скачать книгу бесплатно
…И наконец – самая-самая, утренняя, ранне-утренняя искренность, само-искренность.
Ведь я ходил… к себе, к себе!
За вариантом-то…
…Милая, милая…
«Кто вы?» – В самом деле: я для всех, как тот исследователь для папуасов, – «человек с Луны».
Глава восьмая
…Глаза, глаза, глаза.
Передо мной – как бы глаза…
Одни глаза… без лиц!..
Много, много глаз…
И все – одинаковые!..
Я – им, глазам:
–– Поэт написал стихи. Во время государственного заседания. А уходя, листок со стихами так и оставил на столе. И кто-то уж другой листок этот подобрал и стихи те спас.
Глаза, все разом, на это мне – как бы хором пёстрым, но бодрым и требовательным:
–– Ну и что с того?
Я – глазам:
–– Не зря же он писал.
Глаза все:
–– Выходит, не зря, если ты так о том толкуешь.
Я – им:
–– Нет-нет! Я не об этом. Я сообщаю вам, собственно, не о том, где вот он писал, где оставил… А о том ставлю вас в известность, что он писал не для вас.
Те – все:
–– Эхе, ну так нечего было и болтать!
Я же – словно уже ничего не слыша и ни к кому не обращаясь:
–– Он писал для Бога. А я, если на то пошло, сообщаю вам, по сути, о том… что и ваши все мысли, ежели, конечно, они, мысли, у вас есть, и чувства все ваши для Бога.
И на это уж от глаз – молчание. Невнятное… непонятное… нетолкуемое…
–– И ваши все действия и поступки не зря. А известны. Известны!
Глаза, все разом, – как бы затуманились, полузакрылись…
Мне сделалось – холодно, печально…
Так как я тут – наконец-то разглядел.
Глаза все эти – это толпа, и большие, и малые, народ: буквально – народившиеся, на-род…
Я потряс головой.
Я – одинокий, одинокий!
…И – очнулся.
От этого наваждения.
Такого явного.
И такого… нужного!..
Пусть оно и от моего теперешнего переживания.
А одиночества – нет, не бывает.
У меня не бывает.
Я же – часть.
Я же – счастлив!
Вот же, вокруг меня – невидимое Невидимое.
…Ну, а все?
А все-то как раз и одиноки. Потому, от страха, они и толпятся, и тусуются… и обнимаются, и паяются, и всячески иначе томятся.
Читатель…
Нет, от этого звания и впредь не откажусь. – Попросту не суметь.
А раньше я был читатель – ещё пуще.
Тогда, лет с шестнадцати, старшеклассником, и лет до двадцати шести, до конца вуза, – тогда я… видел каждую букву текста… как написанную только что… чуял запах тех, что пролились, ещё не просохших чернил… слышал усердное сопение… ощущал, наконец, вектор и силу – силу и вектор – и предел! – дерзновения человека живого!..
А теперь – нынче с полстраницы сходу и вмиг вижу его уровень – и творца, и человека – дерзновения.
Или даже – как я сам недавно выразился – вижу, что прилажен с дуру, дым за ракетой: отсутствие хоть какого-то уровня.
Гении наши те многотомные – во все два прошлых века. – Да, и славные, и исторические, и вечные. – Но именно – после них… именно после них – и начались мировые войны и революции…
Что, что они – не сказали?..
Не смею вымолвить: что они такое огнеопасное и заразительное сказали?..
А только так: что такого особенного – они не сказали?..
…Я заметил, что только увидев её… лишь впервые увидев её – стал говорить, говорить с другими…
Ну, с соседкой, с торговкой на рынке…
А то всё ведь молчу.
…Чего, дескать, и с кем говорить; лишь гляну – сразу видно: этот – книг вообще не читает… этот – хоть и читает, но, скорей всего, не классику… этот – хоть и классиков, однако отнюдь не их письма… а этот – хотя, может быть, даже и письма, да уж никак не комментарии к ним!..
…Притом говорить начал – странно.
Притом – явно с понятной перспективой…
Заметил ещё, что с этих же дней, как вижу её, я стал спешно – и в речах тех моих, и, один, в мыслях моих – ревизировать… сверять, проверять… мои, что называется, убеждения.
Притом высказываю их – как бы впервые…
Да просто не было случая – и не было слушателя! – чтобы их изречь.
Когда теперь… идти?..
Когда теперь мне идти?..
Ага! – Не говоришь: к ней…
Да, «к ней» не выговаривается. Само-то по себе – и не выговаривается.
Но зато – «когда», «теперь»…
Значит, прежде всего – суждено и обречён… Значит, далее, нужно решить только, когда…
И при этом – как… далеки!
«Мы» – тем более не проговаривается.
А ведь были – лицом к лицу… и на вытянутой руке… и дважды…
И не стали ближе ничуть.
«Ближе»…
Это словечко – по отношению к ней, к такой, – кажется просто вздорным.
…Однако я, пожалуй, всё-таки тронул её…
Её, правда, ум, её ум…
Не сердце, не сердце…
Но – ей, значит, так было и нужно!
Недаром же я, вблизи её, только и доверяюсь и поддаюсь – даже не интуиции, а одному моему чутью.
И, странно не странно, нет во мне даже того соображения – единственно, казалось бы, логичного: понравился или не понравился?
Не тронул, выходит, а задел.
Что-то в ней задел.
Что?.. Что?..
…Идти нужно теперь не завтра, а послезавтра, через день. День нужно пропустить.
Надо, чтоб она – такая! – не ждала, нет, это скучно… Обоим бы скучно… А – вспоминала. И чтоб было на воспоминание – время.
Сам же, в самой тайне моей тайны, невольно и бесконечно гадал: что же я буду ей теперь говорить?..
Что будет самого говориться?..
Уж несколько лет тому, как я решил… ждать лишь любви.
Негоже человеку – нет, не одному, а негоже ничто – без любви.
Ещё говорят: в жизни, мол, надо: построить дом, родить сына, посадить дерево…
И всё?!..
Срубил-родил-посадил – и отстрелялся?..
Но это всё, по мне, – само собою.
И с этого – только бы начинать и начать.
Вернее, начать – с вопроса: всё это – ради чего?
Так – ради чего?
Только лишь – ради любви.
Которая – Любовь.
