скачать книгу бесплатно
– Иди, меняй своего придурка, он там оружием бряцает, уже затвор, гад, передернул. Гиляз мне в ответ:
– А нах… й он мне сдался, мне на дембель скоро, пусть стоит!
Я ему:
– А мне на дембель не надо?! Ты помощник начкара – тебе и принимать решение!
Гиляз, как отрезал:
– Пусть стоит, я на пулю не пойду, мне еще пожить охота!
Я задумался. Оставлять Киргиза там нельзя, рано, или поздно менять надо. Я разводящий, стало быть, это моя обязанность менять постовых на карауле, несмотря на то – долбанулся ли умом один из них, или в здравом рассудке.
А Гиляз – помощник начальника караула и он в отсутствие последнего обязан принимать решение.
Но он не стал брать на себя ответственность. А командира взвода, заступившего в наряд в качестве начальника караула, как всегда на месте нет.
Вот бы где он пригодился, как офицер, как старший, как человек могущий принять то единственное, правильное решение. Но время неумолимо шло вперед.
Начальника, как не было, так и нет; Гиляз упорно молчит и делает вид, что будто бы занимается другими, более важными делами.
Я разбудил Вову Новосельцева, сменщика того засранца Киргиза, и пошли мы с ним вдвоем в неизвестность.
Идем мы в глубокой и тихой ночи, совершенно не по Уставу, рядышком друг с другом и рассуждаем:
– Вот ушел он, Вова, на пост и был нормальным парнем. Возможно случилось, что-то на посту и он е… ся. Может же быть такое, Вова?
А он напуганным голосом: как же, разбуди, кого ночью, обрисуй ситуацию и скажи, что ты пойдешь ему на смену – немного найдется охотников, отвечает:
– Н-н-не знаю.. Ничего я не знаю. Х…й его знает, что случилось с этим чуркой!
А Вова в то время «дед» по службе, еще не успел толком проснуться, идет и прикуривает сигарету, опять же не по Уставу. Кто же курит в строю?
Идем мы, значит, с Вовой идем, оба понурые и немного напуганные – черт знает, что еще выкинет их обезумевший товарищ. Возьмет, чего доброго, и откроет огонь на поражение.
Вот уже пост, на котором стоит эта «редиска». И тут же этот нехороший человек выкрикивает бодрым таким голосом:
– Стой, кто идет!
Я в ответ ему строго по Уставу:
– Идет разводящий!
Безумец наш, который, судя по голосу, не очень похож на безумца, игривым тоном подает команду:
– Разводящий ко мне, остальные на месте!
В таких случаях разводящий подает команду:
– Смена, стой!
После этого он продолжает идти один. В той ситуации все было так, как предписывает Устав. И, как гром среди ясного неба поступает команда:
– Разводящий, стой!
В моем мозгу молниеносно пронеслось – сейчас начнет палить без предупредительного выстрела в воздух, но команду выполнил неукоснительно. Шутки давно закончились.
В данном случае идет разговор не двух друзей-сослуживцев, а часового с разводящим. Киргиз продолжает умничать:
– Разводящий, осветить лицо!
В других случаях, разводящий фонарик берет с собой не всегда, чего уж греха таить, хотя, если следовать, букве Устава, то фонарик это обязательный инструмент разводящего в темное время суток.
Но кто у нас живет, соблюдая все требования законов? Скучное это занятие, поэтому в обычной жизни, разводящий всячески старается «забыть» фонарик в караулке.
На этот раз, учитывая, что товарищ их умом не того, я решил ничего не упускать из вида и выполнять все его требования.
В данный момент, он не только мой товарищ и сослуживец, а часовой со всеми вытекающими.
Скажи он – мордой в грязь, пришлось бы испачкать лицо, хотя и малоприятное это занятие. Сказал он осветить лицо, и я покорно показал ему свое лицо под ракурсом яркого луча фонарика.
Так велит Устав. Освещаю свое лицо, а сам думаю, что же еще этот гад придумает, неужели прикажет по-пластунски вилять задницей.
А меж тем человек, принесший всему составу бодрствующей смены караула столько неприятных моментов, катался по земле, извиваясь в диком хохоте.
Подошел Вова, и мы с ним оба, еще в ступоре, молча наблюдали над тем, как эта сволочь, просто напросто решила «повеселиться» над нами.
Как оказалось, Киргиз так пошутил. Шутил он и в первый раз, когда клацал затвором; шутил и во второй раз, проявляя излишнюю требовательность, хоть и вполне законную, но столь не присущую статусу старослужащего.
А ведь до дембеля нам обоим оставалось времени всего-то месяц с небольшим, по крайней мере, моему дембелю.
Я уволился в запас в числе первых, в начале апреля. Киргиз оставался еще после меня и в каком месяце он ушел, я не знал – уже гражданский человек.
Когда, возвращаясь с ним в караулку, я спросил у него, с чего это ему взбрендило шутки шутить, ведь мы же с Вовой могли в штаны накласть, Киргиз объяснил:
– Ночь теплая, небо звездное – так размечтался о скором дембеле, что не заметил, как пролетели два положенных часа. Я ему:
– А, если бы тебя, сукиного сына, я не стал менять?
Он:
– Ну, и что – простоял бы еще пару часов. Рано, или поздно ты все равно поменял бы.
Простоять дополнительное время – не каждый согласится, это ведь его личное время, время отдыха. На такое был способен только Киргиз, человек, отличающийся своими необычными поступками.
Студенчество
После дембеля я успел еще некоторое время поработать в Тюменской области, в Ханты-Мансийском округе. Туда мы дружной компанией прибыли прямо со службы.
А бывшим военнослужащим отпуск в то время полагался по истечении трех месяцев от начала исчисления рабочего стажа на месте поступления на работу после службы.
Приехал в отпуск домой… и остался. Не стал уезжать обратно, а вернулся в свое учебное заведение, техникум, продолжать прерванное обучение. «Добил» оставшийся год, получил диплом, вышел на работу, как молодой специалист, на авиационный завод.
Было большое желание продолжить обучение в ВУЗе, но по законам того времени, любой специалист среднего звена, обязан был отработать на производстве в течение трех лет.
То есть терялось право обучения по дневной форме. Нам законы не преграда – решив, что «мы пойдем другим путем», в тот же год поступил в институт на заочное отделение.
Вот об этом, о некоторых наиболее интересных на мой взгляд, эпизодах своего обучения в ВУЗе, я хочу немного поговорить.
В жизни студентов всегда происходит много ярких событий, и один их них, случай с моими друзьями, навсегда запечатлелся в моей памяти.
И я об этом случае частенько рассказывал им же, моим друзьям, но один из них, главный герой моего повествования, как-то отнесся к этому с недоверием и упрекнул меня в том, что все это я выдумал.
Я не стал оспаривать его мнение, а просто-напросто описал события тех лет так, как мне об этом рассказывал сам герой моего рассказа, кстати, тот, самый Фома неверующий.
Я в то самое время был, где-то рядом, но все происходящее своими ушами не слышал. Тем не менее всецело доверяюсь красиво изложенной истории со слов моего друга и излагаю в своей интерпретации, в расширенном варианте.
С Сашкой и Назаром мы учились на одном курсе экономфака. В 80-х годах специальность экономиста вдруг стала очень модной и перспективной.
По этой причине курс наш был очень пестрым и переполненным донельзя. Кого там только не было: и военные прапора, и милицейские сотрудники всех мастей, торговые работники, учителя, профсоюзные работники, и даже была одна балерина.
Это еще не полный перечень обучающегося люда, жаждущего получить диплом о высшем экономическом образовании. Были в наших рядах и партийные чинуши, и советские работники, считавшие себя элитой тогдашнего общества.
И вся эта разношерстная масса дружным строем переходила от одной сессии к другой. Набирая такой большой курс, руководство факультета, по всей вероятности, рассчитывало на естественный отбор.
Во всех «нормальных» ВУЗах всегда бывает большой процент отсева после первой же сессии. На такой результат, наверное, и было нацелено руководство нашего факультета, набирая непомерно большой курс.
Но оно допустило просчет. Наши люди, хоть и «не ездют в булошную на таксё», но за призрачный образ востребованной специальности в будущем, ухватились мертвой хваткой. Никто не хотел уходить без боя.
Все, удивительным образом, с успехом сдавали сессии и переходили из курса в курс. Преподаватели не уставали нам повторять:
– Мы не нуждаемся в экономистах в таком количестве и в любое время можем с вами распрощаться.
Это они без устали повторяли, имея в виду тот фактор, который должен был сработать против нас и наши ряды должны, когда-то поредеть.
Но все тщетно, народ твердо решил, во что бы то ни стало дойти до финиша и получить диплом экономиста.
На фоне всего этого обстановка внутри коллектива была нервозной, напряженной. Все делали друг другу мелкие пакости и разного рода подставы. Редко кто на экзамене мог протянуть утопающему товарищу руку помощи.
В общем, группа была большая и каждый жил в ней своей собственной жизнью.
Мы же, три шалопая – Сашка, Назаревич (по правде говоря, его зовут Назар) и я, относились к учебе по философски просто: особо не напрягались, красная корочка, в виде диплома не затмевала наш разум; могли прогуливать лекции, пропускать семинары.
Притчей во языцех стали наши «брызгания». Причем брызгали мы, как перед самой сдачей экзаменов, также, в обязательном порядке, и после сдачи.
Многие наши сокурсники были с западных регионов, были с Севера, например, с Якутии и им было невдомек, что это значит «брызгать».
С религией в стране была напряженка. Что говорить о тех, кто был издалека, когда наши же местные барышни, по-первости, не совсем принимали наш обряд. Бывало, спрашивают нас, намылившихся слинять с лекций:
– Парни, куда это вы лыжи навострили?
Мы им в ответ:
– Брызгать пошли, завтра же экзамен!
Нам троим, в плане учебы везло несколько больше, чем некоторой части наших коллег.
Долговременных «хвостов» не имели, все причитающиеся испытания сдавали вовремя и задолженностей, практически, не имели. За исключением отдельных, досадных случаев.
К концу первого курса нашего полку прибыло. Мы, как сдружились с лучшими девушками нашей группы, во главе со старостой, так и прошагали дружной компанией вплоть до получения дипломов.
Глядя на нас, некоторые личности женской половины, доставали нас вопросами:
– Ребята, как это у вас ловко получается – не блещете образцовыми посещениями лекций, не проявляете особого рвения к учебе, однако, «хвостов» за вами не наблюдается?
На что мы неизменно ответствовали:
– Так мы же с Богом дружно живем. Всегда вовремя угощаем его – брызгаем от души, не гневим его, словом, мы очень богобоязненные люди.
Они кивают головами и в знак согласия тоже проявляют желание совершить, что-нибудь этакое:
– Мы сегодня, с девочками, тоже пойдем брызгать.
Мы же, строим умные лица и с печалью в голосе сокрушаемся:
– Нет, вам не положено этого делать. Это великое действо должны совершать только лица мужеского полу! Женщинам, а тем более молоденьким девушкам ни в коем случае нельзя; даже думать не моги!
Они хватались за спасительную соломинку:
– А вы нам поможете, составите компанию?
Покочевряжившись для вида, ровно столько, чтобы бы не перегнуть палку, мы соглашались оказать им «посильную» помощь. Главное наше условие: присутствие всей троицы – не обсуждается. Угощение должно соответствовать уровню столь важного события.
В скором времени о наших проделках разузнали все и каждой группке, стайке девчат, тоже захотелось быть в стройных рядах основной массы сокурсников и оказаться в числе сопричастных к нашему таинству.
Мы никогда и никому не отказывали, но на наши шалости с укоризной смотрели дамы из нашего, так называемого, высшего общества. Им хотелось видеть нас всегда в своем кругу.
Они разработали на этот счет свой стратегический план. Просекнув в наших рядах предательские поползновения, они самым решительным образом, старались пресечь идею брызгания на стороне, в самом ее зародыше.
Взамен на нашу лояльность, обычно презентовали не менее интересную программу, в виде обильного угощения, где имели место и «каравай хлеба, и икры бадейка, и жареная индейка, и стерляжья уха, и телячьи потроха – и такой вот пищи, названий было до тыщи».
Если ничего интересного не предвиделось, то мы вечно пропадали у Сашки. То, якобы, пишем конспекты; то, будто бы, готовимся к экзаменам. Он с семьей, в то время, жил на Батарейке, в собственном доме.
Татьяна, жена его, завидев нашу троицу, всегда удалялась по своим «срочным» делам. Сколько дней и ночей мы провели в Сашкином доме – не сосчитать.
Татьяна имела полное право турнуть нас из своего дома, но она ни разу нас ничем не попрекнула. Золотая женщина.
В стране начинала набирать обороты горбачевская антиалкогольная кампания. Зайти в магазин и так просто купить, что-нибудь из горячительных напитков становилось все труднее. Но мы, как-то справлялись с этой задачей.
