Обретение слов Иисуса

скачать книгу бесплатно


Поручения голоса, которые я немедленно выполнял, выставляли меня круглым дураком. Следуя его указаниям, я во всеуслышание заявил, что завтра начнется пробуждение, а больному в соседней палате сказал, будто его рука исцелилась. Сотрудница, раздававшая пищу в столовой, спровоцировала меня на откровенность. Я ей рассказал о своих ожиданиях пробуждения по всей стране. Основательно передернутые, эти мои слова попали в историю болезни.

Так прошел первый вечер. На следующий день я всё посматривал на включенный телевизор, не объявят ли о начавшемся пробуждении (голос сказал, что по всей стране проснутся все, уснувшие летаргическим сном, и это событие попадет в СМИ). Но день прошел, а обещанного чуда во всероссийском масштабе так и не случилось. Проигнорировать это обстоятельство я уже не мог.

Моему отрезвлению способствовало и то, что в то время, как слова сатаны все больше походили на сказку, обстановка в психушке была отнюдь не сказочной. К унитазу подойти было невозможно по причине зловонной лужи вокруг него. К тому же в этой клоаке кто-то из больных все время курил. Испражняться надо было на виду. Мыться было негде. То, что стояло в соседней с туалетом каморке, нельзя было назвать ни душевой кабиной, ни ванной: нечто ржавое, оно фонтанировало во всех направлениях. В столовой кормили отвратительно, а таблетки, за которыми я по команде выстраивался в очередь три раза в день, убивали всякий аппетит. Спать приходилось на панцирной кровати в позе «с». Персонал непрестанно курил и матерился хлеще конюхов. Больные, их было человек шестьдесят, между собой практически не общались. Напичканные таблетками, они механически ходили взад и вперед по коридору от одной решетки до другой. Выхода из этой большой клетки не было.

К концу второго дня моего пребывания в психушке со мной удосужилась побеседовать врач, курящая молодая женщина лет двадцати пяти. На тот момент я уже твердо решил, что мне надо выбираться оттуда, во что бы то ни стало. И я попробовал быть откровенным. Однако каждое мое слово, даже самое стандартное для верующего человека, любое мое замечание, касающееся духовных проявлений, она по-своему переиначивала и «шила» к делу. Я сообразил, что ни о чем, кроме погоды и денег, с ней говорить не следует, иначе я никогда не стану в ее глазах здоровым.

В конце беседы она запретила мне проповедовать евангелие, и это была ее единственная рекомендация. А чтобы я воспринял ее запрет всерьез, она назначила мне укол, который мне тут же всадила медсестра, солгав про витамины. От вколотых «витаминов» я едва не задохнулся и отходил три дня.

Кошмар больничных обстоятельств отрезвил меня больше, чем возникшие до того подозрения в использовании голосом, звучавшим внутри меня, явно небиблейского жанра волшебной сказки. Я решил, что с меня хватит: я больше не буду слушать этот голос и тем более исполнять то, что он говорит.

Однако, как только я принял решение не верить лгавшему мне голосу, я обнаружил нечто для себя неожиданное и неприятное. Голос, говорящий во мне, проигнорировал мою волю. Он продолжал звучать, комментируя все, что я слышал внутри и снаружи. Он, как и прежде, приглашал меня связывать звучащее с тем или иным причудливым именем и разрушать его другим не менее причудливым именем. Причем ассортимент этих имен постоянно видоизменялся и усложнялся. Нагрузки на интеллект росли, а способность мыслить подавлялась действием лекарств. Я не знал, куда деться от этих имен и голосов, которых уже не хотел и не звал, и не верил ни одному из них. Продыха не было ни днем, ни ночью. От усталости и перенапряжения я был близок к тому, чтобы сойти с ума.

Спасибо за слезы

Помощь пришла неожиданно. Впрочем, Господь загодя бросил мне Свой спасательный круг. Им оказалась Библия, принадлежавшая Андрею Гальцову. В ту зиму я столько раз благодарил Бога за нее! Но сказать спасибо Андрею получилось только летом.

В июне светает рано. Чтобы повидаться со своей старшей дочерью Дашей (она была проездом в Москве) уже в пять утра я побывал по работе на объекте, сделал свои ежедневные замеры, и вот, в восемь, как договорились, мы с ней сидим в Макдональдсе на Пушкинской. В зале непривычно пусто. Я рассказываю Даше подробности своих злоключений полугодовой давности. Вдруг к нам подходит Андрей, тот самый, с кем мы стяжали пробуждение с помощью «живых слов»:

– Здравствуйте, Виктор.

– Привет, Андрей! Откуда ты здесь в такую рань? – удивлено здороваюсь я.

Он улыбается, явно счастлив видеть меня.

– Это Даша, – представляю я мою дочь.

– Это Андрей Гальцов, – представляю его Даше, – тот единственный человек, кто плакал обо мне в машине, когда меня увозили в психиатрическую больницу.

Андрей немного опешил.

– Послушай, Андрей, – обратился я к нему, – я никогда прежде не благодарил тебя за те слезы. Спасибо тебе. И спасибо за Библию, которую ты мне дал с собой в тот день.

Андрей был тронут. На глазах блеснули слезы. Видно было, что он хотел бы поговорить еще, но из вежливости он оставил нас с Дашей вдвоем.

Братья, что мы делаем?!

Тот день… Он сразу начался не так, как обычно. Проснувшись около семи утра, я услышал в своем доме голоса посторонних людей. Спустившись вниз, я увидел двух своих соседей, оба Миши. Первый Миша был пастором одной из пятидесятнических общин в Москве, второй – прихожанином моей церкви. Я поздоровался. Жена и дети уехали в школу. Оба Миши остались в доме. Я краем ума как-то понял: здесь враги, против меня какой-то заговор. Я замкнулся. А голос сказал, что мне нужно сразиться со всяким мертвым словом, какое бы я ни услышал.

Миши пытались разговорить меня, всячески увещевать, а затем кричать и запрещать сатане, но это не имело никакого эффекта. Передо мной был как бы экран, на котором любое их слово возникало в виде некой помехи, и чтобы убрать ее, я мысленно говорил ей: «Прочь!».

Наконец, один из них ушел. Сражение с мертвыми словами заговорщиков меня порядком утомило. Я поднялся к себе в спальню, разделся и лег, радуясь тишине. Но не тут-то было: голос, звучащий во мне, позвал к сражению теперь уже с собственными мыслями, они де тоже полны мертвых слов. Голос сулил мне, что после достижения полной тишины в сознании произойдет прорыв в чудотворные силы. Воодушевленный такой перспективой, я принялся гнать с мыслительного экрана теперь уже все свои, якобы мертвые слова. Это занятие продолжалось часов семь и продлилось бы еще. Но тут, это было около двух пополудни, ко мне в спальню вошел мой помощник Дмитрий и с ним – Андрей Гальцов.

– Виктор, Вы поедете в больницу? – спросил Дмитрий.

Весь этот день я провел в духовной брани с любым внешним словом. Казалось бы, и тут надо было ответить: «Прочь!» Однако голос сказал: «Согласись». И я кивнул в знак согласия.

Они вышли, чтобы я оделся. Вернувшийся ко мне в дом второй Миша рылся в моих документах, ища медицинский полис и паспорт. Пока он это делал, Андрей перед лестницей со второго этажа предпринял отчаянную попытку спасти меня, истерически завизжав на сатану. Но тот, как и в случае с Мишами, проигнорировал его полностью. Спускаясь, я отметил для себя бессилие и его слов. Впрочем, я был уверен, что водим Богом, и если кто не в порядке, то это они.

Меня посадили в машину на заднее сиденье, в середину, чтобы я не сбежал. Мне не хватало только наручников. Все молчали. Куда именно меня везут, я не знал. Ехали очень долго, часа два или три. Соседу Мише, сидевшему справа от меня, несколько раз звонил пастор Тушинской церкви Александр Кузнецов. Они о чем-то договаривались, и я слышал, как Миша отрекался в трубку от дружбы со мной.

Впрочем, весь путь я был занят очередным духовным сражением. Там, в машине, голос снова позвал меня биться за пробуждение России. Я непрестанно связывал что-то нечистое именем князя земли северной и т. п. Андрей, сидевший слева от меня, наблюдая за мной, начал плакать. Но сосед Миша резко запретил ему, и он смолк.

Вдруг кто-то сказал внутри меня: «Закончи». Я закончил, распрямился и посмотрел на своих конвоиров: Поваляева Сашу, лидера поклонения в моей церкви, Сазонова Диму, моего первого помощника, Мишу Резника, моего прихожанина и соседа, и Андрея Гальцова, верного моего соратника в молитвах.

– Я прощаю вас, – сказал я им.

Тишина. Только мягкий гул поваляевской «Тойоты».

– Дима, я прощаю тебя. Саша, я прощаю тебя. Миша, я прощаю тебя. Андрей, я прощаю тебя, – обратился я к каждому из них.

И опять в ответ никто не проронил ни слова, даже не обернулся. Тем временем машина уже заруливала во двор какого-то обшарпанного двухэтажного здания. Я не имел понятия, где мы, в каком городе и какая это больница. Я вылез из машины вслед за Андреем.

– Виктор, скажи «Иисус Господь», – попросил он меня, глядя с надеждой мне в глаза.

– Иисус Господь, – произнес я.

Лицо Андрея просияло.

– Братья, что мы делаем?! Он нормальный! – радостно вскрикнул он, стараясь найти сочувственную поддержку у остальных. Но те угрюмо молчали. Неведомое мне решение было принято, и они неуклонно следовали ему. Андрей растерянно смотрел на меня.

– Виктор, возьмите это, – вдруг протянул он мне свою Библию.

Я ее взял. Взял только потому, что мне ее дали.

Мы вошли в здание. В каком-то продолговатом кабинете меня посадили на дерматиновую тахту. От усталости мной овладело безразличие. Я безучастно сидел, скрестив руки на груди. (Двумя годами позже я прочитал в заведенной на меня тогда «истории болезни», что именно эта поза была инкриминирована мне как признак психического расстройства.) Резник вполголоса что-то оживленно рассказывал врачихе. Женщина в белом протянула мне какие-то бумаги. Я на минуту помедлил. Голос сказал: «Подпиши». Я, не читая, расписался. Какое-то заявление подписал также Сазонов. Меня увели в палату в больничной пижаме. Я нес в руке пакет с туалетными принадлежностями и с подаренной Андреем Библией.

Просто тупо читал

День на пятый, когда я отошел от укола, я обнаружил, что мне занять себя в психушке совершенно нечем. Врачи мной не интересовались. Голос, звучавший во мне, как назойливая муха, продолжал комментировать на свой лад все звучащее вокруг меня и внутри меня, но я ему уже не верил и в духовные войны больше играть не хотел. На глаза попалась Библия. Я открыл Евангелие от Иоанна, и стал читать с первой главы. Читалось с трудом, но заняться было по-прежнему нечем, и я, преодолевая тормозящее действие таблеток и помехи голоса, медленно двигался по тексту.

Думать о прочитанном не получалось. Я просто тупо читал. Так я добрался до слов Иисуса в стихах 50 и 51:

«Ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому».

Когда я, читая, мысленно произнес их, то неожиданно для себя заметил: голос-лгун на время звучания слов Иисуса замолк и куда-то исчез. Я отложил книгу – голос вернулся опять. Я снова стал читать слова Иисуса, теперь уже из второй главы, – голос, казалось, навсегда обосновавшийся во мне, снова замолк. И тут я сообразил, что мне надо делать.

Я стал заучивать слова Иисуса наизусть. Я заучивал их и мысленно повторял раз за разом, где бы я ни был. Я их крутил в своей голове и в туалете, и в столовой, и прохаживаясь по коридору, и лежа в кровати. Стоило мне прервать это занятие хотя бы на минуту – голос-лжец возвращался. Но как только я возобновлял звучание в себе слов Иисуса – лживый голос снова бежал прочь. Это было похоже на комнатный электрический выключатель: включаешь свет – тьма бежит, выключаешь – тьма настает опять.