скачать книгу бесплатно
– Что это такое? – спросил президент благотворительного фонда «Родня Задорожья» Александр Евгеньевич у его директора, взглядом показывая на нетрезвую фею.
– Райская фея, опьяненная этим грандиозным событием, благотворительным балом, который проводится в Задорожье впервые, а вот и пресса, Александр Евгеньевич! – отвлекала шефа от неприятного зрелища Раиса Николаевна.
Жанна Громовик подвела журналистов к Черткову. Пять камер, восемь корреспондентов, шесть фотоаппаратов. Черт собрался и сосредоточился.
– Александр Евгеньевич, скажите, пожалуйста, какова цель проведения этого мероприятия? – зазвенел голос молодой журналистки, чье лицо изуродовали крупные веснушки вперемешку с прыщами.
– Сегодня вы присутствуете при знаменательном событии. Впервые в Задорожье мы проводим благотворительный бал. Все средства от проданных билетов, от проведения аукциона, личные взносы бизнесменов пойдут на закупку кувезов для новорожденных. Каждый ребенок имеет право на жизнь. Чужих детей не бывает, мы в ответе за тех, кто каждый день появляется на свет в нашем родном городе.
Жанна смотрела на шефа и удивлялась, час назад она отправила ему по электронной почте текст выступления, он не просто его прочитал, он его выучил. «Двенадцать баллов», – мысленно выставила пиарщица оценку за выступление. Пресса осталась довольна Чертковым, говорил он четко, по сути.
Торжественно зазвучали фанфары. Ведущие объявили о начале благотворительного бала. В большом зале, на втором этаже негде яблоку упасть, даже райскому. Мелкий бизнес и обычные граждане почтили своим вниманием незаурядное мероприятие. Градоначальник Задорожья на бал не явился, индусы перестраховались, нечего их мэру на мероприятии Черткова делать.
Выручил губернатор, киевский варяг оказался не в курсе задорожских закулисных игр. Он произнес помпезную речь и выставил на благотворительный аукцион собственный лот, футболку с надписью: «Я лучший друг губернатора». Желающих стать его другом среди горожан не оказалось, поэтому Александр Чертков за три тысячи долларов купил футболку шестидесятого размера, в которой свободно могли разместиться три Черта одновременно.
Борис Борисович Шарапов, прибывший на бал в окружении жены и детей, тоже успел поучаствовать в благотворительном аукционе, он приобрел шаманский бубен. Как потом выяснилось, шаманы тот бубен в глаза не видели, в руках не держали. Раиса Николаевна об аукционе вспомнила в последний момент. Как всегда! Она выхватила старый бубен у дедушки из симфонического оркестра, прицепила к бубну свою горжетку с лапками из чернобурки и нервно передала новый лот одному из ведущих бала. Ведущий в недоумении спросил у директора фонда:
– Что это, Раиса Николаевна?
– Бубен.
– А мех на кой?
– А шаман его знает.
Ведущий не растерялся, пустил странный лот, с лапками чернобурки в придачу с молотка. Версия, что бубен привезен с Байкала и принадлежит настоящему шаману, провинциальная публика восприняла «на ура». До официального окончания благотворительного бала старый подслеповатый музыкант, прихрамывая, ковылял за Раисой Николаевной, как Санчо Панса, за героем-победителем ветряных мельниц, и умолял возвратить ему музыкальный инструмент. Раиса Гавкало, от природы обделенная добротой Дон Кихота, приказала музыканту по пустякам ее не тревожить, после бала ему возвратят бубен. Она же не плачет по поводу чернобурки, которую дети Борис Борисыча без согласования с ней разорвали на две части и украсили лисьим мехом свои дорогие дизайнерские костюмы.
На третий лот выставили детские рисунки, которые за символические деньги купили горожане. Понимая, что аукцион грандиозного впечатления на гостей бала не произвел, Раиса Николаевна попросила ведущих срочно объявить танцы и сама вместе с Всеволодом Задунайским закружила в вальсе, вспоминая их совместное комсомольское прошлое.
Таня Большая и Наташа Зотова работали на износ, они суетились, бегали как белки в колесе, и колесо с большим скрипом, но вращалось. Задорожцы вальсировали плохо, опыта никакого, но зато много и с азартом пили «Райское» шампанское и радовались, как дети, что они, простые смертные, стали главными героями светской хроники. Не каждый день себя в телевизоре увидишь, а здесь посчастливилось стать участником настоящего бала.
Фея-буфетчица, женщина одинокая и некрасивая, после литра шампанского, шибанувшего ей хмельным кулаком в голову, выбежала на средину зала. Она предварительно завязала себе блузку под обвисшей грудью и, оголив поросячий, в три жирных складки, живот, вошла в полное противоречие с утвержденным самим Александром Евгеньевичем сценарием. Главная фея благотворительного бала под общие аплодисменты вспотевшей и возбужденной толпы изображала турецкую наложницу. Только буфетчице могло прийти в голову исполнить восточные танцы под классическую музыку. Неполный состав симфонического оркестра, обслуживавший светское мероприятие, встрепенулся от ужаса, когда после восточных танцев пьяная женщина под музыку великого Глинки перешла к исполнению пролетарского гопака. Репортеры навострили объективы фото– и видеокамер.
Жанна, делая вид, что тоже танцует, выбежала под обстрелом фотовспышек в центр танцевального зала, крепко взяла под локоть разбушевавшуюся буфетчицу и талантливо исполнила роль Змия искусителя.
– Пошли, у меня есть классный коньяк, тяпнем за праздник!
Фея мгновенно прореагировала на слова пиарщицы:
– Девочка, дэ ты раньше була? Щаз, тяпнем, та я такое вам спляшу!
Элитарностью на балу не пахло, зато пахло дешевыми, сладкими духами и вспотевшими телами. Жарко, кондиционеры в городском дворце не предусмотрены…
«Не для того здание строили, чтобы балы в стенах, где звучит музыка Баха и Бетховена, проводить», – повторял организаторам мероприятия директор концертного зала. Но даже он, бывший партийный функционер, в страшном сне не мог представить, чтобы на первом городском балу Задорожья престарелая фея, она же буфетчица по совместительству, изображала гопак с оголенным животом.
Директор хотел подзаработать, теперь-то он понял, что на балах экономить ни в коем случае нельзя. Простая, неотесанная буфетчица, переодевшись феей, никогда за оную не сойдет. Ему заплатили за фей, которых он обещал Раисе Николаевне нанять в драматическом театре, но слова директорского не сдержал. И вот, случился конфуз городского масштаба!
Поймав за руку, пробегающую на большой скорости Таню Большую, Александр Чертков прошипел ей на ухо, как змей Горыныч:
– Завтра вы мне ответите за этот цирк, который вы здесь устроили, а сейчас пусть Коля поет, хватит плясать!!! Звезду запускайте, это бал, а не банальная попойка!!! Давайте, я хочу видеть Баскова!
– Ага, – машинально ответила Таня, перебегая галопом к Раисе Николаевне.
Директриса в образе удава, заглотнувшего кролика, снизошла до Тани, небрежно выслушала ее птичью трескотню и с гордо поднятой головой отдала приказ.
– Задунайского на сцену!
– Он Колю Баскова хочет, вы говорили «все согласовано», – не унималась Таня Большая.
– Татьяна, идите и работайте. Я вам сказала, Задунайского на сцену.
Таня Большая догадалась, пахнет грандиозным скандалом. Ей нужна помощь, она судорожно искала Жанну и нашла ее в буфете. Пиарщица спаивала коньяком фею. Поклонница восточных танцев и гопака еще стояла на ногах и активно рвалась в зал, где звучала ее любимая классическая музыка.
– Жанна, ты представляешь, Гавкало, нас подставила, по полной программе. Чертков требует Колю Баскова, а она говорит – выпускай Задунайского. Рая с шефом ничего не согласовала. Ты понимаешь, что сейчас будет?
– Девочки, давайте выпьем! – предложила добродушно фея.
– Та помолчите вы, вы свое уже отговорили и оттанцевали! – разозлилась Таня.
– Не поняла?
Жанна налила фее очередную стопку коньяка и вручила ей соленый огурец в надежде, что буфетчица займет свой рот.
– Таня, выхода нет! Выпускай Задунайского на сцену и к Черту близко не подходи, иначе он тебя уволит под горячую руку. А завтра мы скажем, что Задунайский – это инициатива Раисы Николаевны. Поняла? Можешь рассчитывать на мою поддержку.
– Спасибо, Жанна. Ты – настоящий друг.
– Предлагаю снова выпить! – отозвалась фея.
– Слушай, Жанна, у тебя зарплаты не хватит, она ж пьет коньяк, как африканский слон, ведрами, – сказала Таня Большая и умчалась выпускать Задунайского на сцену.
Он вышел на большую, декорированную живыми цветами, сцену городского концертного зала с высоко поднятой головой, как Николай Басков. Деловито откашлялся, протянул к публике длинные, ухоженные руки, тонко намекая местным любителям высокого искусства, что пора артиста поприветствовать. Горожане, опьяневшие от «Райского», бурными аплодисментами поддержали человека в отутюженном зеленом пиджаке с черной бабочкой, туго завязанной на шее.
Чертков стоял спиной к сцене и мирно беседовал с Борисом о курсе доллара, валютное настроение которого, подобно капризной женщине, скачет то вверх, то вниз. Стабильности нет, нервы натянуты, как тетива тугого лука, так и хочется выстрелить острым словцом в правительство, а попасть в самого гаранта конституции. Борис Борисович краем глаза глянул на сцену.
– Щаз-з-з споет, – прокомментировал он мужика, купающегося в море аплодисментов.
– Басков порвет задорожцев на куски, Коля петь умеет.
На реплику Черткова Борис Борисович отреагировал неадекватно.
– И у этого фамилия Басков, надо же какое совпадение!
Александр Евгеньевич мило улыбнулся бизнес партнеру чертовски очаровательной улыбкой, без единой пломбы и намека на кариес. «Зубы свои или фарфоровые?»– подумал Борис Борисович. Коммерческая тайна. Все равно, главное эстетически красиво. Черту всегда есть что показать!
Он запел жалобно и протяжно: «Гори, гори, моя звезда-а-а». Чертков побагровел, Александр Евгеньевич обернулся, на сцене стояло жалкое подобие Баскова, тот самый худший из Хуанов, родившихся на задорожской земле – Всеволод Задунайский.
– Твою мать… – дальше последовала непереводимая, пулеметная очередь нецензурных слов и словосочетаний, Черткова лихорадило.
– Не Басков, – подлил масла в огонь Борис Борисович.
– Всех уволю, уроды, уроды конченные, – бушевал Черт.
Уроды, они же сотрудники благотворительного фонда «Родня Задорожья» забились в дальние углы концертного зала, так как понимали – после выхода Задунайского на сцену культурно с ними шеф разговаривать не будет.
«Гори, гори, моя звезда-а-а, звезда любви, приветная, умру ли я… и над могилою, гори, гори, моя звезда». Тишина, в зале погас свет. Феи, одна из которых еле держалась на ногах, поднесли свечи к сцене, нервные язычки пламени осветили страдающее лицо певца. Дон Хуан погрузился в пучину нечеловеческой тоски, его сердце билось в ритме музыкального такта. И только близкие, к которым причисляла себя и Раиса Николаевна, понимали, по ком трепещут голосовые связки Задунайского, так и не познавшего славы Вертинского, или на худой конец – Коли Баскова.
В момент кульминации песни под куполом дворца, где крепилась тяжелая хрустальная люстра, запорхало неземное создание. Серая, невзрачная пыль, сдуваемая крыльями бабочки с хрустальных сережек люстры, пеплом посыпала голову Всеволода Задунайского. Он закрыл глаза, вытянул правую руку вперед и почувствовал прикосновение, еле уловимое, как поцелуй солнечного луча в пасмурный, хмурый день. Задунайский осилил ноту «си» и наконец-то открыл глаза. На влажной от пота ладони сидела она, большая белая бабочка. Чудо, подумал певец, такой красивой бабочки я в жизни не видел. Ее крылья, как у птички колибри, завораживающе вибрировали на ладони. Задунайский вспомнил родную дочь, маленькой она любила ловить бабочек сачком.
– Зачем ты их ловишь и опять отпускаешь? – вспомнил разговор с дочкой Всеволод.
– У бабочек есть детки, я не хочу, чтобы они осиротели, – отвечала девочка.
Из глаз провинциального Дона Хуана, не контролирующего бурю собственных эмоций, брызнули слезы. Он запел так, как не пел никогда, он посвящал эту песню любимой дочери Наде, которая погибла в автомобильной катастрофе. Рана свежа, она кровоточит. Его любимая девочка, работавшая медицинской сестрой, больше никогда не придет ему на помощь. Больное сердце Всеволод Задунайский доверял только ей.
Александр Евгеньевич ускоренно перетирал в жерновах сознания варианты, кто и зачем пригласил отца погибшей медсестры на бал. «Индусы шантажируют! Задунайский на сцене – это намек, они все знают. Или просто старая Рая ослушалась… Да, первый бал комом», – расстроено подумал Черт.
Завершающие аккорды песни, пауза, аплодисменты. Буря аплодисментов спугнула бабочку, та взмыла под купол. Задунайский поклонился публике, вытер рукой остатки слез с лица и почувствовал еле уловимый запах ладана.
Благотворительный бал подходил к концу. Александр Чертков торжественно объявил присутствующим о вступлении в фонд «Родня Задорожья» Бориса Борисовича Шарапова, но горожане настолько устали, что появлению нового учредителя аплодировали только Раиса Николаевна, Таня Большая, Наташа Зотова и Жанна Громовик. Почти благотворительная «Виагра», если бы не Раиса Николаевна Гавкало с ее врожденным талантом испортить любой проект.
Черт покинул бал, не дождавшись сладкого, так и не оценив двухъярусный торт, что удался на славу кондитерам Задорожья. Александр Евгеньевич вышел на улицу, где его ожидала охрана и авто. Жара, духота, плохое настроение. Неожиданно жирной струей в его сторону брызнул искусственный снег, забрызгав дорогой костюм олигарха. «Кончили быстро и некрасиво, завтра всех уволю», – поклялся Черт и, как фокусник, спрятался в черном автомобиле, который увез его в ночной клуб. Главный идеолог фонда «Родня Задорожья» неистово жаждал с новой девкой, собственной водкой, отключиться от благотворительных проблем и забыться.
Раиса Николаевна довольная вышла из укрытия и командным тоном сказала Наташе Зотовой, руководившей запуском аппарата, создающим искусственный снег:
– Успели Александру Евгеньевичу угодить. Он хотел снег летом, пожалуйста! Креативненько получилось!
Украинские индусы
В сауне спортивного клуба «Финиш» индусы собирались строго по пятницам, на протяжении пятнадцати лет. «Фотограф», по паспорту Олег Качалов, «Граф», в миру Игорь Графский, и «Зверь», он же Родион Павлович Хомяк. Их троицу в Задорожье прозвали «Святой». В 2006 году мафиозный клан индусов пребывает в зените власти. Каждый из них контролирует определенный сектор большой системы по выкачке денег из закромов города. Граф руководит крупным банком, Фотограф создает липовые коммерческие фирмы, через которые отмываются финансовые бюджетные потоки, он официально работает в горисполкоме, а Зверь возглавляет Областное Управление Министерства Внутренних дел Задорожья. Цепочка крепкая, не разорвешь.
В белых простынях, прикрывающих нагие тела и мятых шапочках, спасающих головы от перегрева, они казались милыми отцами семейств, для которых бокал холодного пива – верх блаженства.
– Слышал, Граф, в Задорожье появились новые благотворители, – констатировал Родион Павлович Хомяк.
– Зверь, не нравится мне все это. Я Черта знаю, он просто так ничего не делает, задумал что-то малец. Но пока не пойму что. Он весь в кредитах, а деньги по ветру пускает. Не логично! Копейка вчера позвонил, спрашивал разрешение пойти на бал, я отказал. Губернатор пошел, надо было и ему позвонить, чтобы он мероприятие проигнорировал.
– Думаю, Чертков к власти рвется, хочет, чтобы его уважали, – поддержал разговор Фотограф.
– К власти… Пусть молоко на губах обсохнет. Власть в этом городе – это мы. Через тебя, Фотограф, в горисполкоме не перепрыгнешь, городские финансы контролирует Граф, а мне вся милиция в регионе подконтрольна, так кто здесь власть? – завелся Зверь, главный милиционер области эмоции не привык сдерживать.
– Шарапов в благотворительный фонд уже вступил, – сообщил подельникам Фотограф.
– Вот именно, но во ЧТО вступил, Борюся не подумал, – ухмыльнулся зло Зверь.
Родион Павлович знал, что Борис Шарапов приторговывает наркотой в ночном клубе «Филин». Не активно, но пробует торговать. Чуть что – Зверь знает, как приструнить Борю.
– Надо будет своего человечка в фонд запустить, посмотреть изнутри, что Черт затевает. Может, через фонд он собирается прокачивать денежные потоки? – предположил Игорь Графский.
– Граф, ты как всегда прав, причина резкого увлечения Черта благотворительностью – это деньги. Несомненно! Но мы пока не понимаем мотива, для чего создан фонд, и схемы прокачки денег. Не знаем, но узнаем, – деловито заявил Зверь.
Погоны, как волшебная банковская карточка, осуществляют любое желание хозяина. Получать информацию по первому требованию и жестко контролировать процессы, влияющие на жизнедеятельность родного города.
Дверь сауны со скрипом приоткрылась, только одному человеку в Задорожье позволено врываться без стука и приглашения в логово к индусам. Банщик просунул в щель часть своей лисьей мордочки, заскулил, демонстрируя холуйскую улыбку, в которой недоставало двух передних зубов. В прошлый раз Зверь, недовольный качеством обслуживания, проучил холопа, а потом дал денег на новые зубы. Банщик их вставить еще не успел.
– Девочки прибыли! Сюда вести?
– Дурья твоя голова, они что, париться сюда пришли?! Пусть ждут, – возмутился Фотограф.
– Понял.
Голова банщика исчезла. Через полчаса Зверь с Фотографом продолжили процедуру расслабления, но уже вместе с девочками, Граф услышал характерный смешок за дверью. Его всегда раздражал дешевый смех проституток. Он остался париться, ибо любил баню больше, чем девок – первые слабые проявления надвигающейся мужской зрелости.
Сильный пар выедал глаза, Игорь Графский выпаривал свои негативные эмоции, которые до банной пятницы грызли изнутри его сильный организм. Теперь и в бане отдыха нет, сердился Граф, мыслительные шестеренки вращались с бешеной скоростью. Он думал о Черте…Отец Черткова, директор крупного металлургического предприятия, десять лет назад привел сюда в сауну своего сына. Мода париться с нужными людьми ушла в прошлое, а раньше все вопросы решались здесь, в бане, открыто, под белыми простынями скрывать нечего. Молодой Черт парился с большими, влиятельными людьми города, обзавелся нужными знакомствами, взял крупный кредит в «Indust»-банке и построил за городом завод по производству «Родненькой». Креативный, хитрый, умный, и без тормозов, совершенно без тормозов.
Дверь парилки открылась, кучерявая блондинка с наклеенными ресницами и силиконовыми губами назойливо промяукала:
– Дорогой, можно к тебе?
– Дверь закрой с той стороны, дура, – прорычал Игорь Графский.
Блондинка дверь закрыла и с грустью подумала: и время потеряла, и денег не заработала, клиент богатый, но злой, а еще говорили – Граф…
Игорь Графский вышел из парилки, снял простынь, и в чем мать родила, плюхнулся в бассейн с холодной водой. Графу не стало легче, он снова думал о Черте, наваждение, какое-то. Главный финансовый гуру региона надел махровый красный халат, переступил через сексуально раскинувшуюся на полу блондинку и пошел в комнату отдыха. Девушка по вызову расстроилась, с ней происходило такое впервые, ее проигнорировал мужчина. Необходимо срочно подкачать губы, покрасить на два тона светлее волосы, похудеть. «Может, я старею», – терзали сомнения валютную проститутку.
Граф выпил коньяка, закурил, набрал знакомый номер телефона.
– Ты где? – спросил он абонента без лишних предисловий.
– У себя, как всегда, работаю.
– Касторкой торгуешь?
– Почему касторкой? Разрешенным в Украине перечнем фармацевтических препаратов, – казенно, как перед налоговой службой, отчеканил собеседник.
– Складно поешь! Через десять минут, нет, через двадцать жду тебя в сауне.
– С собой что-то захватить действенное? Я тут новый препарат достал, классное средство.
– Не дури, ты мне сам нужен.
– Лечу.
– Смотри, пропеллер не сломай. Через двадцать минут.
Граф вышел из комнаты отдыха, жестом позвал блондинку. Она быстро скинула подобие одежды, прозрачную накидку, напоминающую домашний короткий халатик.
– Минет.
