скачать книгу бесплатно
Ее любовник стоял перед ней абсолютно молча, терпеливо смотрел на нее, не отводя глаз, – совершенно такой, как всегда, разве что на лице не было его обычного выражения спокойного выдержаного достоинства. Скорее, оно имело сейчас выражение уязвленного самолюбия. Которое вместе с тем он никоим образом не хотел проявлять.
– Специально меня потащил туда, вонючий подлец! Чтобы подложить меня, прикрыться мною, продать меня, как шалавую девку! – кричала Маргарита. – Мерзавец, подонок, грязная сволочь! На воровскую малину потащил меня, в притон!
Ее любовник нарушил молчание:
– Ну, какая малина, какой притон! Обыкновенный офис. Круче, правда, чем у некоторых.
– Мерзавец, мерзавец, мерзавец! – Маргарита влепила ему пощечину – одну, другую, третью.
Она это делала впервые. Никогда раньше не приходилось ей делать подобного. Не было нужды. И опыта не было. Но, оказывается, это давало такое горячее, такое лютое наслаждение! И она повторила серию:
– Мерзавец, тварь, мразь!
Теперь Атлант перехватил ее руки. И, держа их, не давая ей ударить его вновь, проговорил:
– А тебе что, внове так, что ли, было давать?
В голосе его прозвучало то самое уязвленное самолюбие, что читалось в выражении лица. Только к нему примешивалось еще и некое мстительное удовольствие.
– Что? – Она не поняла. – Подонок! Что ты говоришь?
– То, что! Ты что, этому зампредсовета не давала, что ли?
– Какому зампредсовета?! – Она не понимала. Подлец! Он же хотел еще и обвинить ее в чем-то!
– Тому. Который нам здание отдал. Он что, за просто так, вот так взял и отдал?
До нее дошло. Сукин сын, нашел способ обелить себя, сукин сын!
– Что ты мелешь? Что ты несешь?! – Ей, наконец, удалось вырвать у него свои руки. – Когда это я могла? Я к нему только зашла – и вышла, а ты меня ждал в машине!
– Я-то тебя ждал! – сказал Атлант. В голосе его звучало все то же мстительное удовольствие. – А ты вышла. А потом с ним перепихнулась. Через день-другой. Не так, нет?
Бешенство, владевшее Маргаритой, готово было потесниться, чтобы дать место рядом с собой изумлению.
– Так ты думал, подонок, мы получили здание через постель? Думал – но взял и еще звал меня замуж?
– Любовь зла… – проговорил ее любовник.
Он явно намеревался наградить ее уши и «козлом», – Маргарита не позволила ему этого:
– Врешь! Не думал ты такого! Опасался, но не думал! А вот сейчас только уверил себя, чтобы подлость свою прикрыть! Мразь!
Она снова замахнулась, чтобы дать ему еще пощечину, но Атлант вновь поймал ее руку:
– Хорош! Больше терпеть не буду! Иди отсюда к херам собачьим!
– Уйду, конечно. – Маргарита подумала, не плюнуть ли ему в лицо, раз не получилось с пощечиной, пусть даже ударит ее после этого, пусть, но плевок – это было слишком неэстетично, нет, она не была способна на плевок. – Уйду, не останусь. А ты знай про себя: ты не атлант, ты пигмей. Вместе со своим гебешным приятелем. Пидары сраные! – добавила она ему напоследок еще из их лексикона.
Замок, щеколда, другой замок – все в этой квартире, снимаемой ее, теперь уже бывшим, любовником, было знакомо, руки отщелкивали, оттягивали, поворачивали сами собой, без всякого вмешательства сознания, своей памятью, ждать лифта было невозможно, она покатилась вниз по ступеням – и через минуту была уже на улице, в шуме и ярости Садового кольца. Так ей подумалось: «В шуме и ярости». Авессалом, Авессалом… Прощай, оружие, и Ночь нежна. Взгляни на дом свой, ангел… На кой дьявол нужно было все это читать. На кой дьявол все это нужно теперь. Этот подонок прав, трижды прав, десятижды прав: диплом отныне не нужен никому!
Неслись по Садовому, ревели стада машин, тяжелый запах выхлопных газов стоял вокруг, солнце уже село, только еще пламенели и полыхали жаркой золотою каймой кучевые облака на синеющем небе.
Наташка, окажись дома, взмолилась Маргарита, опуская жетон в прорезь таксофона.
Теперь бог был к ней милостив.
– Приезжай. Хватай машину и приезжай, – тотчас отозвалась Наталья.
Она сумела сколотить челночеством кое-какой капитал, снимала за сотню долларов однокомнатную квартирку на окраине, и поехать к ней сейчас, не заявляться на глаза матери – это было спасение.
– Козлы вонючие, козлы вонючие! – повторяла и повторяла Наталья, пока Маргарита рассказывала ей, как вытаскивала сегодня своего любовника с его партнером из ямы, которую они сами же себе вырыли. – Нет, ну какие козлы вонючие, какие козлы!
У нее стояла в буфете пол-литровая бутылка «Мартини», – Маргарита, рассказывая, опорожнила ту едва не наполовину. Ее развезло, и она стала реветь. Но жалеть себя было стыдно, унизительно, Маргарита пересилила слезы, отправилась в ванную, встала под горячий душ. Голову кружило, стены ванной качались, хотелось, чтобы они качались все сильнее, сильнее, опрокинулись бы на нее и придавили собой. Расплющили в мокрую лепешку. После этого жить сразу же стало бы легко: у расплющенных лепешек очень легкая и простая жизнь. Она у них легкая и простая, потому что они сами становятся легкими и простыми по форме, а что легко – то и просто, а что просто – то легко…
– Эй! – перекрикивая шум и шорох душа, позвала ее Наталья. Она стояла около ванны, откинув полиэтиленовую занавеску, и трясла Маргариту за руку. – Ты что? Что ты несешь? Какая лепешка?
Маргарита медленно пришла в себя. Оказывается, она несла все это о лепешке вслух! И не просто вслух, а во весь голос, орала во всю Ивановскую – как какой-нибудь громкоговоритель.
– Давай в амазонки, – сказала она Наталье. – Пошли. Я готова. Где они, знаешь? Веди!
– Слушай, ну тебя, вылезай! – Наталья потянулась и закрыла краны – один, потом другой. – У тебя уже бред какой-то начался. Испугала меня.
– Какой бред. – Маргарита покорно позволила ей накинуть на себя полотенце и начать вытирать. – Хочу в амазонки. Ты ведь тоже хотела? Давай пошли. Давай вместе!
– Ой, Ритка, я бы с удовольствием. Но я не знаю, где их искать. Не знаю, где они живут. А так бы обязательно! – промокая ее и растирая, быстро заприговаривала Наталья.
В голосе ее были испуг, дрожание, откровенная ненатуральность тона, – Маргарита поняла, что Наталья думает, она действительно заговаривается.
Маргарита взялась за полотенце, остановила Наталью и спросила, поймав ее взгляд:
– Что делать, Наташка? Что теперь делать?!
Лицо у Натальи, мгновение назад напряженное, словно бы деревянное, ожило, высветлилось, и она изо всей силы, чувствительно, так что Маргарита вскрикнула, врезала ей ладонью по ягодице:
– Заставила меня струхнуть, дура такая! – И добавила через паузу, вновь принимаясь вытирать ее: – Знаю я, что делать? Знала бы я!
7
Зачем она пошла к Белому дому, спроси ее – Маргарита бы не ответила. Наверное, ее потянула туда память о тех трех августовских днях в девяносто первом. Но, вероятней всего, она бы не пошла, если бы не ее безделье. Которое тянулось с того самого дня, как совершила акт спасения своего любовника с его партнером из бывшей советской госбезопасности. Возвращаться работать с ними – это было исключено, напрочь, и она весь остаток лета и весь сентябрь болталась без всякого дела, с ужасом видя, как тают деньги, начиная сходить с ума от своей подвешенности, и уже посещала, все чаще сверлила сознание мысль: что, идти в школу?
Но прежде чем пойти за направлением в школу, она пошла к Белому дому. Там, около него, уже несколько дней происходило что-то необычное, собирались толпы с плакатами, жгли костры, устраивая ночные дежурства – точно, как тогда, в девяносто первом, потом стали формироваться какие-то военизированные отряды, а накануне вечером, передало телевидение, была попытка штурма телевидения в Останкино, въехали машиной в окно, стреляли, кого-то убили… Маргарита звала пойти к Белому дому Наталью. Та отказалась. У нее назревал-назревал и, наконец, созрел роман с Вадимом, одним из гостей Атланта и Семена Арсеньевича на том несчастном пикнике, везшем ее обратно в Москву, завтра у Натальи было назначено с ним, как она говорила, пиковое свидание, и она хотела выглядеть и чувствовать себя на все сто. А чего и тебе переться туда, сказала она Маргарите. Чего, в самом деле, подумала Маргарита, слушая по телевизору, как бесшеий, постоянно хлюпающий из-за короткой уздечки слюной недавний председатель правительства призывает всех собраться на площади перед зданием Моссовета. К Моссовету ей идти не хотелось. Она пошла утром к Белому дому.
Светловолосую женщину с девочкой лет семи Маргарита заметила, еще только появившись у Белого дома. Вернее, это было не у самого дома, к нему оказалось не пройти, совсем не как в девяносто первом, все оцеплено милицией в бронежилетах, а где-нибудь метрах в четырехстах от него, неподалеку от съезда на мост через Москву-реку, напротив высотного здания трехлистником, в котором сейчас располагалась мэрия. Людей с детьми было немало – мужчины, женщины, кое-кто даже с младенцами в колясках, – но эта женщина выделялась среди них – похоже, она кого-то искала. Переходила от одной группы к другой, металась глазами, всматривалась в лица.
Цепь милиционеров, когда раздался первый выстрел из танка и из окон одного из верхних этажей Белого дома выметнулось облако взрыва, пошла на толпу, оттесняя ее к Садовому кольцу. Парень лет семнадцати, не желая сдвигаться с места, затеял пререкания, его ударили сразу в несколько дубинок, он упал. Ударили еще одного, еще. Толпа заволновалась, пришла в движение. Кто-то побежал. Началась давка. Женщина с девочкой, уже давно исчезнувшая из поля зрения Маргариты, вруг оказалась рядом с ней. Она уже не держала девочку за руку, а прижимала ее к себе обеими руками и выставляла локти, чтобы девочку никто не задел.
– Ой, Боже, – приговаривала она, – ой, Боже!
– Зачем вы с ребенком сюда, – осуждающе сказала Маргарита, тоже выставляя локти, принимаясь помогать женщине охранять девочку от толчков вокруг.
– Не с кем было оставить, – проговорила женщина.
– Сидели бы дома, – мудро наставила ее Маргарита.
– Я маму искала, – благодаря голосом Маргариту за помощь, сообщила женщина.
– А что такое с мамой? – поинтересовалась Маргарита, вспоминая свою мать. За эти два месяца, что бездельничала, они перестали разговаривать.
– Ой, у меня такая мама! – как бы винясь и сокрушаясь одновременно, воскликнула женщина. – Она ходит сюда их всех кормить. Ей все равно кто – демократы, коммунисты. Ходила в девяносто первом, нынче снова. Куда она делась? С ума схожу, беспокоюсь!
В барабанные перепонки гулко и тяжело ударил новый выстрел, произведенный танком.
Маргарита с женщиной и девочкой уже выбрались из толпы и шли по Садовому в сторону Смоленской площади. Это был уже третий выстрел, и так сильно он ударил в барабанные перепонки – они как раз проходили мимо арки в доме, и звук от него прикатился к ним, не задержанный никаким препятствием.
На стене дома рядом с аркой, прикрытый алюминиево-стеклянным квадратным кожухом, висел таксофон. Маргарита достала из сумочки жетон.
– Может быть, позвоните маме еще раз?
– Ой, да! – схватила у нее жетон женщина.
Маргарита осталась стоять на тротуаре с девочкой.
– Тебя как зовут? – спросила девочка.
Она была довольно непосредственной. Ребенок, растущий среди взрослых и привыкший к ним.
Маргарита назвалась.
– А меня Алисой, – сообщила девочка. – Маму Полиной. Папу Артемом. Папа меня зовет Лисой. Хотя меня еще можно звать Алей.
Да уж не Лиса, это точно, подумалось Маргарите.
– Мама! – закричала от таксофона, глядя на них невидящими глазами, женщина. – Мамочка!..
Она дозвонилась, мать ее была дома.
– А кто у тебя папа? – спросила Маргарита девочку, чтобы поддержать разговор.
– Он демократ, – с серьезным видом произнесла Алиса.
– Кто-кто? – Маргарита не смогла удержать смешка.
– Демократ, – с прежней серьезностью ответила ей Алиса. – Он сейчас в команде у Ельцина, помогает устанавливать демократию.
– А-а, – протянула Маргарита. Как отреагировать по-другому, она не представляла.
– Да, он сидит в кабинете, который при коммунистах занимал самый страшный человек, – заявила Алиса.
Маргарита хотела погадать, кого могла иметь в виду девочка, мелькнула мысль о Берии, но тут же, юркая и скользкая, как змейка, несколько даже ядовитая, словно змейка была какой-нибудь гадюкой, другая мысль вытеснила мысль о Берии из головы.
– А он очень большой человек, твой папа, да? – спросила она Алису.
– Он в ранге министра, – с осознанием важности отцовской должности ответствовала ей та.
Ого, прошибло Маргариту. Хотя, конечно, девочка спокойно могла что-то путать.
Мать девочки повесила трубку и выступила из-под алюминиево-стеклянного кожуха.
– Дома! – всплеснула она руками. – Приехала в шесть утра с первым транспортом и отключила телефон, чтобы спать. Никогда в жизни не отключала, тут отключила! Только что поднялась, не имела даже понятия, что здесь сейчас происходит.
Еще один выстрел, выкатившись из-под арки, сотряс воздух. Словно лопнула гигантская железная бочка.
– Вот будут знать, как против демократии выступать, – прокомментировала выстрел женщина.
– Полина! – проговорила Маргарита. – Мы вот, пока вы звонили… мы разговаривали с Алисой… а вашему мужу, скажите, не нужно в его министерство толковых работников-гуманитариев? – Она не выдержала и невольно пустила нервный смешок. – А то у меня сейчас такой статус… безработная. Можете рекомендовать вашему мужу?
Полина смотрела на нее с недоумением и интересом.
И интересом, отметила для себя Маргарита.
– У вас высшее образование, я понимаю, есть, да? – спросила Полина после паузы.
– Филфак МГУ.
– Ой, филфак! – В голосе Полины прозвучало чувство сообщничества. – Не романо-германское отделение?
– Русской филологии.
– А у меня романо-германское, – сказала Полина. И тут же поспешно добавила: – Но все равно, факультет один.
– Факультет один, – подтвердила Маргарита.
– А вы каких убеждений? – спросила Полина.
– Демократических, каких еще, – отважно объявила Маргарита.
– Да, конечно, я не сомневалась, демократических, – подхватила Полина. – Конечно, каких еще.
Ей уже были полные тридцать, старше Маргариты лет на семь, не меньше, но Маргариту это ничуть не стесняло. Опыт прошедшего года выбил из нее все подобные комплексы.
– Всегда есть какие-нибудь вакансии, да? – смягчая вопросительной формой свою наглость, проговорила Маргарита. – Очень даже может быть, что эта вакансия ждет именно тебя, но ни ты о ней не знаешь, ни о тебе не знают.
– У вас есть еще жетон? – вместо ответа спросила Полина. Получила от Маргариты пластмассовый кружочек, ступила обратно к таксофону, быстро накрутила номер и, уже ожидая соединения, прикрыв микрофон ладонью, спросила оттуда: – Вас как зовут?
– Маргарита! – выкрикнула Маргарита.
Полина кивнула и отняла от микрофона ладонь:
