скачать книгу бесплатно
–Ладно, как хочешь,–Алексей перевел взгляд на дорогу, там какой–то нахальный «Мерс» активно пытался влезть между его «Опелем» и впереди идущей «Нивой». Наконец машина вырулила с «окружной» и помчалась по Рязанскому шоссе.
Дышать стало значительно легче. По обеим сторонам дороги гнездились добротные холеные дома. Среди них было много двух и даже трехэтажных, особенно хорош был один – пятиугольной конфигурации с ломаной крышей и мансардой. Потом деревня закончилась и началась лесополоса, стройные березки радостно тянулись вверх, покачивая зелеными гривами из стороны в сторону. Они выглядели такими веселыми и беззаботными, словно окружающий мир достиг всеобщей гармонии.
Неожиданно машина резко затормозила, Юля даже подпрыгнула на сидении,–Что случилось?
–Извини,–Лешка виновато заглянул ей в глаза,– Поворот проскочил. Редко теперь сюда езжу.
–А, куда мы, собственно, едем?
–В гости к моему детству.
–Это как?–удивилась Юля
–Увидишь,–Лешка сдал машину назад, бодренько промчался таким образом метров тридцать, потом повернул направо и, подняв огромные тучи пыли, выехал на узкую плохо заасфальтированную дорогу,–Прикрой пока окно, а то пыли наглотаемся. Скоро опять повернем, там дорога уже более–менее.
Юля кивнула и снова углубилась в свои мысли: «Конечно, от мужа она не ушла бы. Но, по крайней мере……, А вдруг?…Нет. Одиночества бы испугалась,….. а так…. семнадцать лет счастливого супружества, две девки умницы–красавицы, дача, машина….. Черт возьми! Что я несу?……. Надеюсь, у Сашки хватит сообразительности на покаянную сказку: стресс, не знаю, как получилась, первый и последний раз… Сообразительности–то у него хватит, а вот захочет ли – это еще вопрос…..»
«Опель» яростно зарычал и вырулил на трассу рядом с видавшим виды указателем: «Сарафаново 3 км. Поселок Академии Наук СССР».
–Все, можешь открывать окно. Пыли больше не будет, разве, что иголки от сосен,–Алексей по–мальчишески блеснул глазами.
–А, что там, в «Сарафаново»?–поинтересовалась Юля.
–Дача моего деда. На ней в былые времена человек по десять ежедневно собиралось, а в выходные не меньше тридцати. Теперь сюда редко кто ездит.
–А дед, что умер?
–Нет, но он после маминой смерти почти никуда не выходит, так и сидит в квартире с книгами и рукописями.
–Твоя мама умерла?!– вот этого Юля никак не ожидала.
–Погибла. Более десяти лет назад. Несчастный случай,–Алексей, словно сводку происшествий читал.
Юля смутилась: ну, как тут отреагируешь,–Прости, если я, что–то не то сказала.
–Нет, все нормально. Я уже привык,–голос спокойный и выражение лица почти не изменилось, разве что на правой щеке маленькая жилка предательски подергивается.
Наступило то время, когда солнце, вплотную подойдя к линии горизонта, выбрасывало напоследок мощные стрелы, которые с ожесточенной яростью били в лобовое стекло. Но понемногу их буйство пошло на убыль, знойный день плавно перетекал в теплый летний вечер и в расступившемся мареве показался сосновый лес, а за ним дачный поселок. Проскочив первые четыре дачи, Алексей затормозил у высокого, сплошь заросшего плющом, забора: «Ну, вот и приехали. Сейчас пойдем домовых пугать». Он помог Юле выбраться из машины и направился к воротам, едва различимым среди разросшейся зелени. В воротах обнаружилась небольшая калитка, к которой была прибита почерневшая от времени железная табличка: «Толмачев А.В.».
Алексей открыл маленький, напоминающий детскую игрушку замок и дернул за ручку, – Перекосило «старушку», а поправить времени нет,–раз, два…. резкий выпад и калитка со скрипом отъехала, явив для обозрения длинный коридор из бузины. Лешка усмехнулся,–Все как положено: «В огороде – бузина, а в Киеве – дядька». Только дядька у меня не в Киеве, а в Питере, но зато с бузиной полный порядок,– он чмокнул Юлю в щеку,– Осваивайся, а я машину во двор загоню.
Нерешительно потоптавшись на месте, Юля двинулась между кустов по дорожке, выложенной красным кирпичом, она привела ее к старому бревенчатому дому. Дом, как и забор, был весь увит плющом и диким виноградом, это чудо–строение имело впереди открытую террасу, а наверху мезонин с огромным окном, напоминающим раскрытый веер. Юля остановилась, где–то за кустами неистово рычал мотор Лешкиного «Опеля», процесс парковки явно затягивался. Не зная на что решиться, она покрутила головой и обнаружила, что дорожка, которая вывела ее из кустов, не заканчивается, а тянется дальше вдоль стены дома. Аккуратно наступая на едва видневшиеся из травы кирпичи, Юля обошла строение и обнаружила, что сзади к нему пристроена большая застекленная веранда с огромным крыльцом, выходящим на широкую поляну. Видимо когда–то это травяное великолепие было центром участка: в середине доживали свой век остатки многоярусной клумбы, чуть дальше покосившийся от времени деревянный навес сторожил большой стол для настольного тенниса, а в самом конце, почти теряясь на фоне буйно разросшихся деревьев, торчала перекладина. Юля присела на врытую рядом с крыльцом деревянную скамейку и прислушалась: вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как в кустах копошатся птицы.
–Вот ты где!–в дверях веранды стоял Алексей,–Иди сюда. Только осторожнее ступеньки очень коварные.
Внутри пахло затхлостью. У стены, Юля заметила резной буфет, на нем лежал слой пыли в палец толщиной.
–В этом году я тут первый раз, а веранду и вовсе не открывал года три, – Лешка взял ее за руку,–Пойдем. В доме уютнее.
Рядом с буфетом обнаружилась дверь, через нее они попали в комнату с двумя окнами и круглой печью «Голландкой», возможно, это была гостиная. Потом прошли коридор, потом еще что–то и, наконец, оказались в уютном чисто убранном помещении: газовая плита, раковина, стол от кухонного гарнитура, кровать, покрытая шотландским пледом, журнальный столик у стены и кресло–качалка. Помещение было явно обжитое, везде чувствовались признаки недавнего присутствия человека.
–Это Аннушка, няня моя,–Алексей произнес это с какой–то особой нежностью,–Она по старой привычке каждую неделю сюда приезжает. У нее даже поговорка есть: «Зимой и летом одним цветом–весь порядок в этом». Вот только сил у нее теперь хватает лишь на эту кухоньку, дедов кабинет да на мою комнату, что наверху. Старенькая она уже.
–Ты давно ее знаешь?
–С рождения. Вообще–то, сначала она была няней моей мамы, а потом уже моей. Аннушка–двоюродная сестра моего деда или, как он любит говорить, кузина. Она когда–то приехала из Витебска на недельку, а осталась в Москве навсегда, потому что мама родилась. Роды у бабушки были тяжелые с осложнениями, она чудом выжила и потом все время болела. Бабушка умерла, когда я совсем маленький был, а весь дом на Аннушке держался. Она и еду готовила, и за продуктами ходила, и с ребенком нянчилась. Сначала с мамой, потом со мной, а сейчас дед ее главная забота, она за ним, как за младенцем ходит.
За окном уже стояла сплошная чернота, Юля посмотрела на часы: половина одиннадцатого,–Господи, как поздно! Пора ехать.
–Зачем?
–Как это – зачем?–удивилась она,–Мне завтра на работу.
–Мне тоже,–улыбнулся Алексей,–Утром поедем.
–Может, не стоит?
Вместо ответа Алексей поцеловал ее в кончик носа и вышел, но через пару минут вернулся, держа в руках два объемистых пакета. И опять вышло так, как он задумал. Что это? Юля и не пыталась анализировать, решила: пусть все идет, как идет. Все равно это продлиться недолго, неделю, максимум месяц, более длительные сроки ей даже в голову не приходили.
Ужинать Алексей предложил на свежем воздухе, поэтому стол накрыли на террасе. Сумерки уже давно уступили место теплой летней ночи. Деревья и кустарники постепенно превратились из безобидных зеленых насаждений в темный глухой лес. На свет, который пробивался на террасу через кухонное окно, слетелись целые стаи ночных бабочек, пришлось срочно перебираться на кухню.
Закончив вытирать тарелки, Юля повесила полотенце и обернулась к окну. За ее спиной щелкнул выключатель, помещение погрузилась в темноту. Теперь уже из сада в кухню через то же самое окно пробивались слабые полосы ночного света. Сзади шаги… один… второй…. шея горит…. справа… слева… и губы у него такие горячие…,– Ой! На террасе кто–то есть……
–Идем…
Это же дерево… просто дерево….. дерево… дерево….
***
Юля сидела с ногами на подоконнике и с удовольствием курила вторую сигарету подряд. Отсюда из мезонина луна казалась большой желтой тарелкой, которая лежит на темной скатерти. Странно, но в городе у нее никогда не возникало таких ощущений. Юля поежилась, она сидела на окне абсолютно голая: бог знает, где ее платье, поди, найди в темноте, а кутаться в простынь не хотелось. Шур–шур.. пф–пф… Мыши!? …. Ветер. Листву будит. Юля перевела взгляд: в глубине комнаты спал человек. В лунном свете тело его напоминало скульптуру античного бога. «Утомленный Адонис и престарелая Венера. Сцена из дамского романа – кошмар!» она усмехнулась, затушила сигарету и подошла к постели.
Алексей открыл глаза Я тебя выжил? Прости. Холостяцкая привычка – занимать все спальное пространство.
Он отодвинулся к стене и заботливо поправил Юлину подушку–Иди, сюда…..
***
–Ты не представляешь, где мы вчера были! В «Золотом треугольнике»!! Публика–зашибись! А одеты как.....,–Галка от восторга прямо–таки захлебывалась,–Что? Я?…. Ты бы видела! Он мне такое платье купил…..
–Юль Сергевна, завизируй приказ,–Людмила положила на стол бумаги.
–Спасибо, родная,–Юля тряхнула головой, пытаясь разогнать сонную одурь,–Чтобы я без тебя делала?
–Тоже, что и со мной,–Людмила помялась,– Мне бы пару отгульчиков. На даче с внуками посидеть, сватью мою радикулит прихватил…Галка, оторвись от телефона, ступай, подпиши приказ у Базарычевой.
–А почему я?–обиженно протянула Галка,– «Королева Марго» опять «морды строить» начнет. Может, вы сами сходите?…..
Людмила выразительно посмотрела на нее поверх очков. Галка сразу сникла и начала копаться в столе, явно пытаясь тянуть время.
–Да, ну, вас….,–Юля взяла бумаги и отправилась разыскивать главбуха. После тридцатиминутного поиска она неожиданно наткнулась на Базарычеву в отделе кадров. Та что–то увлеченно рассказывала, параллельно угощалась тортом. Момент был подходящий, если Марго ест или перемалывает чьи–то кости, можно подсовывать все, что угодно.
На обратном пути Юля заглянула в директорскую приемную. Стютюэток не было, зато у окна стоял Ромадин и внимательно изучал полученный факс,–Юль, зайди–ка,–а сам даже не повернулся.
–У тебя, что глаза на затылке?–встречаться с начальством ей сейчас очень не хотелось.
–Я, тебя и так за версту чую. После двух Моторин привезет договор.
–Сам?!… У него, что помошников нет с бумагами бегать?
–Думаю, есть. Но он, между прочим, про тебя спрашивал.
–Между чем и чем? – съязвила Юля.
–Не понял?–Ромадин оторвался от факса.
–Ну, ты же сказал между прочим, вот я и интересуюсь между, чем и чем он спросил про меня?
–Острим?–еще чуть–чуть и Колькины глаза ее продырявят,–А на шейке–то пятнышко подозрительное. И как давно? По моим наблюдениям–неделя, не больше.
–Какая проницательность! Чем обязана?
–Ну, милая, мы же с тобой друг друга хорошо знаем и в обычном, и в библейском смысле,–Николай выразительно прищурился,–На правах друга: не стоит делать культа из противоположного пола–это, всего лишь, организмы.
–По–твоему я на это способна?–вспылила Юля.
–Раньше нет, а теперь черт его знает. Мы давно уже с тобой на пару пиво не пили. Мне лично жаль!
–Ты серьезно?
–Вполне. А ты против? …. Можешь не отвечать. Не ври, не бери грех на душу….,–Ромадин опять углубился в изучение факса,– Как только Моторин объявится, девки тебе позвонят.
Они действительно уже давно виделись только на работе. А ведь когда–то… Юля вспомнила, как это случилось первый раз….
Кажется, была середина ноября….. Да, точно. С неба лил дождь пополам со снегом, а под ногами скрипела непролазная ледяная каша, редкие прохожие тщетно пытались обезопасить себя зонтиками. Только ничего этого Юля не видела. Она шла, не разбирая дороги, практически на ощупь. Злые колючие слезы прямо–таки заливали глаза, да, еще правая щека после удара нестерпимо горела, на перекрестке, не заметив огромное черное месиво, встала слишком близко к краю тротуара, и какая–то машина, резко затормозив, окатила ее с головы до ног. Грязные потоки стекали с одежды прямиком в сапоги.
–Ты, что, баба, рехнулась? Под колеса лезешь….. только сидеть из–за тебя не хватало!–орал разъяренный мужик,–Комарова, ты?–Ромадин от неожиданности даже опешил,–Живо в машину,– и, не дожидаясь пока Юля что–либо сообразит, впихнул ее в салон. В машине Колька сунул ей какую–то тряпку и приказал вытереться, потом открыл кейс и достал плоскую металлическую фляжку с монограммой,–Пей!– Юля отрицательно замотала головой,–Пей, я сказал! Воспаление легких схватишь,–на этот раз Юля повиновалась. Во фляжке оказался коньяк. Она сделала два глотка, перевела дух и выпила еще, потом посмотрела на Ромадина. Тот не обращал на нее никакого внимания. От выпитого коньяка по телу разлилось расслабляющее тепло, и слезы сами собой хлынули наружу. Рыдала она беззвучно, тупо уставившись перед собой. Очнулась Юля только, когда Ромадин отобрал у нее фляжку,–Вылезай! Она удивилась, но спорить не стала. Местность была незнакомая: однообразные девятиэтажки да чахлые, большей частью поломанные кустики, с трудом отвоевавшие себе место у грязно–серого асфальта. Не давая Юле опомниться, Колька потащил ее за собой к ближайшему подъезду. На восьмом этаже, куда их привез жутко громыхающий лифт, он, прислонил ее к стене, словно бревно, открыл квартиру, потом взял за шкирку и втолкнул в темный коридор,–Ванная–первая дверь налево. Давай, давай. И не вздумай запирать дверь, выломаю! Я не шучу!
Юля машинально двинулась по коридору. Ванная встретила её голубым кафелем в цветочек и большим овальным зеркалом, из которого на нее смотрела страшная тетка с грязным заплаканным лицом и синяком во всю правую половину. Юля тяжело вздохнула и начала раздеваться. Минут через пять, когда она уже лежала в горячей воде и наслаждалась покоем, дверь открылась и на пороге появился Колька, облаченный в потертые джинсы и футболку,–Как дела? Шампунь в шкафчике, вот это оденешь,–он повесил на крючок просторный фланелевый халат, с желтыми утятами,– а это, – кивнул Ромадин на одежду,–я заберу.
Закончив мыться, Юля с удовольствием вытерлась большим махровым полотенцем и еще раз посмотрела на себя в зеркало. Картина явно изменилась. Страшная тетка куда–то исчезла и на ее месте теперь красовалась разбитная девица с румяным слегка побитым лицом. Ромадина она нашла на кухне, тот сосредоточенно возился у плиты, – Двигай в комнату, я сейчас!
В комнате возле дивана стоял журнальный столик уже уставленный всяческой снедью.
–Ну, и чего стоим?–в одной руке Николай держал миску с вареной картошкой, а в другой бутылку водки,– Лезь на диван и плед накинь.
Юля вздохнула и повиновалась, но плед не взяла,–Чья квартира–то?–это были первые слова, которые она произнесла с момента встречи.
–Батюшки, царица–мать небесная! Ты оказывается не только реветь, но и говорить умеешь.
–Неправда, я не ревела.
–Ага, это ты тушь решила смыть. Матушкина фатера.
–А она где? Неужели с тобой в Кунцево живет?
–Я, что, враг собственной матери? У сестры своей она живет. Та недавно мужа похоронила, а вдвоем все–таки веселее. Давай–ка опроцедуримся. Что пить будешь? Водку? Или тебе еще коньячку плеснуть?
– Нет, мне уже хватит.
– В машине не в счет. Там–лекарство было.
Николай разлил водку, положил Юле на тарелку две большие картошины, два кусочка селедки и половинку соленого огурца,–Ну, давай, подруга! Как говориться: «не пьянства ради, а поправки здоровья для…..»
Они выпили. Николай налил по второй, потом еще и Юля рассказала Ромадину все, что с ней произошло. Он даже вопросов не задавал, просто курил и слушал.
Потом они вместе варили на кухне кофе, вспоминали общих знакомых и времена, когда ездили от НИИ в колхоз. Юле чувствовала себя, на удивление, спокойно, да и по Колькиному лицу было видно, что ему все нравится.
–Слушай, ты, когда–нибудь пила коктейль «Утро Конфуция»?
–Это еще что за утро такое?
–Сейчас узнаешь,–он достал из холодильника банку сметаны, три бутылки жигулевского пива и вылил все это в широкий кувшин, потом добавил туда же сто граммов водки и перемешал миксером,–Особенно эта штука хороша «после вчерашнего». Как говаривал один мой дружок: «с утра рога поправить». Но и вечером тоже ничего.
Колька вылил полученную смесь в два высоких стакана, нарезал лимон, посолил его и протянул Юле,–Сначала отпиваешь глоток, потом закусываешь лимоном с солью. Вот так, смотри.
Он выпил, закусил соленым лимоном и довольно крякнул. Юля осторожно последовала его примеру. Меньше всего Юля ожидала, что эта гремучая смесь ей понравиться, а она понравилась.
–Что здорово?–в глазах у Ромадина скакали озорные «чертики».
–Здорово. А почему «Утро Конфуция»?
–А ты попробуй выпить этого пойла кувшина полтора на нос, у тебя физиономия опухнет, а глаза станут узкими, как у китайца.
Юля живо представила себе эту картину и расхохоталась. Колька тоже довольно улыбнулся,–Пошли музыку послушаем. У меня отличные записи есть. Парнишка один снабжает за небольшую мзду.
В комнате они уютно устроились на диване. Записи действительно были отличные. Постепенно приятная музыка, приглушенный красноватый свет от торшера и «китайский» коктейль сделали свое дело. В какой–то момент Юля непроизвольно потянулась к Ромадину и наткнулась на его жадные губы. Поцелуй получился спонтанный, но пронизанный таким обоюдным желанием, что остановиться уже не было никакой возможности. Первоначальную неловкость сменило удивление. Колька оказался потрясающим любовником, ласковым, неторопливым. Он сразу же обнаружил все участки Юлиного тела, к которым следует прикоснуться, чтобы доставить ей наслаждение. Она не могла понять, откуда у этого самоуверенного и грубоватого мужика такая нежность, да и себя–то узнавала с трудом. В постели Юля, как правило, пыталась самоутвердиться, действовала решительно и часто брала инициативу на себя. Словом, никогда не ощущала себя слабой и женственной, а тут, откуда, что взялось,…… Сколько лет прошло, а она и сейчас помнит ту ночь во всех подробностях.
С тех самых пор и повелось: время от времени они встречались в квартире Колькиной матери. Это–то у них и называлось «попить пивка на пару»….
Юля очнулась от своих воспоминаний только, когда у входа в отдел ее окликнул Бобров,–Здравствуй, любовь моя! Выглядишь на все двести грамм! Знаешь что–нибудь про дела с этой нефтяной конторой?
–Нет пока никаких дел, одни благие намерения.
–Ну,…ими обычно вымощена дорога в ад.
–Как скажешь, дорогой.
–Я бы много чего еще сказал, да воспитание не позволяет,–Бобров с размаху чмокнул Юлю в щеку и, потирая руки о свои вытертые на заднице джинсы, которые он любовно именовал «мечтой биндюжника», помчался дольше.
