ИЛИ́Я

скачать книгу бесплатно

ИЛИ?Я
Константин Робертович Кулиев

Эта история о человеке, который праведностью убеждений своих и особым складом души и характера снискал симпатию Бога, и был избран Им для свершения великой миссии, сопряженной с великими испытаниями. Глубокая философская драма, повествующая о возникновении в наши дни пророка Господня… который впоследствии сталкивается в духовном поединке со всей развращенностью и безумием нынешнего века, злом и лицемерием, что пропитали его основы… бросая вызов чванству и безудержному цинизму современного мира, и проходя через немыслимые скорби и лишения, он оказывается Предтечей Второго Пришествия Христа… Содержит нецензурную брань.

Константин Кулиев

ИЛИ?Я

Предисловие

Доброго времени суток, дорогой читатель! Пред тем, как вам окунуться в эту необыкновенную (как, впрочем, и у любого автора, говорящего о своем произведении) историю, я бы хотел внести небольшую совсем ясность в ваше пока еще не окрепшее понимание структуры данной повести. Времени это у вас особо не займет, зато существенно облегчит восприятие в дальнейшем… Итак, приступим:

1) События, разворачивающиеся в книге, происходят не в каком-нибудь отдельно взятом городе и не в какой-либо определенной стране… но совершенно точно в нашем с вами мире и определенно в нынешний кичливый век.

2) Имена героев намеренно старались мною не оглашаться, что в свою очередь имеет довольно веские причины, раскрывать которые, я полагаю, не имеет смысла. Поскольку думающие (не только разумом, но и сердцем) люди, коих, надеюсь, из читающих будет немало, сами поймут превосходно, для чего все так было устроено. А неспособные понять – не поймут и вовсе, сколько им не объясняй.

3) Действия глав несомненно, за некоторым, пожалуй, исключением, совершаются в хронологическом порядке, правда, с различными временными интервалами, перенося читателя от одной ключевой сцены к другой, порой пропуская по нескольку даже месяцев, а то и лет.

Ну вот, их, этих пунктов, всего три, как оказалось. Не так уж и много, не правда ли? Что ж, теперь мне остается лишь искренне пожелать вам полезного и по возможности захватывающего чтения, после которого, я надеюсь, ваша жизнь в этом черством и нравственно увядающем мире станет хотя бы чуточку светлее и благородней, а душа – чище…

…Храни вас Бог.

Книга первая

Становление

I

Темный зал, полный затаивших дыхание зрителей, цельным массивом окутывал пространство и вселял тревожное благоговение в сердца присутствующих. Многочисленные сиденья были заполнены силуэтами, лицом своим обращенными в сторону единственного освещенного островка в этом царствии мрака. Островком этим была небольшая сцена, вдоль края которой величественной поступью прохаживала таинственная фигура мужчины. Вдумчиво и не спеша, словно весь мир ожидал его снисхождения, мужчина этот готовил свою очередную мысль для озвучивания ее всем собравшимся в зале.

Он был довольно высок и строен. Челюсть и скулы его обвивала черная, как смоль, короткая, но густая борода. Взгляд его был одновременно суров и мягок. Брови его острым клинком устремлялись друг к другу, словно грозные стражи, нависшие над орлиным взором. Черный, блестящий под софитами костюм казался его безупречной броней, второй кожей, которая делала его неуязвимым. Он хоть и был человеком, но видом напоминал нечто высшее. Уста его наконец отверзлись, и он произнес:

– Вам известно, в чем заключается работа киллера? – обратившись в зал и немного помедлив, он продолжил. – Назовем это так – «работа»… Нынче вообще всякий грех и глупость принято считать работой… Блудницы всякого рода работают в поте лица и не только… шуты работают на износ, изливая пошлые и мерзопакостные байки с экранов телевизоров… даже президенты и те работают, делая вид, что правят своими странами, – последнее мужчина произнес с некой тонкой насмешкой – впрочем, как и все предыдущее, – стало быть и киллер работает… убивая людей.

Голос мужчины звучал как теплый елей: он был строгим, но вместе с тем игривым. Глубина была в каждом произнесенном им слове, и, казалось, зрителю вовсе неважно, что он говорит – важно, чтобы голос его не переставал звучать… – такая магическая сила скрывалась в нем и служила умиротворением для всех слушающих.

– Ну так вот, киллер убивает людей за деньги. А теперь внимание, спросите себя: согласились бы вы лишить незнакомого вам человека жизни… за определенную плату?

И тут, как всегда, нашелся смельчак, решивший выставиться перед другими: из зала в ответ раздался мягкий мужской голос, иронично вопрошающий так, что остальные зрители слегка оживились легким смехом:

– За какую?

Мужчина, стоявший на сцене… кстати, он и является главным героем нашей повести, так что в дальнейшем я буду именовать его достаточно просто – «Гл герой», поскольку имени его вы так и не узнаете… так вот, Гл герой в ответ на сию реплику отреагировал спокойно и даже с легкой ухмылкой, но, в отличии от всех остальных, в его улыбке и поблескивающем взгляде скрывалась горечь.

– О-ох, плата высока, – ответил Гл герой, – весьма… Хватит, чтоб прожить безбедную жизнь, ни в чем не нуждаясь и ни в чем себе не отказывая… Целое море удовольствий… Всего-то нужно нажать на курок… и будет вам – заветное счастье!

Он стоял у края сцены и пристально глядел в безмолвную тьму рядов зрительного зала. Теперь его уже никто не смел перебить глупым вопросом, но все задумались и всерьез решили представить себя в роли того, от чьего решения зависела бы жизнь другого человека, и сколько бы стоило их решение в пользу убийства.

– И да! Забыл упомянуть, – спохватился Гл герой, – никто об этом не узнает. Представьте просто, что ни друзья, ни родственники, ни органы правопорядка, ни сам Господь Бог, – он указал рукой к небу, – не узнают о вашем преступлении. Согласились бы вы тогда нажать на курок… и стать безмерно богатыми?

Выступающий смолк. Глухая тишь вновь повисла в воздухе. Мужчина достал из кармана брюк серебристую монету. Она была особенна тем, что не имела на себе никаких изображений. Лишь резной ободок свидетельствовал о том, что это и впрямь монета, а не сплющенный кусок металла. Перебрав ее в руке, Гл герой подбросил монету кверху, щелкнув по ней большим пальцем. Монета звонко взлетела ввысь и, преодолев расстояние в метра полтора, покорно вернулась в ладонь к своему хозяину.

II

Баловство не знает границ. Тем более в том возрасте, когда сознание человека еще соткано весьма пресловутым образом и в любой момент может разойтись по швам от любого искушения. Так и у наших следующих героев, которым не исполнилось и девяти лет от роду, взбрела в голову весьма сомнительная идея одного весьма дурного эксперимента. Четверо ребятишек, в числе которых (говорю вам по секрету) Гл герой, только в том самом несмышленом возрасте (около восьми лет ему было), с такими же маленькими разбойниками решили водрузить старый небольшой, подобранный на рядом «красующейся» свалке холодильник на железнодорожные пути, в отличие от холодильника вполне действующие и более того уже слегка дребезжащие от надвигающегося пока еще вдалеке состава.

Погода стояла прохладная, середина осени, и деревья уже успели расстаться со своими зелеными волосами, предательски покидавшими их в самую холодную пору. На небе сгустились серые тучи и, наверное, неудивительно, что именно в такую погоду нашим молодым героям пришло на ум совершить то, что они вот-вот уже должны были сделать. Пока один из них высматривал приближающийся вдали поезд, трое тащили, пыхтя и сопя, несчастный холодильник к железной дороге.

– Быстрее! – раздался писклявый голосок наблюдающего поезд.

– Слышь, чего разорался! Помоги давай лучше, – ответил один из тех троих, что волокли холодильник к рельсам. По-видимому, это и был Гл герой, поскольку он с детства обладал обостренным чувством справедливости, которое в данный момент, вероятно, вызвало в нем обиду, несмотря на то глупое предприятие, которое они затеяли, даже не подозревая о возможных его последствиях. Это говорит, пожалуй, о том, что духовные качества присущи человеку от рождения, в отличии от общих нравственных и сознательных.

И тот, что стоял на рельсах, вдруг метнулся к ребятам и, видимо, пристыженный данным замечанием, стал помогать им миновать последние десятка полтора метров, отделяющих маленьких несмышленышей от зоны их испытания. Протащив холодильник оставшееся расстояние и установив его прямо на шпалах между рельсами, все четверо бросились врассыпную кто куда, занимая самые удобные позиции для наблюдения. Двое залезли на рядом стоявшие гаражи, один взобрался на электровышку (но не на самый верх, а так, чтобы было видно рельсы, скрывавшиеся за бугром: т. е. метра на три в высоту), а Гл герой уже изначально себе приметил местечко, с которого он будет следить за ходом «эксперимента», посему сразу устремился к небольшому дереву, которое ждало его метрах в двадцати от путей. Добежав до него, он ловко и бесстрашно, как могут одни лишь дети, вскарабкался на него по голым веткам и, притаившись, равно как и все остальные его товарищи, стал ждать результата. Стук колес и завывание поезда уже приближались и становились слышны все отчетливее. Через минуту все должно решиться. Мальчишки не сводили глаз с холодильника и даже не моргали – для них это был момент истины… – Вот, уже совсем близко! – думал каждый из них, считая секунды. Уже прошло тридцать секунд, как Гл герой взобрался на свое дерево. Звук поезда усиливается… вот он появился из-за поворота, так что и его теперь стало видно всем ребятам… – Ну все, теперь точно меньше полминуты и что-то произойдет… – И только ребята приготовились насытиться зрелищем, как внезапно, откуда ни возьмись, с другой стороны железной дороги к холодильнику подбежал неизвестный мужчина и легким движением рук откинул холодильник подальше от рельс, а сам ринулся к маленьким разбойникам, заметив их шкодные мартышечьи физиономии, затаившиеся неподалеку кто где.

– Эй, а ну стой! Стой! – завопил незнакомец, приближаясь к перепуганным озорным мальчишкам, стремглав слетавшим со своих наблюдательных постов и удирающим прочь.

III

– Упростим задачу, – Гл герой, не дождавшись ответа от зрителей, вновь обращается в темный зал. – Положим, вам предложили нагрубить прохожему в обмен на денежное вознаграждение.

Он медленно обвел взглядом присутствующих, затем, угрюмо склонив голову, выждал несколько секунд. Хотя уже было понятно, что никто ничего не ответит. Да и сам оратор это знал еще до того, как задавать столь неудобные для простых смертных вопросы. На самом деле отвечать на них и не требовалось. Суть риторических вопросов в том, что, достигнув сознания слышавшего их, они раскрываются, подобно сухим чайным листьям, попавшим в кипящую воду, и рождают совершенно неожиданный для слушающего эффект: отвечая на подобный вопрос в своей душе, человек достигает того понимания и того смысла, которого он бы ни достиг ни при каких других условиях воздействия.

– Ну же, смелее! – выпалил Гл герой. – Кто и за сколько пошлёт на хер незнакомца? Сколько же стоит ваша мораль? Отчего вы так за нее держитесь?

Голос мужчины приобрел оттенок раздражительности, но она не была естественной: скорее играла роль некоего усиливающего фразу заряда.

– Потому что могут быть последствия, не так ли? – он мягко улыбнулся. – И я бы уже не назвал то моралью, ибо это страх. Ведь сама по себе мораль независима… непредвзята.

Подбросив монетку, которую он до сих пор не выпускал из руки, в воздух и резким движением захватив ее обратно в плен, Гл герой грациозно развернулся от края сцены в сторону стоявшего в центре нее высокого стула и вальяжно направился к нему, по пути продолжая уже через плечо обращаться к сидящим в зале:

– Невозможно служить двум господам одновременно: либо одного будете ненавидеть, а другого любить… или одному станете усердствовать, а о другом нерадеть.

Здесь Гл герой уже обогнул сцену и встал позади стула, сомкнув свои крепкие, жилистые пальцы на его металлической спинке и пронзая раскаленным взором сгущенную впереди тьму.

– Ибо кто кем побежден, – он немного помедлил, – …тот тому и раб.

IV

А вот и еще один эпизод из прошлого нашего загадочного Гл героя, где он пребывает уже в более сознательном возрасте, но все равно недостаточном, чтобы в полной мере отдавать отчет своим действиям. Итак, здесь ему около шестнадцати лет, и возраст сей весьма относительный по своей сути. В старину с этого периода у юношей начиналась взрослая жизнь: они женились, заводили семьи, шли на войну, перенимали часть хозяйства и отделялись от своих отцов, владели определенным ремеслом… А нынче поступают в различные колледжи, где беспечно проводят еще несколько лет в праздности и дурачествах. Наш же герой не поступал в колледж, но также оказался подвержен распутству и глупости, которые царят в обществе повсеместно и очаровывают молодых, неосновательных людей. Прячась на крыше пятиэтажного дома со своим товарищем, они расслаблялись, покуривая травку. Было облачно. Легкий ветерок игриво колыхал их зыбкие пряди волос. Затянувшись пару раз, друг Гл героя передал ему самокрутку и, подержав немного в себе дым, выпустил его с облегчением, а следом, как бы невзначай, выдал фразу:

– Я всерьез увлекся эзотерикой.

– Да, ты говорил, – невозмутимо ответил Гл герой, затягиваясь травкой. – И что? Что-нибудь понял для себя? Я просто не верю в эту хрень.

– Зря! Много чего понял, брат, много чего… Рассказать?

– Нет, не сейчас, – с улыбкой возразил юноша, по-видимому, привыкший к тому, что друг не обижается на его прямоту и скепсис. – Давай че попроще.

Друг немного замялся: несмотря на дурман, резкость товарища на сей раз заставила его смутиться. Он подавил легкую обиду и стал рассказывать первый пришедший на ум анекдот.

На дворе возле дома стояла оживленная атмосфера. С детской площадки до ребят доносились задорные крики малышей. Звук шуршащих по асфальту автомобильных шин то приближался, то убывал. Прямо под общим карнизом, вопреки общественным правилам, припарковался соседский внедорожник и, выплюнув своего владельца, остался неподвижно стоять, переводя дух. Сосед направился прямиком к своему подъезду и скрылся за его дверью, а ребята, сидя на крыше пятиэтажки, уже успели посмеяться старому, затертому до дыр анекдоту.

– Ладно, валим, пока не спалили, – заявил Гл герой.

Оба встали с места и направились к выходу. Пройдя несколько метров, Гл герой остановился. Ему показалось, или шаги товарища, только что преследовавшие его, стихли? Он обернулся и увидел, что его друг и впрямь перестал следовать за ним к выходу, а вместо этого зачем-то медленно подошел к обрыву крыши.

– Рус! Пойдем, че завис? – настороженно произнес Гл герой, плавно надвигаясь в сторону стоявшего к нему спиной и глядевшего с крыши вниз товарища.

– Куда идти? Зачем возвращаться назад? – голос друга звучал отрешенно: словно пустой, лишенный содержимого медный сосуд. – Нужно двигаться вперед, не так ли?

– Что ты там бормочешь? – недоуменно переспросил Гл герой.

– Знаешь, почему человеку так трудно себя убить? Потому что он слишком слаб, чтобы идти дальше. А ведь, только покончив с собой, возможен переход души на новый уровень.

Последние слова прозвучали, и Гл герой почувствовал внезапный прилив ужаса, будто бы душу его ошпарили кипятком. Ему стало дурно, но виду он не подал. Сердце беспорядочно клокотало. В эту минуту он не узнавал своего товарища и, казалось, очутился в какой-то западне. Все стало как в тумане. Мысли смешались. Он уже подошел к другу, и осталось только протянуть руку и отвести того подальше от обрыва крыши. Сознание Гл героя перешло в автономный режим. Так происходит, когда человек испытывает резкий всплеск адреналина. Он перестает мыслить рационально и руководствуется лишь рефлекторным анализом, т. е. поступает инстинктивно.

– Так, стой! Подожди! Дай руку… – это все, что в приступе паники сумел выдавить из себя Гл герой. Но он по-прежнему не выдавал своего страха. Голос его прозвучал сдержанно и властно.

Друг повернулся к нему лицом. Гл герой чуть было не отпрянул, но сдержался. Лицо товарища выражало безумие: от кривой улыбки веяло чем-то зловещим, низкий лоб искрился потом, а потухшие глаза казались совершенно чужими.

Гл герой протянул ему свою руку – тот взялся за нее. Юноша почувствовал, что холодные пальцы товарища сдавливают его запястье. И тут он, совершив последнее над собой усилие, выпалил:

– Твою ж мать, не пугай меня так! Перекурил, что ли?! – только лишь Гл герой договорил эти слова, как второй резким движением сделал шаг в сторону пропасти и, оттолкнувшись от края крыши, мертвой хваткой потянул его за собой вниз.

Оба скрылись за обрывом… Раздался глухой металлический звук и звон стекла. Гл герой упал на спину: прямо на соседский внедорожник, припаркованный под карнизом. А вот другу его повезло меньше: тот насмерть расшибся об асфальт, и кровь его прыткой струей брызнула на новенькую автомобильную покрышку.

V

– Почему люди творят зло? – раздался мужской голос из темной гущи первых рядов.

Гл герой расслышал вопрос, но не сразу среагировал на него. Он стоял перед зрителями на краю сцены, погруженный в свои извечные, таинственные думы. Лишь некоторое время спустя, когда уже задавший вопрос зритель смирился с тем, что ответ на него он, вероятно, не услышит, мужчина, не поднимая своего утомленного взора, произнес:

– Хороший вопрос… – и, выдержав еще одну небольшую паузу, прибавил, – боятся.

На сей раз подхватил женский ласковый голосок примерно с того же ряда:

– Чего? – нежные нотки его взыграли и тут же растворились в общем безмолвии, словно их и не бывало.

Гл герой в этот момент будто бы сам спрашивал у себя ответ на этот вопрос и, словно убеждаясь в его истинности, не спеша делился своим внутренним откровением с аудиторией:

– Лишиться того, к чему привязаны… лишиться страсти… Да, именно… – здесь он медленно вознес свои веки и твердо взглянул в полный зал – …страсть позволяет мертвецам ощущать себя живыми… И дабы ее не лишиться… – они готовы на все!

VI

Машина скорой помощи влетела в узкий пролет и, обогнув здание приемного покоя, стремительно причалила к служебному входу больницы, где ее уже поджидали двое крупных мужчин-санитаров. Задняя дверь фургона распахнулась, и из нее выкатили темноволосого юношу без сознания.

– Этого в реанимационную, срочно! – заявила требовательным тоном медсестра, выбежавшая из автомобиля вслед за пострадавшим.

Санитары тут же приняли своего подопечного и направили каталку сквозь дверной проем, устремляясь по холодному коридору до самого его конца. На средине пути их встретил седовласый мужчина с застрявшими на кончике носа очками:

– Что тут? – хриплым сонливым басом пробурчал он.

– Упал с крыши пятиэтажного дома. Предположительно, разрыв аорты, – резво ответила женщина-медсестра, совсем недавно имевшая начальствующий вид, а теперь передавшая эстафету грозному старику в засаленном врачебном халате.

– Павел, скажи сестрам, пусть готовят операционную, – мужчина обратился к одному из санитаров, – я сейчас подойду.

Каталка вновь двинулась с места и стала набирать скорость. Юный Гл герой, лежавший на ней, до сих пор не издав ни звука, теперь, потихоньку придя в себя, застонал от разразившей его боли.

– Вы что, не вкололи ему обезболивающее? – слегка запыхавшись, произнес другой санитар, тот что потучнее.

– Он был без сознания! Я не думала, что он очнется до начала реанимации, – злобно оправдываясь, ответила медсестра.

Внешне юноша выглядел весьма удручающе: его боль можно было запросто ощутить, всего лишь взглянув на него со стороны: перекошенное страдальческой гримасой молодое лицо выражало нестерпимые муки; слюни непроизвольно стекали из расслабленного рта; уши облепила запекшаяся кровь; красные белки отекших глаз, слабо видневшиеся сквозь тяжелые полуоткрытые веки, были немой мольбой об избавлении.

Состояние его в этот момент являлось критическим – нельзя было терять ни минуты времени. Но разве это было объяснить людям, жившим своей никчемной жизнью и, спустя множество смертей, которые они пытались предотвратить на своем поприще, переставшим ценить жизнь чужую. Для них процесс спасения человека стал вещью весьма обыденной и порой даже скучноватой. Когда еще только начинали заниматься тем, что им сейчас так наскучило, они были полны энтузиазма и решимости. В них был азарт и страх перед поражением, перед роковой ошибкой. Этот-то страх, которого они со временем лишились, страх навредить, и играл в их помощи людям важнейшую роль. А теперь их миссия превратилась в унылое времяпрепровождение. Кто-то из наиболее малодушных санитаров умудрялся даже делать ставки на то, выкарабкается ли тот или иной пациент, пребывающий в особо тяжелом состоянии. В общем, когда человек каждый день наблюдает то священное таинство, называемое смертью человеческой, он перестает его уважать. А вместе с почтением пропадает и любовь, и сострадание, без которых любая помощь становится жалкой, безрадостной формальностью – как для тех, так и для других.

Каталка достигла дверей операционной и, выбив их, нырнула внутрь. Следом в помещение для реанимации проникли второй санитар и медсестра. Павел, первый санитар, уже был здесь: по указанию дежурного врача он поспешил вперед каталки и распорядился о подготовке всего необходимого для дальнейших процедур. Секунд двадцать спустя в палату проник и сам дежурный врач, тут же воскликнув:

– Все готово?

– Почти, – испуганно ответила вторая молоденькая медсестра, суетливо метавшаяся вокруг настраиваемого оборудования.

– Быстрее! – рявкнул старик. – Паш, помоги его переложить… Аккуратно!

Оба взяли Гл героя и, подняв с каталки, опустили на стол. Второй санитар почувствовал неловкость. Видно, из-за того, что, пока он клевал носом, начальник сам выполнил часть его работы.

– Подключай! – велел он пугливой медсестре.

Раздался учащенный пикающий звук.

– Это фибрилляция желудочков, – диагностировал мужчина.

– Заряжаю на четыре! – оживилась старшая медсестра.

– Давай!

Несколько секунд ожидания прошли в томительном напряжении.

– Разряд! – громко объявил женский голос.

*Резкий глухой хлопок пролетел по комнате*

Гл герой лежал неподвижно. Дыхание его иссякло.

Если вам интересно, что он чувствовал в последние несколько секунд своей жизни, перед тем, как смертельный заряд тока в четыре тысячи вольт пронзил его нервную систему, тогда слушайте: в момент, когда его стали перекладывать с каталки, он уже перестал корчиться от боли, поскольку вновь потерял сознание. Оказавшись на плоской ледяной поверхности реанимационного стола, он несколько секунд, которые для него прошли как несколько минут, молча лежал на спине, слыша гулкие отдаленные речи присутствовавших с ним в комнате. Затем что-то влажное с двух сторон прижалось к его голой груди и…

…*яркий всплеск белых молниевидных волн озарил его изнутри*.

Голоса, некогда звучавшие, хоть и отдаленно, теперь и вовсе стихли, как, впрочем, и весь остальной шум. Была полная тишина. Тьма сгустилась. Ничего не видно. Ничего не ощущается.