скачать книгу бесплатно
Фаина сделала все, чтобы не пересекаться с Яном остаток дня. К спеху позвонила мама, они пообщались о здоровье Фаины (тут, конечно, пришлось много и отвратительно обманывать), о культуре питания (да, мам, я ем супы, иногда…), о развлечениях (ну, гуляю изредка, в кино там хожу и все такое…), о том, когда Фаина собирается приехать погостить. Мама звала ее на поминальный день. В этом году как раз девятнадцать лет, как не стало дедушки по отцовской линии. Того самого, которого сгубил не вовремя обнаруженный диабет.
Чтобы не расстраивать маму, Фаина обещала подумать и, возможно, выбить себе пару выходных – маловероятный исход событий. Ее заботило то, что почти каждый разговор с родственниками превращался с ее стороны в череду вранья и смиренного выслушивания в попытках не задеть собеседника. Ибо собеседник имел в уме представление о Фаине, которое далеко не совпадало с действительностью, и тут уж ничего сделать было нельзя. Родители знали какую-то другую девушку, ту, что уехала учиться в город шесть лет назад. Но никак не ту, которая ненавидела себя и не знала, что ей делать со своей жизнью дальше. И стоит ли что-то делать, есть ли в этом хоть капля смысла?
Беседуя с мамой, Фаина фоном размышляла о странном происшествии. Распрощаться удалось только через полчаса, когда истратился весь запас общения на пару дней вперед. Мама могла болтать часами, Фаина же придерживалась тактики говорить только в том случае, когда без слов уже никак не обойтись, зато думала слишком много. Она читала где-то, что дневной запас слов, должных быть выговоренными, для мужчин составляет семь тысяч, а для женщин – двадцать одна тысяча. Что ж, мужчиной Фаина не была, но с трудом могла себе представить, чтобы за сутки ей пришлось сказать так много. За неделю – ближе к истине.
Девушка поставила телефон в режим полета и забросила куда-то за подушки. Найдется, когда сработает будильник. На самом деле даже хорошо, что мама позвонила. Помогло отвлечься. С проблем насущных на проблемы семейных отношений, всегда лежащие где-то на дальней полке, как давно протухший кусочек еды, который лень выбросить. И ты надеешься, что со временем он настолько засохнет, что перестанет испускать неприятный запах.
Фаина накрыла лицо ладонями и заставила себя ни о чем не думать хотя бы несколько минут. Добиться пустоты в голове всегда трудно. Но у нее был свой особенный способ. Все, что приходило на ум, она представляла написанным на бумаге. Затем воображала, как берет исписанный лист, мнет его и выбрасывает. Или разрывает. Мозг отвлекался от слов на действия, так удавалось ненадолго избегать мыслей о том, что навязчиво застряло в голове.
Фаина хорошо слышала смех, доносящийся, судя по всему, из 403-ей. Слышала, как терзает струны парнишка этажом ниже. Раз в несколько дней он садится на лестничной клетке, играет и поет. Обычно это что-то из классики рок-н-ролла, и выходит у него неплохо. По крайней мере, недовольства в его адрес Фаина не слышала и не испытывала сама. Наоборот, здорово, что есть ненавязчивое местное радио, которое включается само по себе. Никогда не угадаешь, в какой момент ожидать концерта и что конкретно будут исполнять.
Вспомнив о покупках, Фаина разложила продукты по холодильнику, вывернула жестяной ключ на банке энергетика и взяла йо-йо. Пенистая зеленая кислота с шипением наполняла рот, пока катушка крутилась у правой ноги, бегая по петле то вверх, то вниз. Кажется, снова возвращалась жажда, та самая, что заставила Фаину посетить врача больше двух месяцев назад.
На улице темнело, по дорогам сновали первые байкеры – вестники приближающейся ночи. Как же они надоели. Неужели город настолько мал, что им больше негде устраивать свои гоночные шоу?
Попивая энергетик, Фаина села за стол и раскрыла блокнот, что делала крайне редко. Прежде чем записать новую заметку, она перечитала несколько предыдущих, параллельно опустошая упаковку любимого печенья. Ей казалось, только сладкое и делает жизнь сносной. Слишком часто Фаина глушила негативные эмоции пирожными и кексами, шоколадом и леденцами. С ними становилось терпимо. На время. Выручали еженедельные акции на сладости в Пятерочке или еще где-нибудь – можно было за небольшую цену поддерживать в себе желание жить.
«Придумала, как отомстить Гене за прозвище, которое он мне дал. Буду называть его Фосген».
«Опять сломали смыв в туалете, чертовы свиньи. Ненавижу жить здесь».
«Сахар снова скачет. Пью препараты с трудно произносимым названием и какие-то витамины, но уже не могу смотреть на них».
«Сегодня к Наташе опять приходил тот бугай. Шумел, пытался выломать дверь. Ушел под утро. Поспать не удалось».
«Видела на небе моржа с зонтиком».
И так далее. Фаина подумала и приписала чуть ниже:
«Разве она могла его с кем-то перепутать? Не могла».
В дверь неистово постучали, но за миг до этого Фаина услышала громкую механическую трескотню в коридоре, будто кто-то нашел и включил допотопное радио. Она вскинула голову, но с места не сдвинулась. Чувствовала: внутрь войдут и без разрешения. Не ошиблась.
Дверь приоткрылась, впуская в комнату громкую волну помех, среди которых с трудом можно было разобрать мелодию. Гена стоял на пороге в каком-то идиотском наряде, со взъерошенными волосами и нелепой улыбкой. Источник звука – большой прямоугольный магнитофон с круглыми черными динамиками в пыли и паутине, – стоял у Гены на плече и выглядел так, будто его только что нашли на помойке где-нибудь в середине прошлого века.
Удерживая бандуру одной рукой, Гена принялся отплясывать по комнате, отчаянно не попадая в такт. Фаина наливалась яростью, прислушиваясь, как в песне повторяли ее имя и бесконечно напевали последний слог. Какой наглостью надо обладать, чтобы найти где-то настолько древний магнитофон, да еще и кассету к нему, отыскать там определенную песню, включить на всю громкость и заявиться сюда! И все ради чего? Ради того, чтобы взбесить соседку. В стремлении поиграть на нервах Гена отныне занимал второе место сразу после Яна.
Фаина решила действовать молниеносно, чтобы расправиться с наглецом, пока тот не сбежал. К счастью, Гена настолько вошел в раж, что потерял бдительность. Девушка схватила подушку и бросилась на него. Несколько ударов по голове удалось нанести на своей территории, но добивала она его уже в коридоре. Захлебываясь хохотом от своей проделки, Гена сбежал к себе и захлопнул дверь. Фаина осталась одна в коридоре, все еще воинствующе сжимая подушку. Тяжело дыша, она не знала, куда деть излишки гнева.
Слишком поздно ее зрение заметило фигуру в распахнутом халате и трусах-шортах. Ян умывался, согнувшись над раковиной, и глядел на себя в кусок зеркала, нелепо приклеенный к стене на кусочках пластилина. Кажется, он сдержанно улыбался, став невольным свидетелем этой сценки. Буквально краешком рта.
Его вполне человеческий вид и в первую очередь стандартное молчание позволили Фаине успокоиться и не принимать близко к сердцу увиденное днем. Сейчас он ведет себя, как и обычно – она его не интересует, и никто не кричит, что Ян на самом деле мертв, так что об этой неприятной истории можно и забыть на время. Она вернулась к себе, закрылась изнутри и залпом допила энергетик. Странное дело, но ей захотелось спать. Кофеин не оказывал на Фаину того воздействия, о котором она мечтала. Поэтому энергетики приравнивались к обычной газировке, а кофе – к безобидному какао.
Аппетита не было, поэтому планы относительно шаурмы было решено перенести как минимум на сутки. Не переодеваясь, Фаина упала на кровать и практически сразу уснула, несмотря на нарастающий треск мотоциклов, что вместе с прохладным воздухом доносился с улицы через приоткрытое окно. Впервые за долгое время ей приснился сон с полноценным сюжетом.
Сначала было темно и холодно, но со временем рассвело. Неравномерно смешанные сумерки висели над землей клоками то темнее, то светлее. Воздух был слоистым, слегка синеватым. Под ногами шумела сухая трава. Пахло серостью и гнилью.
Фаина шла долго, не разбирая, куда идет и что ее окружает. А потом на крошечном перекрестке двух разбитых дорог, похожих на проселочные, встретила Яна. Он сидел на земле, будто ждал ее здесь, в центре перекрестка, все это время. А стоило ей подойти, юноша поднялся, выбросив мелкий блестящий предмет на обочину. На улице прояснилось, и Фаина заметила, что воздух повсюду пропитан ярко-красными прожилками. Они висели тут и там, будто тлеющий пепел огромного костра. Попадали в нос и в глаза при передвижении, но не причиняли боли или каких-либо негативных ощущений.
Они ничего не сказали друг другу, просто пошли дальше плечом к плечу. С появлением Яна реальность сна стала более осмысленной, детализированной. Фаина брела уже не бесцельно и с изумлением рассматривала все, чего касался взгляд. Теперь она могла фокусироваться на окружающих вещах, элементах пейзажа, своих ощущениях. И вскоре поняла, что идет по бесконечной дороге сквозь кладбище. Без начала и без конца. Могилы, памятники, кресты, искусственные цветы, ржавые заборчики, овитые черными лентами венки с позолоченными буквами и цифрами. Вот странно, подумала Фаина и посмотрела на Яна, чтобы задать вопрос. Она хотела спросить, зачем они здесь, но не смогла.
Кто-то надрывно плакал далеко позади, но оборачиваться было нельзя. Фаина прислушивалась к эху, пытаясь определить, плачет женщина или мужчина? Спустя некоторое время Ян остановился и указал на одну из могил. Вместе они спустились с дороги и прошли к ней по узким проходам между ячейками.
– Это – я.
Фаина попробовала прочесть, но буквы на могильной плите были словно неизвестного ей языка, и в то же время такие знакомые. Она с трудом разобрала имя и возраст: Евгений, 25 лет. Остальное осталось набором символов, не поддающихся расшифровке.
– Тебя и правда похоронили? – произносить что-либо получалось медленно, заторможенно. Двигаться тоже.
– Ты не должна об этом знать.
– Но почему Евгений? Тебя же зовут Ян, я точно знаю.
– Ты ничего не знаешь, Фаина. Ничего.
Тут земля у нее из-под ног стала стремительно ускользать, а зрение ухватило последний образ, чтобы потом надолго задержать его в памяти: молодой парень опускает голову и поднимает ладони к лицу, словно хочет снять с себя слой кожи.
Фаина проснулась. В комнате было очень темно, будто все фонари на улице погасли. Ей снова казалось, что в комнате кто-то есть, причем довольно давно. Стоит и наблюдает, как она спит. С трудом она заставила себя подняться и, размахивая руками перед собой, по памяти прошла к двери, чтобы проверить, закрыта ли она. Дверь была заперта изнутри. Значит, никого тут быть не могло. Фаина включила настольную лампу, выпила воды и снова уснула без задних ног, забыв взглянуть на время.
Утром, стоя в очереди в душ и наблюдая за тем, как Ян не спеша умывается, чистит зубы и тщательно бреется у раковины, вытягивая лицо, Фаина уже с трудом могла вспомнить свой сон. Но смутные тревожные ощущения, которые он после себя оставил, подкрепленные внешним видом Яна воочию, не давали покоя, заставляли то и дело хмуриться и с тяжестью на душе вздыхать, ища успокоения и ни в чем его не находя. Нечто нехорошее трепетало внутри. И оно росло, пока Фаина рассматривала спину и затылок соседа.
В проборе его волос, как и в направлении их роста, таилось что-то благородное, отличающее от остальных парней, коих Фаине доводилось разглядывать. Никто не сумел бы сказать, что особенного в том, под каким углом и с какой плотностью волосы юноши покрывают кожу головы за аккуратными ушами, складываются в пряди от шеи до овального затылка. Никто не обратил бы внимания на такую мелочь, но не Фаина, которой не раз приходилось подолгу рассматривать вышеупомянутый затылок на протяжении долгого времени, проведенного ею в утренних очередях.
Ян вел себя невозмутимо, будто вчера ничего не произошло. Ни Фаину, ни кого-либо еще он так и не окинул своим таинственным темно-зеленым взором. Удостоиться его личного внимания было делом затруднительным. Вывести на эмоции – еще сложнее. Обычно Ян вел себя так, словно вокруг него ни души. Поначалу это раздражало, а потом стало ясно, что из подобной манеры поведения проистекает удобная возможность в любой момент наблюдать за ним и оставаться незамеченной. Просто потому, что ему до тебя нет дела.
После душа, чтобы избавиться от внезапной эмоциональной нестабильности, Фаина открыла свой псевдодневник. И тут ее осенило. Затаив дыхание, она позволила руке выводить слова. Из нее, наконец, вылилось все то тревожное, сладостное, пугающее и болезненное, что занозой сидело внутри нее с момента первой встречи с Яном. Откровение, освобождение, просветление, свобода, которую можно осязать. У этой свободы была шероховатость бумаги и приятный запах чернил.
Кожа твоя, медом гладким покрытая,
медью на скулах жестоких блестящая,
полупрозрачным текущая вниз янтарем
Зелень таинственная, приглушенная
грешного яблока переспелого
под звериным оскалом бровей твоих притаилась
Скошенная трава в густых сумерках,
золотистым сиянием припудренная —
вот глаза твои хищные
Вены твои аскаридные, пошлые
под волосами животными вспухшие
всюду на теле чудовища,
что не ведает силу свою
Дьявольски, дьявольски мерзок
и притягателен взгляд твой
и все, что его окружает
Белые зубы, едва перламутром тронутые,
мясо высматривают свежее, нежное,
из-под сочных вишневых губ показываясь,
вульгарных и ярких, как ядерный гриб
Все в тебе тайна, и ужас, и дерзкое отвращение
вместе с желанием сдаться тебе,
позволить впустить аккуратно и будто бы робко
свой мефистофельский яд,
и умирать от клыков твоих целую вечность,
и ничего иного не чувствовать
Отрава твоей прямолинейности
разбежалась по венам моим, разбушевалась.
Мягкая злоба зеленого взгляда,
Смуглым золотом обрамленная,
чудится мне в темноте
Сажа и пепел волос шоколадных мучительно
овивают лицо твое длинное, благородное,
с легким налетом лукавства извечного,
которому тысячи лет
Так умертви же меня без остатка, не нужно ждать,
ибо каждая жила в теле моем подвластна тебе
и подобна сиянию смерти в своем безупречном обличье
Тебе это будет несложно, я обещаю,
взгляни на меня, заговори, дай надежду,
и заструится гремучая кровь для тебя,
дабы ты, зверь изумрудный и алчущий,
выпил ее и забыл обо мне навсегда
Никогда прежде Фаина не писала стихи, но этот показался ей превосходным, ведь в нем уместилось абсолютно все, что она думала, ощущала и предчувствовала в отношении Яна.
Глава 11, в которой Фаина распускает руки
«Задать вопрос – это словно столкнуть камень с горы: вы сидите себе спокойненько на ее вершине, а камень катится вниз, увлекает за собой другие камни; какой-нибудь безобидный старикашка, которого у вас и в мыслях не было, копается у себя в садике, и все это обрушивается на него, а семье приходится менять фамилию. Нет, сэр, у меня твердое правило: чем подозрительнее выглядит дело, тем меньше я задаю вопросов».
Роберт Льюис Стивенсон – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»
Свет действительно отключили, но гораздо позже. К тому моменту Фаина успела десять раз позабыть о предупреждении. Ее мысли занимали совсем другие вещи, а именно – те странности, что стали одна за другой происходить в последнее время. Совпадение или нет, но все они косвенно связаны с Яном. Этот сукин сын стал осью для множества перманентно вращающихся шестеренок. Вынь его – и все рассыплется.
Иногда становилось невыносимо думать о ребусах, которые тебе не по силам решить, и в такие моменты Фаина заставляла себя забыть о пропавших из кармана монетах, о зажившем пальце, о глюке турникета, о крови из носа и, наконец, о девушке, которая признала в Яне мертвеца…
Несомненно, Ян был стержнем происходящего. Либо же одно его существование заставляло фантазию и паранойю бушевать, как никогда. В любом случае у Фаины накопилось к нему множество вопросов. Хаотично перемещаясь в голове, они сводили с ума. И больше всего расстраивало то, что она была единственным свидетелем – никто не мог бы подтвердить ее слова. Пожалуй, это тоже неспроста. Над нею будто издеваются.
Фаина не знала, что ей думать, какую версию событий принять. Интуиция подсказывала: с этим парнем что-то не так, это ведь очевидно, подожди еще немного, и ты в этом убедишься. Ошметки здравого смысла из последних сил убеждали ее: прекрати страдать ерундой, ты все придумываешь, не руби с плеча, вот увидишь, все это – череда совпадений и твое больное воображение. Подожди, не торопись, ты убедишься, что рано подняла панику.
И Фаина выжидала. В ее положении стало бы непростительной ошибкой кому-то доверить свои подозрения. Необходимо всего лишь выждать момент, когда произойдет нечто, отчего либо она окончательно съедет с катушек, либо с нею съедет кто-то еще. Ей не хватало терпения, недоставало нервов. В постоянном ожидании, что вот-вот Ян выбросит что-нибудь еще, и это будет сводить ее с ума, Фаина почти отчаялась. Хотелось пойти к Гене или к Денису, или даже к Даше, черт с ними, и все выложить, все подчистую. Пусть ее посчитают дурой, хотя бы совесть она облегчит.
Однако внешне Фаина оставалась невозмутимой, насколько это возможно в ее положении. Их отношения с Яном пока застопорились на этапе многозначительного молчания и взглядов, полных взаимной неприязни. Ничего занятного она в этом не находила, но то, что Ян хотя бы перестал с нею заговаривать, значительно облегчало жизнь.
Девушка возвращалась из магазина, на ходу закидывая в рот и с хрустом пережевывая любимые сырные крекеры. Она старалась есть так, чтобы не выглядеть свиньей, но, к сожалению, когда дело касалось еды, именно так она и выглядела. Скорость поглощения крекеров не оставляла ни единого шанса ловить и съедать все крошки, а они разлетались взрывом при каждом укусе, чтобы осесть на груди. Да и плевать. Это общежитие. Перед кем тут изображать благовоспитанность?
На локте у Фаины висел пакет с продуктами приятной степени тяжести, а в голове, помимо въедливой мелодии, сновали мысли о предстоящем времяпровождении – с крабовыми чипсами, кислющим энергетиком и интересным сериалом о временной петле. Иногда для счастья нужно так мало. Но чаще всего даже этой малости у нас нет.
На улице стремительно темнело, будто солнце бежало с кем-то наперегонки и планировало выиграть гонку. Окружающие предметы и здания меняли цвета на более приглушенные, их формы и контуры размывались, загорались фонари и первые блеклые звезды. В контраст с ними приветливо мигали яркие вывески кальянных, ларьков, шашлычных, шаурмичных, сгустившихся вокруг территории студгородка практически друг на друге. Дешевое и не слишком здоровое питание – в чем еще нуждается студенческая диаспора? Для торговцев это рыбное место, да и молодежь не голодает.
Едва начинало темнеть, сомнительные заведения наполнялись такой же сомнительной публикой, но за столько лет жизни в этих злачных краях можно привыкнуть ко многому. Фаина без опасений проходила мимо, слыша, как хохочут и поют представители ночного контингента, как пьянеют их голоса, как звучит из припаркованных рядом машин музыка, которую она по собственной воле не стала бы слушать никогда.
Фаина уже приближалась к воротам, когда по дороге у нее за спиной пронеслась первая волна байкеров. «Опять», – устало подумала она и прислонила пропуск к мигающему огоньку. Снова будут шуметь, гады, хотят испортить ей вечер. Нет! Кулаки сжались и тут же ослабли. Никто не испортит ее настроения. Она просто возьмет наушники и перестанет, наконец, обвинять всех вокруг себя. Хватит этим заниматься. Пустое дело. Проблемы надо решать, а не бесконечно ныть о них.
– Приветствую, Фаина! – выкрикнул кто-то из темноты под шумящей листвой абрикосового дерева, что раскинуло крону у входа во внутреннюю территорию.
Девушка не узнала голоса, но вся компания обернулась на нее, покуривая и ожидая ответа. Очертания их лиц терялись в неверном свете фонаря. Фаина не успела заметить, в какой момент на город окончательно опустилась тьма.
– Не знаю, кто ты, но и тебе привет, – вяло отозвалась она и продолжила путь.
