Друг гения

ДРУГ ГЕНИЯ

Мыслящий и работающий человек есть мера всего. Он есть огромное планетное явление.

В.И. Вернадский

В конце рабочего дня на дорогах, трассах и магистралях больших городов происходит адское столпотворение, но скучным и невежественным провинциальным жителям по своему странному счастью чужды транспортные коллапсы мегаполисов. Вечер дарил прохладу маленькому городку, расположившемуся точно по центру одного из квадрантов географической карты. Никто не спешил с работы, поэтому на улицах было тихо. Вот-вот должна начаться игра оркестра кузнечиков и сверчков, прячущихся в пыльных травах. Слишком рано, чтобы организованно, словно по команде зажигать вечерний свет в обитаемых комнатах бетонных коробок многоэтажек. В одной из таких комнат, уютной, но немного ветхой, резная стрелка круглых настенных часов перешла к восхождению в бесконечном цикле своего круговорота. Переведя взгляд с кухонных часов во двор, Анзор решил не зашторивать кружевную оконную занавеску, пока снаружи ещё светло.

Вместо этого он взял в руки трубку телефона и набрал номер, который все время крутился в голове, а он не осмеливался признаться себе в этой слабости. Тишина и длинные гудки. Анзор сбросил кнопку и набрал номер снова. Когда ему стало совсем неудобно, на другом конце линии ответил знакомый уверенный голос.

– У аппарата.

– Кирилл, здравствуй!

– О-о-о!

– Анзор тебе звонит.

– Я понял.

– Как дела?

– Нормально.

– Чем занимаешься?

– С тобой разговариваю.

– У меня есть к тебе предложение.

– Слушаю.

– Выйдем на улицу?

– Занят.

– Если не секрет, то чем?

– Секрет.

– Большой что ли?

– График дали на лето сделать.

– Так ведь две недели до начала сентября.

– Так ты бы знал, какой это график!

– Ладно. Тогда пока, позвоню потом.

– Ага, удачи.

На другом конце телефонной линии Анзор услышал звонкий смех, быстрые шаги и грохот посуды. Шансы этим летним вечером выйти на прогулку и угостить мороженым товарища рассеялись, к разочарованию Анзора. «Ох уж это черчение» – подумал Анзор. «В жизни это Кириллу никак не поможет. Сейчас карандашом и линейкой почти никто не рисует». Он брезгливо представил себе работу с резиновым ластиком, потом встал перед книжным шкафом. «А перед началом учебного года нужно читать полезное. В этом – наша сила». Он ревниво посмотрел на учебники и методические пособия и взял в руки ветхий научно-популярный журнал, неаккуратно вытащив его из общей стопки. «"Знание – сила". Отлично. Ну разве можно называть это макулатурой?»

Скоро начался новый учебный год. Зима сменила осень. Не успевший толком начаться календарный год уже близился к концу. Анзор проводил каникулы вместе с родственниками в столице. Он неловко стеснялся своего куцего бушлата, зато Кирилл, когда они встретились в зимнем парке, наслаждался морозным январским небом. Глядя на бодрое лицо Кирилла, Анзор удивлялся, как серая мгла на небе может вдохновлять товарища, чтобы произносить такие интересные слова.

Говорили об общих друзьях, оставленных на зиму в провинции. О музыке, о политике, о выпускных экзаменах, которые предстоит сдавать. После неловко повисшей паузы Анзор вдруг вспомнил о литературе.

– Что-нибудь читаешь?

– Читаю, читаю каждый день, не могу оторваться.

– Решил вот тоже взяться за классику, когда покончил со школьной программой по литературе.

– С чем это связано?

– Настроение лирическое. Хочется согреться.

– Ну так согрейся как-нибудь.

– Да нет, это чувство где-то глубоко внутри.

– О, да ты везунчик!

– Неужели?

– Готовлюсь к экзаменам по конспектам.

– Что за конспекты?

– Знакомая девушка дала.

– Вижу, тебе тоже есть чем похвастаться.

Друзья шли по заснеженной дороге и разговаривали между собой. Мороз щипал щеки Анзору, закутанному в толстую куртку. Кирилл прятал лицо под меховым капюшоном, опоясанным коричневым шарфом. Белый снег падал все сильней и сильнее. Сначала метель слегка припорошила, но вскоре поднялась пурга. Тротуар, весь асфальт и даже деревянные ворота скоро заворошило снегом окончательно. Оба товарища вскоре простудились и лечились всеми доступными средствами. С тех пор они никогда больше не встречались зимой.

Неотвратимо наступала пора экзаменов. Анзор усердно занимался, во многом себя ограничив. Штудировал методички, решал билеты, согнув шею под светом электрической лампы. Дал обещание поступить в престижный столичный университет, потому что в провинции с такой умной головой делать нечего. Судьба предоставила шанс, и Анзор решил им воспользоваться. Несмотря на ежедневные занятия, по мере приближения экзаменов холодок в сердце Анзора постепенно усиливался. Что-то мешало заниматься подготовкой к экзаменам не только продуктивно, но и эффективно. Анзор чувствовал и осознавал это. Мешал душный климат. Мешала тесная комната в коммуналке. Мешали долгие очереди на автобусных остановках. Мешал постоянно зависающий компьютер. Мешали звуки стройки, постоянно доносившиеся с улицы. Мешала ватная тишина по праздникам и выходным.

На экзамены Анзор вышел не в лучшей форме, плохо выспавшимся, напившимся корвалола, с распухшими от постоянной ходьбы ногами, синяками под глазами и болью в спине. Заполняя бланк ответов он с ужасом заметил опечатку в реквизитах титульной страницы. Ставя синей ручкой крестики и галочки Анзор обнаружил, что примерно половина ответов относится к пункту «B». Анзор не верил ни в Деда Мороза, ни в педагогическую фантастику, ни в теорию заговора, поэтому результаты теста ожидал с волнением, словно пациент после медкомиссии.

Анзор был обескуражен. По-тихому, без скандалов, на семейном совете решено выбрать другой вуз. Плакала мечта Анзора стать физиком-теоретиком, и сам Анзор чуть не плакал от того, что ему достался совсем скромный вуз. Даже неловко рассказывать про свою участь Кириллу, с которым на некоторое время он потерял контакт. Ведь Анзор мечтал, как будет хвастаться заслуженной специальностью. Выходит, что дорога, которую выбрал Анзор, не выбрала Анзора. Значит нужно было внимательнее готовиться в старших классах вместо того, чтобы зачитываться классикой. Кирилл, вероятно, понимал это, но не подсказал Анзору.

На первом курсе Анзору стало ясно, что препод по линейке в универе задаёт на дом одни баяны. Институт не вызывал у Анзора особого трепета. Откуда взяться такой мотивации, если в голове вместо лекций и семинаров теоретические минимумы и пост-доки. Родители сердились на Анзора за выброшенные на ветер деньги. Даром мать называла его в детстве отличником, и возил на олимпиады по линейной алгебре отец. Самое обидное для Анзора, что вундеркиндом теперь его не стал бы никто называть. Зато влечение к большой науке невозможно унять. От невзаимной любви к взрослой науке Анзор забросил обычные занятия сразу же после первого курса. Вместо этого записался на открытые семинары, которые вели интересные люди, приехавшие с просветительской миссией откуда-то издалека.

Экзаменатор весьма резко отнёсся к тому, что Анзор, пропустивший почти все лекции, решился отвечать на экзамене первым.

– Бабин, кто вас так научил? – спросил заведующий кафедрой на экзамене, глядя на густо исписанные неровным почерком листки бумаги.

– Эту модель взял из головы – признался Анзор.

– Ну тогда объясните мне, что тут написано. Как пространство может состоять из пространств? Это же масло масляное, вы понимаете?

– Тавтологии тут нет. Все дело в том, что согласно теории…

– Какой-такой теории?

Так впервые увидела свет необычная, смелая, красивая и стройная «теория А. Бабина». Однако, на попытку изложить основательно свои идеи и рассказать про них знающим людям Анзор впервые решился только на старших курсах, когда понял, что уже не так рискует, ведь большая часть пути осталась позади.

Теория родилась в голове Анзора Бабина внезапно и спонтанно, когда зимним вечером он сидел на заумном семинаре и без особого понимания и интереса следил за доской ядовито-малахитового цвета, на которой профессор мелом чертил магические закорючки. Анзор усомнился в профессоре, в его словах, в написанном неровным почерком конспекте, затем усомнился в самом главном. Анзор открыл страницу тетради и сначала попытался нарисовать рожицу, но задумавшись написал ересь. Во всяком случае, так показалось Анзору, когда дома поглощал остывший ужин. Перед сном, чтобы себя оправдать, Анзор достал конспект семинара и решил вырвать тетрадную страницу сразу с двух сторон, чтобы получилось аккуратно. Вместо этого несколько раз машинально перечитал заметки, посмотрел на незаконченный эмодзи, задумался. Было непохоже на его почерк, словно вместо его руки синими чернилами писал другой.

«Кто же это может быть?» – спросил себя Анзор. – «А что, если писал Кирилл», – продолжил свою мысль Анзор. «Кирилл однажды рассказывал про сдвиги в бесконечномерном пространстве. Если вместо бесконечномерных взять многомерные, а вместо сдвигов – произвольные симметрии, то получается закон умножения преобразований». Анзор взял новую ручку, которая не мазала, и на отдельном чистом белом листке большим буквами прямо по центру написал магическую строчку. Затем поставил восклицательный знак с вопросом, положил в отдельную папку, папку спрятал в нижнем ящике стола. Перед тем, как лечь спать, решил обдумать позже, на свежую голову, когда на улице будет светло, а на душе появится настроение. Студенческий опыт младших курсов успел научить, что без хорошего настроения никуда не деться.

С окончания студенческой поры прошло несколько лет. Оба товарища, и Анзор Бабин, и Кирилл Никифоров, получили по высшему образованию. Кирилл закончил университет на год раньше и стал шибко секретным специалистом по инженерным наукам. Затем поступил в аспирантуру и уехал за границу получать нобелевскую премию. Кирилл стал специалистом широкого профиля. Универсальный специалист широкого профиля, способный работать где угодно. Таким хотел себя он видеть, хотя чаще ему приходилось стесняться полученного диплома без отличия. Анзор был из семьи с достатком, и родители сумели пристроить в одну фирму на неплохую должность. Пока Анзор втягивался в работу, чтобы ковать железо, не отходя от кассы, Кирилл погрузился в вычислительную работу.

На повестке дня стоял космический вопрос. После того, как разрешилась главная геополитическая интрига глобального мира, были формально ликвидированы и западный военный альянс, и восточный военный блок. Началось массовое уничтожение оружия массового поражения, большие группировки войск потеряли стратегическое значение. Военные бюджеты урезаны, армии сделаны малочисленными, освободившиеся колоссальные финансовые ресурсы направлены на космические программы. Даже маленькие развивающиеся страны, бывшие банановые республики и экспортёры сырья, смели выйти в космос, запустив собственные спутники и доставив своих представителей на околоземную орбиту.

Как-то раз Анзор Бабин взял почитать книгу у одного из немногих своих приятелей, с которым познакомился в столовой. Книга была прочитана за две недели. Когда пришла пора возвращать, то оказалось, что приятель уехал и вернётся только через полгода, сама же книга принадлежит совсем другому человеку. Книга была редкой и ценной, поэтому щепетильный в подобных вопросах Анзор решил съездить к незнакомцу, чтобы передать книгу из рук в руки. Приятель поделился адресом этого человека и вскользь обронил, что он академик и зовут его Мирослав Кондратович.

Когда Анзор навестил Мирослава Кондратовича, тот настоял, чтобы Анзор остался попить с ним чай за белой скатертью. Неожиданно Анзор поинтересовался, правда ли, что Мирослав Кондратович в самом деле академик.

– Это не совсем так. Профессор, доктор наук. Академиком не стал.

– А хотели бы?

– С чего бы это вдруг?

– Просто спросил.

– Сам-то чем занимаешься?

– Работаю в офисе.

– А книгу кто тебе посоветовал?

– Сам попросил.

– Основания-то должны быть?

– Какие основания?

– Может, идеи есть интересные?

– Ну, не сказать уж прямо что идеи. Скорее, есть что-то вроде теории.

– Рассказывай. Может помогу или что-нибудь почитать посоветую.

Анзор Бабин вдруг понял, что хочет открыться интеллигентному человеку в немодных очках с толстыми линзами и массивными дужками. Мирослав Кондратович говорил низким и глубоким голосом. После того, как Анзор схватился за ручку и оказался рядом листок бумаги, Мирослав Кондратович вытащил из кармана жилетки, надетой поверх клетчатой рубашки, пачку сигарет и спички.

– «Мне надо сходить покурить», – сказал и Мирослав Кондратович вышел из коммунальной кухни на балкон.

Внезапно на улице сработала автомобильная сигнализация. Мигалку не унять, поэтому во время паузы Анзор словно впал в ступор. Ему стало неловко, но неожиданное знакомство показалось вдруг многообещающим. Вновь почувствовал себя бедным студентом, вернувшимся с вечернего семинара, в тот самый момент, когда перед телевизором делал набросок теории, которую только что совсем неожиданно для себя открыл Мирославу Кондратовичу. Анзор однажды решился никому не рассказывать, но сегодня выдался особый день. Звезды и планеты сложились на небе так, что стало нельзя больше держать свои идеи в тайне на нижней полке стола.

В тот день ничего не произошло. Мирослав Кондратович спрятал папиросы и сказал, что многое, о чём говорил Анзор, ему не ясно, что необходимо лучше осмыслить. За окном начинался дождь. Анзор сказал, что торопится на автобусную остановку. Они обменялись телефонами, Анзор поблагодарил профессора за книгу, потом коротко попрощались, и Анзор вышел за дверь. Спускаясь по лестнице, он поймал себя на том, что не знает, чем эта история закончится.

Спустя несколько месяцев Анзору Бабину стало интересно, как объяснял себе он позже. Нервы не выдержали длительной паузы. Анзор Бабин набрал номер, на другом конце линии ответил после серии гудков прокуренный голос Мирослава Кондратовича. На воскресенье, с утра пораньше, была назначена новая встреча.

Раздался дверной звонок. Мирослав Кондратович обрадовался Анзору Бабину, или сделал вид, будто бы очень рад ему. Анзор Бабин не ожидал такого, потому что с окончания студенческой поры стал замыкаться в себе, как заметили домочадцы, и его круг общения стал узок.

Анзор и Мирослав Кондратович сидели в зале, напротив книжного шкафа, заставленного диковинными книгами. Говорили о литературе, но на этот раз не о книгах, а о чтении.

– Вижу столько интересных книг. Наверное, жить не так скучно, если рядом такие книги.

– Мне читать некогда, Анзор.

– Вы сейчас над чем-то работаете?

– «Как тебе сказать», – Мирослав Кондратович посмотрел в сторону. – «Вот защитишь ты свою кандидатскую диссертацию, сто страниц напишешь. Думаешь станут читать?» – слегка изменил тему разговора Мирослав Кондратович.

На мгновение лицо Анзора вдруг озарилось счастьем.

– Конечно, станет. Насколько знаю, рукописи сразу рассылаются по библиотекам. Когда-нибудь обязательно найдут по поиску и прочтут.

– Что с того, если прочтут?

– Может быть, кому-то окажется полезным. Вроде как новый кирпичик в здании науки.

Мирослав Кондратович холодно отреагировал на громкие слова Анзора Бабина. Анзор рассчитывал произвести впечатление на профессора заготовленной фразой, но только рассердил его немного своей репликой.

Мирослав Кондратович вытащил из ящика с бумагами листки, которые исписал шариковой ручкой Анзор Бабин, когда рассказывал профессору про теорию симметрических преобразований многомерных пространств в прошлый раз. День за окном был хмурым, поэтому Мирослав Кондратович включил лампу, чтобы яркий свет падал на стол.

Низким и вежливым голосом Мирослав Кондратович прочитал небольшую лекцию Анзору Бабину. Анзор изо всех сил пытался мотать слова профессора на ус, но погрузился в транс, словно кролик перед удавом. Лекция была трудной для понимания, потому что у Анзора не было образования, он был самоучкой, почти дилетантом. Анзору удавалось отчаянно выхватывать фразы и цепляться за них. Профессор говорил Анзору о том, что несмотря на обнаруженные подводные камни, новая теория позволяет сформулировать и решить очень важное матричное уравнение, при помощи которого, оказывается, можно рассчитывать какие-то орбиты. Анзор неожиданно ляпнул, что ни о каких космических орбитах он даже и не помышлял. Мирослав Кондратович выслушал это спокойно, но тем не менее поздравил Анзора Бабина и пожал несколько раз ему руку, так что Анзор чувствовал себя немного смутившимся и обескураженным неожиданной похвалой профессора, когда после прощания по-английски спускался вниз по лестнице подъезда, отмеряя ступеньку за ступенькой.

К тому часу наступила темнота. Анзор медленно шагал дворами к автобусной остановке, и его неловкий силуэт несколько раз озарялся дальним светом темных фар из-за угла.

Позже оказалось, что Мирослав Кондратович знал Кирилла Никифорова. Более того, у них даже были совместные интересы и общие работы. Во-всяком случае, так решил для себя Анзор Бабин, когда Мирослав Кондратович неожиданно попросил разрешения рассказать старшему товарищу про матричное уравнение из теории симметрических многомерных пространств, которую придумал Анзор. Анзор Бабин встретил предложение без особого энтузиазма и даже ревниво, но отказывать в просьбе профессору не стал.

Прошло много времени, пока однажды Анзору не стало известно из открытых источников, что Кирилл Никифоров существенно продвинулся в своей области. Анзор понял новость так, что Кирилл не просто продвинулся, а сделал выдающиеся открытие. Об этом некоторое время писали и обсуждали. Родители Анзора восхищались Кириллом так сильно, что навредили самолюбию Анзора. Настал тот день, когда пресса официально заявила, что молодой инженер, уехавший работать заграницу, исправил ошибки в программном обеспечении космического робота. Поле того, как Анзор из любопытства решил проникнуться в детали вопроса, стало известно, что К. С. Никифоров числился сотрудником в лаборатории, занимавшейся подготовкой роботизированной миссии на Европу − спутник Юпитера.

Космический аппарат по замыслу создателей миссии пролетит на тяге ядерного реактора к газовому гиганту из водорода сквозь пространство вакуума, чтобы сбросить в верхних слоях атмосферы буровую установку. При помощи бура глубоководный аппарат проникнет под толщу льда Европы и выйдет в неземной океан. Приборы аппарата обследуют воды Европы на предмет наличия микроскопических форм жизни, наподобие анаэробных бактерий, прячущихся от солнца под толстой коркой льда. Несколько раз сроки миссии переносились по техническим причинам. К. С. Никифоров, как сообщалось в официальных источниках, ценой неимоверных усилий, не покладая собственных рук первым из команды инженеров и программистов сумел переписать код неисправного модуля, отвечавшего за работу датчиков, используемых при навигации субмарины. Анзор, который так и не научился в институте программировать микросхемы, завидовал успеху.

Неожиданный успех Анзора Бабина по-своему вдохновил и воодушевил Анзора Бабина. Анзор много раз перечитал информационное сообщение о Кирилле. Заглянул в энциклопедию по астрономии, которую хранил дома. Поставил обои с космическими фотографиями на рабочий стол своего «белогривого мустанга», за которыми коротал время ввиду отсутствия постоянных друзей и других интересов. Почему-то Анзор стал видеть свою заслугу в успехе Кирилла. Анзор вспомнил слова про космические орбиты, брошенные Мирославом Кондратовичем. «Здесь сыграла роль сформулированная мною теория симметрических преобразований многомерных пространств», – так думал про себя Анзор. «Мирослав Кондратович, похоже, переписал теорию в матричном виде. Наверняка Мирослав Кондратович и Кирилл хорошо знали друг друга», – так рассуждал Анзор. «Когда проект оказался в тупике, то Кирилл порекомендовал Анзора как специалиста по узкой теме. Встреча Анзора с Мирославом Кондратовичем была не случайна, как хотели её подать незримые сотрудники международного агентства, курирующие подготовку космической миссии. Разве мог быть случайным совет почитать редкую книгу в век компьютеров и космических кораблей, когда наука научилась предсказывать не только погоду и курсы валют, но и поведение человека в бытовых ситуациях? А в одинаковых ситуациях поведение человека всегда одинаково, поэтому реакция Анзора была именно такой, какую ожидали специалисты из агентства. Знания в психологии и межличностных отношениях наверняка позволили просчитать им все сценарии исхода этой ситуации. Выходит, что это Анзор, а не Кирилл сдвинул проект с замершей точки».

Кому мог пожаловаться на эту вопиющую несправедливость Анзор, ведь у него имелись догадки, но не хватало доказательств, чтобы мыслить уверенно. Анзор переживал свои мысли вновь и вновь. Он прогонял в голове воспоминания, получал в результате догадку, которая должна принести облегчение, но вместо этого она становилась зыбкой, и короткое чувство эйфории сменялось комом ревности и зависти к Кириллу Никифорову, застрявшим у Анзора в горле.

Кирилл Никифоров не гордился успехом, хотя имел моральное право на самооценку. Кирилл не стал героем своего времени, не дал десяток интервью по телевидению и оставался в тени. Кирилл не стал карабкаться вверх по карьерной лестнице у себя за границей в лаборатории. Неожиданно Кирилл понял, что настал момент возвращаться, и он вернулся на родину. Кирилл уезжал стажёром, а приехал дипломированным инженером с внушительным послужным списком и богатым портфолио, но оставаясь в душе таким же положительным. Вместо свитеров Кирилл только теперь носил пиджаки, привык брать ноутбук и каждые полчаса звонил матери по мобильнику, собранному в Силиконовой долине.

Кирилл Никифоров не дичился людей. С межличностными коммуникациями у него был полный порядок, и английский язык не плохо подтянут. Кирилл Никифоров жил скромно и тихо, но затворником не стал. Он снимал двухкомнатную квартиру в одном из закрытых городов, именуемых наукоградами. Любопытствующей публике местного масштаба ничего не было известно про подробности личной жизни Кирилла. Ходили слухи, якобы что заработанными за участие в космическом проекте баксами Кирилл поделился с пожилыми родителями, к тому времени вышедшими на пенсию.

Кирилл Никифоров избежал участи оказаться в шибко секретном ящике. Если бы по натуре был ординарным человеком, то продолжал бы ни от кого не таясь открыто публиковаться по своей теме, постепенно накапливая материал для докторской диссертации. Однако, Кирилл вдохновился заняться околонаучными коммерческими проектами. Новое увлечение продолжалось не долго. Неожиданно Кирилл решил снова попробовать найти себя в чём-то другом. Так на финише вышел в свет новый общественный деятель. Для своих сторонников – интеллигентный и предприимчивый человек, для близких и родных – добрый гений.