Зверобой

скачать книгу бесплатно

– Я нашел их следы по соседству, но не видел ни одного индейца. Я проплыл вниз по протоку на милю или около того, осматривая мои капканы, когда заметил свежий след, пересекавший край болота и направлявшийся к северу. Какой-то человек прошел здесь меньше часа назад, и я по размерам тотчас же узнал отпечаток индейской ступни, даже прежде чем нашел изношенный мокасин, который хозяин бросил за ненадобностью. Я даже видел, где индеец остановился, чтобы сплести себе новый; это было всего в нескольких ярдах от того места, где он бросил старый.

– Это не похоже на краснокожего, идущего по тропе войны, – возразил Зверобой, покачивая головой. – Во всяком случае, опытный воин сжег бы, закопал бы или утопил в реке такую улику. Очень возможно, что вы натолкнулись на мирный след. Но на сердце у меня станет гораздо легче, если вы опишете или покажете мне этот мокасин. Я сам явился сюда, чтобы повидаться с молодым индейским вождем, и он должен пройти приблизительно по тому же направлению, о котором вы говорили. Быть может, это был его след.

– Гарри Непоседа, надеюсь, ты хорошо знаешь этого молодого человека, который назначает свидание дикарям в такой части страны, где он никогда раньше не бывал? – спросил Хаттер тоном, достаточно ясно свидетельствовавшим об истинном смысле вопроса; грубые люди редко стесняются обнаруживать свои чувства. – Предательство – индейская повадка, а белые, которые много живут среди индейских племен, быстро перенимают у них обычаи и приемы.

– Верно, верно, старый Том, но это не относится к Зверобою, потому что он честный парень, если даже у него нет других достоинств. Я отвечаю за его порядочность, старый Том, хотя не могу поручиться за его храбрость в битве.

– Хотелось бы мне знать, чего ради он сюда приплелся?

– Это легко объяснить, мастер Хаттер, – сказал молодой охотник со спокойствием человека, у которого совесть совершенно чиста. – Кроме того, я думаю, вы вправе спрашивать об этом. Отец двух дочек, живущий на озере, как живете вы, имеет такое же право допрашивать посторонних, как Колония имеет право потребовать у французов объяснений, чего ради они выставили столько новых полков на границе. Нет, нет, я не отрицаю вашего права знать, почему незнакомый человек явился в ваши места в такое тревожное время.

– Если вы так думаете, друг, расскажите мне вашу историю, не тратя лишних слов.

– Как я уже сказал, это легко объяснить, и я все честно расскажу вам. Я еще молод и до сих пор никогда не ходил по тропе войны. Но лишь только к делаварам пришла весть, что вампум и томагавк будут скоро присланы[33 - Посылка боевого топора – томагавка – и вампума означала призыв к войне.] союзным племенем, они поручили мне отправиться к людям моего цвета кожи и получить самые точные сведения о том, как обстоят дела. Так я и сделал. Вернувшись и отдав отчет вождям, я встретил на Шохери королевского офицера, который вез деньги для раздачи дружественным племенам, живущим далее к западу. Чингачгук, молодой вождь, который еще не сразил ни одного врага, тоже решил, что представляется подходящий случай выйти впервые на тропу войны. И один старый делавар посоветовал нам назначить друг другу свидание у скалы вблизи истока этого озера. Не скрою, есть у Чингачгука еще и другая цель, но это его тайна, а не моя. И так как она не касается никого из присутствующих, то я больше ничего не скажу…

– Здесь дело касается молодой женщины, – быстро перебила его Юдифь и тут же рассмеялась над своей несдержанностью и даже немного покраснела от сознания, что ей прежде всего пришла в голову подобная мысль. – Если это дело не связано ни с войной, ни с охотой, то здесь должна быть замешана любовь.

– Тот, кто молод, красив и часто слышит о любви, сразу готов предположить, будто в основе всего кроются сердечные чувства, но я ничего не скажу по этому поводу. Чингачгук должен встретиться со мной завтра вечером, за час до заката, у скалы, после чего мы пойдем дальше своей дорогой, не трогая никого, кроме врагов короля, которых мы по закону считаем и нашими собственными врагами. Издавна зная Непоседу, который ставил капканы в наших местах, и встретив его на Шохери, когда он собирался идти сюда, я сговорился путешествовать вместе с ним. Не столько из страха перед мингами, сколько для того, чтобы иметь доброго товарища и, как он говорит, скоротать вместе длинную дорогу.

– И вы думаете, что след, который я видел, быть может, оставлен вашим другом? – спросил Хаттер.

– По-моему, так. Может быть, я заблуждаюсь, а может, и нет. Поглядев на мокасин, я бы вам сразу сказал, сплетен ли он на делаварский образец.

– Ну так вот он, – сказала проворная Юдифь, которая уже успела наведаться в челнок. – Скажите, кого он сулит нам – друга или врага? Я считаю вас честным человеком и верю вам, что бы ни воображал мой отец.

– Ты, Юдифь, всегда находишь друзей там, где я подозреваю врагов, – проворчал Том. – Но говорите, молодой человек, что вы думаете об этом мокасине.

– Он не делаварской работы, – ответил Зверобой, внимательно разглядывая изношенную и пришедшую в негодность обувь. – Я еще слишком неопытен на тропе войны, чтобы говорить уверенно, но мне кажется, что мокасин этот сплетен на севере и явился сюда из Страны Великих Озер[34 - Страна Великих Озер – побережье озер Онтарио, Эри и Гурона, населенное гуронами, или мингами.].

– Если так, то здесь нельзя оставаться ни минуты, – сказал Хаттер, выглядывая из лиственного прикрытия, как будто он уже ожидал увидеть врагов на противоположном берегу узкого и извилистого протока. – До наступления ночи осталось не больше часа, а в темноте двигаться немыслимо, не производя шума, который непременно выдаст нас. Слышали вы эхо выстрела в горах полчаса назад?

– Да, старик, – ответил Непоседа, только теперь сообразивший, какую неосторожность он допустил. – И слышал самый выстрел, потому что ведь это я спустил курок.

– А я боялся, что стреляют французские индейцы. Все равно это могло заставить их насторожиться и навести на наш след. Ты худо сделал, паля без толку в военное время.

– Я и сам так начинаю думать, дядя Том. И, однако, если человек даже в безлюдной глуши не смеет выстрелить из страха, что враг услышит его, то на кой черт носить при себе карабин!

Хаттер еще долго совещался с обоими гостями, после чего собеседники окончательно уяснили себе создавшееся положение. Старик растолковал им, как трудно будет вывести в темноте ковчег из такого узкого и быстрого протока, не произведя шума, который неминуемо достигнет индейских ушей. Кто бы ни были пришельцы, бродящие по соседству, они, во всяком случае, станут держаться возможно ближе к озеру или к реке. Но берега реки во многих местах заболочены; к тому же она извилиста и так заросла кустами, что по ней можно передвигаться при дневном свете, не подвергаясь ни малейшей опасности быть обнаруженным. Поэтому ушей следует остерегаться гораздо больше, чем глаз, особенно пока судно будет находиться в коротком, тесном и прикрытом лиственным сводом участке протока.

– Место это очень удобное, чтобы расставлять капканы, да и укрыто оно от любопытных глаз гораздо лучше, чем озеро. И все же я никогда не забираюсь сюда, не подготовив предварительно всех мер, чтобы выбраться обратно, – продолжал старый чудак. – А выбираться отсюда гораздо легче, подтягивая судно на канате, чем отталкиваясь веслом. Якорь лежит в открытом озере, у начала протока, а здесь вы видите канат, за который можно тянуть. Но без вашей помощи, с одной только парой рук, было бы довольно тяжело протащить такую баржу вверх по течению. К счастью, Джуди орудует веслом не хуже меня, и когда мы не боимся неприятеля, то выбраться из реки бывает не слишком трудно.

– А что мы выиграем, мастер Хаттер, переменив позицию? – спросил Зверобой очень серьезно. – Здесь мы хорошо укрыты и, засев в каюте, можем упорно обороняться. Сам я никогда не участвовал в боях и знаю о них только понаслышке, но мне кажется, что мы могли бы одолеть двадцать мингов под защитой таких укреп лений.

– Эх, эх! Никогда не участвовали в боях и знаете о них только понаслышке! Это сразу заметно, молодой человек. Видели вы когда-нибудь озеро пошире этого, прежде чем явились сюда с Непоседой?

– Не могу сказать, чтобы видел, – скромно ответил Зверобой. – В мои годы надо учиться, и я вовсе не желаю возвышать голос в совете, пока не набрался достаточно опыта.

– Хорошо. В таком случае я объясню вам все невыгоды боя на этой позиции и все преимущества открытого озера. Здесь, видите ли, дикари будут направлять каждый свой выстрел прямо в цель, и надо полагать, что несколько пуль все же попадут в щели между бревнами. Нам же придется стрелять наугад в лесную чащу. Кроме того, в мое отсутствие могут захватить и разграбить «замок», и тогда пропадет все мое имущество. На озере на нас могут напасть только в лодках или на плотах, и там мы можем заслонить «замок» ковчегом. Понятно ли все это, юноша?

– Да, это звучит убедительно, и я не стану с вами спорить.

– Ладно, старый Том! – крикнул Непоседа. – Если надо убираться отсюда, то чем скорее мы начнем, тем раньше узнаем, суждено ли нам воспользоваться сегодня нашими собственными волосами в качестве ночных колпаков.

Предложение это было настолько благоразумно, что никто не решился его оспаривать. После кратких предварительных пояснений трое мужчин поспешили сдвинуть ковчег с места.

Причалы были отданы в один миг, и тяжелая махина медленно выплыла из-под прикрытия. Лишь только она освободилась от помехи, которую представляли собой ветви, сила течения почти вплотную прибила ее к западному берегу.

У всех невольно сжались сердца, когда ковчег, ломая ветви, начал пробираться сквозь кусты и деревья: никто не знал, когда и где может появиться тайный, опасный враг. Сумрачный свет, все еще струившийся сквозь нависший лиственный покров или пролагавший себе дорогу сквозь узкий, похожий на ленту просвет над текущей внизу рекой, усиливал ощущение опасности, потому что предметы были видны, но очертания их расплывались. Солнце еще не закатилось, но прямые лучи его уже не проникали в долину, а вечерние тени начали сгущаться, делая тем самым лесной сумрак еще более мрачным и унылым.

Однако, по мере того как мужчины вытягивали канат, ковчег медленно и безостановочно двигался вперед. У баржи было очень широкое днище, поэтому она неглубоко сидела в воде и плыла довольно легко.

Опыт подсказал Хаттеру еще одну меру предосторожности, устранившую препятствия, которые иначе неизбежно поджидали бы их у каждого изгиба реки. Когда ковчег спускался вниз по течению, Хаттер погрузил в воду на самой середине протока тяжелые камни, привязанные к канату. Благодаря этому образовалась цепь якорей: каждый из них удерживался на месте при помощи предыдущего. Не будь этих якорей, ковчег неминуемо цеплялся бы за берега; теперь же он плыл, легко обходя их.

Пользуясь всеми выгодами этой уловки и подгоняемые боязнью встретиться с индейцами, Плавучий Том и оба его товарища тянули ковчег вверх по течению с такой быстротой, какую только допускала прочность каната. На каждом повороте протока со дна поднимали камень, после чего курс баржи изменялся и она направлялась к следующему камню. Иногда Хаттер тихим, приглушенным голосом побуждал друзей напрячь все свои силы, иногда же предостерегал их от излишнего усердия, которое в данном случае могло быть опасным.

Несмотря на то что мужчины привыкли к лесам, угрюмый характер густо заросшей и затененной реки усиливал томившее их беспокойство. И когда наконец ковчег достиг первого поворота Саскуиханны и глазу открылась широкая гладь озера, все испытали чувство облегчения, в котором, быть может, не хотели признаться. Со дна подняли последний камень; канат уже тянулся прямо к якорю, заброшенному, как объяснил Хаттер, в том месте, где начиналось течение.

– Слава богу! – воскликнул Непоседа. – Наконец-то показался дневной свет, и мы скоро сможем увидеть наших врагов, если нам суждено иметь с ними дело!

– Ну, этого еще нельзя сказать, – проворчал Хаттер. – На берегу, у самого истока, осталось одно местечко, где может притаиться целая шайка. Самая опасная минута настанет тогда, когда, миновав эти деревья, мы выйдем на открытое место, потому что враги останутся под прикрытием, а мы будем на виду… Юдифь, моя девочка, брось весло и спрячься в каюте вместе с Гетти, и, пожалуйста, не высовывайтесь из окошка. Те, с кем, может быть, придется нам встретиться, вряд ли станут любоваться вашей красотой… А теперь, Непоседа, давай-ка тоже войдем внутрь и будем тянуть канат из-за двери; это, по крайней мере, предохранит нас от всяких неожиданностей… Друг Зверобой, здесь течение гораздо слабее, и канат лежит совершенно прямо, поэтому будет гораздо лучше, если вы станете переходить от окошка к окошку и следить за тем, что делается снаружи. Но помните: прячьте голову, если вам только дорога жизнь. Как знать, когда и где мы услышим о наших соседях.

Зверобой повиновался, не испытывая страха. Он был заинтересован и сильно возбужден совершенно новым для него положением. Впервые в жизни он находился поблизости от врага или, во всяком случае, имел все основания предполагать это. Когда он занял место у окошка, ковчег должен был миновать самую узкую часть протока, откуда начиналась река в собственном смысле этого слова и где деревья переплетались наверху, покрывая проток зеленым сводом.

Ковчег уже проходил последнюю извилину этого лиственного коридора, когда Зверобой, высмотрев все, что можно было увидеть на восточном берегу реки, прошел через каюту с целью поглядеть в противоположное окошко на западный берег. Его появление у этого наблюдательного пункта было как нельзя более своевременно: не успел он приложить глаз к щели, как увидел зрелище, которое, несомненно, могло напугать такого молодого и неопытного часового. Над водой, образуя дугу, свисало молодое деревцо; когда-то оно тянулось к свету, а потом было придавлено тяжестью снега – случай, нередкий в американских лесах. И вот на это дерево уже взобралось человек шесть индейцев, а другие стояли внизу, готовясь последовать за передовыми, лишь только освободится место. Индейцы, очевидно, намеревались, перебравшись по стволу, соскочить на крышу ковчега, когда судно будет проплывать под ними. Это не представляло большой трудности, так как по склоненному дереву передвигаться было легко. Ветви служили достаточной опорой рукам, а прыгнуть с такой высоты ничего не стоило. Зверобой увидел эту шайку, когда она только что появилась из леса и начала взбираться по стволу. Давнее знакомство с индейскими обычаями тотчас же подсказало охотнику, что пришельцы в полной боевой раскраске и принадлежат к враждебному племени.

– Тяни, Непоседа, – закричал он, – тяни изо всех сил, если любишь Юдифь Хаттер! Тяни, малый, тяни!

Молодой охотник знал, что обращается с этим призывом к человеку, обладавшему мощью великана. Крик прозвучал серьезно и предостерегающе. Хаттер и Марч, чувствуя, что это неспроста, в самый опасный момент изо всех сил налегли на канат. Ковчег пошел вдвое быстрее и наконец выскользнул из-под лесного свода, словно сознавая нависшую над ним опасность.

Заметив, что они обнаружены, индейцы издали грозный боевой клич и сломя голову начали прыгать с дерева, стараясь попасть на кровлю ковчега. Шесть человек уже успели взобраться на дерево и один за другим пытали счастье. Но все падали в воду – кто ближе, а кто дальше, в зависимости от того, раньше или позже оказались они на дереве.

Лишь вождь, занимавший наиболее опасный пост впереди всех, прыгнув раньше других, упал на баржу как раз возле кормы. Однако падение настолько оглушило его, что минуту он стоял согнувшись, не соображая, что с ним происходит.

В этот момент Юдифь, с разгоревшимися щеками и еще более красивая, чем когда-либо, выскочила из каюты и, собрав все силы, одним толчком сбросила индейца за борт, головой прямо в реку. Едва успела она совершить этот решительный поступок, как в ней пробудилась женщина. Она наклонилась над кормой, желая узнать, что стало с упавшим, и выражение ее глаз смягчилось. Щеки девушки зарумянились от стыда в удивления перед собственной смелостью, и она рассмеялась своим обычным приятным смехом. Все это произошло в одну минуту. Затем рука Зверобоя обхватила ее поперек тела и увлекла обратно в каюту. Они отступили как раз вовремя. Едва они очутились под прикрытием, как весь лес огласился воплями и пули застучали по бревнам.

Тем временем ковчег продолжал продвигаться вперед, и после этого небольшого происшествия ему уже не грозила опасность. Как только погасла первая вспышка гнева, дикари прекратили стрельбу, понимая, что лишь понапрасну тратят заряды. Хаттер вытащил из воды последний якорь. Течение здесь было тихое, и судно продолжало медленно плыть вперед, пока не очутилось в открытом озере, хотя настолько близко от берега, что пули представляли еще некоторую опасность. Хаттер и Марч под прикрытием бревенчатых стен налегли на весла и вскоре отвели ковчег настолько далеко, что враги лишились надежды снова напасть на них.

Глава V

Пусть раненый олень ревет,
А уцелевший скачет.
Где спят, а где – ночной обход;
Кому что рок назначит.

    Шекспир. «Гамлет»[35 - Перевод Б. Пастернака.]

На носу баржи состоялось новое совещание, на котором присутствовали Юдифь и Гетти. Непосредственная опасность уже больше не угрожала им, чувство тревоги сменилось тягостным сознанием, что на берегу много врагов, которые, конечно, не упустят возможности погубить их. Вполне понятно, что больше всех волновался Хаттер, а дочери, привыкшие во всем полагаться на отца, не отдавали себе ясного отчета в грозившей им опасности. Старик Хаттер прекрасно сознавал, что оба товарища могут покинуть его в любую минуту. Это обстоятельство, как легко мог заметить внимательный наблюдатель, тревожило его сильнее всего.

– У нас большое преимущество перед ирокезами и всеми другими врагами, как бы они там ни назывались, – сказал он, – потому что мы наконец выбрались на чистую воду. На озере нет ни одной лодки, которой бы я не знал. Свой челнок ты пригнал сюда, Непоседа, на берегу теперь осталось только три, и они так хорошо спрятаны в дуплах деревьев, что, как бы индейцы ни старались, они едва ли их отыщут.

– Ну, этого нельзя утверждать, – заметил Зверобой. – Уж если краснокожий задумал что-нибудь отыскать, то чутье у него становится лучше, чем у собаки. Если эта шайка вышла на охоту за скальпами и надеется пограбить, то вряд ли какое-либо дупло укроет челнок от их глаз.

– Ты прав, Зверобой! – воскликнул Гарри Марч. – В таких вещах ты непогрешим, как Евангелие, и я рад, очень рад, что моя лодчонка здесь, у меня под рукой. Я полагаю, старый Том, если они серьезно собрались выкурить нас, то еще до завтрашнего вечера отыщут все челноки, а потому нам не мешает взяться за весла.

Хаттер ответил не сразу. В течение минуты он молчаливо глядел по сторонам, осматривая небо, озеро и плотно охватывавшую его со всех сторон полосу леса. Нигде он не заметил тревожных примет. Бесконечные леса дремали в глубоком спокойствии. Небеса были безмятежно ясны, и их еще золотил свет заходящего солнца, а озеро казалось более прекрасным и мирным, чем в течение всего этого дня. То было зрелище всеобщего умиротворения; оно убаюкивало человеческие страсти, навевало на них священный покой. Какое действие оно произвело на обитателей ковчега, покажет дальнейшее повествование.

– Юдифь, – сказал отец, закончив недолгий, но внимательный осмотр, – вот-вот наступит ночь. Приготовь нашим друзьям что-нибудь поесть. После долгой ходьбы они, должно быть, здорово проголодались.

– Мы не голодны, мастер Хаттер, – заметил Марч, – потому что основательно зарядились, когда подошли к озеру. Что до меня, то общество Джуди я предпочитаю даже приготовленному ею ужину. В такой тихий вечер приятно посидеть рядком.

– Натура остается натурой, – возразил Хаттер, – и желудок требует пищи… Юдифь, приготовь что-нибудь поесть, и пусть сестра тебе поможет… Мне надо побеседовать с вами, друзья, – продолжал он, лишь только дочери удалились, – я не хочу, чтобы девочки присутствовали при этом. Вы видите, в каком я положении. Мне хотелось бы услышать ваше мнение о том, как лучше поступить. Уже три раза меня поджигали, но это было на берегу. Я считал себя в полной безопасности с тех пор, как построил «замок» и ковчег. Однако раньше все неприятности случались со мной в мирное время, и это были сущие пустяки, к которым должен быть готов всякий живущий в лесу. Но теперь дело обернулось серьезно, и я надеюсь, что ваши соображения на этот счет облегчат мне душу.

– По-моему, старый Том, и ты сам, и твоя хижина, и твои капканы, и все твои владения попали в отчаянную переделку, – деловито ответил Непоседа, не считавший нужным стесняться. – Насколько я понимаю, они не стоят сегодня и половины того, что стоили вчера. Я бы не дал за них больше, если бы даже пришлось рассчитываться шкурами.

– Но у меня дети! – продолжал отец таким тоном, что даже самый проницательный наблюдатель затруднился бы сказать, что это: искусно заброшенная приманка или же искреннее выражение родительской тревоги. – Дочери, Непоседа, и к тому же хорошие девушки, смею сказать, хоть я их отец.

– Всякий имеет право говорить что угодно, мастер Хаттер, особенно когда ему приходится круто. У тебя и впрямь две дочки, и одна из них по красоте не имеет себе равной на всей границе[36 - На всей границе – то есть в обширной полосе, где поселения европейских колонистов граничили с девственным лесом. Граница эта непрерывно перемещалась с востока на запад.], хотя манеры у нее могли бы быть получше. А что до бедной Гетти, то она – Гетти Хаттер, и это все, что можно сказать о бедном создании. Я бы попросил у тебя руки Джуди, если бы ее поведение было под стать ее наружности.

– Вижу, Гарри Марч, что на тебя особенно нечего рассчитывать. Вероятно, твой товарищ рассуждает так же, – возразил старик с некоторой надменностью, не лишенной достоинства. – Ладно, буду уповать на провидение, которое, быть может, не останется глухим к отцовским молитвам.

– Если вы подозреваете, что Непоседа собирается бросить вас, – сказал Зверобой с простодушной серьезностью, усугублявшей значение его слов, – то, я думаю, вы к нему несправедливы. Я думаю, что вы несправедливы к нему, и знаю, что вы несправедливы ко мне, предполагая, что я последую за ним, если он окажется таким бессердечным, что бросит в беде целое семейство. Я пришел на это озеро, мастер Хаттер, повидаться с другом. Не сомневаюсь, что завтра на закате солнца найдется еще один карабин, чтобы защитить вас. Правда, этот карабин, так же как и мой, еще не испытан в бою, однако он не раз уже доказал свою меткость на охоте как по мелкой, так и по крупной дичи.

– Стало быть, я могу рассчитывать, что вы останетесь защищать меня и моих дочерей? – спросил старик с выражением отцовской тревоги на лице.

– Можете, Плавучий Том, если позволите так называть вас. Я буду стоять за вас, как брат за сестру, как муж за жену или как поклонник за свою возлюбленную. В этой беде вы можете рассчитывать на меня во всем, и я думаю, что Непоседа изменит своей натуре и своим желаниям, если не скажет вам того же.

– Ну вот еще! – крикнула Юдифь, выглядывая из-за двери. – Он непоседа и по прозвищу и по натуре и, уж конечно, не станет сидеть на месте, когда почувствует, что опасность грозит его смазливой физиономии. Ни «старый Том», ни его «девочки» не надеются на мастера Марча: они достаточно его знают. Но на вас они надеются, Зверобой. Ваше честное лицо и честное сердце порука тому, что вы исполните ваше обещание.

Все это было сказано скорее с притворным, чем с искренним гневом на Непоседу. И все же подлинное чувство звучало в словах девушки. Выразительное лицо Юдифи достаточно красноречиво говорило об этом. И если Марчу показалось, что еще ни разу он не видел на этом лице такого горделивого презрения (чувство, к которому особенно была склонна красавица), то, несомненно, еще ни разу не светилось оно такой женственной мягкостью, как в тот миг, когда голубые глаза взглянули на Зверобоя.

– Оставь нас, Юдифь! – строго приказал Хаттер, прежде чем молодые люди успели ответить. – Оставь нас и не возвращайся, пока не приготовишь дичь и рыбу. Девушка избалована лестью офицеров, которые иногда забираются сюда, мастер Марч, и ты не станешь обижаться на ее глупые слова.

– Ничего умнее ты никогда не говорил, старый Том! – возразил Непоседа, которого передернуло от замечания Юдифи. – Молодцы из форта своими чертовскими языками испортили ее. Я едва узнаю Джуди и скоро стану поклонником ее сестры, которая мне гораздо больше по вкусу.

– Рад слышать это, Гарри, и вижу в этом признак того, что ты готов остепениться. Гетти будет гораздо более верной и рассудительной спутницей жизни, чем Джуди, и, вероятно, охотнее станет принимать твое ухаживание, так как я очень боюсь, что офицеры вскружили голову ее сестрице.

– Не может быть на свете более верной жены, чем Гетти, – сказал Непоседа смеясь, – хотя я не ручаюсь за ее здравый рассудок. Но все равно: Зверобой не ошибся, когда сказал, что вы найдете меня на посту. Я не брошу тебя, дядя Том, каковы бы ни были мои чувства и намерения насчет твоей старшей дочки.

За свою удаль Непоседа пользовался заслуженной репутацией среди товарищей, и потому Хаттер с нескрываемым удовольствием выслушал его обещание. Огромная физическая сила Непоседы служила неоценимым подспорьем даже теперь, когда нужно было продвинуть ковчег, а как она могла пригодиться во время рукопашных схваток в лесу! Ни один военачальник, очутившийся в трудной боевой обстановке, не радовался так, услышав о прибытии подкреплений, как обрадовался Плавучий Том, узнав, что могучий союзник не покинет его. За минуту до того Хаттер готов был идти на мировую сделку с опасностью и ограничиться одной обороной, но лишь только он почувствовал себя в безопасности, как неугомонный дух внушил ему желание перенести военные действия на неприятельскую территорию.

– Крупные премии обещаны за скальпы, – заметил он с мрачной улыбкой, как бы ощущая всю силу искушения и в то же время давая понять, что считает не совсем удобным зарабатывать деньги способом, который внушает отвращение всем цивилизованным людям. – Быть может, не совсем хорошо получать деньги за человеческую кровь, и, однако, если уж люди начали истреблять друг друга, то почему бы не присоединить маленький кусочек кожи к остальной добыче? Что ты думаешь на этот счет, Непоседа?

– Думаю, что ты здорово дал маху, старик, назвав дикарскую кровь человеческой кровью, только и всего! Скальп краснокожего для меня все равно что пара волчьих ушей, и я с легким сердцем готов брать деньги и за то и за другое. Что касается белых, то это иное дело, потому что у них врожденное отвращение к скальпировке, тогда как индеец бреет себе голову в ожидании ножа и отращивает на макушке чуб, чтобы удобнее было схватить его.

– Вот это значит рассуждать, как подобает мужчине, и я сразу почувствовал, что если уж ты на нашей стороне, то будешь помогать и делами и помыслами, – подхватил Том, отбрасывая всякую сдержанность, лишь только заметил настроение товарища. – Это нашествие краснокожих может кончиться так, как им и не снилось. Полагаю, Зверобой, что вы держитесь одних мыслей с Гарри и считаете, что этим способом можно заработать деньги так же честно, как и охотой.

– Нет, я этому не сочувствую, – возразил молодой человек. – Я не способен снимать скальпы. Если вы и Непоседа намерены заработать деньги, которые посулило колониальное начальство, добывайте их сами, а женщин оставьте на мое попечение. Я расхожусь с вами во взглядах на обязанности белого человека, но уверен, что долг сильного состоит в том, чтобы защищать слабого.

– Гарри Непоседа, вот урок, который вам надо утвердить наизусть и применять на деле, – донесся из каюты приятный голос Юдифи – ясное доказательство того, что она подслушала весь разговор.

– Довольно глупостей, Джуди! – крикнул отец сердито. – Отойди подальше, мы говорим о вещах, которые женщинам слушать не следует.

Однако Хаттер не сделал ни одного шага с целью убедиться, что его приказание исполнено. Он лишь немного понизил голос и продолжал свою речь.

– Молодой человек прав, – сказал он, – и мы можем оставить детей на его попечение. А моя мысль такова, и я думаю, ты найдешь ее правильной. На берегу собралась большая шайка дикарей, среди них есть и женщины. Я не говорил об этом в присутствии девочек, так как они могут расстроиться, если дело дойдет до настоящей работы. Я узнал это, рассматривая следы мокасин; возможно, что эти индейцы – просто охотники, которые еще ничего не слыхали о войне и о премиях за скальпы.

– В таком случае, старый Том, почему они, вместо того чтобы здороваться, хотели перерезать нам глотки? – спросил Гарри.

– Мы не знаем, так ли кровожадны были их намерения. Индейцы привыкли нападать невзначай из засады, и, без сомнения, они хотели сперва забраться на борт ковчега и затем поставить нам свои условия. Если, обманувшись в своих расчетах, дикари стреляли в нас, то это дело обычное, и я не придаю этому большого значения. Сколько раз в мирное время они поджигали мой дом, воровали дичь из моих капканов и стреляли в меня!

– Я знаю, негодяи любят проделывать такие штуки, и мы имеем право платить им той же монетой. Женщины действительно не идут за мужчинами по тропе войны, так что, может быть, ты и прав.

– Но охотники не выступают в боевой раскраске, – возразил Зверобой. – Я хорошо рассмотрел этих мингов и знаю, что они пустились на охоту за людьми, а не за бобрами или другой дичью.

– А что ты на это скажешь, старик? – подхватил Непоседа.

– Что касается зоркости глаза, то я скоро буду верить этому молодому человеку не меньше, чем самому старому поселенцу во всей нашей Колонии. Если он говорит, что индейцы в боевой раскраске, то, стало быть, так оно и есть. В таком случае военный отряд повстречался, должно быть, с толпой охотников, потому что среди них, несомненно, есть женщины. Гонец, принесший весть о войне, проходил здесь всего несколько дней назад, и, может быть, воины явились, чтобы отослать женщин и детей обратно и нанести первый удар.

– Любой суд согласится с этим, и это истинная правда! – вскричал Непоседа. – Ты угадал, старый Том, и мне хочется послушать, что ты предлагаешь делать.

– Заработать побольше денег на премиях, – отвечал собеседник холодно и мрачно. Лицо его выражало скорее бессердечную жадность, чем злобу или жажду мести. – Если там есть женщины и дети, то, значит, можно раздобыть всякие скальпы: и большие и маленькие. Колония платит за все одинаково…

– Тем хуже, – перебил Зверобой, – тем позорнее это для всех нас!

– Обожди, парень, и не кричи, пока не обмозгуешь этого дела, – невозмутимо возразил Непоседа. – Дикари скальпируют твоих друзей – делаваров и могикан; почему бы и нам не скальпировать в свой черед? Признаю, было бы очень нехорошо, если бы мы с тобой отправились за скальпами в селения бледнолицых. Но что касается индейцев, то это статья иная. Человек, который охотится за скальпами, не должен обижаться, если его собственную голову обдерут при удобном случае. Как аукнется, так и откликнется – это известно всему свету. По-моему, это вполне разумно и, надеюсь, не противоречит религии.

– Эх, мастер Марч! – снова раздался голос Юдифи. – Очевидно, вы думаете, что религия поощряет грязные поступки.

– Я никогда не спорю с вами, Джуди, так как вы побеждаете меня вашей красотой, если даже не можете победить разумными доводами. Канадские французы платят своим индейцам за скальпы, почему бы и нам не платить…

– Нашим индейцам! – воскликнула девушка, рассмеявшись невеселым смехом. – Отец, отец, брось думать об этом и слушай только советы Зверобоя – у него есть совесть. Я не могу то же сказать о Гарри Марче.

Тут Хаттер встал и, войдя в каюту, заставил своих дочерей удалиться на противоположный край баржи, потом запер обе двери и вернулся. Он и Непоседа продолжали разговаривать. Так как содержание их речей будет ясно из дальнейшего рассказа, то нет надобности излагать его здесь со всеми подробностями. Совещание длилось до тех пор, пока Юдифь не подала простой, но вкусный ужин. Марч с некоторым удивлением заметил, что самые лучшие куски она положила Зверобою, как бы желая показать этим, что считает его почетным гостем. Впрочем, давно привыкнув к ветреному кокетству своей красавицы, Непоседа не почувствовал особой досады и тотчас же начал есть с аппетитом, которого не портили никакие соображения нравственного порядка.

Зверобой, несмотря на обильную трапезу, которую поутру разделил в лесу с товарищем, не отставал от него и воздал должное поданным яствам.

Час спустя весь окружающий пейзаж сильно изменился. Озеро по-прежнему оставалось тихим и гладким, как зеркало, но мягкий полусвет летнего вечера сменился ночной тьмой, и все пространство, окаймленное темной рамкой лесов, лежало в глубоком спокойствии ночи. Из леса не доносилось ни пения, ни крика, ни даже шепота. Слышен был только мерный всплеск весел, которыми Непоседа и Зверобой, не торопясь, подвигали ковчег по направлению к «замку». Хаттер пошел на корму, собираясь взяться за руль. Заметив, однако, что молодые люди и без его помощи идут правильным курсом, он отпустил рулевое весло, уселся на корме и закурил трубку. Он просидел там всего несколько минут, когда Гетти, тихонько выскользнув из каюты, или «дома», как обычно называли эту часть ковчега, устроилась у его ног на маленькой скамейке, которую принесла с собой. Слабоумное дитя часто так поступало, и старик не обратил на это особого внимания. Он лишь ласково положил руку на голову девушки, которая с молчаливым смирением приняла эту милость.

Помолчав несколько минут, Гетти вдруг запела. Голос у нее был низкий и дрожащий. Он звучал серьезно и торжественно. Слова и мотив отличались простотой и естественностью. То был один из тех гимнов, которые всегда и везде нравятся всем классам общества, которые рождены чувством и взывают к чувству. Гетти пела гимн, которому научила ее мать. Слушая эту простую мелодию, Хаттер всегда чувствовал, как смягчается его сердце; дочь отлично знала это и часто этим пользовалась, побуждаемая инстинктом, который часто руководит слабоумными существами, особенно когда они стремятся к добру.

Едва только раздался низкий приятный голос Гетти, как шум весел смолк, и священная мелодия одиноко зазвучала в трепетной тишине пустыни. По мере того как Гетти набиралась смелости, голос ее становился все сильнее, и скоро весь воздух наполнился этим смиренным славословием безгрешной души. Молодые люди не оставались безучастными к этому трогательному напеву: они взялись за весла лишь после того, как последний звук песни замер на отдаленном берегу. Сам Хаттер был растроган, ибо, как ни огрубел он вследствие долгой жизни в пустыне, душа его продолжала оставаться той страшной смесью добра и зла, которая так часто бывает свойственна человеческой природе.

– Ты что-то грустна сегодня, девочка, – сказал отец. Когда Хаттер обращался к младшей дочери, его обороты речи обличали в нем человека, который в юности получил кое-какое образование. – Мы только что спаслись от врагов, и нам следует скорее радоваться.

– Ты никогда не сделаешь этого, отец! – сказала Гетти тихим укоризненным тоном, взяв его узловатую, жесткую руку. – Ты долго говорил с Гарри Марчем, но у вас не хватит духу сделать это.

– Ты не можешь понять таких вещей, глупое дитя… Очень дурно с твоей стороны подслушивать!

– Почему ты с Гарри хочешь убивать людей, особенно женщин и детей?