скачать книгу бесплатно
В выстуженном пустынном коридоре сантехники лениво покуривали в ожидании отопительных батарей. Директриса, пряча замёрзшее лицо в пушистый воротник, то жалуясь, то требуя, перечислила претензии к строителям, напомнила, что уже сентябрь, а занятия так и не начинались, и наконец, выведенная из себя непробиваемым молчанием начальника строительства, вдруг топнула ногой:
– Да что же вы ходите тут без толку!
И тут же покраснела, смутилась, отчего стала похожа на школьницу, но глаз не опустила.
– Сегодня же сделают, я вам обещаю, – неожиданно виноватым голосом отозвался Солонецкий и, круто повернувшись, вышел.
Начальника жилотдела он нашёл в конторе. Ничего не объясняя, посадил в машину, привёз в школу, оставил возле крыльца, пообещав уволить, если утром в школе не будет тепла.
Потом поехал на строительство телевышки и после обеда – на склады, почти к устью реки.
В управление строительства вернулся поздно вечером.
Зашёл в кабинет. Не раздеваясь, посидел, полистал папку с проектами Кузьмина, взвешивая все «за» и «против». Обижало, что Кузьмин считает его консерватором. Откуда тому знать, сколько шишек набил начальник строительства, прежде чем научился разбираться в непростом клубке отношений с субподрядчиками, заказчиками, проектировщиками, поставщиками… Любая реорганизация – это деньги.
И ещё – это риск. Кузьмин – талантливый инженер, но он молод. И мысль, что новое, более совершенное может быть кому-то невыгодным, кажется ему абсурдной. И он ещё имеет право на ошибку, а Солонецкий – уже нет…
Положил папку на место.
Вышел на улицу.
Туман разошёлся, ощутимо похолодало. Освещённый фонарями посёлок казался уютным. Солонецкий пошёл через березовую рощицу, вдыхая запах опавшей листвы. Домой идти не хотелось, он не торопился, но через полчаса уже подходил к коттеджу.
Включил в прихожей свет, неторопливо разделся.
Прошёлся по пустым комнатам.
Есть не хотелось, но всё-таки разбил на сковороду пару яиц. В эту минуту и зазвонил телефон. Отставив недожаренную яичницу, Солонецкий поднял трубку.
– Слушаю.
– Недоволен, – услышал он. – Хозяин сердится, и можно попасть под горячую руку.
Это был голос Ладова.
Но откуда он мог звонить?
Из главка?
Или из Турильска?.. Сидит там в ожидании лётной погоды и сейчас воздаст ему за синоптиков.
– Так-то ты гостей встречаешь…-весело произнёс Ладов.
– Встретил бы, да туман висит…– – в тон отозвался Солонецкий.
– Где застрял, в Турильске?
– Да нет, ближе.
Борт был, догадался Солонецкий.
– С аэродрома звонишь?
– Проспали твои дозорные, проспали, – поддел Ладов; настроение у него было весёлое. – В гостинице. Грязь дорожную смыл, отдыхаю.
– Что же ты так, – обиженно произнёс Солонецкий. – Дозорным я вкачу, но вот гостиницу не прощу.
– Ты тут «и бог, и царь»… Как на острове в океане живёшь – ни дорог, ни гостей, ни властей.
Трудно было понять, осуждает Ладов или одобряет.
– У меня яичница подгорает, давай я сейчас машину пошлю, – нажал Солонецкий.
– Какую машину, – опять засмеялся Ладов. – Пока ты своего шофёра раскачаешь, я ехать к тебе передумаю… Ладно, иду.
Солонецкий постучал по рычажкам, набрал номер Пискунова.
Начал грозно выговаривать, и Пискунов поддакивал, соглашался.
Солонецкий представил, как тот сейчас вытягивается по стойке «смирно», прищёлкивая домашними тапочками и хлопая пижамными брюками.
«Я ему сейчас наряд выдам!» – раздалось в трубке, и Солонецкий запоздало пожалел диспетчера, которому отставной майор выговор влепит обязательно.
Не снимая руки с телефона, вдруг с болью подумал о Ирине. Будь она здесь, в доме сейчас начался бы праздник. Подумал, что теперь никто не будет незаметно от других предупреждающе ловить его взгляд, если он скажет что-то не то, никто не поможет в трудную минуту, не развеет сомнения, если они возникнут…
В этом настроении он и встретил Ладова.
– Ну, здравствуй, – бодро сказал тот, подавая холодную руку, и Солонецкий подумал, что можно было бы и иначе, обнять, что ли, но сам не решился, пожал руку в ответ и стал помогать снимать пальто.
А Ладов, скидывая ботинки и надевая подставленные тапочки, говорил и говорил, и сверху Солонецкий видел, как багровела от напряжения его потолстевшая шея, стянутая тугим воротом рубашки.
– Нашёл стрелочника, Юрий Иванович?.. Ох уж эта славянская привычка искать стрелочника по любому неприятному поводу. Никак от неё не избавимся, никак не изживём…
– Изживём – ты же первым взвоешь.
– Ладно, брось такие разговоры, я с дороги, о делах поговорить ещё будет время.
– Проходи. Я один, так что…
Ладов прошёл в комнату, огляделся, провёл рукой по корешкам книг на полке, посмотрел на Солонецкого.
– Там у тебя что-то горит, – прищурившись, сказал он.
– Уже нет. Яичницу будешь?
– Давай.
Солонецкий ушёл на кухню, а Ладов сел за стол. Поёжился, физически ощущая холостяцкий неуют.
Солонецкий принёс яичницу, достал рюмки.
– Так ты надолго? – спросил он.
– Ты словно гостю не рад, – обидчиво произнёс Ладов. – Он только на порог, а ты уже на выход показываешь.
– Гостям мы рады, это ты зря, – Солонецкий поднял рюмку. – Давай за приезд, за всё хорошее…
– Чисто символически. – Ладов отпил глоток. – Вижу, до твоей берлоги ещё не докатились веяния: пора на чай переходить.
– Почему же, наслышаны. – Он усмехнулся. – Газеты с опозданием, но читаем. Только ведь привычки ломать трудно. – Солонецкий отставил рюмку. – Да ещё при наших морозах.
– Мой тебе совет, захочется выпить, пей один. – Ладов подцепил кусочек яичницы. – Давно не виделись… Как живёшь?
– Давно, – согласился Солонецкий. – Живу, как видишь. – Он обвёл руками комнату. – Сам оценивай.
– Заходил я к твоим недели две назад, – после паузы сказал Ладов. – Ира работает в институте. Наташка по твоим стопам пошла…
– Дочка пишет, – кивнул Солонецкий. – Редко, но пишет.
– Мы стареем, а дочки уже невесты. И заметить не успели, а? – Ладов закурил, поискал глазами пепельницу. Солонецкий пододвинул тарелку. – Спасибо.. Если откровенно, Юра, я тебя не понимаю. Винить не хочу, но… Мог ведь и должностью поплатиться.
Солонецкий промолчал.
Глядя на Ладова, он подумал, как тот изменился. И не только внешне. Внешне даже не так, чуточку: в меру располнел, но это ему шло, как шла лёгкая седина и высокий лоб с залысинами. В институте Ладову прочили лысину к тридцати, но вот уже за сорок, кандидатская за плечами, а залысины всё те же, с одной лишь разницей: двадцать лет назад они старили, а теперь молодят.
– О чём молчишь? – спросил Ладов.
– О пустяках… Если б человек знал, что его ждёт, то совершал бы он ошибки, как считаешь?
– Я философский минимум пятнадцать лет назад сдал, – сказал Ладов. – Это у тебя от одиночества.
– И всё-таки?
– Думаю, совершал бы…
– Даже зная, что будет?
– Может быть… Так что у вас случилось? – спросил Ладов. – Я вам, конечно, не судья…
– И не берись судить, мы уж сами.
Солонецкнй задел локтем рюмку, та упала на пол и разбилась. Ладов стал помогать собирать осколки.
– Ты ревнивый, нет? – спросил Солонецкий.
– Некогда, работы много, – отшутился Ладов.
– А тебе не кажется, что мы работоманами становимся? – Солонецкнй сложил стёкла на тарелку. – Я вот в выходные места себе не нахожу. Указ антиалкогольный вышел, признаться первым делом подумал: а чем же мои мужики свободное время заполнят? Театра у нас нет, гастролирующие знаменитости – редкость. Чем заменить питейную компанию? Ведь у неё своеобразная, но специфика, что ли… Пусть пьяное, но общение. Впрочем, я не силён в этом. И тем не менее… Клубы сословные отменены. Ответственные за культуру у меня не культурнее вахтёра… Работать мы научились, а вот отдыхать – нет.
Ладов поднялся, включил телевизор
– Вот, пожалуйста, целый мир на дому. Только рябит…
– Телецентр нужен, – сказал Солонецкии и взглянул на Ладова, но тот не отреагировал.
Солонецкии предположил, что слухи о подпольной стройке ещё не докатились до главка.
– Уж не новые веянья ли командировали? – вопросительно произнёс он.
– Мы в них ещё сами до конца не разобрались.
Откровенничать Ладов не хотел.
Прошёлся по комнате, кинул взгляд на настенные часы и заторопился.
– Пора отдыхать…
– Оставайся у меня, – предложил Солонецкий. – Места, сам видишь…
– Я уже устроился… Да и лучше так будет…
Он явно что-то недоговаривал.
Солонецкий понял это и настаивать не стал.
Проводил гостя, сухо попрощался.
Спать не хотелось, и он ещё долго лежал в темноте, но так и не нашёл ответа на вопрос о цели командировки заместителя начальника главка.
Заснул с назойливой и раздражающей головной болью.
2
Ладов не любил гостиниц. Ни столичных, фешенебельных, блестящих и продезинфицированных, ни провинциальных – звонких и студёных, с тусклым светом от маленькой лампочки под потолком и грязными пятнами на стенах. Его раздражали не столько неудобства, сколько гостиничное сиротливое настроение. Обижало, что он приходит в комнату, в которой до него жил кто-то и после него тоже кто-то займёт эту постель, включит эту настольную лампу. В гостинице Ладов становился брезглив, беспрестанно мыл руки, с опаской ложился на, как ему казалось, не совсем свежие простыни. Он не терпел соседей, обычно людей словоохотливых, нестеснительных, и, если не оказывалось одноместного номера, допоздна бродил по улицам и приходил, падая от усталости, раздевался и сразу же засыпал.
Вернувшись от Солонецкого в свой почти что люкс с двумя маленькими комнатками, телевизором и холодильником, он впервые почувствовал себя почти как дома. Для двухэтажной деревянной гостиницы это был действительно самый лучший номер. Освещённая сумеречным светом настольной лампы, гостиничная комната, по сравнению с холостяцкой квартирой Солонецкого, показалась Ладову уютной. Было на удивление тихо. Никто не хлопал дверьми, не ругался, не пытался петь или выяснять отношения. Батареи грели отменно, хотя начало сентября и по здешним меркам была хоть и поздняя, но всё же осень. И дежурная оказалась приятной женщиной.
– А нет ли у вас чаю? – забирая ключ, неожиданно для самого себя спросил он. И тут же добавил: – Хотя, впрочем, я не большой любитель…
– Я сейчас заварю.
Дежурная улыбнулась, и Ладову стало легко. Он закивал, заторопился в свой номер. Достал из чемодана коньяк, пару плиток шоколада, лимон, направил лампу в угол, так что в комнате стало романтически сумрачно, пододвинул к столу кресло и, довольный, пошёл к дежурной. Та, помедлив, всё же согласилась составить ему компанию, а увидев накрытый стол, не застеснялась.
– Волчье состояние, – сказал он и торопливо пояснил: – Это мы как-то зимой на волков охотились, обложили стаю, пятерых сразу взяли, а шестого никак. Ждали, замёрзли. Вечер уже, луна. И тут вой…
Этот последний на пригорке сидит, на луну воет, а перед ним остатки зайца. Вот иногда почему-то вспоминаю. Когда одиноким себя чувствую… Простите, вас зовут…
– Ольга Павловна.
