скачать книгу бесплатно
– Ну, как пообщался с министром? – без особого интереса спросил он.
– Пообщался, – решил обидеться Жовнер, только собравшийся поделиться хорошими новостями.
– Ну и как, ничего мужик?
– Нормальный.
– О чем-нибудь договорились?
– Договорились.
– А чего не рассказываешь?
– А тебе интересно?
– Ну ты даешь, старичок… Я эту встречу с таким трудом организовал…
– За это ты молодец, – сказал Сашка, согласившись, что в происшедшем есть заслуга и Алексея. – Поговорили очень даже хорошо…
Ставинский слушал его сначала спокойно, потом стал расхаживать по номеру, а когда Жовнер закончил, довольно потер руки, с грохотом пододвинув стул, уселся напротив и стал загибать пальцы.
– Получим бумагу – первым делом запустим музыкальный еженедельник тиражом тысяч пятьдесят, я уже зондировал, на ура пойдет.
Здесь весь тираж заберут, договорюсь. Потом томик эротики. Полмиллиона зарядим, разлетится… Надо было больше бумаги просить.
– Ну ты и наглец, Леша… Надо было тебя к министру брать… Скажи спасибо, что столько дали.
– Ладно, в следующий раз с тобой пойду, еще попросим…
Взглянул на Сашку изучающим взглядом и неожиданно просящим тоном произнес: – А деньги за еженедельник получим, давай купим технику для тиражирования пластинок… Сделаем свою студию, я самые известные группы привлеку… Можешь не сомневаться, они в этом заинтересованы. И спрос не меньше, чем на книги.
– Давай сначала деньги получим, – уклончиво отозвался Жовнер, разделяя надежды Ставинского, но понимая, что подобное оборудование будет стоить немало.
– Но мы договорились, – сказал Леша, возвращая стул на место. – Я с завтрашнего дня начну переговоры с музыкантами.
Сашка помедлил, но под пристальным взглядом Леши согласно кивнул.
– Да, кстати, тут тебе одна симпатичная москвичка все названивала, номерок оставила. Просила обязательно отозваться, – игриво произнес Леша, выделив «симпатичная», словно уже ее лицезрел, и «обязательно», намекая на нечто непозволительное. Подколол: – Вот уж не думал, что у положительного во всех отношениях однолюба шефа есть жуткая тайна…
– Это старая знакомая, – взглянув на номер и отчего-то смущаясь, сказал Сашка.
– Я понимаю, за пару дней новую с таким милым голоском завести сложно. Но гостиничный номерок-то откуда-то знает…
– Ладно тебе. Подруга холостяцкой юности, – грубовато произнес он.
– Не спорю, – поднял тот руки.
Сашка набрал номер.
– Мне удалиться? – прошипел Леша.
– Можешь записывать…
Трубку Нелли подняла сразу, словно ждала. Обрадованно произнесла, что уже дома, ушла с работы пораньше, ждет его.
– Ты знаешь, ничего не получится. Я уже собрался, через полчаса уезжаю в аэропорт, вылетаю домой.
Ставинский удивленно посмотрел на него, но промолчал.
– Что-то случилось? – после паузы, не скрывая разочарования, спросила она.
– Срочно надо быть на работе… Но через пару недель я снова прилечу, – торопливо пообещал он. – И сразу же тебе позвоню. Ты никуда не собираешься уезжать в ближайшее время?
– Я домоседка.
– Я обязательно приду в гости.
– Позвони, – отстраненно и сухо произнесла она, заставляя Жовнера еще больше чувствовать себя виноватым.
– До встречи, – бодро произнес он.
– Счастливо.
Она положила трубку первой.
– Обидел женщину, – догадливо констатировал Ставинский. – Теперь, старичок, теплого приема и нежного взгляда не жди… А мы что, действительно сегодня летим?
– Завтра утром. Первым рейсом.
Леша глубоко вздохнул. И продолжил, надеясь удовлетворить свое любопытство:
– А ведь мог бы незабываемо провести вечер…
– В тебе погибает талант сводника.
– Это верно, – оживился тот. – Люблю устраивать чужое счастье…
Давай я ей сейчас перезвоню, развею сомнения…
– Ты с переводчиками все вопросы решил? – сменил тему Жовнер.
– Подписали договоры… А что, в следующий раз не возьмешь с собой?
– Там видно будет, – уклончиво отозвался он, запоздало сожалея, что отказался от приглашения Нели. Похоже, ведь действительно ждала, хотела пообщаться, поделиться сокровенным… И совсем не обязательно же было оставаться на ночь. Предложил: – Давай поднимемся в ресторан, поужинаем, коньячку выпьем.
– Вот это замечательное предложение, – потер руки Ставинский. – Не возражаю. Хороший день надо достойно завершить…
Новый мир
Красавин
Теперь у него было дело, которое ему нравилось больше, чем организовывать митинги, пикеты, демонстрации и даже выпускать самиздатовский журнал. Коммунисты все еще сопротивлялись, хотя было очевидно – их дни сочтены. Предложение Жовнера стать главным редактором новой демократической газеты, которую учредили агентство Жовнера, фирма Гаврилова (симпатичный мужик, с амбициозными планами и, похоже, с хорошим капиталом) и федеральное министерство печати, пришлось кстати: противостояние старого и нового вышло на стержневую линию, когда силы сторон равны и даже мало-мальский перевес может обеспечить победу. Естественно, все сейчас решалось в Москве, но на чашу весов противоборствующих сторон подбрасывались провинциальные настроения и события. Недееспособность коммунистов на местах была очевидна, но они все еще сидели в кабинетах, а в их штабах тоже надеялись на неучтенный резерв.
Красавин и его сторонники опробовали уже все способы демонстрации неповиновения вплоть до массовой голодовки, которую провели в палатках, расставленных под окнами здания крайкома партии.
Помимо Красавина, Дубинина и Павлова в ней приняли участие еще с десяток добровольцев. Сменяя друг друга, они придавали этой акции массовый характер, но продержались две недели только они втроем. Тем не менее стали пионерами – голодовок до этого никто не проводил, о них писали центральные и даже зарубежные газеты, но партийные чиновники не сдавались, похоже, они понимали неизбежность своего ухода и теперь оттягивали его, полностью закрывшись от общества. Пора было выходить на другой уровень борьбы.
Предложение возглавить новую газету, с одним лишь обязательством – сделать ее истинно демократическим изданием, оказалось как нельзя кстати. В центральном штабе демократической партии его решение стать главным редактором газеты поддержали, пообещав помощь в сборе актуальных материалов и содействие в распространении газеты в Москве и крупных городах России, там, где демократы уже имели влияние. Поэтому и тираж сразу решили сделать не пятьдесят тысяч, как предложил Жовнер, а двести тысяч экземпляров.
Они втроем (два учредителя и он) слетали в Москву, встретились с министром. Его позицию – развенчивать марксизм-ленинизм, заведший страну в тупик, мобилизовывать население на решение назревших перемен – Красавин разделял полностью. Гаврилов тоже оказался человеком неравнодушным к политике, азартно подключался к оценке ситуации в стране, а Жовнер своевременно, в паузы, вносил прагматичные предложения – и у них получился долгий живой разговор с неторопливым чаепитием в министерском кабинете.
После подписания учредительных документов Красавин уже как полноправный главный редактор остался наедине с министром. Обговорили политику газеты, основные точки приложения сил и даже по предложению министра тут же в кабинете набросали план первых номеров. Наблюдая, как тот азартно предлагает темы, определяет острые проблемы, Красавин сделал вывод, что министр тоскует по живой журналистской работе.
Не удержался, спросил, вспомнив о своем возможном вхождении во власть, по желанию тот стал министром или нет.
– Призвали, – вздохнул тот. – Борису Николаевичу должен же кто-то помогать страну вытащить из этой ямы. – Выдержал паузу, задумчиво глядя перед собой и чем-то напоминая Кучерлаева, потом продолжил: – Нам с вами, Виктор, выпало сложное, но интересное время. Происходят исторические перемены, можно сказать, эпохальные, важные для всего человечества, и мы их реализуем. А пресса сейчас – самая главная власть, на самом острие этих перемен.
Газету делать мне лично интереснее и проще, чем сидеть в этом кабинете. Но важнее заложить основу для развития свободной независимой прессы. Твоя задача – доносить народу правду, моя – сделать так, чтобы таких, как ты, редакторов и демократических газет было как можно больше.
В конце разговора Михаил Никифорович пообещал всестороннюю поддержку и просил звонить без всякого стеснения в любое время дня и ночи.
Из министерства они с Гавриловым поехали к демократам, тот пожелал познакомиться с Травкиным и немедленно вступить в партию. Жовнер сказал, что вступать он пока никуда не собирается и у него есть свои дела.
За время, которое Красавин его не видел, он явно изменился.
Внешне стал более спокойным, сдержанным, предпочитая больше слушать, чем говорить. И совсем перестал интересоваться политикой, хотя все еще исправно платил партийные взносы в КПСС, и они с Гавриловым с трудом убедили его перестать поддерживать отмирающий класс эксплуататоров трудового народа и интеллигенции, к тому же разваливших большую страну.
– Ты ведь коммунистом себя не считаешь, – напирал Гаврилов накануне вечером после экскурсии в недавно открывшийся на Пушкинской «Макдональдс», где, отстояв длинную очередь, они попробовали капиталистические, довольно приятные на вкус, горячие бутерброды, а затем, прикупив в Елисеевском колбасы и бутылку виски, продолжили ужин в гостинице. – А может, даже никогда им и не был.
– Не был, я знаю точно, – подтверждал Красавин. – И не собирался. Он в партию попал под давлением обстоятельств и Сенцова.
Надо было для карьеры… И принимать его тогда в стройные ряды авангарда рабочего класса правильно не хотели… Но он – однолюб…
– И, уже явно опьяневший, придвинулся к Гаврилову. – Вот у тебя, Толя, сколько жен?.. Я имею в виду, любовница есть?..
Гаврилов помедлил, потом признался:
– Жена одна… Любовница тоже имеется… А у тебя?
– У меня были любовницы… Жена – вторая… А у него – одна-единственная… Красавица, правда, но одна, представляешь… И любовницы нет…
– А мы с моей разошлись… Интересы разные… – Гаврилов поднял стакан, не ожидая, выпил. Поморщился. – Надо было водки взять… Она привычнее.
– Так ты что, свободный человек? – уточнил Красавин.
– Официально еще не разведен. Пусть детей воспитывает… Я им денег даю …
– А он – однолюб, – вернулся Красавин к Жовнеру, молча слушавшему полупьяный разговор. – Вот и взносы платит, не понимает, что тем самым продлевает агонию коммунистов… И сдерживает наступление нового…
– Ладно, убедили, больше платить не буду, – сказал разомлевший от выпитого и начинавший уже дремать Жовнер.
– А партбилет сожги, – сказал Гаврилов. – Или утопи в клозете, как я сделал…
– Нет, мужики, этому действу надо придать политический характер, – загорелся Красавин. – Пойдем завтра на Старую площадь и прямо в ЦК, на стол…
– А он у меня дома остался… – сказал Жовнер.
– Да? – огорчился тот и уставился на Жовнера.
Он уже представлял, как привлечет к этой акции демократов: получится очень даже неплохой акт протеста.
Жовнер утвердительно кивнул.
– Тогда не пойдем, – рассудил Гаврилов. – Тогда пойдем завтра к министру подписывать документы…
Разговор хоть и был пьяный, но наутро по дороге в министерство Красавин напомнил Сашке об обещании сдать партбилет, уже трезво добавив, что коммунист учредителем демократической газеты никак быть не может…
– Я же сказал, вернусь и отнесу, – пообещал тот с нескрываемой обидой…
…В штабе демократов Травкина не оказалось, но Гаврилов быстро познакомился со всеми, кто был, тут же написал заявление о вступлении и пригласил всех однопартийцев в ресторан обмыть это событие. Но суетящимся активистам-демократам было не до этого, они с очевидным сожалением отказались от приглашения. Позвонил помощник Травкина, стало известно, что тот на встрече в Подмосковье и раньше вечера не вернется, и они пообедали в ресторане вдвоем.
Гаврилов выпил водочки, Красавин лишь пригубил за компанию, вернулся к вечернему разговору, мудро заметив, что благополучие в личной жизни – залог хорошей работы.
– Главное, чтобы интересы совпадали. В молодости больше на лицо, фигуру смотришь, а с возрастом понимаешь: с лица воду не пить… Мы с моей первой женой совсем разные люди… Поддались страсти юности, а потом мучились сколько… – Он задумался, подсчитывая. И сам удивился: – Десять лет почти!..
– А дети есть ?
– Дочь. И сын родился…
– А у меня трое, и я тоже десять лет уже мучаюсь, – весело сказал захмелевший Гаврилов. – Я секретарем первички был на ставке механика, а она – передовым овощеводом. Комсомольскую образцово-показательную свадьбу сыграли, под первого сына нам двухкомнатную квартиру без очереди выделили… Нет, ты не думай, что я из меркантильных соображений женился, она мне понравилась. Может, вот только недогуляли мы, времени не хватило узнать друг друга, как раз в плане мероприятий райкома комсомольская свадьба была… Но мы с ней до перестройки нормально жили. Она после первого сына еще поработала с годик, а потом уже сидела с детьми дома, обеды, ужины готовила… А я крутился с утра до вечера, сначала на предприятии, потом в райкоме… А когда партком возглавил на новой стройке, то и ночевать, бывало, не приходил. Но дом у меня и тогда, и сейчас – полная чаша. Дети обихожены, мать она хорошая, ничего не скажу, даже замечательная. Но культурный уровень, понимаешь, десятиклассницы… Или за детьми смотрит, или в телевизор уткнется и сидит. Ни газет, ни книг не читает. Политикой совсем не интересуется, только и делает, что сплетни собирает, а потом мне пересказывает… Совместных тем для разговора нет… Да и не было… Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Красавин, хотя подумал, что, если бы у него было трое детей и жена хорошо за ними следила, он бы, скорее всего, от нее не ушел.
– А тут вдруг встретил… – продолжал Гаврилов. – Она замужем, двое детей… И оба как в омут… Мы с ней понимаем друг с друга полуслова… Когда вдвоем бываем, и поговорить есть о чем, и в постели… – Он запнулся, раздумывая, стоит ли об этом говорить, и закончил: – Одним словом, полная гармония…
– Развестись надо тебе и ей и снова расписаться, – посоветовал Красавин.
– А что, у демократов тоже насчет морального облика строго? – усмехнулся Гаврилов. – Это со стороны так все просто. А у меня пацаны, девчонка, у нее тоже дети… Старший, правда, уже взрослый, самостоятельный, сам скоро папой станет, а дочка школу заканчивает. – И пояснил: – Она меня старше.
– Все у вас сложится, – изобразил из себя провидца Красавин и перевел разговор в плоскость прагматичную. – Не возражаешь, если я тебя уже как члена партии введу в наш политсовет?
– Это что, как в бюро крайкома?
– Вроде того.
– Валяй, вводи. Только что я там буду делать?
– Нам нужен человек, который бы разбирался в экономических вопросах.
