скачать книгу бесплатно
Было неудобно. Только глаз-то загорелся, захотелось попробовать. Пока стояли, к ним подошел Василий. Профессор при нем вывалил рыбу в лодку. Показал на ленков.
– Смотри, какие красавцы!
– Вы бы видели, сколько этот крокодил Гена наворочал. На простую удочку, даже без червей, на какую-то обманку, «мушкой» называется.
– Хариусы?
– И ленки тоже. Один даже крупнее ваших. Говорит, что и таймешонка поймал, но в речку выпустил, маленький якобы. Может, и наврал.
– Маленьких таймешат положено отпускать, пусть растут и плодятся.
– А маленькие – это какие? – полюбопытствовал профессор.
– Где-то до трех кило.
– Не слабо. – И предложил подождать, пока Гена подгонит лодку забирать Василия, чтобы посмотреть на его ленков. Присаживаясь на камень, подстелил куртку.
– Простату надо экономить.
После шиверы началось длинное мелкое плёсо. Никола толкался шестом, а профессор, сидя на носу, кидал блесну, но никто не брал, даже щуки. Под лодкой просвечивало дно, выложенное ровным замшелым плиточником. Ловить было бесполезно, но разуверять самолюбивого старика не стал. Гену догнали в перекате, но тот махнул рукой, чтобы плыли дальше. Причалил, когда речка сузилась и шест едва доставал до дна. Улово на изгибе реки показалось ему обещающим, отправил туда профессора, а сам решил опробовать «буржуйскую» блесну, не отходя от лодки. На первом же забросе взял крупный ленок. Пока его вываживал, профессор добрался до улова. В надежде, что ленки стоят парами, бросил еще несколько раз. То, что у профессора взял таймень, сначала услышал, а потом увидел, как большая рыба с красным хвостом делает свечки над водой. Побежал помогать. Забыв, что всю дорогу обращался к нему на «вы», начал командовать:
– Помучай его, только не давай слабины, попробуй приподнять башку, пусть воздуха глотнет, отпусти его речнее, коли рвется туда, потом подтащишь, но леску держи в постоянном натяге, а я за ружьем слетаю.
Пока стаскивал полиэтилен, которым Гена укрывал вещи на случай дождя, пока вытаскивал мешок с ружьем… Когда подбегал к лодке, услышал гремучий камнепад профессорского мата. Спиннинг валялся на галечнике, безвольная леска уходила в воду.
– Все делал, как ты велел. Подвел уже, он и сам навстречу ко мне подался, потом резко развернулся – и в реку. И п…ц.
– К берегу рано подвел. У берега он звереет.
– Как думаешь, сколько в нем было?
– Не меньше пуда.
– Мне кажется, больше. Но прочувствовать настоящего тайменя все-таки успел.
– Может, и больше, – не стал разочаровывать и закурил.
– Пять лет назад бросил, но по такому поводу разреши стрельнуть.
– Да ради бога.
– А вот Бога поминать всуе нежелательно.
Табориться пришлось рано. Василий поскользнулся на камне и сел на задницу, промок до трусов. Пострадали все, кроме Гены. Профессор, как ни осторожничал, умудрился попасть в яму, а сам он черпанул, пока отцеплял блесну.
Гена поставил палатку и спустился к реке обрабатывать рыбу. Никола занялся дровами, соорудил вешала для портянок, развел костер и пошел помогать геологу.
Над водой чувствовался легкий ветерок, а на берегу роилась безжалостная голодная мошка, лезла в глаза, в уши и за ворот рубахи, даже мазь не спасала. Гости постояли возле них, полюбовались уловом.
– Серьезно поработали, – хмыкнул профессор, – жаль, что я своего тайменя упустил. Никола виноват, долго за ружьем бегал. Шучу, конечно. Вась, идем сушить портянки с твоими штанами.
– А Вася-то наш никакой не ассистент, он вообще не медик, – прошептал Гена. – Я его спросил, где работает, начал юлить. Полагаю, что в КГБ. Нормальные люди никогда не скрывают, где работают, чего им таиться? Не удивлюсь, если он подгоняет Федорычу подпольных пациентов.
– Я не скрываю, что неделю назад был сапожником.
– Оригинально. Значит, и пить должен как сапожник. У меня фляжка с собой, закуски груда. Интересно, они там что-нибудь готовят? Жрать уже хочется, а работы часа на два, не меньше. Ладно, профессор, ему не только простату, но и руки экономить надо, а Васька мог бы и подключиться.
– Не переломимся, меня просили не обижать гостей.
Про ужин москвичи все-таки не забыли. Василий запек в фольге каждому по хариусу.
– Ну и где ваш стратегический запас? – потребовал профессор. – Надо помянуть моего тайменя.
– Я смотрю, Юрий Федорыч, сибиряком становитесь, – засмеялся Гена и щедро плеснул ему из бутылки.
Перед тем как выпить, профессор перекрестился. Все вешала были заняты одеждой Василия. Поужинав, гости сразу пошли спать, устали с непривычки. Профессора пошатывало. Они с Геной остались у костра – надо было сварить уху из ленковых голов и подсушить портянки. Допили остатки водки из халявной бутылки, а зажевать не успели: из палатки выскочил ошарашенный Вася и заорал:
– Спасайте Федорыча!
Из откинутого полога палатки полз вонючий дым. Спальник с профессором вытащили волоком из палатки. Он, полусонный, ничего не понимал. Пытался высвободиться из мешка, но не мог найти молнию. Василий сунул руку в палатку и выкинул дымящийся сапог.
– Кто его туда поставил? – закричал, глядя на Гену.
– Некому, кроме тебя, наши здесь еще.
– Не может быть! – поднял с травы сапог, выдернул обгоревшую портянку. – Как это получилось?!
– Слишком старательно сушил и заботливо в сапог прятал, чтобы за ночь не отволгли. И вообще-то извиниться перед связчиками не мешало бы за ложное обвинение.
Василий не ответил. Осмотрел сапог – в подъеме зияла дыра величиной с кулак.
– Как теперь рыбачить? Не ходить же целый день с мокрой ногой.
– С берега будешь кидать. Или ставь Николе коньяк, может, он и придумает, как тебе помочь.
Утром Никола отдал Василию свои сапоги, отправил гостей с Геной, а сам остался на таборе. Подъем не самое удобное место для заплатки, проматерился не меньше трех часов. Догонять пришлось долго. Первым увидел Василия. Стоял возле лодки, пытаясь выловить тайменя под скалой.
– Здесь Федорыч с Генкой здоровенных крокодилов вытащили, и у меня хватал, но сошел.
– Если укололся, значит, уже не возьмет. Поплыли дальше. Я возле того берега пару ключей слышал. Гена не проверял?
– Нет, они в боковой приток завернули.
– Давай сплаваем. Сапогами меняться здесь будем или на таборе?
– Лучше здесь. Твои великоваты, тяжело таскать.
Оказалось, что и сыроваты – успел зачерпнуть, но сознаться постеснялся.
Возле первого ключа останавливаться не стали, вдоль берега шла широкая полоса лопухов, бросать блесну да и выводить рыбину, если возьмет, неудобно. Второй ручей звенел громче. В устье образовалась продолговатая чистинка. Попробовал пальцем – вода была ледяная. Пропустил Василия вперед.
– Там должны стоять ленки. К самой воде не подходи и далеко не кидай, в траву попадешь. Они должны стоять под берегом.
Ленок взял с первого заброса. Василий вытащил рыбину к его ногам и нетерпеливо ждал, когда снимут ее с тройника. Бросил – и снова удачно. И так шесть раз подряд. И ленки словно калиброванные. Красавцы, каждый килограмма по три. Василий подтаскивал, он отцеплял. Седьмой бросок был неудачный, блесна улетела в траву. Забрал у Василия спиннинг, попробовал освободиться от зацепа – не получилось. Пришлось пройти вдоль берега и дергать под другим углом. Блесну освободил, но рыбу распугал. Василий попросил поискать новый ручей. Плыли вдоль берега, пока не увидели лодку Гены. Тот вышел из воды, чтобы вывалить тяжелую сетку с хариусами.
– Удачный сегодня день. Главное, что Федорыч трех таймешат поймал, теперь успокоится. А я жрать хочу. Вчерашних печеных хариузей надолго не хватило.
– Я бы тоже подзаправился. Пока Васька хвастается ленками, чайку сгоношим и тушенку разогреем. Двух банок хватит или каждому по штуке?
– Грей четыре.
Когда подошли москвичи, чай был уже заварен и Гена открывал тушенку.
– А это что такое? – спросил профессор, показывая на банку.
– Тушенка.
– Да вы что, мужики, пост еще не кончился.
– Какой пост, он же весной, перед Пасхой? – удивился Гена.
– Августовский. Яблочный. Человеку с высшим образованием надо бы знать.
– Так я же комсомольцем рос. И отец у меня коммунист, на фронте в партию вступил. Да вы и сами, наверное…
– Время такое было.
– Может, китайской лапшички заварить или вчерашнюю уху разогреть?
– Которая из голов? Давай, только греть не надо, заливное поем.
Василий от тушенки тоже отказался. Гена садистски выскреб свою банку у всех на глазах и принялся за вторую.
Обижать профессора не хотелось, и он сказал, что отнесет открытые банки в лодку Гены, но ложку все-таки сунул в карман.
На другой день на хариуса напал жор. Обловили два переката и боковую речку. Шел сплошной крупняк. Черные, каждый под килограмм. А после обеда как отрезало. Гена менял «мушки», профессор – блесны, и все равно не клевало. Чтобы не тратить нервы и время, он предложил искать место для табора. Довольные уловом москвичи радостно согласились. Но берега тянулись сначала болотистые, потом каменистые. А когда припустил дождик, выбирать уже не приходилось. Встали на сухом, но сильно покатом месте. В спешке поставили палатку и накрыли ее полиэтиленом. Разжигать костер было бессмысленно. А рыбу солить обязательно, иначе пропадет. Ловили вчетвером, а обрабатывать на пару. Пока солили, промокли насквозь. В палатке переоделись в сухое и выпили по стакану водки – профессор посоветовал.
Утром Гена выскочил на берег набрать воды и с кислой физиономией сообщил, что камень, лежавший вечером на сухом месте, затопило, а дождь не перестает. Надо было одеваться и топать в мокрый лес за дровами. Еще в первую ночь профессор достал из рюкзака литровую банку с крышкой и, если подпирало, журчал прямо в палатке, но в сухую погоду это даже Гену не раздражало, а в дождь нестерпимо хотелось присоединиться к его журчанию, сон пропадал, и – сколько ни крутись – приходилось вылезать из спальника.
После еды профессор достал из рюкзака Евангелие и начал читать им вслух, но света не хватало и книгу пришлось отложить.
– А рыбалки уже не будет, – обрадовал Гена, – вода поднимается. Корму с берегов намыло, рыба разбежалась по всей ширине реки. Ждать, пока спадет, времени у нас нет. Остается молиться, чтобы «вертушка» в срок прилетела.
– А что, может задержаться?
– Запросто. И на день, и на три – в авиации все возможно.
– Тогда будем молиться.
Получилось так, что молитвы профессора достучались до небес. Дождь перестал, они еще и порыбачить успели, хотя клевало слабенько, но, главное, вертолет забрал вовремя и катер поджидал у пристани. Капитан отозвал Николу и сказал, что человек из администрации вышел на связь и попросил, чтобы профессору из Москвы приготовили царский ужин.
– А почему ко мне обращаешься?
– Обрисовал, кто главный экскурсовод. У нас и банька есть, не шикарная, но после тайги сойдет.
– Баньку Юрий Федорыч обожает.
– Первый пар профессору – по чину положено.
– Карьеру сделал. Из сапожников в начальники, – засмеялся Гена, когда остались одни, потом толкнул в бок и шепнул: – Полюбуйся, мужской стриптиз начался.
На палубу выбежал профессор без трусов и крикнул:
– Вась! Посмотри у меня в сумке деревянный крестик, а то золотой грудь обжигает, он в левом боковом кармашке должен быть.
– Видишь, какая глубокая вера, даже в баню с набором крестиков идет, а ты во время поста втихаря тушенку жрешь.
Следующим пошел мыться Василий. Профессор накинул на плечи куртку, попросил стул и пристроился на корме читать вслух Евангелие. Подошел капитан, послушал, но времени у него не было, и он кивком отозвал «главного экскурсовода».
– У нас пара хорошеньких стерлядочек есть, решили подарок гостям сделать, чтобы помнили енисейских речников. Но их на всякий случай разделать надо, дорога впереди длинная. Сам справишься или матроса прислать?
– Справлюсь, дело привычное.
– Сейчас принесу, чтобы от книги тебя не отвлекать. А что за книгу он вам читает?
– Евангелие.
– Вона как! Профессор.
Капитан принес рыбу в мешке и доску. Стараясь не стучать ножом, чтобы не мешать чтению, приступил к делу. Отходы бросал за борт. Сразу же налетели чайки и устроили базар. Профессор с раздражением отложил книгу и, увидев Василия с полотенцем на плечах, крикнул:
– Тащи берданку, я им сейчас покажу.
Стрелять из тозки по мельтешащим птицам приспособиться не просто. И все-таки после пятого или шестого выстрела одна из чаек дернулась в воздухе и упала на воду, потом попыталась взлететь, но не смогла. А сестры ее продолжали свой базар.
– Попал! Молодец, Федорыч!
– Рука крепка и пальцы наши быстры. Учитесь, молодежь.
– Птичку жалко, – криво усмехнулся Гена.
На царский ужин подали стерляжью уху, малосольную осетрину и строганину из налимьей максы. Осетрина для москвичей не в новинку, пусть и в ресторанных порциях, а на катере можно не стесняться. Но больше всех восторгов досталось максе, которую пробовали впервые. Захмелевший капитан, чувствуя, что ужин удался, осмелел и приобнял профессора.
– Вы, Юрий Федорыч, передайте в свою больницу, что капитан Нестеренко умеет быть благодарным. Работа у нас нервная, от болезней никто не застрахован.
– От триппера, что ли?
– Ну, вы шутник, Юрий Федорыч! И ты, Никола, в своей администрации замолви словечко. Ежели что, всегда готов помочь.
