скачать книгу бесплатно
– А ты разве нет? – К. игриво улыбнулась.
– Пока не планировал.
– Ну все может случиться. Не зарекайся. Что же, вроде вечер перевалил за критическую отметку, мой телефон молчит уже пятнадцать минут. Так что теперь спокойно можно поболтать где-нибудь в стороне от этого непрекращающегося водоворота светской жизни. Будь добр, возьми мне что-нибудь в баре на свое усмотрение и встретимся тут через пять минут.
– Прекрасный план, – произнес я и с воодушевлением направился к бару.
Момент, который я пытался мысленно приблизить все эти возмутительно тягучие недели, наконец настал. Никакого конкретного плана у меня не было. Оставалось полагаться на план Б. Мне вспомнился ее взгляд после прочтения моих наспех накиданных строчек. Эта стремительный нервный взгляд, прорвался сквозь баррикады светского официоза и дистанцирования от, по сути, незнакомого ей человека. Словно, сомнение, а вслед за ним и нотки страха пробегают в миг кажущейся потери контроля. На крохотную долю секунды глаза раскрываются чуть шире, но мозг стремительно берет все под контроль и равновесие восстановлено.
Мои мысли двигались хаотично и сменялись с жутчайшей пустотой. Сразу всплыли воспоминая о чувстве пережитом после ее примерно такого же взгляда, но задержавшегося и тем самым пробравшегося мне под черепную коробку. Какого черта вообще это было? Может просто гормоны смешались под воздействием температурного и алкогольного градуса, что и вызвало такую реакцию. Возможно, сейчас я уже додумываю тот поразительный эффект, приукрашая и добавляя чрезмерную долю символизма. А если это было нечто внечеловеческое? Что-то метафизическое, за пределами понимания и рационального объяснения. И что самое жуткое, почему нити мироздания, кишащие повсюду не затрагивают ее. Как это вообще возможно? Что есть она, что есть они? Как можно это все связать воедино? Да, прекрасный каламбур. В конце концов всегда есть вероятность, что у меня в тот момент временем просто случился микроинсульт.
С такими противоречивыми и безрезультатными размышлениями я таки добрался до барной стойки. Сомнений насчет выбора напитка у меня не было, очевидно, что следует брать то же что и в тот вечер. Дабы опыт был повторен. Бармен был отвлечен на трех миловидных девушек, для которых видимо вечер не задался, и они хотели получить хоть какую-нибудь порцию веселья. Я настойчиво пытался мысленно принудить его обернуться, пытался докричаться сквозь заметно прибавившую в громкости музыку мероприятия, даже дернул за проходившие через него алые нити. Как можно незаметнее, потому что долбанного мима у бара точно никто обслуживать не станет. Окончательно разочаровавшись в этих ловких, но не самых действенных способах, я решил просто протолкаться к нему.
Путь мне преградил до боли до боли знакомый мужчина, который тоже горел желанием сделать заказ. Попытки вспомнить, где я мог его видеть, отвлекли мое внимание. Это оказался телеведущий разговорного ток-шоу из моего сегодняшнего кошмара.
– Я вас видел сегодня во сне, – для чего сказал я.
– Надеюсь, в эротическом? – ответил мне его рот с белоснежной зубами. Было заметно, что мужчина был уже в изрядной кондиции, однако дикция его была безукоризненна.
– Нет, Вы вели свое шоу, в котором подводили итоги подходящего к концу жизненного цикла всей человеческой цивилизации, потому что весь ядерный боезапас мировых держав был уже воздухе.
– И я был хорош?
– Как всегда на высоте.
– Признаться, это – всегда была моей мечтой, да, именно провести свое шоу после настоящей трагедии. Не все эти бытовые ссоры, нерожденные и потерянные дети, и спортивные праздники, и тупые шутки. А самая, блядь, настоящая трагедия, потрясающая основы мироздания. И выйти без подготовки, отмахнуться от гримеров и стать перед камерой, в прямом, мать его эфире, самым, блядь, наипрямейшем, раньше президента и произнести слова, которые затронут каждого слышащего. И держаться, и чувствовать переживание огромного количества народа, долбанное единение.
– В моем сне обошлось без трагедии, скорее Вселенская светлая грусть. Но я всей душой желаю, чтобы когда-нибудь Ваша места осуществилась.
– Да, надо выпить за это!
На громкий отклик моего нового товарища бармен незамедлительно отозвался. Мы опрокинули по стопке за его светлую мечту. Я заказал две порции джина с кампари и расторопно ретировался с двумя бокалами.
Вернувшись к обозначенному месту, я застал К. именно там, где и предполагалось, что в этот нервный вечер было сродни чуду. Она расположилась на небольшом кожаном черном диванчике в некотором отдалении от окружающей тусовки, хотя такое ощущение складывалось только из-за субъективности и недавней мутации моего восприятия. По существу, все черные диванчики стояли в ряд. Все были одинаковы. На каждом располагалось не более трех человек. Однако, отсутствие алых нитей мироздания рядом с ней выделяло его среди всего. Я уже успел настолько привыкнуть к ним, что полная пустота кажется мне патологичной. Блаженная патологическая пустота. Просто фигура расслабленно сидящей девушки. Она закинула ногу на ногу, оголив из-под нескончаемого подола бледную голень. Ее ножка была свободна от чернильного узора. Бледный белый контрапункт к окружающему черному миру. Взгляд ее был рассеян и задумчив.
Я подал ей бокал, и мы молча сделали по глотку.
– Неплохой выбор. Мне нравится. Спасибо, – она прервала свое молчание. – Ну чем занимался, пока я снимала самый идиотский рекламный ролик в мире?
О, моя дорогая. Все изменилось. Все полетело к чертям. Я вижу то, что всегда было скрыто. Я вижу суть. Я чувствую истину. Я переполнен впечатлениями, вопросами, метаниями и догадками. Что это и почему сейчас? Для чего? Как мне поступать? Могу ли я изменить это или подействовать? Открылось ли беспрецедентное пространство для действия, или я всего лишь безвольный свидетель, против своей воли принужденный видеть потаенное безо всякой возможности на что-либо повлиять? И как связана с этим ты? Проводница в некий новый мир или всего лишь одна из мириад частей? Как видится абсолютно не связана и свободна? Видишь ли ты, что вижу я? И наконец, наверное, самое важное: как мне это поведать тебе?
– Да так. Вроде ничего важного не случилось. Расскажи лучше, как съемки прошли?
– Ты и так все знаешь. Вот вроде бы строишь карьеру, растешь как профессионал, набираешь опыта, начинаешь избегать детских ошибок, полагаешь, что уже можешь чувствовать форс-мажоры заранее, но в какой-то момент ты понимаешь, что слишком многое зависит от такого количества случайностей, что ничего предусмотреть заранее нельзя. И ты уже не просто выполняешь свои обязанности, ты буквально сражаешься о всей вселенной. Только твои возможности ограничены, ее же безмерны. Твоя фантазия пытается просчитать все возможные варианты, но ее выдумка безгранична.
– Мне почему-то кажется, что тебе это нравится?
– Пожалуй, хотя, конечно, устаешь от этого. Словно маленькое суденышко, выходящее из порта, вроде и маршрут известен, и карты подробны, но случится может все что угодно. Появление Ктулху еще никто не научился исключать полностью. Однако, желание превозмогать и продолжать идти на пределе – отличная черта. По крайней мере, всегда можно узнать что-то новое как о себе, так и об окружающих. Нет более достойного сражения, чем со всеми Вселенной. Никогда не стоит оставаться в порту подолгу.
– А если вокруг шторм? – вставил я, как будто оправдываясь.
– Я сказала, что надо быть смелым, а не идиотом.
После снисходительного взгляда, на мою необдуманную фразу, она по-кошачьи потянулась, пригубила еще из своего бокала и устало помассировала свою тонкую лодыжку.
– Пойдем немного постоим на свежем воздухе. Я за весь вечер ни разу отсюда не выходила, но теперь уже точно можно. Интенсивность мероприятия идет по нисходящей.
Мы оставили бокалы на столике и неспешно побрели к выходу. К. вежливо раздавала мягкие приветственные кивки и вежливые улыбки, встречавшимся нам на пути гостям. Я же как можно незаметнее плелся позади нее.
Когда мы вышли на улицу я не преминул победоносно посмотреть на охранника, но он уже изрядно подустал за вечер и ему было глубоко наплевать на наше негласное противостояние. К. взяла у меня сигарету, подожгла ее и выпустила дым, запрокинув голову.
На улице было все также морозно, до весны еще не скоро. Ее легкая короткая курточка и огромнейший палантин уступали холоду. К. подошла ближе, прижалась плечом ко мне. На выходе больше никого не было, даже случайных прохожих. Когда мы вышли, даже охранник ушел внутрь помещения погреться.
– Что ты имел в виду в своем стихотворении? – неожиданно она разразилась вопросом, хотя угадывалось, что он давно зародился в ее сознании. Не то чтобы он застал меня врасплох, я же сам хотел, чтобы он его задала. Но сформулировать верный ответ на него у меня не выходило.
– Хм… Пожалуй, я подумал о взаимосвязях, которые связывает всех людей в этом помещении. Искусство, творчество, успех и идущая с ним под руку неказистая сестрица зависть, долговечная любовь и мимолетная страсть, прочные деловые отношения и ветреные плотские, знакомства новые и старые. Все это незримо завязывает индивидуумов между собой. И что все люди именно в этом помещении крепко переплетены между собой и концентрация, скажем так, этих нитей здесь чрезмерно высока. И думаю, твоя татуировка натолкнула меня на этот ход мыслей.
– Мне понравилось, как ты это изобразил на бумаге. Я всегда чувствовала то же самое, то что люди как бы далеко не разбегались друг от друга всегда будут для вселенной двумя узелками на одной длинной нити. Как в старой японской легенде. Или как в том фильме. Про заряженные частицы.
– Квантовая теория Эйнштейна?
– Возможно…
– Что в легенде, что в теории речь идет о двух элементах, или же символизирующих ими как принято говорить родственные души, о романтизированной связи высшего порядка, пред которой преклоняются люди, жаждут подобную для себя. Я же скорее говорю об индифферентной связях, без какого оттенка чувств или аллюзий на божественный замысел. Это скорее, как регистрационная метка, или как самое дальнее и запылившееся воспоминание в самой глубине подкорки мозга. Ничего прекрасного или воодушевляющего. Просто сухой непререкаемый факт. Вероятно, некоторые из них являются объектом чаяний и чувств, но это лишь случайное совпадение, ничего больше.
– Но это же и делает их еще ценнее. Желание возбуждает, то что редко.
– Пожалуй. Такой рисунок как у тебя на спине тоже встретишь нечасто.
– И что, он возбуждает?
– Я совру, если скажу, что нет.
– Самое забавное, что все началось с маленького браслетика на запястье, – она подвернула рукав, и показала мне чернильную цепочку из крохотных звеньев. из-под рукава к ней подходили и аккуратно самыми кончиками вбирали в себя уверенные флористические линии.
Ее прервал громкий смех небольшой компании, вываливавшейся из дверей заведения. К. вздрогнула от такой неожиданности, обернулась и лишь улыбнулась. Как мне показалось, несколько трагично.
Компания, поравнявшись с нами, громко и задорно попрощалась, их пыл явно не позволит ночи закончится раньше времени. К. помахала им в ответ.
– Издательский дом в своем самом прекрасном представительстве, – пояснила К. – У них сегодня тоже праздник.
Мы закурили еще по одной. В это время из двери потихоньку начали вытягиваться остальные гости вечера. По виду все были крайне довольны прошедшим мероприятием. Те, кто еще не был доволен в полной мере, пока оставались внутри и старательно уничтожали свое недовольство в бесплатном баре. Тут показался и главный виновник торжества в компании двух немолодых почитательниц. Небрежно набросив свое пальто на плечи и победоносно обнимая каждую из доставшихся ему сегодня трофеев, он словно римский император величественно впускался со входных ступенек. Лавровый венок ему заменяла помятая фетровая шляпа. Поравнявшись с нами, он отвлекся от своих спутниц, еще раз душевно поблагодарил К. за организацию и присутствие на его празднике "ее несравненной особы". К. уже изрядно устала от светской болтовни и тихо принимала комплименты, лишь смущенно улыбаясь. Проводницы литератора из-за его спины злобно сверкали глазами на К. и попеременно дергали его за рукав, театрально жалуясь на холод. Мне заслуженный писатель лишь пожелал творческих успехов на моем поприще. Очень мило с его стороны. Попрощавшись с нами, он накинул пальто обратно на плечи и, обняв подруг, продолжил нетвердое движение. Интересно, что пьянит сильнее: алкоголь или же всеобщее почитание?
– Замечательно. Элвис покинул здание. Теперь и мы можем отправляться.
Мы вернулись обратно, пока К. забирала свои вещи и отдавала последние указания одним и прощания другим, я допил свой бокал. После этого и мы покинули вечернику. К. взяла меня под руку и мы отправились. Вопроса "куда мы идем" никто не задал, потому что это было абсолютно неважно.
По сути наш разговор прервался на полуслове. Ни К., ни я полностью свою мысль не развернули. Никто из нас не решался вернуться к затронутой теме. И мы молча шли по старательно расчищенным тротуарам под вереницей тусклых фонарей. Мы не выбрали конечный пункт, а лишь интуитивно брели на знакомым местам. Было уже довольно поздно и на улице никого не было. Небо было чистое, на нем виднелись звезды, ровно настолько их возможно различить в мегаполисе. Мы плыли вдоль узких улиц, старательно подбирая маршрут, дабы случайно не оказаться около шумной магистрали и тем самым не разрушить нашу смешную молчаливую идиллию. И мы бесшумно брели, ловя наши безмолвные отражения в окнах припаркованных машин. Нити мироздания, оставленные разбежавшимися по своим домам местными жителями и просто спешившими куда-то прохожими, мирно покоились на асфальте, вздрагивая лишь от крохотных дуновений ветерка, случайно забредшего в те же переулки, что и мы. Я задумчиво шел сквозь них, словно через водоросли на мелководье. Однако, ровно как и те, что остались в клубе, лежавшие под ногами К. красные ленты сторонились ее. В страхе и почтении они расходились в стороны пред ней, и она не могла до них дотронуться, даже случайно.
– Вообще написать книгу – дело нехитрое, – в мертвом городском пейзаже ее голос звучал сродни звукам потустороннего мира. – Как говорил один известный писатель: "Написать роман может каждый, если дать ему шесть недель времени, ручку, бумагу и убрать телефон и жену." Правда о качестве материала он не уточнял.
– Но полагаю, твой друг уже выработал себе необходимые критерии качества.
– Заслуженным писателям сложно сказать что-то поистине новое, они лишь могут обрамлять свой талант, стремясь к совершенству, но блеск его таланта уже всем знаком. Не сомневаюсь, что критики тепло встретят его новую работу. А если одни скажут хорошо, то мало кто может им что-либо противопоставить что-либо. В таких тонких материях, где никто по сути ничего смыслит, склонны доверять чужому мнению. Это также касается современного искусства и дорогого вина. Хорошо, что есть еще люди, которые решают сами для себя смотреть или не смотреть, пить или нет. Свое собственное мнение во все времена очень ценно. И оно становится еще ценнее, если не стараться его кому-то навязать.
Литература рождается из собственного опыта и впечатлений, и насколько бы она не было бы великолепно произведение, никто не сможет гарантировать, что оно затронет те же нити в другом человеке, что и в тебе. Легко сказать "Чушь", если сам никогда с подобным не сталкивался. Мировой опыт не всегда является расширенной версией с субтитрами твоего собственного. Так удивительно, да? Конечно, можно написать пятьсот страничный роман о классических темах таких как любовь, смерть, гуманность и прочие догматах, пока еще не попираемых наукой. Но тут сложно не скатиться в банальность. Главное, хранить свою субъективность как самое ценное что у тебя может быть. Это я тебе говорю как начинающему писателю.
– Я думал, мы выдумали эту легенду, чтобы оправдать мое присутствие на той вечеринке.
– Попрошу тебя не называть вечеринкой. Это – уникальное мероприятие, которое я тщательно организовывала, начиная от непростого выбора каждого гостя, ведущего, программы, заведения, заканчивая тем, что лично попробовала каждую несчастную подаваемую канапешку.
Шутит она так или нет, сказать было сложно. Поэтому я извинился с таким же тоном, завуалированной искренности.
– Так ты лично выбирала каждого гостя?
– Тебя же я выбрала. Уверяю тебя, мой дорогой, если бы ты не подходил к мероприятию, оно бы прошло без тебя. Даже несмотря на твои умилительные щенячьи глазки и модные ботинки.
– Что же, тогда я весьма признателен и благодарен павшему на меня выбору. Мои щенячью глазки просто светятся от счастья.
Она встала передо мной, посмотрела в глаза, и мы поцеловались. После этого романтического пит-стопа мы продолжили наше путешествие на край ночи. Идти стало гораздо теплее.
– А ты сама хотела бы написать что-то? Судя по твоим словам, у тебя есть что сказать.
– Я совру, если скажу, что ни разу об этом не задумывалась. Однако, это точно никогда не было мечтой всей моей жизни. Я преклоняюсь перед талантом рассказчика, и всегда вижу, если у кого-то он действительно есть. Однако же, у меня нет слепой веры в себя. Мои стишки не являются сакральными драгоценными камнями в сокровищнице мировой литературы. Да я и никогда к этому не стремилась. Не видела в этом особого смысла. Возможно я просто не чувствую тот нерв, который необходим для хорошей поэзии. А может просто не амбициозна. Так или иначе, я буду бескрайне рада, если я стану частью таланта кого-либо еще. Все еще не надумал начать литературную карьеру? Что же, тогда возможно мне стоит воспользоваться сегодняшним предложением нашего уважаемого виновника торжества. Не думаю, что будет с ним очень интересно, но хотя бы стану чуть ближе к этому миру.
– Давай договоримся, если начну – ты будешь первая кто об этом узнает.
– Хм, я буду первая кто об этом узнает, гораздо раньше того момента, когда ты напишешь "Глава 1", – она сказала это с такой многозначительностью, что впору было звать оракулов для интерпретации простому смертному божественных смыслов. – Мы пришли.
Я перенес внимание на старый трехэтажный дом. Серый и строгий, украшенный элементами модерна. Узкий холодный готический фасад был украшен витражом, через который была видна широкая лестница. Парадный вход производил впечатление, но стоило отойти на пару шагов в сторону как взгляду открывались боковые стороны дома, лишенные какого-либо декора. На них были произвольно раскинутые окна, которые образовались словно паразиты на гладкой вертикальной поверхности, почувствовав солнечный свет и безнаказанность своего поведения. В эту архитектурную самобытность современные реалии вклинивались огромной зеленой надписью "АПТЕКА", что недвусмысленно намекало о наличии оной в цокольном этаже.
– Красивый дом, – только что и оставалось сказать мне.
– Да, мне тоже понравился. Даже этот зеленый китч стал мне нравиться впоследствии, – она проверила наличие ключей в своей сумочке. – Мне очень понравилось с тобой. Обязательно позвони мне. Вроде никаких экстренных проектов у меня не будет в ближайшее время.
Она еще раз поцеловала меня. На прощание долго и обстоятельно, дабы подтвердить серьезность своих намерений. В ее дурманящем аромате чувствовались нотки еще не выветрившегося алкоголя, что придавало этой зимней ночи еще большее очарование.
Она открыла замок и скрылась за массивной дверью. Взглядом я проследил через витраж как ее черный силуэт под мягким электрическим светом поднялся по ступенькам вверх. Потом на верхнем этаже зажегся свет.
Я остался на улице один. Некоторое время я еще простоял под ее окнами, очарованный ее образом и всеми сегодняшними перипетиями. Отрезвляющее чувство холода вернуло меня на землю резко и без предупреждения, отстраняя все романтические мысли далеко на второй план. Вместе с ним пришло осознание, что никаких что-либо проясняющих ответов я в тот день не получил. То чего я так ждал, на что уповал все это одуряющее долгое время не случилось. Я почувствовал, что жуткий аморфный образ безвестности уже подбирается по темным пятнам на улицах. Она следует через слепые зоны уличных фонарей, перебирается через скрипы голых раскинувшихся ветвей старых дверей, поджидает за каждым углом, куда я только собираюсь повернуть. И подбирается она не одна. За ней на неразорванной пуповине ковыляет на своих уродливых конечностях ее любимейшее порождение – животное чувство страха. Ощущая кожей их неминуемую близость, я бросился по направлению к своему дому, стараясь выбирать только знакомые и широкие улицы.
За последнее время я выбросил из своего дома все лишнее, что может быть хоть каким образом связано с чем-либо. Все нити из моей комнаты я свел к минимуму. Каждую из них, что тянулась из моей двери, я досконально изучил. Я знал, что кровать, на которой я спал или в большинстве случаев только пытался уснуть, до меня была прибежищем еще двух людей. Молодая пара два года назад переехала в этот город и сняла мою нынешнюю квартирку. На ней они спали, занимались сексом, частенько ели и болтали о будущем, что скоро он получит повышение, а она сможет поставить свое хобби изготовления керамической утвари на коммерческие рельсы. Но однажды вечером он не вернулся, а через два дня к ней пришел полицейский, выразил соболезнования и попросил прийти на опознание. Разумеется, сейчас у меня были новое постельное белье, но каждый раз, ложась спать, я ощущал кожей пропитанную слезами подушку. Если повернуться на бок, я видел эту девушку, разбитую истерическими конвульсиями, слышал ее беззвучный вой. И каждый раз, несмотря на доскональное изучение этих давно прошедших событий, сердце сжималось в комок жалости и отчаяния. Со временем мне удавалось концентрироваться только на моментах их обоюдного счастья, только тогда удавалось уснуть. Но алые нити постоянно пытались вернуть меня именно к трагическому апофеозу, насильно скидывая блаженную пелену временного счастья. Словно говоря: "Смотри, смотри, именно так все и случится. И мы это знаем точно. И ты это знаешь. Смотри." И я смотрел, не в силах отвернуться, от безобразной, но гипнотической картины. И выходя из комнаты, что я делал всегда лишь по необходимости, я закрывал дверь, оставляя эту девушку внутри. Где она теперь я не знаю, смелости увидеть ее мне не хватило, я чувствовал стыд, что не по своей воле стал свидетелем, того что ни в коем случае не должен был видеть.
Характерной особенностью всего этого было, что связанные навечно события никогда не покрывались умиротворяющей патиной забытья. Так же как и линии, которые всегда оставались постоянны в своей фактуре, состоянию и цвету вне зависимости от окружающей обстановки и природных проявлений. Им было абсолютно наплевать на снег или пыль, освещение и тьму. Из-за этой особенности любой случайный контакт с ними оборачивался хоть уже изученной до боли последовательностью событий, но каждый раз моменты разворачивались во всей своей полноте и насыщенности словно в первый раз. События из прошлого, старательно погребенные поведенческим сознанием в самую глубокую и недоступную точку темноты подсознания, вновь ослепительно вспыхивали перед глазами, стоило подпустить к себе какую-то деталь, даже косвенно связанную с ними. И пусть даже это были события не из моего прошлого привыкнуть к ним было невозможно, а как их заглушить я не имел ни малейшего представления.
Единственное что у меня оставалось – это все еще крохотная надежда на К. Хотя я не получил от нее каких-либо ответов или хотя бы подсказок, однако, фактов, полностью опровергающих мои догадки о ее причастности к этому стечению обстоятельств, также не выявилось. Да даже если и так. Она чертовски хороша, с ней все это кажется не таким жутким и безвыходным и, в конце концов, от нее восхитительно пахнет.
Я выждал время, полагающееся чтобы отойти от того насыщенного и наверняка измотавшего ее вечера. Голос ее, несмотря на очевидную занятость, был благодушен. Мы договорились о встрече в кафе следующим вечером.
Я запомнил тот день, тогда был самый ранний закат. Как только я зашел внутрь кафе, солнце окончательно скрылось и повсюду зажглись электрические лампочки. Я пришел пораньше, дабы привыкнуть к атмосфере и внимательно изучить обстановку. Когда за каждой чайной ложкой может прятаться душераздирающая трагедия, а банальный деревянный стул с такой же долей вероятности мог быть участником судьбоменяющего сюра – поневоле становишься параноиком. Был будний день и в кафе народу было совсем немного. Окружающие разговоры проходили на деликатном уровне громкости, смиренно сливаясь с фоновым стареньким французским шансоном. Интерьер был с претензией, но с задачей создания уюта справлялся успешно. По счастливой случайности столик у окна, который я занял, не успел стать частью ничей жизненной истории. Да и само место было относительно новым. Самым неприятным стал жутко искусственный запах аляповатого букета цветов вперемежку с безмерно мощным флером мужских духов после свидания, которое проходило здесь пару недель назад.
К. как всегда появилась неожиданно. И как всегда эффектно. Она была в темных замшевых ботильонах, на ней был атласный черный комбинезон с тонким поясом и бордовый пиджак. На закрытой груди обосновалась массивная многоуровневая серебряная подвеска. Слегка завитые локоны обрамляли скулы. Встретила она меня прищуренным взглядом, ироничной улыбкой и брошенной фразой: "Хм, кофе?". Мне лишь оставалось молча встать из-за стола и подарить ей цветы. Она смущенно поблагодарила. Официант принес второе меню. К. мелком пробежалась по страницам. И затем взглянула на крохотные часика на правом запястье.
"16:43, – произнесла К. – До пяти вечера я пью только вино, разбавленное напополам водой. Надо ведь соблюдать хоть какие-то нормы приличия".
"Прекрасное правило", – согласился я.
И мы для начала заказали по бокалу.
– Так я и не успела спросить, как тебе понравился торжественный вечер?
– Не сказать, что у меня получилось насладиться им в полной мере. Но в целом довольно занимательно. Много красивых людей. Много известных. Много талантливых. Бесплатный бар. В общем, мне понравилось.
– Не сомневаюсь. Со стороны это производит впечатление. Не зря же все стремятся попасть в эту сферу. Изысканно, дорого, с шиком и блеском. Хотя когда ты вращаешься в этой среде практически постоянно, то эффект пропадает. Только и видишь, что мелкие недостатки, например неухоженных официанток или заветренные закуски. Следишь чтобы виновники торжества были в восторге от превосхождения их ожиданий. Ну и, конечно, не спускаешь глаз с тех, кто ходит по краю черного списка. Хотя что ждать от тех тоже всем давно известно. Странно, что ты проболтался весь вечер практически незамеченным, они обожают интересоваться всем новеньким, такие любопытные пираньи по отношении к затесавшемуся к ним неожиданно свежему мясу.
– Ну виновник торжества гораздо больше внимания уделил тебе, нежели мне.
– Ах наш мэтр, да, ничего плохого про него сказать не могу, достойный человек, с первого знакомства смотрел на меня восторженно, жаль только не может отличить доброжелательную улыбку от льстивой. Но при его заслугах это уже не играет никакой роли. С такой высоты и в таком возрасте трудно различать нюансы.
– А ты способна их отличить?
– Да. Ну или мне нравится думать, что да. Я в общем то никогда не была объектом льстивых улыбок, скорее лишь создавала условия для возникновения оных по отношению к другим. А со стороны всегда виднее. Есть маленькая особенность, которую я заметила: при неискренней улыбке оголяются все зубы, но бессознательно люди больше всего стараются показать свои резцы, а при доброжелательной этого не происходит.
– Правда?
– Нет, конечно. Только что выдумала, – и она доброжелательно улыбнулась. Или просто мне захотелось думать, что доброжелательно.
Потом она продолжила рассказ о перипетиях своей работы, как по началу смущалась и осторожничала, но затем пообтесалась, стала узнаваема и даже почитаема для избранных. Да, именно такой термин она и употребила. Ее пальцы стучали по ножке бокала и разговаривая, она то и дело задумчиво устремляла свой взгляд в окно, но говорить при этом не переставала, и мне приходилось подвигаться ближе, чтобы улавливать слова адресованные мне, но направленные в сторону. После одного из таких поворотов расслышать конец мне не удалось, что ответить я не знал, поэтому повисла тишина. Она вновь повернула голову ко мне. После одного бокала в глазах у нее наряду с огоньками от живой мерцающей улицы, появился ее собственный легкий блеск. Она склонила голову на бок с легкой улыбкой и внимательно посмотрела мне в глаза. Меня же от такого обычного легкого проявления расположения, бросило на грань ужаса. В голове пронеслась ситуация во дворе и сразу же ее последствия, я как-то неестественно дернулся и ошарашено начал искать глазами официанта. Мы заказали еще по бокалу, время прошло и теперь уже можно было пить вино чистым.
– Сегодня без блокнотика? – поинтересовался я.
– Он всегда со мной, но достаю я его, лишь в двух случаях: либо для слов, которые мне нужно непременно озвучить, но ситуация для этого не самая подходящая, либо когда мне откровенно скучно. Очень надеюсь, что сегодня мне не придется к нему обращаться.
Она рассказывала о всяких инцидентах, которые имели место быть в ее карьере, перешучивались на самые странные темы. К. была невероятна очаровательна. В электрическом свете ее изящество благоговейной манной струилось из каждого движения. Ее жесты были квинтэссенцией уверенности, спокойствия и изящества. Чтобы она ни делала: мечтательно всматривалась в блики от лампочек, имитировала нетрезвую речь гостей какого-нибудь из давних мероприятий, корчила иронично-презрительную гримасу, пригубливала вино или просто поправляла волосы – всегда это выглядело так просто, но при том магнетически завораживающе. Порой я ловил себя на мысли, что я не слушаю ее, а просто любуюсь, словно живым произведением искусства. На этой представленной только мне картине она становилась неким "глазом бури", где под действием давления мироздания алые нити стремились к ней, демонически кружась вокруг нее. Но никогда не прикасались, покорно обтекая ее фигуру.
И эта картина действовала на меня, как ни странно, успокаивающе. На время меня покинула параноидальная бдительность к окружающему миру. Мучившие меня все это время вопросы также покинули мой разум. В самой центре урагана, только и остается что со спокойствием и покорностью ожидать дальнейших развитий сюжета.
Люди появлялись в кафе появлялись и исчезали, оставляя за собой свою связи. Меня это мало волновало, я лишь хотел сидеть на том месте, и чтобы К. сидела передо мной как можно дольше. Ход времени я потерял абсолютно. На середине истории, как ей пришлось самой управляться с камерой в последний день съемок где-то в Юго-Восточной Азии из-за того, что в тот день нанятый оператор подхватил лихорадку. К нам подошел официант и с напускной грустью, что заказы больше не принимаются, так как заведение готовится к закрытию. Время перевалила за полночь. Блокнотик она ни разу не достала.
Расплатившись по счету, мы вышли на уже опустевшие улицы. К. невольно поежилась от подступившего холода. Я ее обнял. Немного постояв так вплотную перед закрывшимся за нашими спинами дверью теплого кафе, словно привыкая к новым окружающим условиям, мы выкурили по сигарете. Затем она, приподнявшись на цыпочки, уткнулась своим подбородком в мой и тихо сказала: "Пойдем уже. Холодно. Надеюсь, ты помнишь дорогу?". Я кивнул, и мы снова отправились в путешествие по зимнему городу.
– Так понимаю, ты специально выбрал кафе недалеко от моего дома? – спросила К., прижимаясь к моей руке.
– Честно, нет. Я прочитал о его открытии недавно и просто подумал, что можно заглянуть при случае.
– Действительно симпатичное место. Мне понравилось. К тому же идти, совсем недалеко. Правда, ничего мы так и не попробовали из еды. Но думаю, если она такая же как и вино, то заведение будет процветать.
Идти действительно было недалеко. Всего пара переулков и вот мы оказались у самобытного готического дома с огромным витражом на лестницу. Надпись "Аптека" все также бесстыдно горела заливистым зеленым светом, хотя свет от буквы "К" еле заметно подергивался. Мы зашли внутрь единственного подъезда в доме. Поднимаясь за ней по широкой старой лестнице, я оглянулся назад. Через витраж на улице я увидел, что моя старая знакомая, безвестность вместе со своим уродливым спутником остались на улице. Они смотрели на меня и выжидали, ну а я умиротворенно продолжил подниматься по ступеням. После того как мы зашли, она отправилась на кухню поставить чайник, попутно продолжая рассказывать ту историю про камеру. Я же с любопытством рассматривал ее обитель, которая одновременно служила и спальней, и рабочим кабинетом.
