А над Дубками все спокойно. Деревенский мини-сериал

скачать книгу бесплатно


Василий тем временем устроился на ночлег на сеновале собственного сарая. В дом решил не идти – ему было стыдно за ссору с женой и одновременно обидно. Любили они с Любой друг на друга обижаться, а потом мириться. Про их ссоры постоянно знала вся деревня, без этого никак нельзя было обойтись.

Василий поворочался какое-то время, а потом сладко уснул в стоге сена. Смесь луговых трав опьянила его, успокоила после такого стресса и убаюкала. Сны ему в ту ночь не снились, он спал как младенец в лавандово-шалфеевых ароматах, медленно хорошел от целебных трав и громко, густо, в своей манере храпел.

А пока Василий омолаживался в фазе глубокого сна, его тело на дне реки искали водолазы. На улице уже стемнело, а к берегу начали подтягиваться обеспокоенные односельчане. Они переживали больше за Любу – как же бедняга отреагирует на такую новость? Решили сообщить ей на утро, к тому времени, наверное, и поиски закончатся.

– Хороший мужик был, – курил и рассуждал Митька Лихачев. – Мы с ним не одну бутылку раздавили.

– А тебе кроме бутылки и вспомнить больше нечего, – съязвил дед Семен. – Вот мне он сарай помог отремонтировать.

– А мне жену как-то помог в районную больницу отвезти, – подхватил Иван Щукарь. – Мужик хороший был, жаль, конечно.

На реке в ту ночь горели фары служебных машин, звучали тревожные голоса, а привычными был только стрекот сверчка и подводное урчание рыб.

***

Солнце едва успело выйти из-за горизонта, а во дворе Сойкиных началась возня. Рита и Зоя, верные подруги и коллеги Любы, нянчили малыша, пока хозяйке деликатно сообщали плохие новости про мужа.

– Это он специально утопился, – остолбеневшая Люба смотрела в одну точку, тяжело дыша. – Одолела я его своим ремонтом.

– Вы успокойтесь, Любовь Павловна, – говорил участковый. – Наши спасатели работают со вчерашнего вечера, но пока, правда, безрезультатно, – он глубоко вздохнул. – Да и утешить я вас ничем не смогу.

– Васенька, что же я наделала! – Люба села на крыльцо и закрыла лицо руками.

– Вам предстоит опознать его личные вещи: спиннинг, сланцы и фуражку.

После этих слов из Любы начало вырываться рыдание. Она сняла платок с головы и бросила на землю. Зоя и Рита стояли в сторонке и укачивали малыша в коляске, с сочувствием поглядывая на Любу.

Тут дверь сарая распахнулась и из душистого помещения вышел довольный Василий. Он потягивался, зевал и улыбался, оглядывая всех присутствующих во дворе. Все четверо стояли как вкопанные и в недоумении смотрели на него.

– Доброе утречко, – бодро сказал он. – А почему вы все такие хмурые? Сегодня же выходной. А вы, Леонид Степаныч, и по субботам на службе? – обратился он к участковому.

– Да вот, из-за таких, как ты, приходится работать, – с недовольной усмешкой ответил участковый.

– А что случилось-то? – часто заморгал похорошевший и беззаботный Василий.

– А я тебе сейчас расскажу, что случилось, – Люба медленно приближалась к мужу, а в руках у нее был рулон запечатанных обоев. – Сейчас ты у меня узнаешь, что случилось!

– Любаш, не злись, я случайно спиннинг уронил, и сланцы, и фуражку! Я за ночь все осознал, сегодня же поклею все обои в коридоре сам!

– Ты зачем все Дубки на уши поднял? – Люба бежала за Василием по всему двору и стучала по его спине рулоном. – Ты знаешь, что тебя водолазы ищут второй день! А, рыбак?

Сойкины бегали по двору, участковый записывал что-то в протокол, вытирая пот со лба, а Рита с Зоей, боясь разбудить малыша, еле сдерживали смех.

– Ну и Сойкины! – вытирала слезы Рита, – С ними вся деревня не соскучится!

– А я думала: как дите у них появится, так и остепенятся оба. Неее, они в своем репертуаре! – ответила Зоя и расхохоталась.

В тот день спасатели достали из воды лишь спиннинг, фуражку и рыбацкие сланцы, а в доме семейки Сойкиных наконец-то начался ремонт.

Заклятые соседки

Еще пару лет назад Зоя и Рита не значились подругами. Было время – злющими врагами они считались, хоть и жили всю сознательную жизнь по соседству. В отличие от своей напарницы и третьей подруги Любы Сойкиной, замуж они выскочили рано и родили, едва ли им по двадцать стукнуло. Только вот обеим пришлось детей в одиночку воспитывать, да в разведенках числиться. Ненавистью и презрением плевались две соседки друг в друга через огороды. А в один замечательный день жизнь расставила все по местам. Дело это давно минувших дней…

…Зоя развешивала мокрое белье на длинные веревки, протянутые вдоль всего двора, и с недобрым прищуром выглядывала из-за белоснежного покрывала. В сторону соседской территории был направлен весь ее интерес. А за незамысловатым, с человеческий рост штакетником, Рита постигала кусты бирючины. Она с тем же ехидством поглядывала из-под панамы на свою соседку, развешивающую белье в соседнем дворе. Женщины по неведомой никому причине ненавидели друг друга много лет и своих чувств не скрывали, каждая норовила насолить другой. А в последнее время у них появилась новая причина для ссор, пожалуй, самая весомая.

– Скажи своему слюнтяю, чтобы в сторону моей Маринки даже не смотрел! – высказала Зоя накануне свое недовольство Рите.

– Да твоя тихоня сама крутится возле моего Мишки, – возразила ей соседка. – Воспитанием дочери лучше займись, как бы она на «кривую» не вышла, пока ты тут языком чешешь.

– Ну зараза, – прошипела Зоя, уткнув кулаки в костлявые бедра. – Я тебе устрою!

Рита продолжала полоть клубнику и бухтеть себе под нос недовольства. А Зоя, плюнув в ее сторону, пошла в дом. Их дети были ровесниками, обоим по пятнадцать стукнуло. Для кого-то этот период опасный, а для Марины с Мишей – время первой любви. Ребята были смышленые и слишком хорошо воспитаны, чтобы оказаться в полной власти своих чувств, им ведь еще школу надо окончить, насладиться студенческой жизнью, работу достойную найти, а уж потом жениться. Мыслили они не по-детски рационально и сдержанно, потому и не понимали переживаний своих мам. Но заклятым ненавистным соседкам лишний повод для скандалов не помешает.

– Ты мне за помидоры ответишь! – грозила пальцем Зоя, когда уже начинало темнеть. – Я, если надо, и к участковому пойду, чтобы на место тебя поставить!

– Какие еще помидоры? – разогнулась удивленная Рита, весь день простоявшая на своей грядке.

– Те, что ты вырвала на моем огороде! Это ж надо, какая бессовестная, и кусты все пораскидала, словно у себя дома! Не отнекивайся! И на Митьку Лихачева, алкоголика, не греши! Это ты была, я знаю!

– Да нужны мне твои помидоры! – возмутилась Рита. – Своих полный огород! А вот ты мне, коли я пойду к участковому, новое постельное белье купишь, да подороже!

– С чего бы это?

– Не прикидывайся дурочкой! Да как тебе в голову пришло ночью пробраться на мой участок и измазать все мои простыни грязью! Ну что, скажешь, это все тоже Митька Лихачев?

Женщины ругались, спорили и махали кулаками, стоя на своих участках, до самого темна. Мимо проходящие жители села уже не обращали на них внимания – привычное дело для улицы Майской. Мишка тем временем стоял под окном Марины. Девушка сидела на подоконнике, глядя на парня сверху вниз и упрашивала его завтра после обеда пойти на реку. Там большая компания должна собраться, все будут рыбачить, купаться и загорать – все же лучше, чем слушать постоянную ругань мамы Зои и мамы Риты.

***

День обещал быть жарким, но уже не таким длинным – конец августа, как-никак, первое дыхание осени ощущалось. В этот период школьники потихоньку вспоминают о насущных проблемах, но всячески отгоняют от себя тяжелые мысли, снова возвращаясь в беззаботность. Именно такими, ничем не обремененными, отправились в тот день на долгую рыбалку Марина с Мишей, не предупредив об этом своих эмоциональных родительниц.

К ужину домой они так и не вернулись, а когда солнце начало розоветь и приближаться к западному горизонту, Зоя забила тревогу. Рита в это время была обеспокоена не меньше, и каждая уже не в силах была носиться в панике по своему дому, одиноко перенося переживания.

– Это все твой слюнтяй виноват! – сетовала Зоя, топчась у двора. – Охмурил мою девку, а мне бегай за ними, ищи по всему поселку!

– Да если бы не твоя вертихвостка, Мишка бы дома сейчас сидел! – ответила ей Рита. – Девки нынче похлеще парней, и твоя не из робкого десятка.

– Молчала бы! – не унималась Зоя. – Вот явятся, я свою дома закрою, а ты своего чтобы и близко не подпускала к нашему двору!

– Он не собака, чтобы его на привязи держать! – повысила голос Рита. – Воспитанием бы лучше вертихвостки занялась.

Нескончаемая ругань перестала приносить женщинам удовольствие, когда на поселок стала надвигаться темнота, а детей все не было. У Зои сердце сжалось от мысли, что Марина весь день ничего не ела. Женщина накинула легкую кофту и отправилась в сторону леса и реки. Рита хваталась за сердце и все всматривалась вдоль улицы, не идет ли ее Мишенька с рыбалки И тогда она тоже, как и ее соседка, пошла искать сына в сосновую рощу, которая обрывалась прямо на том месте, где молодежь любила рыбачить.

Зоя и Рита пошли разными тропинками, но в одном направлении, поэтому вскоре они ненароком встретились на пляже, где все еще догорал небольшой костер, а в воздухе витали ароматы жареных карасей.

– И ты тут! – укоризненно сузила глаза Зоя.

– А то! – ответила Рита. – Я вообще-то сына ищу.

– Как видишь, нет здесь ни твоего сына, ни моей дочери, – развела руками Зоя.

Женщины по привычке стали обвинять друг друга в том, что у каждой пропал ребенок. Но уже бранились не с таким пылом, как обычно. Два материнских сердца начала окутывать тревога и паника. Обе сначала всматривались в поверхность воды, словно там можно было отыскать подсказку, куда им двигаться дальше. Но река давно затихла, пляж опустел, предоставив территорию настоящим ее хозяевам – лягушкам. И тогда встревоженные матери решили прочесать лес, пока еще отблески солнечных лучей позволяли это сделать.

***

– Мамка меня убьет! – хихикала Марина. – Я никогда так поздно не возвращалась домой.

– Ничего, – улыбнулся Миша, – пусть привыкает, как и моя. Мы ведь взрослые, и ничего противозаконного не сделали.

Ребята еще несколько минут постояли у калитки Марины и разошлись по домам. Но вскоре оба были удивлены отсутствием своих матерей, и почему-то интуиция подсказала им сразу забить тревогу. От местных жителей удалось узнать, что женщины отправились в сторону реки поодиночке. Понимая, что такой поступок не свойствен ни маме Зое, ни маме Рите, ребята сразу догадались, что женщины отправились на их поиски.

– Они ведь сосновую рощу совсем не знают, – волновалась Марина. – Заблудятся, так еще и ночь на дворе!

– Не переживай так, найдутся! Вот увидишь, скоро они появятся на горизонте, и мы все вместе пойдем по домам, – успокаивал ее Миша, но сам переживал не меньше, ведь знал, что женщины скорее всего уже заблудились.

И парень не ошибся. Зоя и Рита уже около часа бродили по лесу и аукали. Они теперь не знали, о чем стоит переживать больше, о детях или о том, что их самих скоро съедят комары.

– В хвойных лесах их гораздо меньше, чем в лиственных, – заверила Рита.

– Ты знаешь, а я уже замерзла, – призналась Зоя.

– Я тоже…

Прошел еще один час, когда уставшие женщины сидели на сухом бревне в кромешной тьме.

– Вот если Мишка не найдется, я себе этого не прощу, – рассуждала Рита. – Он ведь у меня умный, в школе хорошо учится, и физически подготовлен, но от страха у него приступ астмы может начаться. Бедненький мой.

Сердце Зои в этот момент сжалось, и она прониклась к страданиям соседки, хотя свои переживания были не менее мучительными.

– Я часто вспоминаю, как стояла на коленях у Маринкиной кроватки и молилась, чтобы та выжила. Горела она вся, в жару была, – Зоя вдруг заплакала. – Я тогда поклялась оберегать ее, лелеять. Потому и бегаю за ней, пылинки сдуваю, боюсь за нее вечно. А тут упустила…

Когда женщины выплакались, Зоя наполовину сняла кофту и накрыла плечи Риты. Теперь заклятые соседки сидели совсем близко, замерзшие, искусанные комарами и встревоженные. И по-другому они уже смотрели на эту жизнь. Так всегда бывает, когда человеческое сердце начинает оттаивать, только сердца этих женщин всегда были мягкими добрыми и любящими. Правда, немного обозленными, скорее, на самих себя.

– Рита, я тебе те помидоры даже простить готова, – дрожащим голосом сказала Зоя.

– Не трогала я твои помидоры, – ответила Рита. – А вот за простыни я может где-то и благодарна тебе. Давно пора было новое постельное белье купить, а не старое крахмалить.

– А я ведь твои простыни тоже не трогала.

Женщины внимательно посмотрели друг на друга в темноте и подумали об одном и том же – это же все алкоголик Митька Лихачев! Его проделки! От приглушенного женского смеха в ту ночь на макушках могучих сосен встрепенулись засыпающие птицы.

***

– Не переживай, Марина, – говорил Миша, – светать начинает в половину четвертого утра, спасатели уже вовсю прочесывают лес.

– Миша, я боюсь, – плакала Марина. – Вдруг их волки покусали!

– Дуреха, у нас нет волков, – подбадривал ее парень, а сам тревожно поглядывал в сторону сосновой рощи.

Вдруг на горизонте показались две знакомые фигуры. Женщины сразу заприметили издали своих детей и с облегчением вздохнули.

– Живы, здоровы! Ну слава Богу! – воскликнула Зоя.

– Я даже ругаться не буду, – вслух решила Рита и спокойно улыбнулась.

– После ночки с комарами мне теперь совсем не до ругани.

– Во, как нас жизнь проучила! – подытожила Рита, и женщины рассмеялись, чем сильно удивили своих встревоженных, всю ночь не спавших детей.

– Мама? – хором спросили ребята, в недоумении глядя то на Зою, то на Риту. Эти заклятые соседки теперь улыбались, искренне и по-настоящему.

В то утро на две семейки, наведшие столько шума в Дубках, глядела вся улица Майская.

– Неужто пошли все вчетвером к Зойке в дом чаевничать? – любопытствовала баба Нюра, копая картошку с самого рассвета.

– А то! – радовался ее сосед, дед Семен. – Жизнь-то не резиновая, чтобы годами жить в ссорах и ненависти. Поглядим, увидим, две заклятые соседки, может быть, еще и подругами станут!

– Заклятыми! – расхохоталась баба Нюра.

В поселке начинался последний летний день, а в чьих-то домах – новая жизнь, только уже без злости, ненависти и обид.

Не в деньгах счастье

Прохлада осеннего деревенского вечера тянула людей домой, к печи, к чайнику, в обжитый суетливый очаг. Многие проводили время у телевизора, но не у всех в Дубках он имелся. Баба Нюра, одинокая вдова преклонных лет, любила, когда к ней гости жалуют. Приходят они не просто старушку проведать, а ко времени начала сериала полюбившегося, иностранного, про сытую и безбедную жизнь.

Собралось в хате порядка десяти человек, среди которых семь баб и три мужика. Расселись, кто на диване, кто на печи, а кто-то и на полу местечко облюбовал. Митька Лихачев пришел из интереса, поглядеть, чем все интересуются, и почему так кино любят про сказочную заморскую жизнь. У него эти имена латиноамериканские смех вызывали, особенно Хулио-Педрито. Баба Нюра часто бухтит на кухне, переживает, все о событиях сериала рассказывает, а Митька лежит на печи, усмехается и у виска крутит.

– И где ж его снимали-то, в Бразилии или в Киргизии? – серьезно хмурил брови Серега Миронов, сидя на полу. – Рожи все не нашенские, угловатые, смуглые.

– Да будет тебе! – пресекла его Зойка. – Для них и наши рожи не такие, не родные.

– А это и есть ваш Хулио-Педрито? – рассмеялся Митька, когда на экране появился чернявый паренек.

Бабы переглянулись, кривя улыбку, мол, ничего наши мужики в горячей любви мексиканской не понимают, как и те в русской. Принялись дальше внимательно слушать актерские речи. Вдруг на экране появился солидного возраста мужчина, строго и дорого одетый. Он метался по своему кабинету, потом садился в кожаное кресло и рвал на себе волосы, постоянно выкрикивая: «Мои деньги! Я лишился всего состояния!». Бабы охали и качали головой, а мужики лукаво посматривали то на экран, то на односельчанок. Наконец Василь Сойкин не выдержал и спросил с напором:

– Вы чего так распереживались-то, бабы?

– Человек всех своих сбережений лишился! – ответила баба Маня, – Как тут не переживать? Страшно представить, если бы в жизни так пришлось.

– Гляди, как мечется, ой бедолага! Что ж дальше будет-то? – раскраснелась баба Нюра.

И тут Васю понесло. Понял он суть заморских мыльных опер. Что, если они заморские, то за морем и понимание к таким сюжетам должно прийти в первую очередь. Что истинной русской душе все это чуждо. И взорвался он, потянуло его на красноречие.