил условия договора, но молодому, талантливому мастеру не составило труда подготовиться – он успел кинуть вперёд чёрного петуха…. Силуэт в серых одеждах растворился в тумане. Пасмурная погода не омрачила праздника горожанам.

Так или иначе, Пётр Парлерж «заехал на спине дьявола в Рим», но сделки с нечистой силой никогда не проходят бесследно («Крести себя, крести, бойся касаться меня и тревожить…») Архитектор умер 13 июля 1399 года в возрасте 66 лет. Трудно не заметить магию чисел: 66/13 – 13/99. Это по-прежнему напоминает нам палиндром. Не удивительно, что Карлову мосту шестьсот лет, а готика Праги – это готика Петра Парлержа.

Я прикоснулся к блестящему медному рельефу фигурки Яна Непомуцкого, закрыл на мгновение глаза и загадал желание, такое, из несбыточных. Конечно же, про любовь, конечно же, к противоположному полу. Прошло совсем немного времени, я вернулся в свою северную родину, и та, что была предметом желаний, стала моей, но это не принесло нам счастья.

Крести себя крести, бойся касаться меня и тревожить, Рим немедленно предстанет пред тобой устремлением любви.

Глава: Аравийская пустыня

В шестом классе, на уроке литературы, нам задали изобразить сценки из Библии (Ветхий Завет). Мне достался эпизод о том, как Моисей выводит иудеев из Египта. Рисунок необходимо было дополнить у доски небольшим рассказом.

Подошла моя очередь. Я вышел, встал рядом со столом учительницы и поднял альбомный лист, попутно набрав в легкие воздух. Класс хихикнул. Учительница немного подалась вперед и прищурилась, чтобы разглядеть рисунок.

Домашних заданий и так задавали слишком много: пересказы по английскому языку, уравнения по алгебре, теоремы по геометрии, задачи по физике, русский язык, а тут еще и иллюстрация к Ветхому Завету. В общем, пока я делал все остальные задания, настал глубокий вечер, на «закуску» осталось самое непонятное.

Я сидел за письменным столом с чистым листом бумаги. Моисей ведет иудеев по пустыне. Я зевал, пора было ложиться спать. Моисей ведет иудеев по пустыне. Пустыня? Желтый песок. Необходим был креатив, как говорят сейчас, чтобы разделаться с этим заданием. Я взял акварельные краски и выкрасил желтым цветом весь альбомный лист – пустыня готова. Теперь нужен Моисей и иудеи. Я понятия не имел, как выглядит Моисей и как рисовать иудеев. Всех с бородой что ли? Цветастые одежды как у цыган? Шагают как на демонстрации? Взял простой карандаш, поставил посередине листа жирную точку, за ней – бесформенный контур, который заштриховал – это толпа иудеев. Дёшево и сердито. Положил рисунок в портфель и лег спать.

Ничего не оставалось, как начинать рассказ. Класс хихикнул. Учительница немного подалась вперед и прищурилась, чтобы разглядеть картинку. Я – на неё, она недовольно поморщилась, но ничего не сказала. Было понятно, что меня спасет красочное, полное впечатлений и неожиданных подробностей повествование.

Мы были где-то на краю Аравийской пустыни. Нас ждали песчаные миражи и нехватка воды. Солнце палило, пятьдесят восемь градусов выше ноля по Цельсию. Мой квадроцикл уверенно гнал по крупным и мелким волнам песка, жаркий бриз пустыни поднимал пыль, от которой спасала «арафатка» и солнцезащитные очки. Я жал на гашетку, автоматически переключались передачи. Колонны из песка, шары из камня, причудливые пейзажи пространства. Как будто попал на другую планету, например, Марс. На горизонте скалы разной тональности: те, что ближе – светло-серые, те, что дальше – черные. Красные скалы – рядом. Не заметил, как колесо «железного коня» попало на булыжник, чуть не перевернулись, подруга еще крепче обхватила руками мою талию. Повезло. Наступала ночь, одна из тех кромешных ночей, что наступают в пустыне. Темнота мгновенно окутала землю. Я включил дальний свет, но фонари освещали не слишком много. Вспомнилась глава «Исход» Ветхого Завета: «… Моисей простер руку свою к небу, и была густая тьма по всей земле Египетской три дня; не видели друг друга, и никто не вставал с места своего три дня…». Глафира еще сильнее обхватила мою талию руками, молчала, видимо, потеряв от страха дар речи. Вот она, возможность испытать на себе одну из Казней Египетских. Ночь в пустыне – это не та ночь, к которой привыкли мы, жители северных европейских стран. Земля и небо другого континента, ночь идеально черного цвета.

Несколькими часами ранее мы мирно курили кальян в лагере у бедуинов. Сидели в шалаше, покрытом тканью из козьей шерсти, пили кофе с кардамоном, ели «фалашиа», то есть местный хлеб. Удобные деревянные скамейки располагали к отдыху, тень – не так-то много надо для счастья.

Почти вся экскурсионная группа ушла кататься на верблюдах, мы же двинулись вглубь селения и наткнулись на детей. Девочки – ничего так, черненькие, улыбались, смешные, просили потрогать меня руками. Те, кто постарше, носили хиджабы и длинные одежды. Как здесь выбирают невест, если открыты только глаза? Я поинтересовался: по щиколотке. Худая щиколотка – плохо кормили родители и калым за такую невесту лишь какой-нибудь плохонький верблюд. Толстая щиколотка – тоже не очень. Должна быть средняя.

Тяга к настоящим, а не поддельным приключениям подвигла нас с Глафирой отколоться от группы. Все экскурсии, на которых людей водят по «аттракционам» ущербны. Мы бродили по селению, вдалеке, под навесом молился Аллаху бедуин: бил поклоны, стоя на коленях. Лицом к Мекке. Мы заметили припаркованные квадроциклы около плетеного забора. Я предложил Глафире незаметно свалить в пустыню. Она согласилась.

Пустыня? Бедуины живут в пустыне не менее четырех тысяч лет. Сначала они были язычниками, потом христианами, и только уже позднее приняли ислам. Живут кланами, во главе с местным шейхом, который царь и бог. До сих пор «в ходу» традиция кровной мести. Чем занимаются? Оружие, наркотики, «живой товар», тайные тропы в Землю Обетованную. Переправляют страждущих через египетско-израильскую границу, такса – тысяча долларов. Пустыня воспринимается разными народами по-разному. Кому-то мать родная, кому-то мачеха.

Когда-то одним из важнейших праздников иудеев был «День Очищения». Каждый исповедовался священнику, священники пересказывали грехи первосвященнику, к которому подводились два жертвенных козла. Первый закалывался и сжигался на костре. Второму, названному «козлом отпущения», по-еврейски это звучит – Азазел, первосвященник на ухо шептал все грехи, услышанные в этот день. После козла выгонялся далеко в пустыню, где его съедали дикие звери.

А Египтяне? Бог Сет у древних строителей пирамид ассоциировался с хаосом, яростью, пустыней, в общем, со всем враждебным плодородной долине Нила. Пыльные бури – его рук дело, некий противовес упорядоченной силе мироздания. Нередко этого бога считали ответственным за мужскую сексуальную энергию. Я давно стал предполагать, что мир, мироздание, бытие – мужское изобретение, созданное посредством хаоса, мужской энергии. А женская энергия – чтобы этот мир удержать в равновесии, чтобы не превратился он в новый хаос.

Мы нашли на стоянке свой квадроцикл, сели, осторожно завели двигатель, поехали. Солнце шло за горизонт, песок рисовал причудливые пейзажи. Не было той жары, что днем. Пустыня на закате ни с чем несравнимое произведение искусства. Марсианская поверхность. Цифровой спидометр показывал шестьдесят четыре километра в час, последняя передача. Скорость. Мы проносились сквозь волны теплого воздуха мимо скал, остатков огромных валунов. Ехали в город, думая, что местные, конечно, поругаются на нас, за этот безумный поступок, но когда увидят свой квадроцикл в целости и сохранности, получат некую сумму американских денег, то успокоятся и будут, как обычно, улыбаться.

Остывающий воздух рисовал на горизонте египетские храмы, дворцы. Ночь. Созвездие «Орион». Теплый ветер. Ни дальний свет фар, ни луна не освещали ничего в этом ландшафте, не за что было уцепиться кроме неба, Млечного Пути. Не сбавляя скорости, мы гнали на своем квадроцикле в бесконечном звездном пространстве, плыли вместе с богом Ра в «Ладье Миллионов Лет» ….

Глава: Красное море

Портье нашёл меня у кромки моря. Мы съезжали, отпуск заканчивался, необходимо было оплатить мини-бар. «My Friend, my friend!» – кричал служащий.

Местное пиво в Египте – редкое говно. Когда его разливают на пляже из холодной бутылки – еще ничего, если немного постоит и нагреется – хуже нижегородского. Вечером в ресторане наливают почему-то теплое. А в номере, в мини-баре стоят баночки именно немецкого, именно холодные.

Многие, наверное, сталкивались с арабской наглостью: отсутствие мелких купюр в кальянных и барах, оплачиваешь в долларах – сдача в фунтах, навязчивый сервис на пляже, на улице, в местах проведения экскурсий. «Наибалово» начинается еще в аэропорту: вместо десяти долларов за визу – пятнадцать и никаких возражений, заполнение листка прибытия – два доллара. Ушлые работники таможни быстро «окучивают» уставших после перелета пассажиров. Когда им надо – не понимают, а так, все на русском разговаривают.

Акт арабской наглости произошел и на ресепшене. Менеджер уверял, что я должен оплатить пять банок выпитого пива и пакетик соленого арахиса. Арахиса я не ел. Цена вопроса – пять фунтов. Если перевести на американские деньги – один доллар. Менеджер рисовал в блокноте к оплате одну сумму, я улыбался и рисовал ему другую. Через несколько минут таких манипуляций он подозвал портье и велел найти человека, ответственного за мини-бары.

Жизнь в этой стране протекает в другом, не понятном для нас, европейцев, ритме: днем движение замирает – слишком жарко, местные прячутся в кондиционированных помещениях. Пятьдесят – пятьдесят пять градусов выше ноля по Цельсию. «Движняк» начинается вечером, после захода солнца.

Селятся арабы плотно друг к другу, семьдесят пять миллионов жителей на небольшую территорию, что отвоевали у пустыни. Справочные данные: девяносто пять процентов территории песок, пять процентов остальное. Кажется, что у них человек не бывает в одиночестве, не успевает грустить. Высокая конкуренция за «добычу» и жизненное пространство налагает отпечаток и на манеру общения: здесь тебя называют другом, улыбаются, кричат: «My friend! My friend! Where are you from?! How are you?!» Но это всего лишь способ заработать. Забавно наблюдать, как эти ушлые «повелители песков» заманивают наших соотечественников в кальянные или сувенирные магазинчики, (good price, half price) и не выпускают без покупки. Один показывает какие-нибудь поддельные эфирные масла или папирус из банановой бумаги, а другой загораживает вход.

Через некоторое время администратор пожаловал на ресепшн. Этот араб на чистом русском заверил, что решит все вопросы, мне же для этого нужно просто посидеть на диване. Так и вышло, через пять минут инцидент был исчерпан, виновные были наказаны (менеджера заменил другой), пакетик арахиса остался неоплаченным. Но дело, конечно, не в баночке кока-колы или пакетике с орешками, дело в том, что даже египтяне привыкли к тому, что в России нет справедливости. Из-за обмельчавшего чувства нашего национального достоинства арабы дали себе моральное право быть наглыми.

Русские ищут приключений, «купить» нашу соотечественницу нередко можно лишь за фразу про любовь, красивые глаза. Встреча на одну ночь – экзотика, но зачем они выходят замуж за официантов, лодочников? Я разговаривал с русскоязычными гидами о проституции. Они признавались мне, что в Каире полно проституток, в том числе египтянок, но приезжих гораздо больше. Проституция в Египте на особом контроле, моральные нормы ислама не позволяют… Разреши египтянке торговать своим телом, она будет торговать телом. Приедут из бедных сельскохозяйственных районов молоденькие смуглые красавицы искать счастья. В курортных городах женщины не работают – запрещено законом, а иначе как: спрос будет рождать предложение.

Много наших соотечественниц живет в Хургаде, селятся целыми кварталами: Мубарак-2, Мубарак-6. Открыли русскую школу. Кто-то сбежал от проблем на родине, кто-то приехал за красивой жизнью, кого-то ловят кредиторы, кого-то «достали» алконавты-мужья. Открылась граница после распада СССР, замуж за иностранца, пусть и плохонького официанта-араба, выходить стало модно.

Некоторые из наших ведут себя откровенно глупо: море, солнце, all inclusive – кружат голову. Напиваются, шумят, загорают топлесс, выходят в купальниках из отеля. В социальных сетях выкладываются фото «красивой» жизни, подписчикам кажется, что муж не официант, а у него гостиничный бизнес, магазин сувениров или ресторан на набережной. Обратная сторона медали скрывается.

Яхта. Красное море. Все убежали на первую палубу за едой, занимать очередь: и мужчины, и женщины. Один лишь я остался на белом диване. Мы держали путь в направлении коралловых рифов. Каждый, кто отдыхал в Египте, наверняка плавал на яхте к коралловым рифам. Где-то в середине путешествия гид предлагает перекусить, кок на нижней палубе накладывает в тарелки еду. Так было и в этот раз. Сопровождающая команда состояла из Юли – девушка с Урала, три года в Хургаде, инструктор по подводному плаванию, Ибрагим – местный, инструктор по подводному плаванию. Далее: капитан, кок. Русскоговорящий гид – Мухаммед.

Все ушли на первую палубу за едой, где накладывали в тарелки рис, мясо, овощи, наливали в стаканы кока-колу. Отдыхающие занимали очередь, толкались у окошка раздачи, преодолевая неудобства качки и тесного пространства. И, казалось бы, респектабельные мужчины, увешанные золотом женщины, дети. Один лишь я остался на верхней палубе, сидел на кожаном диване и смотрел на белоснежные «барашки». Я был голоден, но знал, что через несколько минут подруга принесет еду, сначала мне, потом уже себе. Не потому что я заставил её, а потому что так и должно быть.

Коралловые острова, рифы, ныряешь с борта яхты в воду, температурой и вкусом напоминающую минеральную. Содержание солей одно из самых больших в мире. Уступает только Мёртвому. Следом ныряет подруга. В масках, ластах мы были похожи на людей-амфибий. «Свободный полёт», невесомость на фоне срывающегося в бездну кораллового рифа, его красочные обитатели… Я рисовал ей пальцами в пространстве воды сердечки, показывал, как бьётся моё сердце от любви, мы кружили вокруг друг друга как сказочные создания, как герои футуристического кинофильма. Большая часть группы уплыла вслед за Ибрагимом смотреть диковинный подводный мир, мы же не могли наглядеться друг на друга. Потом был и белоснежный песок острова, и фотографии, подобные тем, что люди выкладывают в социальных сетях.

Я пытался разобраться в парадоксах этой страны, в противоречивом поведении людей её населяющих. Те, кто не имеет никакого образования, дети окраин Каира, сельскохозяйственных районов страны превращаются преимущественно в деляг, спекулянтов, торговцев. Именно они обманывают, навязчивы, нередко грубы. По большому счёту им всё равно русский ты или немец, француз или итальянец, интересуют деньги и возможность быстро на тебе заработать. Это обслуживающий персонал, который есть везде.

Египтяне, кто имеют образование, уважают русских. Мной была подмечена характерная особенность, каждый гид во время экскурсии говорил спасибо за Асуан, так прямо и говорил: «Спасибо за Асуанскую плотину!» Искренне. Это сооружение во многом решило в стране проблему с водой.

Подошёл к концу наш отдых в Египте, на комфортабельном автобусе мы ехали в направлении аэропорта, мимо военной части. И те, кто за забором из колючей проволоки, группа парней моего возраста, изображали авиацию, делая руками крылья, показывали «силу» – характерный жест двух рук. Русские надписи на автобусе выдавали нашу родину. Их президент Мубарак – лётчик, учился в Советском Союзе. Я единственный из автобуса махал им рукой сквозь окно. Гражданам нашей страны сейчас не хватает былого «кодекса офицера», четкого ориентира в шкале ценностей. Один из полисменов у огромных стеклянных дверей нашего отеля на прощание пожал мне руку, показал жест: «пять баллов», мол, правильно, не давай никому вешать себе лапшу на уши!

Глава: Айгуль

В соседнем окошке заканчивали принимать телеграммы от населения, а мы за стенкой, осторожно заперли дверь на ключ, и раздевали друг друга. Дом связи одного из отделений Свердловской железной дороги. Среди радиостанций, измерительных приборов, ноутбуков, программаторов, официальных документов мы занимались любовью. На рабочем столе.

Девятое марта, познакомились седьмого, по Интернету. Обменялись номерами мобильных телефонов и договорились встретиться. Вечером. Я купил в привокзальном ларьке розу…

Найти столик в канун женского праздника оказалось не так-то просто. Пошли по главной улице пешком. Небо зажгло звезды. Айгуль рассказывала о себе: учеба в техникуме, живет с мамой, любит спорт, путешествия. Она была элегантно одета: чёрная строгая юбка, высокие коричневые сапоги, коричневая кожаная куртка, берет. Позже призналась, что предпочитает рваные джинсы, кроссовки, дутые куртки…

Всё-таки нашли столик в одном небольшом ресторанчике. В соседнем зале был корпоратив, пьяные женщины пели в караоке.

Вечер в обществе красивой девушки. Можно ли рассказать все о себе за пару часов? Нет, конечно, но попробовать стоит, мы с Айгуль пробовали. Шла шестая на двоих кружка пива – хорошего красного вина в этой забегаловке не оказалось. Спеть друг другу по песне? Естественно, я выбрал «Владимирский централ» Михаила Круга, а что ещё могло бы подойти к моей брутально стриженой голове? Женщины соседнего зала аплодировали выступлению, градус вечера достиг апогея. Какую выберет Айгуль? «Новый поворот» «Машины времени». Ей хлопали также громко. И что нам делать дальше? Ночной клуб. Без вариантов. Абсент. Подожжём любовь! Я поставил ботинок на ступеньки сцены. Азотный дым застилал танцпол. R’n’b бит взрывал пространство. Айгуль, закрыв глаза и подняв высоко руки, ритмично двигала бедрами. Из точки бродили по танцполу лучи лазеров – зеленый, красный, белый. Мы только что выпили по четвертой порции абсента, и зал ночного клуба стал казаться весенним сюрреалистичным наваждением. Путались в голове образы окон ночного города с огнями зажигалок, прикуривающих сигареты, огни фонарей освещения превращались в лазеры, в какие-то мощные источники света, что ослепляли. Движущиеся тела напоминали раскачивающиеся на ветру деревья, стены меняли обои, как менял город времена года. Кто-то прошел мимо со стаканом ядовито-желтого лимонада, пролил небольшую порцию мне на свитер, капли светились инопланетным светом. Я закурил, как будто только это позволяло хоть на секунду остановиться и посмотреть по сторонам. Дым ароматной сигареты смешался с азотным дымом танцпола, синхронизовался, посылая дополнительный импульс мозгу. Красный уголь сигареты излучал тепло. Белая футболка Айгуль светилась фиолетовым цветом. Закрытые глаза. Движения в ритм танцпола. Облегающие бедра синие джинсы. Высокие сапоги с острыми, как иглы шпильками, что врезались в живой ворс бетонного пола. Я пробирался к барной стойке сквозь тела. Мгновение, и бармен наливает ярко-зеленую жидкость в бокалы. Абсент. Новая порция. Пластиковая трубочка, чтобы курить пары. Салфетка. Айгуль держит меня за плечи. Бармен поджигает любовь. Пламя поглощает азотный дым танцпола, окрашивает наши желудки в ярко-зеленые цвета. Скопление вещей без названия, фосфорический блеск стрелок наручных часов – минус три часа ночи.

Ночь была рядом с нами, сопровождала как вторая и не менее красивая подруга. Тоже брюнетка с длинными, до поясницы волосами. Она касалась глади стекол, ждала по другую сторону ночного клуба. Моросил холодный весенний дождь, в замерзших лужах отражался свет луны. Медленное движение глаз ловило такси.

Гостиница. Стоим у окна регистрации. Иногда, кажется, что я знаю все гостиницы в России. Есть в них и дорогих, и дешевых что-то общее, присущее только нашей стране: «отпечаток» человека, затерявшегося в бескрайних пространствах и вдруг неожиданно нашедшего укрытие хоть на один короткий день, и в то же время, беспомощного перед будущим, чем-то большим и непознанным. Отдал женщине в окошко паспорт, затем деньги за двухместный номер.

Три часа ночи. Душ. Подруга разделась. В комнате, где была занята всего одна кровать, при выключенном свете и задёрнутых от всего мира шторах происходила любовь. Большие черные глаза, длинные черные волосы, на золотой цепочке золотой полумесяц, острые брови, небрежно-длинные ресницы, правильный овал лица, мягкие губы. Карий цвет глаз. Стройное тело. Красивые коленки. Дорожка волос внизу живота.

Алкоголь, который был в крови, выветривался. Полчаса до рассвета. Лежали обнявшись. Айгуль рассказывала содержание какого-то фильма, что недавно смотрела, я – между сном и явью то засыпал, то просыпался, и это и было именно счастьем. Сознание мгновенности этого счастья врезалось в память. С7астья или с8частья – столько дней мы провели вместе.

Следующий день – в номере гостиницы, спали, рассказывали друг другу истории из жизни, смотрели в окно на серый неприветливый март, к обеду спустились на первый этаж в ресторан. Мы не знали, в общем-то, чем заняться в этом маленьком городе в выходной день, а по телевизору как раз шёл сериал по ее любимой книге – «Мастер и Маргарита». Курили в приоткрытое окно, рассматривали и обсуждали прохожих, наслаждаясь тем, что сегодня не надо никуда идти, не надо ничего никому доказывать, не надо тратить себя на что-то постороннее. Общий гостиничный номер. Только для нас. Солнце пробивалось сквозь облака над Ишимом, я чувствовал, как делает поворот рядом с городом река.

Позже, в будни, на работе, когда Айгуль приходила в гости, я решал для нее домашние задания. Примеры из алгебры, аналитической геометрии, вспоминал одиннадцатый класс школьной программы. Отодвигал в сторону свои дела (бумаги, радиостанции, аппаратуру), находил для нее время между посетителями.

Мы выходили курить на крыльцо. Март был очень холодный, минус двадцать, плюс ветер. Свитера нас почти не согревали. Решение задач плавно перетекало в вечер, и мы оставались вдвоём. Ее карие глаза, ослепительная улыбка, как живое воплощение любви…

Коллеги спрашивали: «Ну, что там с твоей подружкой? Как она? Рассказывай!» А что рассказывать? Схема одна и та же. Сайт знакомств. Отсылаешь сообщения. Закон больших чисел – хотя бы одна отвечает. Номера мобильных телефонов, «смс», приглашаешь в кафе, погулять по городу. Покупаешь в привокзальном ларьке ярко-красную розу. Пьёшь с ней вино, болтаешь о пустяках, рассказываешь о себе, потом ночная дискотека, абсент, такси, гостиничный номер… Но в этот раз все было немного по-другому. Мы вообще не хотели расставаться, отходить друг от друга больше чем на пару метров. Вечером на такси я привозил ее домой. Утром она шла на учебу, и мы встречались в столовой техникума, обедали и уже вместе шли ко мне на работу.

Восемь дней ограниченных командировкой. Ночь. В две противоположные стороны уходили рельсы, мы на металлическом мосту через железнодорожные пути, где-то между востоком и западом. Сами восток и запад. Километровые составы с углём, цистерны, рефрижераторы. Курили по третьей сигарете. Луна освещала гораздо больше, чем окружающее пространство, свет затекал внутрь границ наших тел. Антропоморфное изображение ночи на наручных часах. Сияние звезд, обрывки облаков, блеск снега. Ветер проникал под куртки. Гудки тепловозов. Прожектор над контактными проводами кидал луч в пустоту. Трубы теплотрасс блестели отраженным светом. Ступени пешеходного мостика были ступенями в завтрашний день – холодные, и по ним совершенно не хотелось идти. Мы понимали, что нашу привязанность друг к другу вряд ли удастся продлить надолго.

Снимок цифрового фотоаппарата остановил время, запечатлев нас обнявшихся на фоне вагона с надписью Новосибирск – Новый Уренгой. Мы в зимних куртках, без головных уборов, смеёмся. Айгуль наклонила голову к моему плечу. Через десять минут отправление. Прощальные слова, последний поцелуй, мгновение – и ничего нет.

Часть II: ЛЕТО

Глава: Бесконечное лето

Середина девяностых. Лето. Жара. Июльское солнце без остановки грело асфальт. Родители старались отправить своих чад в пионерлагеря, но нам не досталось путевок. И мы играли в карты на интерес. Чем еще заниматься в летние каникулы? «Бура», «Свара». Собирались на верандах детского садика, в больших металлических песочницах. Кто-то курил, кто-то разговаривал, кто-то устраивал карточные дуэли. Интерес? Все, так или иначе, пересчитывалось на деньги, но ставками чаще всего были сигареты, спички, аудиокассеты. Начиналась раздача, допустим, с одной сигареты, а в процессе банк рос до двухсот-трехсот. Играли в «Буру», а когда ставки взлетали до небес, и ждать окончания кона становилось невыносимо, переходили на «Свару», чем-то напоминающую покер. Было одно правило, подогревающее пламя азарта – побежденный мог требовать отыграться, пока у него имелись средства. С большим выигрышем домой не отпускали. Давать в долг разрешалось. Если кто-то не отдавал деньги вовремя, как договорились, то на следующий день сумма удваивалась и, соответственно, был смысл потеряться на какое-то время – звонили на домашний телефон, убеждались, что ты дома и заносили деньги… В советских лагерях были точно такие же понятия, те же карточные игры. Мы копировали блатных, их выражения, законы, слова. Как обычно, правила исходили от старших во дворе и распространялись между всеми. Естественно, большим авторитетом пользовались именно те, кто имел какое-либо отношение к «зоне»: «условка», брат сидит, кореш сидел….

Сражение длилось уже несколько дней, мы встречались утром на веранде с Михой Малым и целый день посвящали картам. Оппонент имел «условку», брат сидел, играли его колодой. К концу второго дня я был должен более трех тысяч сигарет. Поддержать Малого, чуя запах добычи, приходили старшие пацаны, его кореша. Отыграться при таком моральном прессинге было практически невозможно. Передо мной стоял выбор: либо увеличивать долг, либо заканчивать игру. Но сдаваться не позволял характер, и мы сидели на веранде до ночи. Малой понимал, что «сломать» меня будет тяжело, и предложил перевести поединок в другую плоскость. Условия были таковы: побеждаю его в силовом единоборстве один на один – списывает долг, нет – придется отдавать «живыми» деньгами, которые особенно ценились. Но сумму приемлемую. Переиграть Малого его наверняка крапленой колодой – это вряд ли. Можно было, конечно, сражаться на картах месяц, задолжать «миллион» сигарет, рассказать родителям, чтобы те решили вопрос. Но после со мной во дворе вряд ли стали разговаривать, называли бы «лохом», «чмырем», «терпилой». В нашей азиатской стране, как и в других странах Востока, потерять «лицо» хуже, чем смерть, это я отчетливо понимал, поэтому и согласился на предложенные условия.

Мы встретились на следующее утро и, как предварительно договорились, пошли за детский садик на лужайку с мягкой зеленой травой. Малой был килограмм на пятнадцать больше по весу и выше на пол головы. После размена несколькими ударами, он, с разбегу, опрокинул меня на землю, сев сверху, стал молотить кулаками по лицу. Я, конечно, уворачивался, как мог, но пропустил один в самую переносицу – искры посыпались из глаз… Карточный долг – это святое, придется отдавать «живыми» деньгами.

И я погрузился в размышления, где бы раздобыть наличность. У родителей денег все равно не было, лишь «поделки», полученные по бартеру. Зарплату на заводах выдавали кому чем: водкой, лодочными моторами, клеем для обоев…. Обычное дело в таких случаях ввязаться в криминал – Малой намекал, что можно было бы «выставить» продовольственный ларек в нашем районе. Но я понимал, что это бесперспективное занятие – вряд ли выручку оставляли в кассе, если каждый вечер за продавщицей заезжала иномарка. В полнейшей растерянности мы с Димоном, который искренне мне сочувствовал, без дела слонялись по городу, а вечерами забывались за игрой в приставку «Денди».

Если долго ходить по улицам, что сродни путешествию по знакомым каменным джунглям, то обязательно найдешь способ «поднять денег». В один из дней мы гуляли недалеко от городского парка, и нас окрикнул мужик на иномарке: «Эй, парни, не хотите заработать?» Подошли. И он объяснил расклад. Есть газета, новая, с рекламой, телепрограммой, полезными советами, краеведческим материалом, разделом про домашних животных и кроссвордом. «Союзпечать» требует больших денег за распространение, маркетинг (я тогда не знал, что это означает), доставку и отгрузку нераспроданного тиража. Поэтому существует тема нанять распространителей и на главной улице города, около проходных завода, возле ларьков раздавать газету прямо в руки за цену ниже обыкновенной. Прибыль пополам. Понятное дело, основной доход предполагался с рекламы, но об этом мы тогда тоже не догадывались. Так я первый раз в жизни погрузился в мир печатной продукции.

Ничего сложного – стоишь с пачкой наперевес в одной руке и одним экземпляром в другой на пути у заводчанина и сообщаешь: «Газета с телепрограммой на следующую неделю! Бесплатные рекламные объявления! Кроссворд! Полезные советы! Цена ниже, чем в «Союзпечати»!» Данная речь была моим личным креативом, потому как без нее нас не воспринимали всерьез. И газеты разлетались, как горячие пирожки, особенно пенсионерам. Мы работали без выходных по субботам и воскресеньям, без какого-либо маркетинга вычислив самое «ударное» время, людные места и целевую аудиторию. Бизнесмен на иномарке был в восторге – мы вдвоем заменили ему сеть газетных ларьков города, и его молодой, рискованный бизнес состоялся и, более того, пошел в гору. Он выписывал нам премии после реализации, разрешал варьировать цену в зависимости ото дня недели, делать скидки пенсионерам, если брали сразу несколько газет. Конечно, я интересовался у своего работодателя, кто пишет ему материал в номер, как проходит процесс верстки, но он отмахивался от вопросов. Большая Советская Энциклопедия, которая пылилась дома, пролила некоторый свет на процессы, происходящие в газетной индустрии. За месяц Димон заработал на новый кассетный плейер и гору картриджей для приставки, я – отдал Малому долг, скопил на кроссовки и джинсовый костюм к новому учебному году.

Глава: Пиво «Тус»

Желтая, выцветшая на спине футболка «World Cup Championship» прилипла к телу. Уже две недели как стояла аномальная жара. Тридцать пять градусов в тени. Конец июня тысяча девятьсот девяносто восьмого. Шел чемпионат мира по футболу. Но вместо того, чтобы смотреть прямые трансляции из Франции, я складывал пустые стеклянные бутылки в холщевые и полихлорвиниловые мешки, которые потом грузил в «Газель». Съемный гараж пять на восемь метров был забит до отказа тарой и вот, в самый неподходящий момент отца попросили оттуда съехать, срок поставили две недели. На оптовых складах почему-то перестали покупать «посуду», и та копилась с мелких приемных пунктов примерно полтора месяца. Двух недель было более чем достаточно, но в процессе переезда оказалось, что вывезти сорок квадратных метров задача не простая. Нашли еще один гараж через четыре блока, вроде бы и недалеко… Самыми тяжелыми были мешки с бутылками из-под шампанского, потому как там самое толстое стекло. Мешки с «чебурашками» и «водкой» имели средний нормальный вес, к которому я давно привык. Пока мои одноклассники расслаблялись на пляже у озера, я вставал в шесть утра, до жары, одевал холщевые, местами уже протертые перчатки, и садился на пассажирское сидение в «Газель». Работа казалась простой, но по мере медленного убывания стеклотары и быстрого возрастания градусов окружающей среды, мой внутренний голос подсказывал, что это «пиздец».

Четыре дня из этих двух недель выпадали, потому как по четвергам и воскресеньям, то есть в рыночные дни, я торговал на рынке. По средам были поездки за товаром в областной центр на оптовые склады или в район вокзала. В обычный день поездка на электричке напрягла бы меня, но стеклотара была настолько невыносима, что душный вагон и полтора часа путешествия казались «мини-отпуском». Загружая очередной полихлорвиниловый мешок бутылками, вспоминал, как весной мы воровали ящики из-под пива, которые стоили приличных денег. По всему городу были раскинуты стихийные точки по приему стеклянных бутылок. Пластиковые ящики (тара) были в цене. Воровали их ночью, перелезая через высокий забор одного частного дома. Далее транспортировали до сарайки, где и прятали под замок. Днем в школе размышляли, куда бы их выгоднее сбыть. В нашем уездном городке все друг друга знали, и за кражу можно было огрести не хилой «пизды». Правового поля для решения таких вопросов не существовало, страна жила «по понятиям». Был один беспроигрышный вариант – областной центр. Там, в ларьках у железнодорожного вокзала можно было купить или продать все, что угодно. Переправляли пивную тару на электричках. После уроков, благо расписание транспорта подходило. В руках не унести больше четырех ящиков, а накопилось таких около пятидесяти штук. Либо десять ходок для одного, либо одна ходка для десятерых. Рискованно – постоянный путь паренька с пивными ящиками выглядел бы по меньшей мере подозрительно – слишком много свидетелей, манипуляции с сарайкой, которая находилась в подвале дома бабушки. Поэтому, взвесив все за и против, решено было устроить ящиковый флэш-моб, хотя и не было в нашем лексиконе этого модного слова. Несколько человек со двора, трое – из класса, девчонки – две штуки (без них флеш-моб выглядел бы неправдоподобным), а так, по легенде, мы везли ящики в областной центр на постановку в Театр Юного Зрителя, где наша команда решила участвовать в конкурсе…

Уездный город летом утопал в зелени, разбитые почти у каждого дома палисадники с шиповником, вишнями, черноплодной рябиной наполняли утренний воздух приятным сладковатым запахом цветов, свежестью. Приятно было летним днем встать пораньше, в пять тридцать, позавтракать бутербродами и кофе, взять большую дорожную сумку на колесиках и отправиться на железнодорожную платформу. На одной из небольших улочек, вдоль деревянных двухэтажных домов были высажены лиственницы, мне нравилось идти именно по этой аллее. Автомобилей не было, пару человек шли к проходной радиоэлектронного завода.

Утром на платформе пригородных поездов порывы ветра приносили прохладу из соснового бора, солнце еще не палило, и, приходящие за двадцать минут люди равномерно, никому не мешая, вставали, от места остановки первого вагона до остановки последнего. Встречались знакомые, и тогда завязывался ни к чему не обязывающий разговор. Некоторые виделись только в электричках, вагоны были тем местом, где делились новостями, слухами, рассказывали о жизненных перипетиях, обсуждали насущные вопросы. Своеобразный прототип «городского форума», формата, который через семь-восемь лет захлестнет Интернет.

Лето, и непременно чувствовался запах сигареты, диспетчер в громкоговорящую связь объявлял к какой из платформ подойдет электричка до Нижнего Новгорода. Хотя это и так каждый знал. В небольших уездных городках редко что-либо менялось со временем. Металлические перила, от которых почему-то всегда било током, отбрасывали тень, частный сектор блестел оцинкованными крышами, обещая жаркий день, сумка на колесиках катилась, я шел к месту остановки второго вагона. Это имело практический смысл. Контроль билетов. Второй вагон проверялся уже ближе к областному центру, и, если высадят, то всегда можно было добраться до пункта назначения на городском автобусе. Кто-то, конечно, покупал билет в кассе, кто-то надеялся выйти до того, как настигнут контролеры, но основная масса людей готовилась «перебегать». Сборщики денег входили в вагон и громко объявляли: «Готовим билеты и проездные документы!» Народ вставал с насиженных мест, устремляясь в тамбур. На ближайшей остановке толпа вываливала на платформу и бежала в противоположную сторону три-четыре вагона. Женщины-контролеры, естественно, обратно не возвращались, потому как проверять у всех повторно билеты можно было до бесконечности. Не «перебегали» женщины с маленькими детьми, пенсионеры, прочие личности с велосипедами или тележками, продавцы газет и мороженного, новоиспеченные «барды» и сотрудники транспортной торговли (по факту, продавцы ерунды от овощерезок до лейкопластырей). Когда моя сумка была пуста, я, как все, экономил. Когда ехал с товаром – наслаждался летними видами из окна и стремительно бегущей толпой. Тревога в лицах, автоматические двери могли захлопнуться перед самым носом.

Электричка была наполнена людьми и утром, когда большинство ехало на работу, и вечером, когда все возвращались домой, и днем, когда, казалось бы, расписание не располагало к удобству. Несли свою вахту продавцы газет, мороженого, исполнители песен, чаще всего на военную тематику (лучше подают) или «барды» толкали в свет свое собственное творчество.

Мне нужна была предпоследняя остановка, которая как раз доставляла к продуктовым складам. Промзона. Сортировочная станция, шоссе, чуть далее – продуктовые склады, где товар можно было приобрести мелким оптом. Я знал фирмы, прайс-листы, поэтому не тратил много времени на поиски, быстро забивал сумку маленькими фасованными пакетиками: перец душистый горошком, перец черный горошком, черный молотый, красный молотый, лавровый лист, гвоздика, кориандр, мускатный орех и другие. Маленькие фасованные пакетики удобно было размещать на небольшом прилавке. Домохозяйки были рады, что в одном месте можно было купить все необходимое для закрутки урожая в стеклянные банки.

Я начинал с торговли спичками, и уже через месяц ассортимент вырос до тридцати – сорока наименований. Ощутил как тяжело зарабатывать первоначальный капитал. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году не было кредитов, бизнес-планов, доступного Интернета, сотовых телефонов, без чего не мыслим сейчас ни один стартап, приходилось вставать в пять утра и подрабатывать грузчиком на рынке, если повезет, то продавцом по найму. Присматривался к ассортименту, думал, какую нишу можно занять. Спички. Нужны всем. Захватил со склада, на пробу, пока ездил грузчиком, после работы продал за час. Вырученные деньги пустил в оборот, добавил зарплату, во второй раз взял три большие коробки. Пришло время расширять ассортимент, потому как продавать по пять-семь коробок не получится. Понял, что товар должен был быть сезонным, потому как первого сентября все равно надо было идти в школу. Добавил пластиковые пакеты, такие, что с красочными рисунками, они тоже быстро расходились и были компактными для перевозки со склада. Заметил, что на рынке не торговали удобной «мелочью»: тетрадками, блокнотами, шариковыми ручками, супер-клеем, скотчем, губками для обуви и другой китайской «лабудой».

Самое удобное место, где можно было затариться «лабудой» – ларьки в районе вокзала. От промзоны полчаса на автобусе или одна остановка на электричке.

Сумка на колесиках была наполовину заполнена товаром (специями), и я снова стоял на железнодорожной платформе. Сортировочная станция, середина буднего дня, с горки спускали вагоны, которые разъезжались по разным путям. В ярких оранжевых жилетах ходили составители поездов, диспетчер что-то объясняла по громкой связи. Вспомнилась заметка в городской газете, как одной служащей отрезало вагоном ноги, когда та перелезала под составом, чтобы сократить себе путь до конторы.

На вокзале было жарко, хотелось сразу нырнуть в прохладный переход, который поворачивал в самую гущу ларьков. Район представлял преимущественно частный сектор, много домов переделали под мини-магазины: «Одежда для всех», «1001 мелочь», «Цветы». Товар прибывал, естественно, с более крупных рынков Москвы. Из «Черкизона» в «Черкизон» поменьше. Выходцы с Кавказа активно скупали недвижимость у спившихся, ремонтировали, приспосабливали под мелкий бизнес. Близость Центрального рынка, Универмага, Автовокзала, МакДоналдса. Людские потоки сходились на площади, творя революцию потребления. По мере приближения к реке магазинов становилось меньше, чувствовался дух старой купеческой слободы. В полуразрушенных строениях можно было угадать очертания складов начала девятнадцатого века. Высокие четырехугольные крыши бывших контор, покосившиеся металлической ковки ворота напоминали о зажиточности хозяев. Короткие и широкие улочки были приспособлены для быстрой доставки товара с реки.

Ближе к вокзалу стояли железные ларьки: продукты питания, одежда, ювелирные изделия, обувь, нижнее белье, сигареты, канцтовары, бытовая химия, мигающая на все лады электроника, видеокассеты, чебуреки, спиртное. Желтые, синие, серые с зарешеченными витринами и маленьким окошком посередине. Горы мусора, пустых коробок, целлофановых пакетов. Ларьки работали круглосуточно и зимой, и летом, потому как продавцы предпочитали жить прямо в них.

Я добирал товар и снова шел на вокзал. Снующие люди, пыльные ряды, душный день – мало удовольствия. И целью моего движения была приятная прохлада вокзала, второй этаж зала ожидания, где располагалось небольшое кафе с отличным разливным пивом: «Букет Чувашии», «Тус». Можно сказать только ради этого я и ездил за товаром. «Вкус и аромат сброженного солодового напитка с мягкой хмелевой горечью, нежным фруктовым и хмелевым ароматом и легким дрожжевым оттенком. Сварено по классической технологии из отборной пшеницы, светлого ячменного солода и лучших сортов хмеля», – информировала надпись на фирменном буклете. Я заранее покупал билет на электричку, чтобы полтора часа наслаждаться хмелевым ароматом и легким дрожжевым оттенком. После первой кружки сразу заказывал вторую, садился за круглый столик. Краем глаза, со второго этажа, поглядывал на вокзальных бомжей, таксистов, стойку игровых автоматов. Посетителей в кафе было немного, свободных мест предостаточно, это ближе к вечеру, когда поедут с работы люди, появится очередь, дополнительные стулья, суета. Днем же все было по «фен-шуй». Иногда брал сухарики или соленый арахис, чтобы сидеть было не так скучно, покупал в киоске прессу, чтобы быть в курсе проходящего во Франции чемпионата мира по футболу. Иногда покупал красочный журнал с автомобилями. Мечтал, как все, о японских «тачках».

Развлечений летом в маленьком уездном городе не было, и неожиданно отец моего приятеля собрал и установил двигатель в свою «ласточку» – Газ-21. Мы лежали с Серегой под двадцать первой Волгой и пытались приладить глушитель к выхлопной системе. Товарищ выкрал ключи от гаража, пока его родители были на работе. Ездить без глушителя – моветон.

И вот я лежал под автомобилем и наматывал асбестовую нитку на выхлопную трубу, мерзли руки, пачкались рукава куртки о грязное днище автомобиля, да и вообще, почему-то ничего не получалось. Серега раскручивал гайки хомутов. Труба была сконструирована впритык, и неудобное лежачее положение не позволяло нормально ее приладить. Помню, что я даже подумал бросить это занятие и просто покататься еще немного вокруг гаражей, но Серега не сдавался, собираясь вечером совершить авто прогулку по городу и району. Деньги на пол бака бензина имелись, отсутствовали только права и документы на транспортное средство. Но жажда скорости заставила нас приложить усилия и устранить неполадки в выхлопной системе. Серега с улыбкой и грязными руками пробрался на передний диван авто и повернул ключ зажигания. Мотор заработал бесшумно, ровно, как и должно было быть.

Я не умел ездить на автомобилях с рычагом переключения передач на руле – не понятно где первая, задняя и все остальные, выжимал сцепление, а товарищ втыкал нужную, в зависимости от набранной скорости: «Серега – третью, Серега – четвертую, Серега – нейтраль, Серега – первую». Автомобиль несся по дороге, ведущей из города. Мы ехали, в общем-то, в никуда.

Не было никакого определенного маршрута. Лишь бы гнать на предельной скорости, сотку (магическая цифра), а то и больше, лишь бы не останавливаться. Я приоткрыл боковое окно, выставил локоть и поигрывал спичкой в зубах, ветер трепал волосы, ровный асфальт дороги был пуст, бежевый ретро-автомобиль – все как в американских фильмах. Щемило сердце от нечаянной свободы, казалось, что как раз и едем к той самой американской мечте (хотя мы и не знали какая она), и не надо будет в сентябре идти в школу, делать домашние задания, слушать учителей и перед кем-либо отчитываться. Скорость символизировала свободу. Морально мы были готовы к встрече с ГАИ, родителями, директором школы и самим сатаной, и это не особенно волновало. Ничтожным представлялось все, кроме «драйва». Мечта была осязаема – мы покорили автомобиль, осталось только заработать денег и купить свою «Тойоту». Впереди показалась заправка, и я включил правый поворотник… Объявили мою электричку.

К одиннадцати часам в тенте «Газели» становилось невыносимо душно. Желтая, выцветшая на спине футболка «World Cup Championship» прилипала к телу. Полуденное солнце играло на стеклянных боках бывших в употреблении бутылок, раскидывая солнечные зайчики по гаражу. Пот, стекающий по лицу, мешал работать, его то и дело приходилось вытирать пропахшими пивом перчатками. Чтобы хоть как-то отвлечься, я думал о Чемпионате Мира по футболу, о блестящей игре Рональдо, о сборной Франции, где, как оказалось, чернокожих игроков было больше половины, о нашей команде, которая, как всегда, не попала на главный турнир лета. Вечером по телевизору собирались транслировать четвертьфинал: Нидерланды – Аргентина, игра обещала быть напряженной – Патрик Клюйверт против Габриэля Батистуты.

К восемнадцати часам работа по переезду из гаража в гараж завершалась, надо было ехать на основную – объезжать районы уездного городка и сворачивать точки по сбору бутылок, снова грузить стеклотару в полихлорвиниловые мешки и пластиковые ящики. Летом сдавали в основном «чебурашки» из-под пива, водочные, чекушки, шампанское шли по весне, зимой. Точки по сбору стеклотары располагались в людных местах, чтобы прохожие видели и знали, как можно немного сэкономить. Периодически приемщицы перемещались из района в район, чтобы охватить как можно больше жилых домов. Со сбором точек мы управлялись за час-полтора. Снова везли бутылки в гараж, разгружали, сортировали мешки, заталкивали пластиковые ящики и банановые коробки, которые тоже удачно подходили для хранения и перевозки стеклотары. Новый гараж был заметно меньше предыдущего и, чтобы отвоевать место для свежеприбывшей партии, приходилось все время что-то передвигать, утрамбовывать, перекладывать, это напоминало сбор пазлов. Периодически коробки падали, мешки скатывались, а пластиковые ящики раскалывались под тяжестью наваленного, неровный грунтовый пол нервировал, а крыша, через которую проникало много солнечного света, предрекала сырость, горы мокрого картона, лужи в случае дождя. Но, к счастью, стояла жаркая сухая погода.

Затем мы ехали домой, на ужин. И после приема пищи шевелиться вообще не хотелось. Я ложился на диван у вентилятора и вяло переключал каналы телевизора. Ничего интересного, игры чемпионата шли вечером, около десяти часов. День кончался, и ничего с этим поделать было нельзя.

За пол лета так ни разу и не искупался на озере, в то время как одноклассники проводили там каждый день, играя в волейбол, карты или просто загорая на песке. В какой-то момент дошла мысль, что при существующем режиме работы, схожу на озеро только осенью. Именно так и случилось, купальный сезон открыл в конце сентября. Гулял с собакой после школы, вдоль железнодорожных путей, через сосновый бор. Озеро. Скидывал куртку, джинсы и лез в воду. Собака отчаянно лаяла, но в итоге тоже плыла рядом. На берегу никого не было, камыш, как в книжке с японскими стихами, немного ветра, электричка, проносящаяся по насыпи.

Глава: Оккультный офис

Я сидел на работе за ноутбуком и готовил сводный отчёт о командировке. Количество отремонтированных радиостанций, спектрограммы, данные об измерениях параметров. С начальницей сервисного центра Натальей мы были в крупной ссоре, хотя редко с ней пересекались, находясь в разных регионах. Командировки, график очень плотный. По приезду в офис всегда было много бумажной работы – авансовый отчёт для бухгалтерии, сводные таблицы, протоколы в радиочастотный центр. Пообедать некогда, не то что разводить конфликты. Но в один из дней мой коллега Игорь ушёл в отпуск по случаю рождения второго ребёнка, и мне пришлось ехать в Сургут на местное отделение фирмы с Натальей. Спутнице было за сорок, жила до девяностых в Казахстане, потом переехала в Центральную Россию. Она имела двух дочерей, одна из которых жила в Индии, вторая училась в школе милиции. Рабочие отношения, ничего особенного, ежедневные проблемы – жильё, питание, распорядок дня, приоритетные задачи. Когда ты только приехал на место, когда в деле, то не время ругаться, доказывать что-либо друг другу, с удвоенной энергией погружаешься в работу.

Сургут. Река Обь, холодная даже летом. В первый же выходной я отправился погулять по городу, погода стояла солнечная. Мне как раз исполнилось двадцать пять. Наталья осталась в номере гостиницы, отдыхала у телевизора. Я же – искал новых впечатлений, да и не хотелось сидеть на одном месте в свой день рождения. Поехал в центр и попал на праздник к хантам (народность Западной Сибири). На территории краеведческого музея стояли чумы, женщины в национальных одеждах за деревянными лавками продавали снадобья, ягоды, сувениры. Вели хороводы дети. Мужчины собрались около водоёма на состязание – в узкой одноместной пироге необходимо было преодолеть расстояние. Все просто: кто первый придёт, тот и победитель. Пятьдесят метров туда, и пятьдесят метров обратно. На воде дежурил катер с аквалангистами – ханты не умеют плавать.

Я подошёл к одному из столов и удивился кукле «Барби», переодетой в национальные одежды хантов. Девушка, двадцати пяти лет в цветном сарафане, низкого роста, полукровка, тёмные волосы, тёмные глаза, протянула мне пластиковый стаканчик с тёплой ароматной жидкостью – лесные травы. Было в моих движениях, жестах, что-то из современного мира с ворохом нерешённых проблем, противоречиями, негармоничным содержанием, бесконечным стрессом, я выпил приятное снадобье и расслабился.

Все ушли на состязание, мы были одни. Я посмотрел куда-то в сторону и спросил: «Как тебя зовут?» «Нэ», – ответила она, как будто ожидая моего вопроса. Это только потом я узнал, что Нэ на их языке и означает «девушка». «Хочешь, покажу чум?» – спросила Нэ. «Покажи», – ответил я. На ровной площадке, недалеко от столов стояли чумы. Два закрытых и один открытый. Мы пошли к закрытому. Проникли внутрь, она завязала на кожаную верёвочку вход. Там было темно, и мои глаза не сразу привыкли. Прошло около минуты, сквозь возвращающееся зрение я разглядел, что Нэ, уже обнажённая, расстилала в дальнем углу одеяло. Я слегка растерялся – кругом непривычные вещи, совершенно несвойственные двадцать первому веку, шкуры, узлы с каким-то «барахлом», голова медведицы, в центре – очаг.

– Иди ко мне, – сказала Нэ.

Я перешагнул центр жилища, чуть пригнувшись, чтобы не задеть висящие справа шкуры. Было примерно понятно, чего она от меня хотела: