скачать книгу бесплатно
Вскоре Трезор подал голос снова. Гера не забывал прежний урок, помнил, что к поведению кобеля стоит относиться более чутко, заспешил на лай. К речке подступал рукав мохового болота, на край болота Гера и вышел. Трезор стоял под оторвано росшей от других деревьев сосной, повернувшись к ней задом, взлаивал, глядел на появившегося хозяина, действовал так же, как в предыдущие разы.
Лаял пес не впустую, на нижней сухой ветви сосны сидел глухарь, свешивал голову и с интересом рассматривал четвероного с загнутым баранкой хвостом, видимо, удивлялся странному поведению собаки, которая лаяла, а на верх не смотрела. И на этот раз Гера выстрелил, хотя до глухаря метров сто, даже больше, продолжала сказываться привычка охотиться хулигански, стрелять впустую, а знал, что бесполезно пытаться убить птицу на такой дистанции, улетит. Лишь запоздало, постояв, с досадой оценивая ситуацию, он сообразил – нужно было подходить к болоту осторожно, заметив птицу отступить в лес, мог подобраться к глухарю на расстояние надежного выстрела, пора охотиться осмысленно, иначе вскоре есть будет нечего.
Через какое-то время Трезор залаял зло и азартно. Признавая свои прежние промахи, помня появившееся желание охотиться не как раньше, Гера заставил себя действовать собранно.
И он обнаружил, пес загнал кого-то под речной крутой склон и не позволял убежать. На реке в этом месте плес, практически без течения, вода покрылась льдом с берега до берега, по середине реки красовалась дыра во льду, и Гере стало ясно – из этой дыры выбралась норка или выдра, Трезор зверя обнаружил, не позволил к дыре вернуться. Зверек издавал сейчас злобные шипящие звуки, отпугивая собаку, показывая, что готов себя защищать.
В склоне берега было углубление, в этом углублении и таился зверек. Опустившись на колени и оттеснив пса, Гера разглядел коричневатую шерсть. Захотелось не мудрить, выстрелить, да сообразил, что голову зверька он не видит, попадет непонятно куда, дробь порвет шкурку. Держа двустволку в правой руке, Гера левую руку сунул вперед, ухватился пальцами за шерсть и начал зверька вытаскивать. Он почувствовал, как тот впился зубами в кисть, и хотя боль обожгла, однако вытащил сопротивлявшегося наружу, да не удержал, разжал пальцы. Оказавшись на воле, освобожденная выдра бросилась прочь. Трезор схватил зверька за зад, задержал, но тут же отпрянул, потому что выдра обернулась, попыталась в свою очередь укусить собаку. Гера имел возможность выстрелить в выдру, когда та снова устремилась к дыре во льду, да из-за спешки забыл передвинуть на двустволке предохранитель.
Из-за расстройства возникло желание ударить двустволку о лед, но не оружие виновато в неудаче, незачем калечить. Пес оказался молодцом, нужно было похвалить собаку, так и этого не сделал.
Кисть была прокушена сильно, кровь лилась обильно, перевязать нечем, попытался остановить кровь, зажимая рану другой рукой, да понял, лучше спешить к избушке, где бинт, йод, только сейчас сообразил, что медицинские препараты надо таскать собой, чего никогда не делал, охотясь под Угличем. Бинт, йод убедил взять дед.
Торопясь вернуться к избушке он держал руку поднятой, надеясь, что кровь начнет густеть.
Ждало следующее невезение – Трезор умудрился попасть в орудие лова, установленное на бобров. От боли и страха пес одурел, прихватил и без того поврежденную руку нового хозяина, когда тот разжимал дуги капкана. Потом Гера подзывал пса, намереваясь осмотреть рану, немного приласкать, да тот захромал прочь на трех конечностях.
Возле избушки поджидала главная неприятность: кто-то приходил, судя по оставленным на снегу следам. Больше всего насторожило, что пришелец кружил вокруг избушки, даже не приблизился к двери, оценивал ситуацию со стороны. К чему такая партизанщина? Егерь так бы не действовал. Пройдя немого по чужому следу Гера выяснил, что пришелец явился из глубины леса, и туда же убрался. Следы маленькие, человек невысокого роста. Поразмыслив, Гера пришел к выводу, что незнакомец тоже промышлял без путевки, не заключал с конторой договора, и ему незапланированная встреча с неизвестным человеком ни к чему, вот почему осторожничал.
Уже сидя в избушке, перевязав укушенную выдрой руку, Гере захотелось встретиться с неизвестным, договориться. Если тот действительно пришел в эти места промышлять, то можно поделить окрестности на два промысловых участка и не мешать друг другу, претендовать на все площади нереально, и не умно. Гера человек компанейский, появилась мысль вообще с незнакомцем объединиться.
Вот только предчувствие у Геры появилось, что напрасно строит приемлемые планы на будущее, у неизвестного намерения нехорошие, поэтому партизанит, встреча с ним будет скверной, и пришельца надо ждать в любой момент.
Дверь избушки Гера на всякий случай запер, просунув палку между дверной ручкой и дверным косяком, хотя никогда никого не боялся, сейчас думалось, если так не запереться, то незнакомец неожиданно вломится с агрессивными намерениями, Гера ружье не успеет схватить, чтоб себя защитить. В этой глухомани нападавший мог не опасаться, что его изловят, преступление раскроют, если через какое-то время дед забеспокоится, пошлет сюда людей, так они заранее будут думать, что пришли впустую, лишь изобразят, что ищут пропавшего человека. Тем более Гера здесь чужой. Случившееся вообще могло остаться незамеченным, дед о пропаже гостя промолчит, психологию староверцев сложно понять, дед решит – Бог забрал пришлого охотника, вмешиваться нельзя.
Пса в избушку Гера пустил, пожалел хромого.
На следующий день он лечил укушенную выдрой руку, о партизанившем возле избушки человеке помнил и продолжал его опасаться. К счастью для себя он начал вспоминать ветеринара Лену, и эти воспоминания отвлекали от нехороших мыслей, неожиданно возникшие к девушке чувства не утихли на промысловой охоте, не сожалел, что вызвался девушку проводить и отнести тяжелую вещь, когда ей дали на время ручную швейную машинку.
Лена шла тогда быстро, похоже умышленно, Гера едва успевал за ней, перекладывал ношу из одной руки в другую, под ногами слякотно, и под ноги приходилось смотреть, свет горел не во всех избах, темнота, местами продвигался ощупью, было не до заигрывания с девушкой. Подошли к очередной ограде. Лена остановилась, сухо поблагодарила, хотела забрать машинку, однако Гера не отдал, у него другие планы. До этой минуты он надеялся, что девушка разыгрывала недоступность, чтоб по деревне не поползли кривотолки, ее поведение изменится, едва останутся вдвоем, выходит, немного ошибался.
– Что ты такая настороженная? Раз я вызвался помочь, то дотащу агрегат до конца. Покажи, как живешь
– Время позднее, вам пора возвращаться.
– Всего девятый час. Время детское. И самое подходящее для амурных дел.
Сказав эти слова, он потеснил девушку, открыл калитку, зашел на участок, прошагал к дому. При общении с женщинами Гера привык действовать бесцеремонно, решительно. Дом был прежде обычной бревенчатой избой, переделан, кровля новая, пристроена застекленная терраса, напротив горел уличный фонарь, можно было оценить обстановку. Опять не ожидая приглашения он поднялся по лесенке из пяти ступеней, открыл дверь, зашел на террасу. Дверь не была заперта, Лена забыла запереть из-за спешки, уходя оказывать ветеринарную помощь, или в таежной деревеньке считали, что бояться некого. Открыв следующую дверь, он вошел в сени. В темноте он не смог найти дверь в комнату. Она, догнав его, включила электрическую лампочку, приказала, показывая на пол возле двери:
– Оставьте машинку здесь.
Он выполнил приказ.
– Спасибо, – поблагодарила она.
Казалось, забывая о его существовании, она, поставив на пол сумку на молнии, стала снимать городские сапожки; и в таежной глуши модничала, обула стоявшие здесь тапочки, после чего дверь в комнату открыла, зашла, дверь тут же за собой закрыла, давая понять помощнику, что с ним простилась.
Она не на такого парня напала, уходить Гера не собирался, снял болотные сапоги, верх которых был подвернут, тоже зашел в комнату, в носках.
Она успела повесить на вешалку возле двери теплую тужурку, стояла возле круглого стола, обернулась и не очень хорошо глядела на него, сжимая губы, однако молчала.
– Неплохо живешь, – оценил он обстановку, видя приличную мебель, тюлевые занавески на окнах.
– По-моему, я с вами простилась, – сухо сказала она.
Будто этих слов не услышав Гера снял куртку, тоже повесил, после чего прошагал к софе, сел и смотрел на девушку. Она все больше ему нравилась, губы плотно сжимала, в огромных глазах суровость, джинсы облегали стройные ноги, бедра не узкие, фигура идеальная. Ну как такую не обнять! Однако он не в Угличе, об этом не забывал, нравы местных жителей ему не знакомы, решил проявить культурность, не нахальничать. Насиловать ее он не собирался, будет добиваться близости с ней, используя проверенные методы. Он и не имел опыта насиловать, все женщины отдавались ему добровольно.
Он продолжал глядеть на нее. Ей надо участвовать в конкурсах женской красоты, заняла бы первое мест. До сих пор он считал женщин вещью, о чем говорил деду, а сейчас… В нем просыпались какие-то странные неведомые чувства, скрывавшиеся до сих пор, захотелось не только физической близости с ней, захотелось чего-то большего, и думалось, что что близость будет не такой, е какой привык, будет необычной.
– Виктор его жена мне не понравились, деловые, показались скучными, поэтому и вызвался проводить тебя. Бутылку за работу не прошу, но должна мои просьбы уважать. Ты мне понравилась, признаюсь. Судя по всему ты холостая, живешь одна, мужа нет. Я готов выполнять сексуальные обязанности мужа. Если ты девственница, то от этого недостатка готов тебя избавить, и получишь удовольствие. Я обладаю мужскими качествами. И парень я видный. Или ты этого не заметила? Приглядись.
Сказав это, он побольше набрал в легкие воздуха, надул грудь.
– Ну как, Убеждаешься?
Он говорил то, что обычно говорил женщинам, добиваясь близости с ними, но начинал догадываться, что от прежних методов ухаживания за женщиной надо отказываться, с этой девушкой надо вести себя иначе, вначале надо разобраться, какие мысли у нее в голове.
– Что ты смотришь на меня неприветливо. Я с открытой душой. Хоть скажи что-нибудь.
– Вы примитив. У вас в жизни интерес – женщины, и, вероятнее всего, еще бутылка.
Ее высказывание удивило и оскорбило, враждебно сжал губы, исчезли странные чувства, которые стали овладевать им.
– Откуда ты это взяла? У меня что, на лице написано? До сих пор примитивом меня никто не считал… С женщинами ты не ошибаешься. А бутылка… Я выпиваю лишь в компании с приятелями, алкоголиком не был, и быть им не собираюсь.
Ему захотелось ее проучить. Он никогда не бил женщин, захотелось ее схватить, с силой сжать, заставить извиниться.
Он с софы поднялся. Стараясь ее не спугнуть он постарался изобразить на лице улыбку, и приближался к ней медленно.
Она, казалось, превратилась в камень, не отступала, жгла его своими большими глазами. Но едва он, подойдя к ней, протянул руку, намереваясь осуществить свое намерение, как она отвесила такую резкую пощечину, что Гера невольно отшатнулся, отступил на два шага, прижал ладонь к поврежденной щеке. Это уж слишком! Хотя он сообразил, что такая девушка начнет сопротивляться, а слабой она не была, ростом чуть ниже Геры, жила в таежном селе, физически постоянно работала, к тому же начнет кричать, едва ее схватит, зажать сразу рот вряд ли удастся, соседний дом рядом, свет в окнах был. соседи явятся сюда, и вообще не известно, что она потом предпримет, как потом станут, развиваться события, местные жители могли устроить самосуд, с ним расправиться, и в комнате находился здоровенный кобель, сибирская лайка, мог сразу вмещаться, защищая хозяйка, хотя у Геры и появились такие смысли, сообразил, что сильно рискует, но уже не в состоянии был сдерживать себя.
Видя, как изменилось выражение лица гостя, стало бандитским, она сообразила, что сейчас произойдет, сорвалась с места, схватить ее не успел, скрылась в смежной комнате. Он намеревался последовать за ней, не прощаясь со своим намерением, остановился потому, что зарычал кобель, догадываясь о замысле пришельца, показал зубы, на загривке вздыбилась шерсть.
Она тут же возникла снова, в руках у нее охотничья двустволка.
– Убирайся отсюда! – властно она приказала, держа двустволку на уровне живота, направляя стволы на Геру.
Он слегка опешил, видеть такое представление не ожидал.
– Убирайся! – повторила она приказ, и он услышал, как она передвинула на двустволке предохранитель
Было ясно, от такой решительной особы что угодно можно ждать, потом скажет – вынуждена была защищаться, разумнее отступить, от греха подальше, что он и сделал, начал пятиться, не спуская с девушки взгляда. Кобель намеревался кинуться на него, да она приказала собаке сидеть, пес подчинился.
Нет, он не запаниковал, не испугался, разум подсказывал, как следует действовать. Сняв с вешалки и надевая на себя куртку, он все же вначале не попадал руками в рукава.
Ему вдруг стало стыдно, что так позорно отступал. Открывать дверь он не стал, смотрел на нее. Она стояла с двустволкой в руках, решительная, стройная. Он смотрел на нее и… Он как-то видел на телевизору передачу, рассказывали о древних амазонках, правили народами, мужчины им подчинялись. Сейчас перед ним стояла амазонка современная.
– Ну ты и баба! – проговорил он. – Впервые встречаю такую.
Девушка начинала его восхищать. Он всегда неравнодушно относился к людям отважным, сейчас отважной была девушка, что восхищало вдвойне. В пацаньем возрасте он был шпаной, все окружавшие его девчонки самые обычные, некоторые его избегали, зная о нем больше, чем им знать нужно, хватало и таких, которых не пугало развязное поведение парня с бандитскими наклонностями, позволяли не только обнимать, такие не отказывались выпить купленное им вино, не выделялись и взрослые женщины, с которыми встречался после службы в армии, одни надеялись, знакомясь, выйти замуж, другие стремились гуляющему мужу отомстить. Он знал, есть женщины, служат в армии, принимают участие в горячих точках, подвиги совершают и в обычной жизни, Гера с такими знаком не был, и вот сейчас перед ним стояла девушка дерзкая, решительная, действительно амазонка.
– Ну ты и баба! – повторил он. – Честно признаюсь, когда я пришел к тебе, сел на софу и смотрел на тебя, то во мне пробуждались какие-то странные чувства. И действуешь ты решительно… Слушай, я, пожалуй, готов на такой, как ты, жениться. Не всю же жизнь мне ходить холостым. Я женщин знаю, не скрываю, но это так, баловство, а сейчас… Я водкой не увлекаюсь, сама в этом убедишься. Вообще в рот не возьму, если скажешь. Работать я могу, не надрываюсь только потому, что много денег одному не надо, о свободе больше думаю, а с тобой…
Он сам не понимал, почему такие слова произносил. У него, сторонника свободной любви, никогда мысль не возникала жениться при знакомстве и встречах с женщиной, сейчас им снова овладевали странные чувства. Видя, что она молчит, ему даже захотелось упасть перед ней на колени, доказывая искренность своих слов, но так поступить не мог, поступок получился бы унизительным, он парень гордый. И кобель, хотя сидел, подчиняясь приказу хозяйки, а агрессивные намерения не растерял, дыбилась на загривке шерсть, волком глядел пришельца, мог расценить поступок чужака по-своему и вмешаться. Гера сможет противостоять псу, но не хотелось быть покусанным и отправляться на таежный промысел в испорченном виде.
– Вон, – сказала она, однако сказала не приказным тоном, спокойно.
Уже выйдя на улицу он не ушел сразу, стоял, вспоминал свое поведение в комнате, и стал поражаться, пытался понять, что с ним произошло, предлагал жениться на девушке не ради обмана, чтоб добиться близости с ней, действительно им овладела какая-то сила, непонятно откуда взявшаяся, им руководила.
На второй день после неудачной охоты на выдру он перестал ощущать боль в укушенной руке и решил, пора серьезно заняться промыслом. Хромого пса он оставил в избушке, кость лапы была цела, повреждена лишь кожа, пес сам и повредил, из капкана вырываясь, заживет, тогда с его помощью может удастся кого-то добыть, хотя лодырь, а доказал, что работать способен.
В капканы, поставленные на бобров, никто не попался, за минувшие дни в этом месте на берег не выбирались. Неужели они настолько умные и чуткие, что решили не рисковать, обнаружив запах человека? Гера не верил, что такое могло быть, но факт оставался фактом, они не стали догрызать ствол осины, чтоб ее повалить.
Нырнувшего зверя он засек, когда уже прошел место, на котором он и Трезор едва не добыли выдру, вышел к сливавшемуся из леса ручейку, мешавшему воде в речке возле берега замерзнуть. В эту размываемую ручьем отдушину и нырнул зверь. Заволновавшись, Гера замер, стоял, смотрел. Он уже приобрел небольшой промысловый опыт охоты и почти не сомневался – зверя больше не увидит, уплывет, спрячется в норе. Однако усатая морда показалась снова, и тут же занырнула опять. Что-то мешала зверю уплыть.
Мешал тянувшийся от берега капканный поводок, он разглядел.
Он подошел к промоине ближе и выстрелил, когда выдра показалась в третий раз, метил в голову, хотя мог вытащить зверя живьем за капканный поводок, не хотел рисковать.
Да, это выдра, весом и размером с собаку средних размеров, лапы короткие, одну защемляли дуги капкана, между пальцами перепонки, хвост у основания широкий, его зверь использовал как весло. Мех – засмотришься! Ценный мех, дед говорил, стоит куда дороже меха норки или куницы, износу этому меху нет, до того прочная мездра. Радость омрачала мысль – выдра попала в чужой капкан, вероятнее всего в капкан приходившего к избушке пришельца. У Геры, человека компанейского, сохранялись остатки порядочности, даже будучи шпаной он хулиганил, всякое вытворял, но не воровал, и не только потому, что существуют другие пути получения денег, когда можно проявлять такие качества, как бесстрашие, дерзость, силу, была и другая причина: один из гражданских мужей матери оказался вором, причем трусливым, подлым. У этого типа была потребность воровать, приходил с чужой сумкой, притаскивал велосипед, через какое-то время продавал. Он тащил и из квартиры, что можно было незаметно унести. Когда Гера сообщал матери, почему пропала та или иная вещь, то гражданский муж… Нет, он не избивал семилетнего мальчика, оставшись с ним наедине, бить боялся, но мстил, и мстил подло – подкладывал в кровать лягушку, натирал пол сливочным маслом, чтоб мальчик под скользнулся, упал, и по-детски радовался, когда затея удавалась. Неудивительно, что Гера такого человека возненавидел, стал презирать и воровство. Как раз благодаря этому гражданскому мужу у мальчика помимо неприязни к воровству рождалось желание любому обидчику мстить, и вообще жить своей жизнью, подальше от матери, которой ребенок был не нужен. Так начал формироваться образ шпаны. Внешность этого мужа была неприметной, мать держала его вероятнее всего потому, что снабжал ее нелегальной водкой, создаваемой умельцами на тайно созданной ими фабрики, наливали в бутылки непонятно что, а этикетки приклеивали фирменные. Сейчас Гера стоял, держал добытую выдру за лапы и, негативно относясь к воровству, подумал: если пришелец появится, то, пожалуй, распрощаюсь с попавшей в чужой капкан выдрой.
Однако сказывалось, что Гера забрался на промысловую охоту, а до сих пор ничего не добыл, сплошное расстройство, иметь добычу очень хотелось, и через какое-то время пробудившаяся алчность оказалась сильнее прежних здравых мыслей. Скрывая свой успех Гера взвел пружины капкана снова, орудие лова установил у самого берега в воду, где, вероятнее всего, стояло прежде.
Вот только кровь из отстреленной головы местами окрасила ледок, и Гера так истоптал снег на берегу, что не трудно догадаться – следили не ради забавы, выдра попадалась, человек ее забрал. А тут еще он подумал, что незнакомый охотник выстрел услышал, мог сейчас спешить сюда, вот почему скорее затолкнул выдру в рюкзак и быстро зашагал, направившись в сторону к избушке.
Правда, пока шагал, то алчность постепенно отступала, Гера становился таким, каким его знали приятели, уже намеревался встретить незнакомца весело, сказать: «Взял твою выдру, иначе бы сбежала, благодарность должен мне объявлять. Забирай ее, но ставь бутылку, и по рукам», – хотя жалко было расставаться с ценной шкуркой. Незнакомец должен сказать спасибо, что его выдру вытащили, могла открутить лапу и уплыть.
Когда добрался до избушки, то по-прежнему не исключал, что незнакомый охотник ввалится в помещение, разгневанный.
По предположению Геры незнакомец приходил из деревушки Орендорская, находившейся в низовьях речки, ставил капканы и в деревушку возвращался, мог ночевать в тайге, обогреваясь возле костра.
Вот только удастся ли по-хорошему разойтись, задавал Гера себе это вопрос, партизанское поведение незнакомца продолжало не нравилось, указывало на то, что от незнакомца можно ждать что угодно.
Шкуру с выдры он кое-как снял, маленький опыт имел, однажды добыл лису, единственный его пушной трофей. Он ехал тогда на машине со знакомым пенсионером, с которым бывал на нормальных охотах, намеревались найти на Волге не успевшую улететь на юг чернеть, осень была на редкость продолжительной, и вдруг увидел возле дороги мышковавшую лисицу. Лиса прочь не пустилась и после того, как машина остановилась, подалась задним ходом, поняла, что нужно спасаться лишь после того, как увидела резво выскочившего из машины человека, который не стал обращать внимание на то, что сидевший на задних сидениях пенсионер его останавливал, охота на пушного зверя откроется через неделю. Хотя расстояние до лисы было порядочным, а Гера выстрелил, о дистанции не думая. И лиса завалилась. Однако через несколько секунд она поднялась, пустилась прочь; шальная дробина попала ей в голову, оглушила, так позднее объяснил пенсионер, эту охоту осудивший. Гера успел к лисе подбежать на расстояние надежного выстрела, добил. Шкуру с лисы он снял не очень умело, порезал в двух местах, но одолел, подсушил, натянув на развилку мездрой наружу, принес в контору, принимавшую пушнину, и услышал: шкура должна быть мехом наружу. Вернувшись домой, он шкуру вымочил в солоноватой воде, как ему подсказали, вывернул, снова подсушил, да раньше времени спрятал, поместив в целлофановый пакет, нести в контору было лень, долго лежала, начала пованивать, повесил ее на балконе, прикрепив к бельевой веревке, да прикрепил недостаточно крепко, шкуру поднявшимся ветром сорвало. Поздно пропажу обнаружив, он увидел, выйдя на балкон – во дворе со шкурой расправлялся бульдог, живший в соседнем доме. Гера во двор выскочил. Бульдог успех отгрызть у лисы хвост, шкуру извалял. Гера чуть не прибил кобеля, стал ругаться с хозяином бульдога, а что толку, сам виноват, что шкуру упустил. Он забросил шкуру на шкаф, валялась там, когда достал, то обнаружил – моль шкуру изъела.
К вечеру запушился снег, мягко оседал, должен бы прикрыть следы на месте возле ручья, где Гера добыл чужую выдру. Хромой кобель наблюдал, как хозяин забирался на чердак, благо в бревна стены вбито пара скоб, за них можно было хвататься, прятал шкуру. Не знал кобель, что хозяин решил при встрече с неизвестным утверждать, что в сторону Орендорская он не ходил, ничего не видел, никаких шкур у него нет; снова пробудилась алчность, ему не свойственная, надумал отстаивать свое право на сворованную добычу. И попробуйте его разоблачить! Спасибо новому снегопаду, заметал следы, давал возможность хитрить.
Утром на следующий день Гера разжег под каменкой огонь, кипятил воду, заварил чай, съел несколько кусков хлеба с сыром, дал пару кусков хлеба и кобелю, осмотрел у кобелю лапу.
– Легко отделался. Несколько дней лоботрясничаешь, и погоню работать, продуктов у нас совсем мало, думал дичь с лихвой настреляю, безлюдно тут, глухомань, оказалось не так.
Он с кобелем посоветовался:
– В какую сторону мне податься? Пожалуй, надо пойти в сторону Орендорская, осмотреть другие чужие, до которых не добрался. Я поругивал себя за то, что взял чужую выдру. И напрасно. Моя выдра, законная! Я так и буду говорить этому олуху, если каким-то образом выяснит, что выдра у меня, станет предъявлять претензии. И как выдру отдать? Вдруг больше ничего не изловлю, пустым возвращаться не хочется. Ехал сюда и был уверен – вернусь в Углич с мешком пушнины, а дело оказалось муторным. Деду я признался, что в промысловой охоте не асс, и все же был о себе лучшего мнения, чем сейчас. Характер меня подводит. Мог бы успеть купить нужные книжки о промысловой охоте, или у кого-то достать, почитать, а я… Мастер обо мне говорит: «Ты трали-вали». И где такое слово вычитал? Смысл слова – нет у меня к делу необходимой серьезности. Я и сам об этом знаю, и дед этот недостаток во мне заметил. Запросы у меня не ахти какие высокие. Вот и сейчас добыл одну шкурку, и хорошо. Я на этот раз лишь осмотрю чужие капканы, чужую выдру не возьму, если попалась, надо набраться опыта, увидеть, где капканы ставят.
Вслух делясь мыслями Гера поглаживал Трезора. Тот положил башку на колено сидевшего на нарах хозяина, может не слушал, только просил ласку.
Кобеля он оставил в избушке.
Он подходил к вчерашнему месту, где своровал выдру, никого не видя, ничего не подозревая, когда возле носа со свистом пронесся длинный предмет. Гера запоздало отшатнулся назад.
Что за чертовщина!
Оказывается, на раскидистой сосенке укрепили самодельный самострел, лук с натянутый тетивой и вставленной стрелой, от самострела по земле в сторону речки протянули бечевку, Гера задел бечевку ногой, самострел выстрелил. Стало ясно, неизвестный охотник понял, что его выдру украли, и предупреждал: не тронь мои орудия лова, иначе… Будь стрела с металлическим наконечником, то могла убить, попав в голову.
Гера почувствовал, как у него от негодования закипела душа, захотелось немедленно увидеть партизана и с ним разделаться, быстро зашагал вперед, уминая сапогами продолжавший падать снег. Одновременно дерзкий поступок неизвестного озадачивал и призывал не поддаваться эмоциям, быть осторожным.
Речка сделала поворот. В давние времена лес по берегам вырубали, сплавляли по речке, оставляли деревья листовые и хилые хвойные, берега в некоторых местах заросли лишь кустарником, тоже препятствовал дальнему обзору. Только зайдя за речной поворот Гера увидел на открывшемся пространстве человека, проверял капканы или ставил новые, из-за расстояния разобрать сложно. Гера выстрелил в воздух, приказывая стоять, успел успокоиться, собирался не таясь идти к незнакомцу, чтоб тот понял – хотят не расправляться с ним, а вступить в переговоры. Отдавать выдру он теперь тем более не собирался, здраво рассуждал: он забрал выдру, его чуть не убили из самострела, значит квиты, – намеревался на будущее заключить приемлемое для обоих соглашение.
Однако незнакомец думал иначе, проворно полез наверх по склону, в кустарнике скрылся.
Продолжая продвигаться берегом в нечастых кустах, подходя к месту, на котором исчез незнакомец, Гера вдруг увидел, как с разлапистых веток одного их кустов посыпался снег, высунулся ствол ружья.
Он успел повалиться. Выручила армейская закалка, не потерял полностью сноровку, хотя демобилизовался четыре года тому назад. Заряд пролетел над головой. Хотя партизан, возможно, только пугал, в человека не целился, однако не следовало исключать, что вторым выстрелом могут убить, Гера перевернулся на спину, откинул двустволку в сторону и покатился, переваливаясь с боку на бок, уминая телом снег, покатился в сторону брошенного ружья, опять выручало армейское учение, в рюкзаке два капкана, врезались в спину, на боль не было времени обращать внимание. Оказавшись за кустом он какое-то время лежал, прислушивался. Смешанные чувства овладели Герой, возмущение и желание прибить мерзавца, но была и растерянность, такой наглости не ожидал. Приподнявшись, он стер с лица снег, дотянулся до брошенной двустволки, и ее от снега ладонью почистил, вооружился, и снова стал ждать, пока не зная, как лучше действовать.
Что-то нужно было предпринимать, не лежать, не ждать когда начнет мерзнуть. Приподнявшись через какое-то время, он высунулся над кустом и тоже выстрелил, после чего тут же снова повалился; стрелял в воздух, убивать незнакомца не намеревался, уголовные законы знал, доказать свою невиновность трудно, могли не поверить, что вынужден был защищаться, и не стоило обнадеживать себя надеждой, что здесь глухомань, не станут искать убийцу.
– Бросай оружие. Держу тебя под прицелом. Предупреждаю, церемониться с тобой не собираюсь.
Не получив ответа, снова полежав, он пополз в сторону, намереваясь подкрасться к противнику с тыла и заставить сдаться, верх болотных сапог был не поднят, снег забирался за голенища, под снегом сырость, намокали колени. Добравшись до деревьев, он поднялся в рост, постарался стряхнуть снег с куртки, попавший за шиворот снег таял, мочил майку и рубашку. Гера стал перемещаться, пригибаясь и прячась за стволами деревьев. Лишь решив, что обошел противника, он вышел из леса, подался к речке, пошел между кустами, осторожно ступая, держа двустволку наготове, чутко всматриваясь, готовый при необходимости упасть.
Он наткнулся на только что оставленные следы.
Незнакомец успел скрыться, пока Гера ползал и крался. Можно было расслабиться.
Он сравнил отпечатки своих следов с отпечатками малого размера неизвестного, вспомнил, как тот шустро действовал, и понял, что партизан – парнишка лет четырнадцати. Преследовать бессмысленно, не догнать, и не стоило рисковать, четырнадцать лет самый отчаянный возраст. Гера вспомнил, каким был сам, самомнения и дерзости с избытком, а соображения недостаточно, эмоции иной раз толкали и на отчаянные поступки. На не слабый характер пацана указывало и то, что в одиночку промышлял, вероятнее всего ночевал в тайге, не известно, что от такого пацана ждать. Гера не исключал, что пацан все же не сбежал, надумает снова затаиться, пальнуть по человеку, его преследующего, лучше вернуться в избушку.
Добравшись до избушки, он оставил дверь открытой, опасался, что подросток к избушке подберется, воспользуется тем, что дверь закрыта, подопрет ее палкой, избушку подожжет. Он вспоминал себя в малом и юном возрасте, представил, как бы действовал, будучи обиженным, решив взрослому мстить, точно так же мог поступать и этот пацан, имея наклонности шпаны. С двустволкой Гера ни на минуту не расставался. Трезора из помещения он выгнал и не пускал, хотя тот просился, заставлял нести сторожевую службу, должен залаять, заметив человека. Пару раз он из избушки осторожно выбирался, отходил от нее с двустволкой в руках и убеждался, что парнишка поблизости не наследил.
Каменку он не топил, доел остатки хлеба, запив водой. Свое настороженное поведение было неприятно, так стал взрослым, реально понимал, что могло случиться, губительно влияла и таежная обстановка.
Гера слегка успокоился, когда стемнело.
Трезора оставил на воле, хотя пес продолжал проситься, скулил.
Лежа на нарах в спальнике он снова вспомнил предупреждение деда, что могут сюда послать егеря с целью изловить браконьера, так что опасаться следовало не только пацана. Егерь мог и не появиться, а пацан, возможно, где-то поблизости, приходилось ждать любые нежелательные события.
Нежелательные события преследовали Геру и прежде, как в юном возрасте, так и после службы в армии, когда добивался справедливости и избивал кого-то, принимал участие в драке, из-за чего имел дело с полицией. В юном возрасте таких событий было много. Он начал кое-какие события вспоминать.
Он зарабатывал деньги разными путями. Случались сбои. Вот один из случаев, когда он шантажировал взрослых:
Открылся новый ресторан. Гера отправил владельцу ресторана записку, в которой требовал платить десять тысячи в месяц, иначе в ресторане будут бить стекла, ждут и другие неприятности, указал, куда деньги нужно положить, рассчитывал на то, что владелец ресторана хоть раз заплатит. Имея опыт Гера знал, что угроза может подействовать лишь после того, как владелец ресторана убедится – отправитель записки намерен действовать серьезно.
Подъезжая к ресторану на велосипеде он оценил ситуацию. Ни одна машина по улице не проезжала, тихая улица, шла старушка и женщина везла коляску с младенцем, они помешать задуманному мероприятию не могли.
Сняв с руля подвешенный пакет с булыжником, Гера переехал на противоположную сторону улицы, управляя велосипедом левой рукой, поехал по встречной полосе.
Обогнув припаркованные возле ресторана две машины, он размахнулся правой рукой, в котором булыжник, булыжник швырнул.
