banner banner banner
Сквозь время в вечность
Сквозь время в вечность
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сквозь время в вечность

скачать книгу бесплатно

Сквозь время в вечность
Евгений Кулагин

Жизни героев сплетаются в больничной палате онкоцентра. Полные испытаний и борьбы, любви и счастья, побед и поражений. Женщина, которая не хочет жить. Мужчина, который боится потерять. Доктор, который должен сделать выбор. Все случайности не случайны, за все рано или поздно придется платить, а от горя до счастья всего один шаг. Главное никогда не прекращать борьбу, даже если она идет наперекор судьбе. Как это – жить, когда у тебя рак? Как это – любить того, кто смертельно болен? Как это – жить после? Этот роман – сильная история любви, которую можно перенести сквозь время в вечность.

Часть первая.

Дневник.

Тихое, беспечное ровное дыхание. Спокойный глубокий долгий вдох. Легкий выдох. Тишина.

Тик. Тик. Тик. Тик. В глубине комнаты, сквозь навалившуюся вязкую непроглядную темноту ночи, пытается пробиться звонкий ход настенных часов. Растворившись в эфире замкнутого пространства, до слуха доходит лишь сухой шуршащий приглушенный стук от соприкосновения секундной стрелки с очередной засечкой времени на своем пути.

Глубокая пустота. Ощущение бесконечности, замкнутой стенками собственного сознания. Сны? Они как миф, затерялись, стерлись, выветрились из меня, остались далеко в прошлом. Больше не беспокоят мою душу вымышленными фантазиями, рожденными на основе затлевших картинок прошлого. Отдых моего организма ничто не может побеспокоить. Моя жизнь размерена. Ночь превращена только лишь в приятную тишину для слуха, отдых для сознания, физическую передышку для уставшего тела.

Сквозь приоткрытую форточку могло бы пройти бессчётное количество звуков, живых, подвижных, ясных. Только вот и мир за окном тоже замер. Затих, как в сказке, словно в предвкушении. Окружающая реальность не осмеливается нарушать мой покой. Даже часы на какой-то миг замедлились, секундная стрелка зависла, перестав отщелкивать время. Остановилось все вокруг и только мое ровное дыхание. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Резкий звук молнией пронизывает покой сознания, озаряя яркой вспышкой закрытые глаза, растворяющейся тревожной теплотой внутри меня. Звук телефонного звонка, будто сигнал, наделяет движением все вокруг: жизнь за окном просыпается, разрушая тишину десятками звуков. Шум шагов во дворе возвращающихся домой людей, отдаленный шорох движения изредка проносящихся с большой скоростью автомобилей на расположенном недалеко проспекте, скрип рамы и звонкий звук вибрации закрывшегося окна, еще одного неспящего полуночника. Резкая разрывающаяся трель стандартного гудка, свет экрана убивает темноту комнаты, чувствую это сквозь закрытые веки. Телефон должен валяться возле кровати. На полу. Наощупь вылавливаю его и подношу к уху.

– Да.

– Доброй ночи, извините, вас беспокоят с третьей городской больницы. Я Алла Коробова, медсестра. Полчаса назад к нам привезли Вашу супругу. Вы можете подъехать?

Я открыл глаза. Прямо передо мной на потолке отблеск фар проезжающей во дворе машины создал уникальный узор теней, быстро изменяющийся и перекатывающийся от окна вглубь комнаты, резко растворяясь в ее темноте.

Так Надя снова ворвалась в мою жизнь.

***

Я не спешил, но делал все четко и проворно, словно готовился к внезапной встрече заранее. Нега от сна сменилась напряженностью, полностью вытеснив какое-либо ощущение усталости от внезапно разбудившего посреди ночи звонка.

Оделся, собрал в небольшую сумку набор туалетных принадлежностей, полотенце, тапочки, туалетную бумагу. Вытащил из холодильника остатки сыра, зелень, огурцы и помидоры, взял хлеб, салфетки, ложку и кружку. Сложил в отдельный пакет. Чай, кофе. Чуть не забыл.

Сколько времени на все ушло? От силы минут пятнадцать, а я уже закрываю дверь и спускаюсь вниз по лестнице.

Почему позвонили мне? За несколько лет мне удалось вычеркнуть ее, наши годы совместной жизни из памяти. Даже избавился от всепроникающих воспоминаний, терзающих мыслями о потерянном счастье. И теперь снова еду к ней.

Тишина ночи, пустота освещенной дороги, мелькающие пустые стеклянные домики остановок создают обманчивое ощущение спокойствия легкой для движения трассы. Отблеск расчерченных дорожных линий, слепящей белизной отрывающихся от мутно-серого асфальта, проскакивающие освещенные бело-желтые полоски пешеходных переходов, мелькающие фонари, быстро исчезающие в периферии зрения, уходящий растворяющийся в темноте свет автомобильных фар, отсутствие других машин и людей очаровывает безмятежностью, умиротворяет отсутствием необходимости быть бдительным.

Прямая дорога гипнотизирует. Мозг расслабляется, взгляд рассеивается. Возникшая перед тобой картинка замирает, время останавливается. Ты уходишь в другой мир. Мир без ритма жизни. Прийти в себя, вернуться назад без последствий возможно, только если твой путь в реальности извилист.

Уже за рулем я понял, что то, с чем боролся несколько лет, вновь неизбежно начало всплывать в моей памяти, погружая сознание в воспоминания. Такой вот побочный эффект у любви – невозможность забыть, удалить из памяти навсегда.

Интересно, какая она стала? Не думаю, что сильно изменилась. Все такая же яркая искристая озорная девочка с желто-солнечными волосами. Со своей бесподобной улыбкой и нежной кожей, такой легкой и мягкой на ощупь, словно проводишь пальцем по лепесткам роз.

Сколько я не видел ее? Да, три года. Может чуть меньше. Она ушла от меня в конце лета, тогда еще было тепло, и солнечный свет только начинал уступать свои временные позиции темноте. Не помню всех событий того дня, в памяти отчетливо осталась лишь дорога домой. Мы подписали все документы, сотрудница ЗАГСА официально оформила наш развод, ее виноватая, родная и уже мне не принадлежащая улыбка, такое режущее слух сухое, но чувственно сказанное слово: – «Прощай». И все. Она развернулась и ушла.

Я сидел в автобусе. Машина? В те дни, трезво чувствуя происходящее, я позволял себе пить с утра. В автобусе свободное место было только прямо за водительской кабиной, развернутое таким образом, что я находился спиной по направлению движения. Не люблю эти места, меня с детства укачивало на них, всегда старался не садиться тут. Но тогда, в тот день мне было все равно. Стоять на ногах не было сил. Прислонив голову к окну, я бесцельно смотрел уходящие назад дома, улицы, районы города. Вот тот самый ресторан, где я впервые увидел ее. Исчез за поворотом. А здесь мы любили ходить на пикники, да и просто гулять, неторопливо идя по небольшому парку, выходя к поляне, с вечно зеленой густой и сочной травой, заточенной со всех сторон брусчаткой пешеходных дорожек, которая спускалась прямо в одно из озер, находившихся в центре нашего города. И она растворилась вдали длинной улицы среди машин, строений, уходя по дороге, плавно сливающейся с оживленным проспектом.

Огромный супермаркет. Периодически мы устраивали охоту за понравившимися новинками, брендами, зачастую так и оставшимися ненужными, не ношенными вещами. Шопинг – лекарство от скуки в лишенных фантазии жителей больших городов. Он тоже остался позади. Поездка по городу стала путешествием по событиям моей жизни, которые, как и все теряющиеся из виду проезжаемые знаковые для меня места, оставались в прошлом.

Развод. Такое простое слово, такое незатейливое действие, такое распространенное явление, которое постоянно на слуху, что обычный человек теряет понимание, вложенное в это слово. И действительно, казалось бы, надоело, не пошло, ошиблись. Раз, и все. Но. Только стоит столкнуться, погрузиться смыслом этого слова, как на тебя тяжестью обрушивается до этого нисколько не волновавшие мысли. Как так? Почему со мной? Что я сделал не так? Кто виноват? Что делать дальше? Ведь развод – это черта, которую сам подводишь под определенным прожитым тобой промежутком жизни. Четко разделяется до, и вырисовывается неизвестное после. И порой становится неважно, каким было «до». Забываешь все то, что мешало и то, что привело к этой черте. Гораздо важнее становится, каким будет «после». И эта неизвестность пугает. Да, несомненно, будет лучше, у меня все еще впереди, исправлю эту ошибку. Только гнусно закрадывается вопрос: а вдруг развод и есть эта ошибка, и все еще можно исправить. Разве можно было тогда, много лет назад или совсем недавно, сделать неправильный выбор?

Приносит ли развод облегчение? Да, но только если ты признал и смирился со своей ошибкой.

Вдоль дороги высажены серебристые тополя. Попытка спасти дворы от дорожной пыли и угарного газа. Автобус пересек административную границу, и теперь я еду по нашему району, в котором мы когда-то жили вместе. Наш район – молодой. Еще семь лет назад здесь город сливался с природой, за крайними домами были нетронутые человеком поля, кучковались посадки деревьев, образуя некое подобие леса. Теперь все забито высотками, быстро выросшими, как грибы после продолжительных осенних дождей. Человек сохранил небольшую часть естественной природы, заточив в парки и зоны отдыха оставшиеся не тронутые деревья.

Ветер шумел в их ветках, плавно покачивая верхушки и проворно перебирая еще полные жизни листья. Они с шелестом поддавались силе ветра, задирались, прогибались и переворачивались своей обратной стороной, которая резко отличалась своим цветом. Мутные, темно зеленые, при каждом порыве ветра волной переворачивались, превращая сначала часть, а потом и все дерево целиком в бело-серебристое туманное пятно. Мгновение, ветер стихает и пятно растворяется, вновь покрывая ветки своей зеленой стороной. Тополя принимают свой естественный привычный для восприятия вид. Завораживающая красота перемен.

Чуть не проскочил поворот на больницу. Унесся в воспоминания, забыв отпустить педаль акселератора. Резкий поворот, машину выносит на встречную полосу, центробежная сила изо всех сил пытается выкинуть меня с дороги, перевернуть, наказать за невнимательность. Удержался. Стоит отвлечься от мыслей и сосредоточится на трассе. Осталось совсем недолго до встречи с ней.

***

Больница. Тусклые коридоры. Я единственный ее косвенный родственник. Сопровождают в ее палату. Одноместная. Наверняка потом будет предоставлен счет за нее. Мы не виделись три года. Пару часов назад даже не мог представить, что опять буду смущаться при взгляде на нее. Палата. Мне разрешают войти и остаться с ней наедине. До утра. Видимо у медперсонала нет времени ночью отвлекаться на очередную пациентку, куда проще оставить меня смотреть за ней.

Сестра закрывает за мной дверь, и мы остаемся вдвоем. Полутемная комната, освещенная слабым светом лампы, стоящей в углу комнаты на столе. Полумрак. Я знаю, что с ней произошло. Не могу объяснить себе, зачем я здесь?

Медленно подхожу к больничной кровати. Белесо-прозрачные нити капельниц ниспадают сверху к ее кровати, впиваясь в обнаженную руку холодным металлом иголок.

Магия освещения. Она, такая знакомая, такая отдалившаяся от меня годами. Подхожу. Невероятно. Не могу поверить. Этого не может быть. Это она. Но. Как она изменилась. Никогда не мог представить, что такое озорное, игривое, детское, невинное молодое лицо может быть так искажено линиями жизни, очерствелой реальностью старения.

Она изменилась? Остались лишь прежние черты. Передо мной лежала бледная старая женщина, которой на самом деле не было и тридцати лет. Что с ней произошло? Мои глаза. Не могу поверить. Мне противно видеть ее такой? Нет. Я никак не могу осознать, что же превратило эту невероятную по красоте девочку в потерявшую жизнь старуху. Сейчас замечаю. Только сейчас, спустя несколько минут, то, что у нее лысая голова. Ее прекрасных белоснежных волос нет. Может это придает ее лицу столь неестественный вид? Нисколько.

Совершенно бесцветная, она лежала передо мной, подключенная к системам жизнеобеспечения, такая отрешенная, лишенная жизни. Впалые щеки, слегка выступающие округлости скрытых веками глаз, губы сомкнуты, слегка поджаты. Ее губы. Она всегда во время сна поджимала их, пряча во время отдыха всю ту притягательную пухлость, мягкость и сочную алость губ. Поджатые сухие, местами потрескавшиеся.

Пока шел по коридору, сестра мне рассказала все. Все, что произошло этой ночью. Они с ним ехали в машине. Он спешил. Поворот. Не справился с управлением. Вылет на встречную полосу. Попытка увернуться от столкновения и отчаянное желание обезопасить ее от удара. Авария.

Он погиб мгновенно. Ехавший навстречу внедорожник отбросил их, машина, совершив несколько разворотов, вылетела с дороги и влетела в столб. Его тело перемешалось с искореженным металлом, превратилось в кусок порезанного мяса. Так бывает, что в катастрофичной аварии кто-то выходит без единой царапины. Даже разбитые осколки стекол, оросившие все вокруг, не коснулись ее. Лишь удар и шок произошедшего стали причиной потери сознания. С ней все хорошо. Обезболивающее и успокоительные.

В углу палаты лежала сумка с вещами. Они ехали в онкологический центр. У нее был рак. Состояние далеко не оптимистичное. Он ее вез туда, чтобы оставить. Оставить там, в ожидании донора.

Подошел к ее сумке. Нехорошо лазить по чужим вещам. А она для меня чужая? Долгое время убеждал себя, что нет. Так долго, что теперь уже не вижу смысла притворяться и верить что эти мысли мучали и ее – для нее я давно стал чужим. Хотел найти ее папку, ее медицинскую книжку, ее диагноз, направления и любые другие бумаги, которые могли бы мне рассказать хоть немного про нее. Про ее состояние. Про ее жизнь сейчас, в настоящее время. Про ту жизнь, о которой до сегодняшней ночи я ничего не мог знать.

В сумке действительно лежала небольшая папка. Я взял ее. Прямо под ней была большая книга, похожая на ежедневник. В мягком тряпичном переплете. Любопытство всегда двигает людей к совершению нелогичных и неправильных поступков. Которых зачастую приходится потом жалеть. В детстве, с друзьями, из любопытства мы лазали в почтовые ящики соседей. Просто посмотреть, что за газеты к ним приходят. Пару раз вытягивали какую-то спортивную прессу. Низкая доступность информации увлеченных футболом подростков толкала на такие мелкие преступления. Не помню почему, но один раз мы вытащили пришедшее к одной из наших соседок письмо, с предложением обучения английскому языку в одном из вузов. Был столичный адрес отправки и интересный штамп на конверте. Замысловатые марки. Зачем оно было нам нужно? Любопытство. Что же там внутри? Ничего интересного. Бумаги, контракт, какие-то образцы документов. Мы все порвали и выкинули. А наша соседка, возможно, так и не изменила свою жизнь. Не использовала украденный нами ее шанс.

Жизнь ничему не учит. Или наоборот, делает все так, чтобы очередным выбором проучить нас. Эта книга была действительно ежедневником. Ежедневником ее жизни. Тайным слушателем мыслей. Единственным доверенным другом ее души.

Нельзя брать такие книги в руки. Я не имею права влезть в ее жизнь. Это подло. Она лежит рядом. Мирное дыхание. Едва уловимый всплеск капли лекарства в капельнице. В углу палаты небольшой стол с лампой. Перетаскиваю к нему стул и сажусь. Включаю лампу. Тусклый свет, направляю его себе на ноги. Кладу на них ее дневник. Раскрываю его. Подло, но не могу сдержать свое любопытство. Хочу погрузиться в ее жизнь. Узнать, что было после меня. Осознать, что было не так со мной. Понять, почему?

Рак

Красивый аккуратный почерк, плавно прописанные буквы сливаются в слова, предложениями ложатся в прочерченные машиной линии листов. Записанные мысли вырываются со страниц и, сливаясь с моим воображением, превращаются в мутную, местами размытую, но такую ясную картинку. Вижу ее, я, будто рядом с ней, тонкое чувство присутствия, нахожусь у нее за спиной, смотрю на все ее глазами. Отстранение от реальности. Чувствую каждое слово. Погружаюсь, тону в ее жизни.

***

Самый жуткий день. Мы с Мишей пошли на прием к врачу, были готовы мои анализы. Он не хотел меня отпускать одну. Я давно заметила, что во мне, в моем теле, происходят какие-то изменения. Только не придавала этому значение. Думала, что может усталость, может так у всех происходит с возрастом, может мне просто не хватает солнечных лучей в этом городе, где девять месяцев в году дожди, а небо постоянно затянуто густыми гнусно-темными облаками. Ведь всех периодически посещают слабость и тошнота.

Когда я начала терять вес, то была уверена в успехе постоянных диет. Только я продолжала худеть, даже забросив все эти диетические ухищрения. Появившаяся тяжесть в правом боку сделала мои дни невыносимыми, постоянно напоминая о себе ноющей тянущейся болью. Миша, заметил или почувствовал мою боль, не знаю, но сам завел разговор о моем здоровье. Я ему все рассказала, и он сразу же отвел меня к врачу.

Больничные коридоры заставлены неудобными скамейками. На них невозможно расслабиться, сидишь в напряжении, ожидая своей очереди. Эти вечные очереди. Везде. Они всегда раздражают и достают, делая всех участников необыкновенно нервными. Но только не сегодня. Сегодня я рада еще немного протянуть в ожидании диагноза. Чувство, что он будет неприятным, не покидало меня с самого начала сдачи анализов. Все что творится со мной – не просто так. Хотя Миша верит, что все будет хорошо.

Никогда не придавала значения появляющимся на теле родинкам. Оказывается, их у меня образовалось довольно много. Не помню, но уверена, в детстве у меня не было столько. А еще этот горький привкус во рту, ставший постоянным спутником моей жизни.

У меня рак. Разве можно подготовиться к такому ответу. Даже понимая, что с тобой не все хорошо, ожидая любого возможного сурового заключения врача. Слезы хлынули из глаз, моментально выпуская все накопившееся за последние недели напряжение. Я не могла остановиться. Врач бесчувственно пытался рассказать про мои дальнейшие действия, про ожидающее меня лечение. Миша был шокирован не меньше меня, но вовремя взял себя в руки. Обнимал, шептал какую-то чушь о том, что мы все переживем, все преодолеем, все победим. Знаю, что это не так. Но я не хочу умирать. Потому и ревела, сидя в кресле у доктора.

Слезы смывают тяжесть с души. Как следует выплакавшись, на какое-то мгновенье начинаешь чувствовать себя неплохо, будто ничего и не было, а уж если и есть какая беда, то обязательно все пройдет. Обманчивое чувство. Хорошо, что довольно быстро проходит. Реальность отрезвляет.

Что нам делать? Сухость врача и ни намека на возможность выздоровления. Таких как я у него было тысяча. Все со слезами и отказом верить. Наверное, он просто устал врать, что проведут лечение, тысячу химиотерапий, и все обязательно пройдет. Только Мишины заверения. Как же яростно он атаковал меня своими мыслями в успехе борьбы, подарил мне надежду. Его глаза горели. Смесь отчаяния, бешенства и решимости. Такой нежный, чуткий, мягкий, он преобразился. Что-то незнакомое в его чертах заражало меня уверенностью. Я поверила ему.

А что мне еще оставалось делать? Пережить боль, преодолеть страх, победить смерть. С ним мне все удастся сделать. Он моя единственная опора, мой единственный стимул к жизни. Ведь ради него я пожертвовала свою прежнюю. Сегодня был ровно год как я начала новую жизнь с ним. Можно ли было построить счастье на грехах прошлого? У меня не получилось. Мне не дал этого сделать Бог. Я сама виновата.

За все нужно платить. Эта мысль всегда невольно присутствовала во мне. Невозможно вынырнуть из воды сухими. Возникшую на пороке любовь нельзя сделать чистой.

***

Солнечные лучи, проскакивающие в комнату сквозь неплотно закрытые шторы, пробуждают меня своей яркостью. Сон еще не ушел, но начало нового дня постепенно прокрадывается в сознание. Действительно нового дня. Теперь все не будет как прежде. Все изменилось, нас ждет другая жизнь.

На удивление мне не снились ни ужасные, похожие на правду, реальности недалекого будущего, ни ласкающие своей неправдоподобностью сладкие мечты из прошлого. Ночь была без сна. Надеялась, что утро принесет перемены, откорректирует мои мысли, повернет мое сознание в оптимистическое направление. Понимаю, что сейчас это невозможно. Отключившись под действием снотворного и уйдя в сон вчера, я утром не изменилась, оставаясь в той же невыносимой печали, которую на меня обрушила реальность пришедшей беды.

– Доброе утро, родная.

– Ты давно не спишь?

– Ровно столько, что успел сделать тебе завтрак и собраться на работу.

– Можешь побыть сегодня дома?

– Сделаю все, чтобы освободиться раньше.

– Не оставляй меня одну.

– Ты же знаешь, что с того момента как мы встретились, ты больше никогда не будешь одна. Постараюсь освободиться как можно раньше.

– Так не хочется оставаться одной, мне становится тяжело быть в тишине. Моя голова наполняется всякими мыслями, плохими мыслями. Я не хочу быть одна.

– Это тяжесть общая для нас обоих. Я всегда буду тебя поддерживать, просто от того как ты сможешь побороть свое отчаяние и будет зависеть наш общий успех.

– Какая общая тяжесть, это ведь мне…

– Я люблю тебя.

Он наклонился ко мне и поцеловал, не дав закончить фразу, которую я не хотела говорить. Все это эмоции, не всегда подвластные воле хозяина. Как же он хорошо познал меня. И вовремя убегает, не дав буре негатива, такого лишнего и ненужного сейчас, обрушится на себя.

– Сам закрою, буду скоро.

Страх неминуемой смерти бросает в жар, от которого все тело горит огненной болью, внутренние органы сокращаются, сжимая организм в агонии, мозг отказывается соображать, превращаясь в подвластную инстинкту бесполезную серую жижу. Нет людей, которые не боятся смерти. Есть только те, кто еще не задумывался и те, кто уже умер, оставаясь еще живым.

Я никогда не думала, что мне будет так дико и безвыходно страшно. Почему так рано? Вчерашний день. Доктор подвел итог под небольшим кусочком моего существования, обозначив впереди новую границу, границу, которую переместить хоть немного дальше, продлевая себе жизнь, будет невероятным усилием, вызовом, борьбой с судьбой. Готова ли я к этой борьбе? Возможно ли побороть предначертанное?

У меня рак. Я обречена. Разве смогу жить дальше? Сколько мне осталось и что я успею сделать за это время? Как мне продолжать жить, зная, что я умираю? Никогда не вникала и даже не думала о том, что есть люди, живущие со своей болезнью, ежедневно сражающиеся с болью своего тела, с ужасом положения. Была уверена, что рак – это приговор. А разве это не так? И вообще, что же такое смерть? Всего лишь еще одна форма жизни, когда душа попадает в другой, лучший мир. Или же обычное быстрое и простое исчезновение одного из миллионов организмов, живущих на земле. Вот как получается: есть, был, жил, а потом все. Все, просто нет, исчезает, пропадает и забывается со временем. Но как же те, кто рядом со мной. А кто у меня остался? Муж. Только он будет страдать и помнить. Только в его памяти останусь.

Миша, Миша. Как же сильно он должен был сдерживать себя, свои мысли, эмоции и страхи, чтобы дать возможность мне опустошить свое сознание, обреченное мыслями о безвыходности. Я не могла успокоиться, весь вечер проведя в слезах. Рыдая. Уткнувшись в его мягкое плечо. Выливая на него всю свою обреченность. Он не утихомиривал мою истерику, не пытался меня утешать. Делал так, как нужно. Дал мне выпустить из себя всю злость, горечь, жалость и беспомощность. Что же чувствовал он?

Встаю с постели, тишина комнаты отдается звоном в ушах. Приятный аромат манит на кухню. Кофе и свежая выпечка. Банальная классика, но как же чертовски приятно попробовать еще теплый, пару часов назад появившейся на свет, легкий воздушный круассан. Романтика завтрака, покорившая миллионы. Даже горечь во рту не может противостоять заботе любящего меня. На пару минут все отошло в сторону, оставляя лишь приятное ощущение тающей во рту ванили.

Жизнь так устроена, что приходится находиться в постоянной борьбе. Но для того чтобы были силы противостоять всем напастям попадающимся на пути, чтобы преодолеть все препятствия, нужен источник этих самых сил. Нужна цель. Что-то, что будет манить тебя осознанием возможности достичь высшей точки, того самого момента, которое и будет значиться для тебя счастьем. Стремиться к ней, к этой заветной мечте. А когда достигнешь ее, обязательно появится новая, начнешь понимать, что это не самый пик, который ты можешь покорить, появляется желание большего.

А какая цель у меня сейчас? Постараться выжить? Но как, если теперь все не в моих руках. Теперь моя жизнь полностью зависит от того, смогут ли врачи договориться с моим телом, понять болезнь и победить ее. А что могу сделать я?

Так глупо, мы ведь действительно только начали жить. Разделавшись со своим прошлым, пытаясь создать наше будущее. Парадоксы судьбы? Очередное испытание? Запутанное и непонятное веяние жизни, которая так хочет лишить нас возможности быть вдвоем, возможности жить, даря себя нашей любви.

Что делать дальше? Бороться. Больше ничего не остается. Бороться ради него. Он будет несчастлив, если я не поддержу и брошу его стремление победить. Я же чувствую настрой сражаться, он полон сил и уверенности. Разве я могу подвести?

Подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Молодая симпатичная женщина, отдающие приятным отблеском солнечных лучей белоснежные волосы, яркие пронзающие озорством глаза, нежная кожа, красивое тело. Мы будем бороться с ним вместе. Наша любовь обязательно победит.

***

– Миша, я боюсь.

– Не переживай, я все время буду рядом с тобой.

Мы шли по небольшому парку, который вплотную примыкает к больнице. Я держалась за его руку, правда скорее это он обхватил меня и вёл по выложенной из бетонных квадратов дороге. Не слышу ничего вокруг, кажется, нас окружила тишина. Я слабо видела что впереди, опустив голову, разглядывала под ногами дорогу, которая в моих глазах отдавалась размытым светло-серым пятном, уходящим в туманную даль. Ничего не чувствую, ни жары, ни холода, ни боли, ни радости. Я не чувствую себя.

Моментально лечить обнаруженный во мне рак сразу не удалось. Для операции по удалению больного куска печени было уже поздно, опухоль выросла из тех возможных для удаления двадцати пяти процентов. Необходимые препараты для начала химиотерапии тоже пришлось ждать почти месяц. Покупку новых, за свой счет, я Мише сделать не разрешила. Для этого пришлось бы лишиться нашей квартиры.

Как я проводила все это время ожидания? Продолжала существовать. Каждый день терзая себя мыслями о грядущей смерти, о бесцельно прожитой жизни, о том, сколько всего я могла бы еще сделать и почему все это произошло со мной. О том, что я натворила. Миша ежедневно внушал, что болезнь излечима и что не стоит глушить себя, нужно думать только о хорошем. Жизнь не кончена.

Пыталась. Не получалось. Разве можно заставить себя думать о хорошем, когда ты умираешь? Испытывая ежедневную физическую боль? Внутренние самотерзания.

Последние несколько дней у меня полностью пропал аппетит. Я не хотела есть. Не хотела ничего. Только страх приближающейся терапии мучительно оставался комком в моем горле. «Тебе нужно нормально питаться», – Миша с силой заставлял меня есть. Как ему объяснить, что я потеряла вкус не только к еде? Ничего не хочу, я боюсь.

Нужно ли бороться? Наверное, да. Я ведь не успела еще столько сделать. Не успела показать Мише, как сильно его люблю. Дети, конечно же, я должна родить ему их. Он так этого хочет.

Он был сосредоточен. Остался сидеть в коридоре, в палату его не пустили. Эти воспоминания, они никогда не покинут меня. Лежу на больничной койке, и девушка в белом халате медленно вводит мне иглу в вену. Чувствую эту тянущуюся неприятную боль, словно при медленном нажатии на больной зуб, отдающуюся глубоко в моей голове. Лейкопластырь закрепляет в неподвижном положении иглу. Врач посмотрел на меня и, кивнув головой, начинает вводить мне в вену химикаты. Они должны отравить опухоль, попутно убивая все живое во мне. Как мне хочется почувствовать Мишину ладонь, сжать ее. Как же страшно.

Язвенно-жгучая, выжигающая все вокруг себя жидкость неторопливо начала втекать мне в вену. Кровь моментально подхватила ее и понесла, поглощая в себе, прямо к сердцу. Медленно, капля за каплей, химия растворяется в моей крови, полностью накрывая колющим онемением сначала руку, разрезая ее выемкой вен, постепенно чернеющих от яда, бегущего по ним. С ужасом жду, когда леденящее онемение затронет сердце. Оно замирает и, проводя через себя яд, отправляет его дальше по организму. Я словно дерево, корни которого обжигают огнем, продолжаю быть неподвижной, но с каждой влитой каплей все больше и больше ответвлений моих кровеносных вен и артерий болью прорисовываются у меня в голове. Паутина боли перед глазами, каждый затронутый участок.

– Постарайтесь подумать о чем-нибудь хорошем.

Совет доктора, который видит не в первый раз эти мучения. Как можно подумать о чем-нибудь другом? Как отвлечься от медленно распространяющейся боли по каждой клетке организма? Стараюсь выловить из памяти хоть какие-то воспоминания, попробовать отстраниться и очутиться в каком-нибудь ясном и добром дне своей жизни. Ничего не приходит. Перед глазами так же стоит чувственная карта моего исполосованного черными потоками яда тела. И жгучая пронизывающая боль. Дьявольская пытка.

Сколько прошло времени? Первая химиотерапия не самая длинная. По астрономическому времени. Только вот в сознании она протекает будто бы вечность. Я не могла встать. Меня не могли долго держать в больнице. Миша помог мне выйти из палаты. Он всегда был моей опорой. Медленно передвигаясь по бесконечным коридорам, мы шли к выходу. Я хотела вдохнуть воздух, чистый от химических запахов больницы. Смешно, а ведь он действительно отличался по ощущению от того, который окружал нас несколько часов назад. Видимо, так всегда, после перенесенных мучений, мозг перестраивается таким образом, чтобы в минимальное время вернуть человека к нормальной жизни, вытащив душу из окружившей болевой ямы, возвратить силы в ослабевшее, выбитое муками тело, вырывав из окружающего мира все то прекрасное, что не замечалось прежде.

Мы не успели выйти, меня начало тошнить. Боль сковала пустой желудок, меня рвало черной жидкостью, смесью желчи, крови и яда. Опустилась на колени, Миша придерживал меня, чтобы я полностью не рухнула на пол. Вокруг начали бегать и суетиться какие-то люди. Кто-то сказал: «После химии это нормально». В ушах шум, постепенно сменяющийся звоном, оглушительным, раскалывающим меня. Глаза медленно затекли черной пеленой яда. Я потеряла сознание.

***

Как же прекрасен этот непорочный, свободный, нетронутый болью воздух. Вдыхая его, начинаешь захлебываться идеальной, ни с чем не смешанной чистотой. Едва ощутимый солнечный свет ласково накрывал меня, разбиваясь на тысячи разноцветных лучей в моих полных слез глазах. Я не умела ценить свою жизнь, какая бы она ни была.

Мы прошли вглубь парка, и я попросила недолго посидеть на лавочке. Он обнимал меня, безостановочно говоря о том, какая я сильная, смелая и решительная, о том, что все смогу, справлюсь и буду всегда победительницей, и, конечно же, о том, как он меня отчаянно любит. А я смотрела высохшими от слез глазами на бредущую недалеко от нас рыжую кошку. Она лениво передвигалась между дикорастущими веточками невысоких кустов, настолько ловко и умело изгибая свое тело, завораживая своей гибкостью. Заметила нас и, недолго посмотрев, так же неохотно направилась к нам, всем своим видом показывая полное отсутствие в потребности к чему-либо. Кошка сама по себе, сильная в своей независимости, хозяйка своих чувств и инстинктов. Довольная свободой жизни.