скачать книгу бесплатно
Моя Дорога Ветров, или Всё хорошее начинается с «сайн»
Надежда Николаевна Куликова-Архангельская
Интересуетесь историей и географией? Увлечены странствиями и любите путешествия? Тогда это книга для вас! В прошлые века Дорога Ветров – это древний караванный путь, связывавший Китай с его западными провинциями через монгольскую Гоби. У автора книги, прожившей несколько лет в Монголии, это развёрнутая метафора, включающая в себя и собственный жизненный путь, и судьбу, и самопознание . Это бесконечное путешествие во времени и пространстве. Это рассказы о личном открытии мало знакомой нам Монголии, об особенностях менталитета нашего степного соседа. О наших соотечественниках – путешественниках, учёных, военных и гражданских специалистах, – прошедших трудными дорогами Гоби. Книга будет интересна каждому любознательному читателю. Живые интонации повествования и юмор автора делают процесс чтения по-настоящему увлекательным занятием.
Надежда Куликова-Архангельская
Моя Дорога Ветров, или Всё хорошее начинается с "сайн"
Дорогой Ветров
В детстве и юности мы мечтаем о путешествиях в дальние страны, с годами это чувство притупляется, а в солидном возрасте мы уже становимся реалистами и, понимая, что мечты уже не осуществятся, по-прежнему завидуем тем, кому посчастливилось побывать в странах своей мечты.
Не знаю, мечтала ли в детстве Н. Куликова-Архангельская побывать в Монголии, но судьба распорядилась так, что она там проработала три года учительницей русского языка, узнала и полюбила эту страну и её народ, и это чувство, по её признанию, останется с нею навсегда.
А что мы с вами знаем об этой стране? Да почти ничего. Из школьных учебников истории запомнился жестокий завоеватель Чингисхан. Сразу внесём ясность в этот вопрос: завоеваний без жестокостей не бывает. И А. Македонский, и Карл Великий, и Наполеон ничем не отличались от Чингисхана. Почему же в наших учебниках истории все они не названы жестокими? Одной из отличительных черт западноевропейской цивилизации является стремление (и умение) приписывать свои минусы другим народам. Вы когда-нибудь слышали что-либо о европейской жестокости? И не услышите: Европа ловко умеет, если взять известные строки нашего гения, «морщины прятать под румяна». А если убрать «румяна»?
В Европе на кострах инквизиции погибло 300 тысяч человек. К слову, среди них было очень много красивых женщин. Считалось, что красота – от дьявола, за мнимую связь с ним их и сжигали. Может быть, поэтому в современной Европе так мало красивых женщин? Несчастных сжигали на центральной площади города, и это был праздник для всех: приезжал король, толпы горожан любовались сожжением людей, слушая их душераздирающие крики. Чудовищная цифра, чудовищная жестокость. Но никто в Европе ни тогда, ни сейчас не считает это чудовищной европейской жестокостью.
Вы когда-нибудь слышали что-либо об американской жестокости? И не услышите: Европа упорно вбивала (и вбила) всем в головы тезис об азиатской жестокости. По этой причине чужеумы – авторы наших учебников истории – и повторяют этот миф.
Прежде чем двинуться дальше в наших рассуждениях, хочу познакомить вас с одной очень выразительной характеристикой: «Затаённой мечтой каждого европейца является обезличение всех народов земного шара, разрушение всех своеобразных культур, кроме одной европейской…, которая желает прослыть общечеловеческой, а все прочие культуры превратить в культуры второго сорта» (кн. Н.С. Трубецкой).
И здесь мы видим разительное отличие Монгольской империи от империй европейских: монголы не уничтожали культуры покорённых народов. «И если можно сказать, что Персия когда-нибудь занимала первое место по культурной важности и стояла во главе всех стран в культурном отношении, то это был именно монгольский период», – утверждал один из крупнейших востоковедов мира академик В.В. Бартольд.
И была ещё одна черта у монголов, совершенно немыслимая у европейцев – это их веротерпимость. Ханы Золотой Орды выдавали русской церкви специальные ярлыки, в которых отмечалось: «…за оскорбление церквей, хуление веры, уничтожение церковного имущества полагается смертная казнь». Вывод очевиден: в отличие от западных, Монгольская империя не уничтожала культуры и религии покорённых народов, а, говоря современным языком, создавала для них режим наибольшего благоприятствования.
Европейские путешественники Марко Поло и Гильом Рубрук, побывавшие в Монголии, сравнивали государственное устройство и другие показатели культурной, экономической и общественной жизни восточной державы с европейскими, и это сравнение было отнюдь не в пользу последних. К сожалению, в наших школьных учебниках истории писать об этом почему-то не принято.
А теперь сравним результаты военной и государственной деятельности Чингисхана и западных завоевателей. После смерти А. Македонского его империя сразу развалилась. То же самое произошло и с империей Карла Великого. Чем закончилась попытка Наполеона, тоже известно всем. Империя Чингисхана простояла несколько веков!
Хотя автор менее всего ставила своей задачей развенчание упомянутых мифов и стереотипов мышления, но, читая, любой начнёт по-новому смотреть на нашего степного соседа, потому что книга эта не о жестокости и бесчеловечности, а, напротив, о любви и братской дружбе.
«Есть на земле, – пишет Н. Куликова-Архангельская, – одна несправедливо забытая нами страна, с верой, надеждой и с преданной любовью (да, именно с любовью!) почти столетие взирающая на своего северного соседа. С большей любовью, чем наша страна к ней. И эта преданность, вероятно, сопоставима лишь с отношением братской нам Сербии. Смотрит с теплотой и вниманием, на которые способен лишь преданный, но в лихолетье забытый друг. Как младший брат, терпеливо ожидающий своего часа. И ему не надо ничего мучительно припоминать, потому что у него хорошая память, он ничего не забыл». Автор пишет о любви монголов к русским. Попытаемся коротко объяснить причины этой любви. В начале XX в. страны под названием Монголия на политической карте мира не было: она находилась в составе Китайской империи. Во время Гражданской войны в России барон Унгерн, один из предводителей Белого движения на Дальнем Востоке, выбил из Урги 7-тысячный китайский гарнизон, тем самым подарил Монголии независимость. Затем пришла Красная Армия, Унгерна расстреляла, но независимость сохранила. Забыть такое благодарные монголы, конечно же, не могли.
События на реке Халхин-Гол, где плечом к плечу сражались советские и монгольские воины, разгромившие японских агрессоров, ещё более укрепили братские отношения между нашими народами.
Есть в книге берущая за сердце глава «Найрамдал» («Дружба»). Недаром говорится: «Друзья познаются в беде». «Монголия не ждала, – пишет Н. Куликова-Архангельская, – как некоторые хорошо известные нам страны-державы, до 1944 года, а сразу, 22 июня 1941 года, решительно заявила о своей поддержке СССР. Эшелон за эшелоном пошли в СССР поставки продовольствия для армии. Маленькая, небогатая, сама во многом нуждающаяся, находившаяся под постоянной угрозой вторжения японских милитаристов, Монголия поставила мяса и шерсти больше, чем США по ленд-лизу. Вы это знали?» Разумеется, нет. По российскому ТВ без конца идут передачи о том, как помогали нам США в годы войны. О том, что за эту помощь наша страна выплатила США 674 миллиона долларов, авторы передач почему-то умалчивают. О бескорыстной помощи Монголии нашей стране в годы войны и на российском ТВ, и в школьных учебниках истории – ни слова.
«Монголы, – пишет Н. Куликова-Архангельская, – так рьяно собирали продовольствие для отправки, что уже в 1944 году в отдельных аймаках страны начался голод. Но трудно представить, как без помощи монгольских скотоводов наша страна прокормила бы воюющих на фронте. А в 1946 году в самой Монголии, до основания подчистившей свои продовольственные ресурсы, начался такой силы голод, что наступила уже наша очередь спасать своего верного соседа».
Мы не вправе забывать и ещё один пример боевого братства. Когда в августе 1945 года мы вступили в войну с Японией, вместе с Советской Армией громила японцев и Монгольская народная армия: каждый десятый воин объединённых армий был монголом.
На юбилейные парады в День Победы мы приглашаем наших бывших союзников: США и Англию, – а те высокомерно отказываются. К сожалению, не приглашаются наши товарищи по оружию – представители братской Монголии. Поступают так некрасиво наши правители, а стыдно всё равно нам.
…Когда узнал, что Н. Куликова-Архангельская приступила к работе над воспоминаниями, ни минуты не сомневался в том, что книга будет великолепной, но, к счастью, ошибся: она оказалась сверхвеликолепной. История и география, языкознание и философская лирика… И всеобъемлющая любовь к Монголии от первых и до последних строк повествования. Я всегда с уважением относился к Монголии, но, прочитав книгу, почувствовал её родной и близкой. Не сомневаюсь: читатели воспримут её точно так же.
У книги необычное, очень ёмкое название. Дорога Ветров – это бесконечное путешествие во времени и пространстве. В прошлые века Дорога Ветров – это караванный путь в южной части Гоби. У автора это развёрнутая метафора, включающая в себя и жизненный путь, и судьбу, и познание Монголии, и в этом процессе познание и самой себя, что является необычайно трудным делом, но автор и с этой задачей блестяще справилась.
Начинаясь с детской мечты о дальних странствиях, этот путь продолжится студенческой «тропой», путешествиями по бескрайним просторам родной страны, приведёт к древнему караванному пути, через монгольскую Гоби соединяющему Китай с его западными провинциями и Россией. Это и пути из настоящего в далёкое прошлое. Это то, что во всех смыслах соединяет соседние народы. Это и рассказы о том, что встречает всякий идущий по дороге своей жизни: открытие важных истин, обретение настоящей дружбы, горечь невосполнимых потерь, без которых не обходится ни одно человеческое существование.
Эта книга о любви к родному дому, верности долгу, преданной дружбе и мужестве самых разных людей, прошедших трудными дорогами Гоби. О встрече с теми, что навсегда останутся частью души. Наконец, о необходимости неизменно двигаться вперёд под сбивающими с ног жизненными ветрами, что и позволяет автору заключить, что вся наша жизнь – Дорога Ветров.
Итак, дорогой читатель, открываем книгу и отправляемся Дорогой Ветров в далёкую и незнакомую Монголию, которая в конце пути – убеждён в этом! – станет нам родной и близкой!
Николай Чистяков, член Союза писателей России
Моим друзьям и всем, для кого
монгольская Гоби стала судьбой
От автора
Как прожить жизнь ярко: насыщенно, обстоятельно, но при этом без спешки и суеты? Кто из нас не задавался подобными вопросами хотя бы раз в жизни? Да и существует ли единственный, универсальный ответ, устраивающий всех без исключения? Думаю, что его нет и быть не может. И всё же один совет мне запомнился.
Как-то довелось прочитать у многомудрого Саади, что жить человеку надлежит не менее девяноста лет, употребив первые тридцать на ПРИОБРЕТЕНИЕ ЗНАНИЙ, следующие тридцать на ПУТЕШЕСТВИЯ, а оставшиеся, то есть с шестидесяти до девяноста, на ТВОРЧЕСТВО, чтобы оставить в этом лучшем из миров след своей души.
Улыбнувшись, я не могла не отметить арифметическую чёткость наставления. Посмеявшись, невзначай вспомнила: мне ровно шестьдесят. И первый, и второй жизненный этап прошли, причём дружно, неразрывно, на одном дыхании. Может, попробовать прожить хотя бы завершающий этап по Саади?
Нет, я вовсе не собираюсь отказываться от познания и странствий, но рассказать о некоторых прошлых вполне возможно, если знаешь, что это кому-то нужно. Это вовсе не просто, но по совету друзей я решилась попробовать.
Есть на земле одна несправедливо забытая нами страна, с верой, надеждой и с преданной любовью (да, именно с любовью!) столетие взирающая на своего северного соседа. С большей любовью, чем наша страна к ней. И эта преданность, вероятно, сопоставима лишь с отношением братской нам Сербии. Смотрит с теплотой и вниманием, на которые способен лишь преданный, но в лихолетье забытый друг. Как младший брат, терпеливо ожидающий своего часа. И ему не надо ничего мучительно припоминать, потому что у него хорошая память. И он ничего не забыл.
Я соглашусь с Саади. Но у меня, как и у моих друзей, вдобавок сложилась и собственная триада: домонгольский, монгольский и послемонгольский период.
Монголия. Монгольская Гоби. Замечательный путешественник Пржевальский Н.М., не раз проходивший этими землями, однажды справедливо заметил: «Путешествия потеряли бы половину своей прелести, если бы о них нельзя было бы рассказывать». Захотелось рассказать и мне. Всё имеет своё начало. Есть оно и у этой книги.
С чего же всё началось? А с того, что однажды вечером, спонтанно набрав в поисковой строке слово «Сайн-Шанд», я без особой надежды стала ждать результат. Мало кому знакомое слово. А для меня и моих друзей своеобразный позывной, если хотите. Особый пароль! Опознавательный знак своего! Кто знает это слово, тот для меня свой человек: родной, близкий, понятный, со мной на одной волне! Земляк!
К моему удивлению, оказалось, что в сети есть немало интересного. Один текст начинался так: «Этот рассказ – признание в любви. Монголия – это страна, которую я буду любить всегда. Это страна моего детства».
Писал взволнованно, проникновенно незнакомый мне человек, встреча с которым могла состояться в далёком прошлом. Мы могли дружить, как часто дружат ребёнок и учитель, но разминулись всего-то на несколько лет. Оба жили в Монголии, в городке Сайн-Шанд, что в пустыне Гоби, неподалёку от границы с Китаем. Даже в одном доме! Полагаю, что даже в одной и той же квартире: все приметы совпадают! Лишь в одном ошибся неизвестный автор, назвав наш четырёхэтажный дом пятиэтажным. Но ведь это по прошествии нескольких десятков лет, согласитесь, не так уж и важно.
Тогда мальчишка, сын специалиста-гидрогеолога, а сейчас взрослый мужчина спустя двадцать лет (привет Дюма!) взялся за перо. «Монголия: двадцать лет спустя» – так и назывался короткий рассказ.
Ссылка на Дюма вначале показалась мне простой случайностью: просто совпали годы, красиво и запоминающе обозначив отрезок пройденного времени. А вот и нет! Человек ещё в Монголии, именно в Сайн-Шанде, твёрдо решил стать писателем. Получилось или нет? Об этом в рассказе ни слова. Не имея подобного стремления и не видя в себе писательских способностей, я между тем всегда радуюсь, узнав, что чья-то заветная детская или юношеская мечта осуществилась, потому что, как правило, она всегда добрая и светлая.
«Сайн-Шанд», «Чойр», «Мандалгоби»… От этих незнакомых, необычно звучащих слов и сейчас дрогнет не одна тысяча сердец. И у людей, сейчас седоволосых и давно немолодых, затуманится взгляд, а рука сама потянется к слегка пожелтевшим фотографиям в пухлом потрёпанном альбоме, старым открыткам и письмам. Или к гитаре… А у самых счастливых – к телефону! Вот и я тихо, но уверенно скажу: «Здравствуй, братишка!»
И пусть не удивит читателя такое обращение. «Братство ЗабВО» – так называется один из сайтов, где с однополчанами общаются бывшие военнослужащие Забайкальского военного округа, к которому относились советские военные части, дислоцировавшиеся на территории Монгольской Народной Республики.
Со старых любительских фотографий смотрят незнакомые солдаты и офицеры. Серьёзные, как в торжественном строю, и вытянувшиеся в струнку, как на параде, и широко улыбающиеся, дружески обнявшиеся в минуты отдыха. В пилотках и фуражках с красной звёздочкой, парадных мундирах и выцветших от жаркого гобийского солнца гимнастёрках, ватниках и шинелях военнослужащих Советской Армии. У зачехлённой техники и около казармы, в торжественном строю у полкового знамени и у КПП.
А на сайте «Mongol» – переписка бывших учащихся советских школ в МНР. Тут публика помоложе. И здесь уже воспоминания о школьных друзьях-товарищах и любимых учителях. Столько лет прошло, а взрослые люди с мальчишеским азартом, словно и нет за плечами стольких лет, ищут друг друга, общаются, хранят свою юношескую дружбу, добрыми словами вспоминая наш родной Сайн-Шанд.
И предложение написать книгу о пребывании в Монголии, последовавшее от Чистякова Николая Дмитриевича, моего школьного учителя, классного руководителя, члена Союза писателей, члена Союза журналистов и просто любознательного человека, уже не виделось малоинтересной, бесполезной затеей.
Данное слово надо держать – одна из неписаных учительских заповедей. А на возможное снисходительное замечание любителей недельных заграничных поездок к морю или домашнего лежания подле телевизора, почитающих себя неутомимыми путешественниками и считающими, что сейчас в тренде Китай, а не Монголия, скромно отвечу: «Пишу про то, что хорошо знаю и помню. И обещаю: про Китай тоже будет, только немного! Так устроит?» Значит, пора приниматься за работу!
Здравствуй, Сайн-Шанд! Здравствуй, город моей по-настоящему боевой молодости! Я вновь мысленно устремляюсь к тебе на твой могучий пустынный зов!
Кто-то будет удивлён тем, что встретит в моём повествовании многочисленные экскурсы в историю. Это объяснимо: дорогами Гоби до нас прошли настоящие герои. Сам факт их незримого присутствия уже помогал нам. Во всяком случае, мне точно. И мы будем плохими гражданами, если посмеем предать забвению их имена.
Легко объяснимы и многочисленные реминисценции: пишет словесник, привыкший искать смыслы и обоснования в запечатленном слове. Подхватив идею Эйнштейна о взаимосвязи пространства и времени, литературоведы используют термин «хронотоп». Это мир, по которому можно судить об эпохе. А основным фактором, определяющим особенность происходящих событий и поведение людей, будет, конечно, время. А сам человек, его психология и поведение, радости и заботы – отражением той эпохи, в которой он проживает свою жизнь.
Основной хронотоп моего повествования – начало восьмидесятых, пустыня Гоби, маленький монгольский городок Сайн-Шанд неподалёку от границы с недружественным в ту пору Китаем, куда командирована я – двадцатиоднолетняя выпускница пединститута. По сути, совсем девчонка, не имеющая за плечами ни серьёзного жизненного, ни профессионального опыта, даже опыта общения со взрослыми людьми маловато. Зато читательского и опыта путешествий хоть отбавляй!
Но кому и когда это помогало? Как напишет позже один мой ученик: «Я взглянул на мир зачитанными глазами». Вот-вот! Такими же глазами глядела на мир и я, что для словесника самая обычная история. И при этом стремительно взрослела, что происходит с человеком только в самые ответственные времена.
И у каждого времени свой цвет, своё звучание, свои идеи. Мне никогда не забыть музыку Сайн-Шанда и всего, что связано с этой командировкой: от торжественного марша «Прощание славянки» на Ярославском вокзале Москвы до государственного гимна Советского Союза, звучащего в честь моей страны. От «Подмосковных вечеров» и «Катюши» до задумчивого монгольского моринхура. От еле слышного шуршания песка до завывания свирепого морозного ветра и шума, свиста пыльной бури – шоро.
А цвета… Серые, песочные оттенки на сотни километров раскинувшейся Гоби. Красный и синий с золотом соёмбо – на монгольском флаге. Красный с золотом серпа и молота – на нашем, советском. И надо всем высокое, чистое, без облаков небо, как тогдашние отношения между нашими братскими странами.
Однако любой более или менее внимательный читатель заметит, что автор не любитель патетики, особенно в описании себя и современников, и описывает в свойственной ему шутливой манере почти всё: и смешное, и грустное, и даже страшное.
И о нынешней смене… Мало кто знает: даже сейчас в Монголии работают российские учителя, и не только русского языка. Правда, сейчас их гораздо меньше. И едут туда трудиться уже по договору, а не по линии международных связей. Страна, испытывающая нехватку национальных кадров, ценит помощь наших преподавателей. Она вообще учителей уважает, не скупится на добрые знаки внимания.
И вот что для непосвящённых кажется странным: вернувшись домой, многие преподаватели (а это в основном жители приграничных областей) больше не возвращаются на прежнее место работы – в российскую школу. А причина проста: они успели привыкнуть не столько к достойной оплате своего нелёгкого труда, сколько к непривычно уважительному отношению монгольских коллег, родителей и учеников. Об этом без удивления я узнаю из газет Иркутской, Читинской областей и Бурятии.
Сейчас встреча с российским специалистом стала в Монголии большой редкостью. А в годы социалистического строительства в МНР по приблизительным подсчётам побывало от полутора до двух миллионов советских людей: целая армия военнослужащих и гражданских специалистов, при которых вдобавок находились семьи. Так что общая численность получится весьма впечатляющей.
И у каждого будут свои ПОЗНАНИЯ и свои ПУТЕШЕСТВИЯ, своя история знакомства с этой страной. Моя – перед вами!
Глупец, рассказывающий о своих странствиях,
умнее молчащего мудреца.
(монгольская народная пословица)
Магия чистого листа
Белый, пугающий своей незаполненностью и чистотой лист. Бумаги или вордовского прямоугольника – это вовсе не важно. Он перед тобой – ты, одолеваемая тысячью мыслей и чувств, перед ним, робкая и неуверенная. Один на один. Несколько мгновений, минут…
Не сразу тоненьким, но верным ручейком потекут строчки. Не сразу, а после многократных перестроений встанут в окончательной последовательности предложения. Не раз ещё поменяются местами неуживчивые слова-соседи. Не раз целые абзацы будут перемещены или самым решительным и беспощадным образом уничтожены безвозвратно. Не раз вздохнёшь от чувства словесной беспомощности, неспособности выразить именно то самое, нужное, от души идущее, просящееся наружу, требующее своего выражения, но так трудно выражаемое. А на иное не согласна. Уверена, что любой пишущий в той или иной мере испытывает подобное
противоречивое состояние, приступив к началу работы.
Но белый лист дразнит, зовёт! Чёрточка курсора дрожит в нетерпеливом ожидании: «Сколько можно?! Пиши!» И ты пишешь, хотя вовсе не писатель. Я просто читатель чьих-то книг, способный что-то подметить в результатах чужого труда, оценив какую-то удачную находку: меткое словцо или выражение, смелую мысль, изящество композиции. Благодарный за простоту выражения сложных вещей, за юмор, за ощущение теплоты, за огонёк надежды, за передачу желания жить осмысленно и правильно, за толчок к хорошим мыслям и поступкам. За напоминание, что всё, что происходит с нами, неприметное и, на первый взгляд, неважное, – это и есть самое настоящее чудо под названием Жизнь.
А сколько о ней написано! Впечатление, отнюдь не обманчивое, что сказано уже всё, поэтому есть серьёзная опасность повторяться. Про это? Было… А про то? Тоже! До тебя успели. А повторение хорошо, как известно, лишь для учения. Мне же интересно в чужих трудах находить ёмкие мысли и удивляться мудрости пишущего. Так, недавно прочла целую книгу афоризмов одной современной писательницы, на которую мужская читающая братия смотрит с достаточной долей высокомерия, несправедливо считая автором книг исключительно для женской аудитории. Хорошо, что хоть не автором чтива! А мне бы хоть одну её мысль!
Я люблю блёстки мудрых мыслей, растворённых в потоке печатных слов. Может быть, по этой причине я не могу удержаться от упоминания чьей-то удачной мысли и потому перефразирование считаю беззастенчивым похищением. Однако не раз доводилось отмечать удивительное единодушие и созвучие в словах, проявляемое абсолютно непохожими авторами. Что это? А это именно итог движения мысли, к которому пришли идущие с разных сторон, с разной скоростью и в разное время, но пришедшие независимо друг от друга к одному умозаключению. И я с радостью сопричастности заключаю: «Так оно и есть!»
На что рассчитываю я, приступая к работе? Какому читателю вложу в руки своё детище? В добрые и тёплые руки своих друзей. Будущая книга про них и для них. Надеюсь, что отсутствие литературного опыта автора компенсируется лёгкостью прочтения, а также психологической и фактической точностью созданных им невыдуманных образов.
А детище толчками мыслей напоминает о себе, активизируясь в самые неподходящие моменты: то во время внезапного ночного пробуждения, то в долгой дороге, то на прогулке в парке, когда наступает время отдыха и нет ручки под рукой. Что не забудется, то потом запишется. На клочках газет, листках из блокнота или в тетради – первом, что попадётся под руку. Этим «листопадом» уже усыпан мой стол. Бумажный хаос постепенно трансформируется в главку, которая, потеснив соседку, передвинет её на новое место работы. И так день за днём.
А память и воображение, главные помощники всякого пишущего, извлекут из песков забвения то, что не смог или не успел безжалостно уничтожить не знающий пощады неумолимый бег времени. Усилиями мысли плотный пласт разделяющих десятилетий постепенно истончался. И, словно древний легендарный Хара-Хото, из пустынных песков одиночества и забвения поднимался и на глазах вырастал наш прежний Сайн- Шанд.
«Цветок, вступающий в бой»
Монгольская мудрость про таких «глупцов», как я. И это уже некая поддержка. Но мысленный путь по Дороге Ветров я должна пройти без какой бы то ни было помощи, в одиночку. Почти как в те годы. С чего же начать своё путешествие? Конечно, с некоторых моментов домонгольского периода, после узнавания которых сам факт моего появления на краю земли уже не покажется кому-то случайностью или стечением обстоятельств.
Ответ подсказывает сам опыт пребывания в Монголии, где знакомство с человеком начинают с узнавания его имени, а потом интересуются, откуда он будет родом. А затем человек и сам рассказывает о себе всё, что пожелает. Вот и я пойду этим неспешным, веками проверенным путём и приглашаю читателей составить мне компанию в этом странствии.
В той стране живут терпеливые и любознательные люди. Запаситесь и вы терпением: это будет по-восточному неспешно и как будто издалека. В той стране вообще не принято спешить. Там к главному, где любой из нас задал бы прямой вопрос в лоб, подступаются с осторожностью, после разговоров, весьма далёких от истинной темы. Поэтому я и начну с имени. Для любого живущего в Монголии это чрезвычайно важный знак.
Моё имя – Надежда. Для кого-то я Надя. Для кого-то – Надежда Николаевна. Всё, как у всех. Ничего необычного! Во всяком случае, сейчас. Но этот рассказ о времени, когда друзья звали меня Итгэл и на работе обращались не иначе как Надежда багша, орос хэлний багша или просто багша. Учитель Надежда, учитель русского языка и кратко, но не менее, а даже более уважительно: учитель. Сейчас такое право называть меня имеют лишь некоторые люди, уже немногие, те, с кем свела меня судьба тридцать пять лет назад. Тем ценнее и памятнее для меня эти обращения в нынешнее время.
В той стране, где жила Итгэл, имя человека – особая философия. Считается, что именем можно навредить, им же можно и помочь. Поэтому так важно правильно его выбрать, ведь от этого зависит судьба человека. Да и на Руси имя вовсе не случайно давалось в соответствии со святцами. Вот и триединство: имя, характер и судьба.
В Монголии триада вообще составляет основу мышления людей. Цифра «три» и всё, что ей измеряется, там особо любимо и почитаемо, считается счастливым предзнаменованием и обещанием успеха. Счастливая тройка не обошла и меня стороной: моё пребывание в тех краях длилось три года. А добрым и простодушным коллегам нравилось, что я третий ребёнок у родителей и моя квартира находилась на третьем этаже. Скажете, что это мелочи? Смотря для кого.
Но вернусь к имени. Когда я родилась, у моих родителей не оказалось выбора. Даже если бы им вздумалось рискнуть, их смелость наверняка бы не оценили, замучив однообразными вопросами: «А почему не Надежда?!» Действительно странно, ведь уже есть две дочери – Любовь и Вера. В их компании явно недоставало Надежды. В самом деле, как же без надежды? Пусть она будет. Хотя бы в виде имени.
Родись я в иное время, то, согласно святцам, стала бы Антониной. Однако молодые комсомольцы не имели привычки туда заглядывать. Не как родители Михаила Булгакова, отец которого, являясь преподавателем духовной академии, не захотел окрестить Любовью третью сестрёнку будущего писателя. И хотя в семье уже росли и Вера, и Надежда, никого этот факт ничуть не смутил. А любовь в жизни Михаила Афанасьевича будет! Много любви…
Так что, оказывается, я ещё не кто иной, как потенциальная Антонина. А это совсем иная жизненная история.
Но стала я именно Надеждой, замкнув собой троицу, весьма почитаемую у православных.
Имечко же, согласно толкованию людей сведущих, не предвещающее своей носительнице лёгкой жизни и безмятежного будущего (если всё отлично, к чему надежды?), но в порядке компенсации щедро дарующее мужскую твёрдость, целеустремлённость, трудолюбие, стремление к справедливости и так далее и тому подобное. Ещё, само собой, надёжность: имя-то обязывает! Тут пора и становиться: ведь получается, что сам себя нахваливаешь. А Надежды этим обычно не страдают.
Но как быть со склонностью к авантюрам? И возможно ли её сочетание с природной рассудительностью Надежд и их тягой к анализу?
При слове «авантюрист» у нас сразу припоминают мошенников да проходимцев, забывая, что слово «авантюра» родом из французского и означает «приключение», «похождение». Кто же в молодые годы о них не мечтает, причём не книжных, а настоящих, жизненных?
А авантюризм – это, между прочим, вовсе не порок, а ценное человеческое качество, которое невозможно наработать всей своей жизнью. Не будь его, Колумб не вознамерился бы отыскать Америку, а посиживал бы дома. А Миклухо-Маклай, вместо жизни с папуасами Новой Гвинеи, предпочёл бы для исследований что-то поближе и с меньшей угрозой для жизни. И, как утверждают восточные мудрецы, либо авантюризм даётся тебе при рождении, либо нет. А наработать его невозможно. И я не склонна с ними спорить: напрасная трата времени. Да и чем, в конце концов, плох авантюризм, если это способность рискнуть, подчиняясь непонятному для других внутреннему зову? Пойти туда, куда нет дороги, и оставить там свой след? Наверное, и во мне это отчасти было. Так что спасибо вам за имя, дорогие родители!
И всё-таки порой интересно: живёт ли во мне, проявляясь какими-то своими неповторимыми чертами, таинственная женщина по имени Антонина? И какая она, эта Тоня?
А толкование имени, оказывается, неоднозначно. С одной стороны, от греческого «антао» – «вступающая в бой», «противостоящая», «достойная похвалы». С другой – от «антос», что означает «цветок». Пойди разберись в таком смысловом разбросе!
А попытка объединения всех смыслов рождает превосходнейший парадокс: «цветок, вступающий в бой»! Соглашусь и с этим сочетанием несочетаемого: если молодость подобна цветку, а жизненные испытания – бою, то, безусловно, без труда отыщешь сходство и здесь.
Несущие свет
Мои родители, как и большинство живущих, не предавались философским рассуждениям о смысле и назначении жизни. Это выглядело бы даже смешно, если бы вдруг на них нашла такая блажь. На сакраментальный, для кого-то трудноразрешимый вопрос: «Быть или не быть?» – они с ходу дали бы ответ: «Конечно, быть! Что за дурацкий вопрос!» И снова погрузились бы с головой во всевозможные труды, заботы и тяготы повседневной жизни. Это были великие труженики, люди дела, которым и дела не было до наставления Саади.
Однако всё же смею предположить, что на вопрос: «Как надо прожить жизнь?» – мать, ни на секунду не задумываясь, ответила бы: «Ярко!» Это в её духе! Непременно ярко, шумно, в беспрерывном общении с людьми и обязательно в движении. Есть люди, которым не сидится на месте, к числу которых, без сомнения, относилась и она.
Даже зловещую женщину в белом, появление которой своей неотвратимостью страшит любого человека, она мужественно встретит не в домашней обстановке, а в пути. Как жила на скорости, в дороге, так и ушла… Вся её жизнь – это движение. Непрерывное, до последней секунды…
Любя бесконечные странствия, мать бесконечно любила и людей. Любила и жалела не за что-то, а просто за то, что тоже человек. Бесконечно уважала за честность и трудолюбие. Любому случайному свидетелю её заинтересованного общения могло показаться, что оживлённо беседующие – родственники или закадычные друзья. А ими могли быть абсолютно незнакомые люди.
А отец, полная её противоположность, ответил бы: «Незаметно!» Он всегда предпочитал внутреннюю жизнь внешней, по-настоящему открываясь только самым близким. Немногие могут похвастаться, что знали его по-настоящему. В душе он так и остался поэтом. А о том, что он в молодости им был, узнали мы, отыскав пожелтевшие листочки на чердаке бабушкиного дома.
Потом страсть к сочинительству отпустила, но не интерес к чтению и поискам интересного собеседника. И если с первым всё обстояло благополучно (новые книги в доме не переводились), то со вторым дело обстояло гораздо хуже. Почти всегда это оборачивалось разочарованием. Нечасто встречались ему люди, в той же мере разделявшие его интересы: так же страстно увлечённые русской классикой, мировой историей и географией. Мать хранила в памяти судьбы людей, отец – мировую историю от древности и до наших дней.
И всё-таки «ярко»! Ведь основной задачей их жизни было нести людям свет, причём бесперебойно. Скажете, красивые слова? Отнюдь! Оба родителя, трудясь в Мосэнерго, были энергетиками, что для шатурского края имеет особый смысл и значение.
