скачать книгу бесплатно
– Я знаю, чего тебе хотелось бы, – Настина ладошка закрыла мои губы, – всё будет, поверь. Ты хороший, умный и весёлый. Всё будет.
–Это ты зря меня нахваливаешь, очень зря. Я под близнецами родился. И может такая гадкая сволочь объявиться, что ах, – подражая голосу Высоцкого, пою, – Во мне два я, два полюса планеты, два разных человека, два врага, когда один стремиться на балеты, другой стремится прямо на бега.
–А ты любишь ходить на балет? – улыбается этот бесёнок.
–Упаси Господи. Вот, правда, растяжка у них офигенная. Жан-Клод ван Дамм тоже балетом в детстве занимался.
– А это кто?
–Так, проехали.
–А ты чего это там делал, в коридоре? Отжимался как-то странно, на кулаках.
–Как-то лет в четырнадцать занимался китайским мордобоем. Вот и стараюсь не забыть.
–А ты можешь ногой в голову ударить?
– Конечно могу, – ухмыляюсь, – бьёшь соперника в пах, он падает, а ты фигачишь его ногой в голову. Как по футбольному мячу.
–Я серьёзно, – Настя легонько бьёт меня кулачком в грудь, – кончай прикалываться.
–Вай-вай, сапсем убила. И я серьёзно, любой приём в реальной схватке начинается с удара по яйцам.
–Да ну тебя, клоун, – девушка, скорчив недовольную гримаску, пытается от меня отстраниться. Э, нет, милая. Прижимаю её к себе, – Иди сюда, мой сладкий сахар.
Утро всё-таки наступило, и я ушёл в роту к подъёму. Но теперь на службе всё было немножко по-другому. Настя в каждое моё дежурство на КПП находила пару минут позвонить мне и сказать: «Привет, милый. Как дела?» А я каждый вечер искал возможность добежать до общежития и, хотя бы обнять мою девочку. Провести пальцами по спинке, от шеи вниз к замечательным округлым ягодицам, прижать к себе. И та камуфлированная болотная муть, в которой последние полгода плескалось моё сознание, отступала. Пусть на чуть-чуть. Но за это чуть-чуть я теперь всё отдам. В один из таких вечеров я с удивлением обнаружил, что моя дама сердца вообще-то прапорщик медицинской службы. Разглядел китель в шкафу. Ох, сколько всего у меня на языке болталось. Настя по моей физиономии всё поняла и пригрозила маленьким сухим кулачком:
– Попробуй только что-нибудь вякнуть про любовь с прапорщиком. На месяц без секса оставлю.
Вот это угроза, так угроза. Молчу-молчу. Не хочу из наших отношений ни минутки потерять, ни секунды. Но таки намекнул, что хотел бы увидеть сей мундир одетым на голое тело. Меня обозвали извращенцем, но потом, пожалев, предположили, что всё бывает в этой жизни.
КПП на общаге место неспокойное. За месяц раз несколько рота туда срывается ночью по тревоге. Шалят гости, шалят. А тут один из кэпэшников схлопотал ножик в бок. Много потом всяких слухов было, что это, мол, его земляк на перо посадил, ещё чего-то. В первом часу ночи мы носились по окрестным дворам, пытаясь найти нападавшего. Естественно никого не нашли, только напугали до икоты спящий в одном из дворов экипаж ППС. Менты попытались нас урезонить, но поняв, что можно и пряжкой по лбу получить, закрылись в «бобике» и по рации стали вызывать подмогу. Тут сержанты поняли, что дело пахнет керосином, и погнали нас в казарму. После этого на КПП 3 помимо дежурного и патрульного на ночь стали выставлять ещё и усиление. Всеми правдами-неправдами я туда напрашивался. Ну и хрен с ним, что посплю меньше, зато Настя рядышком.
Тёплый вечер начала сентября. На улице прокапал небольшой дождик, оставив после себя лужи на асфальте. Привязанный к перилам крыльца, дремлет здоровенный серый дог. Эту тупую что тот сибирский валенок скотину по кличке Джордж каждый вечер приводят сюда с собачника, для усиления огневой мощи, так сказать. Толку с него никакого, ну пусть будет. В патруле сегодня мой дружок Лёха. Наш смоленский паренёк, с Заднепровья, с улицы Кутузова. Начальник патруля, старший прапорщик с вещевого склада, мужик нормальный без закидонов и претензий. Можно и службу нести. С позволения начпатра я уже метнулся до ларька на трамвайной остановке, и у нас есть теперь двухлитровый баллон вишнёвого лимонада. Живём, цветём и пахнем. Хотя и расслабляться некогда. Гости прут потоком. Всякие разные, черные, жёлтые, красные, темно-коричневые, светло-коричневые. Сколько ж всякой иностранщины в столице? На столе у нас горка разноцветных паспортов. По правилам после одиннадцати вечера посетители должны общагу покинуть. Тогда паспорта и возвращаются. Комендантша за этим делом строго следит.
Ну, можно и паспорта полистать, для общего развития. О зелёный какой-то, это что у нас? Марокко вроде. Арабская вязь дублируется английским шрифтом. Абдулхалик ибн Мухаммад аль чего-то там. Я такие буквосочетания и не выговорю. А этот темно-синий с мордой какой-то хищной кошки. Конго, однако. Ты смотри, даже секс указан. Стоим, ржём. Пол естественно, но всё равно смешно. А это чего, блэк, блэк, блэк. Ага, цвет кожи, цвет глаз, цвет волос. Надо было ещё цвет зубов прописать. Прикольно бы получилось. Блэк, блэк, блэк энд уайт. Этот чёрт, когда заходил, скалился во все тридцать два белейших зуба.
Ближе к одиннадцати начинают приходить девчонки, выкупать паспорта. Дело то налаженное. За копейку малую можно оставить заморского гостя на всю ночь. Ну и нам неплохо. Выходим с Лёхой на крыльцо. Нет, нет и нет, ничего у нас не чешется. Время подходит, надо ворота закрывать на ночь. Хорошие ночи в начале сентября, тёплые. Потянувшись, спускаюсь с крыльца. Вот те раз! На обочине дороги у ворот, скрипнув тормозами, останавливается чёрная Волга. Распахнув дверь, из машины вываливается полковник Зайцев, заместитель начальника госпиталя по МТО, и строевым шагом марширует к КПП. Чётко так шагает, тянет мысок. Только почему-то без обуви, в одних серых носках шлёпает по сентябрьским лужам. На полковнике голубая рубашка-гавайка, вся в каких-то ананасах, фламинго и прочей тропической нечисти, белые полотняные штаны. И судя по роже, пьян товарищ полковник в лоскуты. Пьян-не пьян, а начальство. Стоим вытянувшись, по стойке «смирно».
Зайцев подходит, мутным взглядом рассматривает нас. Тыкает в меня пальцем:
– Со мной, солдат.
– Слушаюсь, – иду за начальством через КПП во двор общаги. И куда это он собрался, блин? Ага, к первому подъезду идём. О, а он ещё мне и что-то вещует.
–…никакого уважения. Я всё для госпиталя, всё. А они? Ни спасибо, ни пожалуйста…Вот смотри, парень, эти фонари я увёл у замминистра обороны. У самого…и что? А ничего. Фонари в госпитале есть, а уважения нет, – заплетающимся языком бубнит полкан. Заходим в подъезд, подходим к одной из дверей на первом этаже. Зайцев кивает на обитую темным деревом дверь:
–Ломай.
–Товарищ полковник?
–Ломай, говорю! – орёт. Вот же, блядь, попал. Чуть сгибаю левую ногу, правую отставляю назад и имитирую прямой удар ногой, стараясь, чтобы подошва сапога прошлась по полотну двери вскользь. Грохоту много, а результату нет.
– Ещё давай, бей, – бью ещё пару раз, грохот на весь подъезд. Двенадцатый час, такую мать.
– Не, товарищ полковник, не получается, – развожу руками, – крепкая зараза. Зайцев садится под дверью, обхватив голову руками.
–Ну какой же ты десантник? Иди на пост, – бормочет. Какой-какой десантник, никакой, слава богу. Выхожу из подъезда на воздух. Ох, ты ж. Мне навстречу несётся начальник патруля. В правой руке дубинка, в левой поводок Джоржа. За ними поспевает Лёха, в броннике, в каске и тож с дубьём.
– Вы куда это? – спрашиваю.
– Позвонили, – чуть задыхаясь говорит прапор, – дверь в подъезде ломают.
– Да это я по дверям стучал. Заяц приказал.
–И чё, выбил?
– Не, ну я что, на идиота похож? Так создал рабочий вид. Его превосходительство сказало, что я плохой десант, – смеясь, разъясняю этой группе захвата. На КПП водитель Зайцева, наш бывший «дедушка», по кличке Белый, держит в руках лёгкие кожаные мокасины.
– Что случилось-то? Что это начальство творит? – спрашиваем.
–Поругался Заяц в ресторане со своей Маринкой. Она уехала, а он с горя нажрался. Теперь вот мириться приехал.
– Ни хера себе, мириться. Дверь говорит, вышибай, – возмущаюсь я.
–А где он есть-то?
–Да там, под дверью и сидит, – Белый уходит во двор. Ну и ночка, блин. Теперь хрен поспишь, начальство на территории. Сидим, бдим. И на тебе. Со двора на КПП заходит начальник госпиталя генерал-майор Клюжев, собственной персоной. Свежий, побритый, как будто и не полночь на дворе, в отглаженной генеральской тужурке. Барственным жестом останавливает доклад начальника патруля и идёт к воротам. За ним, понурив голову, плетётся пьяный зам, всё также босиком. Замыкает колонну Белый с туфлями в руках. Паноптикум, бля.
Начальство погрузилось в машину и отчалило. Ну, таперича можно и вздохнуть спокойно. Отпрашиваюсь у начпатра и бегу к Насте. Соседки сегодня все на местах, поэтому сидим, завернувшись в шинель, на ступеньках лестницы в подъезде. Левой рукой прижимаю девушку к себе, а правая ладонь, проявив инициативу, гуляет под халатиком. Ещё бы не проявлять её, инициативу эту самую, когда рядом любимый человечек в коротком фланелевом халатике, с пингвином на нём и ничего под ним. Наська млеет, но на продолжение не соглашается. А у меня сейчас пуговицы начнут с ширинки отлетать.
– Так дело не пойдёт, – говорю, – девушка, у меня проблема.
–Это какая же, интересно? – Настя, смеясь, пытается отодвинуться. Встаю, расстёгиваю ширинку, предъявляю вставшую проблему. Так-то вот, сам уже не ляжет. Надо что-то делать.
–Сосать не буду, и не заикайся.
– Было бы конечно заманчиво. Ну да ладно. Если ты мне сейчас прямо тут с криком не отдашься, сперма ударит в голову. И поволочешь меня в нейрохирургию, спасать от инсульта.
Голубоглазая моя смеётся, обнимает меня за шею и целует:
–Так и быть, спасу нейрохирургов от тебя. А то ты и им голову задуришь, – вдруг Настя повисает на мне, обхватив за спиной ногами. Мои ладони тут же подхватывают мягкие и тёплые ягодицы и опускают куда нужно. Как же хорошо заканчивается этот сентябрьский вечер, так по-дурацки начинавшийся.
Сентябрь выдался тёплый, почти лето. Как-то в последней декаде сижу на КПП, несу так сказать службу, из магнитофона орёт «Кар-Мен», машины туда-сюда снуют, всё как обычно. Тут свет в моём окне закрывает громада чёрного джипа. Смотрю, пропуска вроде нет, водила руками машет, мол, открывай. Рисую указательными пальцами на стекле прямоугольник и делаю вопросительную рожу, пропуск где? Водятел головой мотает и зазывно машет мне рукой. Выхожу. Всё как всегда, начинается всегда одинаково, но ведь и заработать можно. Хотя джипер приметный, от Мелимука хрен потом отмажешься. Водитель опускает стекло, в госпиталь нам говорит надо. Без пропуска не пущу, отвечаю, не положено. Тут с пассажирского сидения доносится такой поток мата, что я аж отшатнулся. И голос какой-то знакомый, сильно знакомый. Ё-моё, этож всероссийский Вовчик, лучший друг всероссийского же Лёвчика. Во распоэзился, соловьём разливается курским, бля. И главное за минуту ни разу не повторился. Сейчас, говорю, с комендантом свяжусь, и ухожу внутрь КПП.
По номеру Мелимука длинные гудки, когда надо его на месте нет. Звоню в роту, в канцелярию. Андрюха -писарь отвечает. Есть кто, ротный, Игорь Иванович, старшина? Нет никого. Да что ж за напасть-то? За окном беснуется Винокур в джипе. Такую мать!!! Набираю номер майора Мелимука, и там облом. Да куда ж они все подевались. А, была, не была.
– Приёмная, – в трубке голос секретарши.
– С пятого КПП звонят, можно товарища генерала услышать?
–Да, конечно, – в трубке тихий спокойный голос, – Клюжев, слушаю.
–Товарищ генерал-майор рядовой такой-то, пятое КПП. Тут у меня Винокур на территорию попасть хочет, а пропуска на машину нет. Ругается сильно.
– Пропустите, рядовой. Это он за лекарствами, наверное, – ну вот всё и разрешилось. Жму кнопку, электропривод открывает ворота. Катитесь, матершинники. И тут звонит телефон, что, блин, кто-то из начальничков нашёлся? Нет, хвала аллаху.
– Привет, воин. Как дела?
– Дела у прокурора, а у меня тут Винокуры всякие трёхэтажно матеряться.
– О, да у тебя насыщенный день? Поздравляю, – Настин смех, как родниковая водица, смывает с души весь нехороший осадок, – я чего звоню? Звоню донести до некоего военного, что в ближайшую субботу на территории моей комнаты, кроме меня никого наблюдаться не будет. Всю ночь и весь день воскресенья. Уловил?
– Ух, ты, Наська, как здорово. Намёк понял, приду с матрасом.
–А я так и быть, воплощу в реальность одну твою мечту. С мундиром на голое тело. Думай, Лёха, думай.
–Чего тут думать, – ору в трубку, – гладь мундир и жди меня.
– На фига его гладить, он и так нормальный. Ну, всё, целую, – я в ответ тоже чмокнул трубку. Так, это всё замечательно, но в увольнение на сутки отпускают только москвичей или тех, у кого родственники в Москве. Да, блин, дела. Придётся доставать туза из рукава, хотя и не хотелось бы. Через коммутатор звоню в город:
– Дежурный по клубу капитан Семёнов.
–Будьте добры, с полковником Можаевым соедините.
– А как вас представить?
–Главный военный клинический госпиталь, – говорю. Так я тебе и рассказал всё сразу, кто я да что я. В трубке играет какая-то классическая мелодия, потом щелчок:
–Можаев, слушаю.
–Здравия желаю, товарищ полковник. Рядовой Лёха, рота обеспечения ГВКГ имени Бурденко, – озадачил я похоже двоюродного брата моей мамы, ох озадачил.
– Какой рядовой, какой ГВКГ? – вопрошает трубка, -Ах ты ж… Лёшка, ты что-ли? Вот оболтус.
–Я, дядь Саш, я.
– И сколько ты уже служишь?
–Да уж больше полугода, – отвечаю.
– И что, позвонить не судьба?
–Вот как только смог, сразу и набрал. Матушка в письме номер прислала. Дядь Саш, у меня к вам просьба большая. Мне надо в эту субботу в увольнение на сутки уйти, – беру бык за рога, а что ещё делать-то? – дядь Саш, можете вы ротному моему набрать, в субботу, ближе к обеду? Сказать, что я у вас переночую?
– Да позвоню, конечно? Диктуй номер. И звать его как?
– Старший лейтенант Рассказов, Сергей Николаевич.
–В субботу, часов в двенадцать наберу, договорюсь, – фу ты, самое главное решилось. Поболтали мы с дядькой ещё минут десять и разошлись по своим делам. Он тренировать фехтовальщиков-шпажистов, ну а я открывать ворота. Каждому своё.
Во субботу, день ненастный, нельзя в поле работать… Ага, сейчас вам. Во субботу ПХД, да и денёк выдался тёплый и солнечный. Мы уж с Саньком собрались слинять к себе на КПП, да ротный остановил. Ту территорию и без вас есть, кому убирать, а вы отправляйтесь-ка на продсклад, в коренное хранилище. Вот вам ещё двое в помощь. Коренное хранилище – это здоровенные каменные амбары, еще, наверное, Наполеона видели. Стены толщиной метра полтора, без окон, внутри всегда прохладно, даже в летнюю жару. Нас встретила команда из пяти тёток, разного возраста и разной комплекции. Самая старшая, да и самая массивная вдруг заявляет, раздевайтесь, мол. Рожи у нас, похоже, были ещё те, бабы ржали, аж потолки тряслись.
–Переодевайтесь, давайте. Вон ваша спецодежда, – нам указали на стопку белых поварских костюмов и безразмерные резиновые сапоги. А переодетых нас загнали на дно бетонного колодца, метра три в диаметре, а в глубину так все пять. Приставную деревянную лестницу вытащили.
– Эй, ау! Нам тут что делать?
– Капусту квасить будем, – звучит сверху. К краю колодца покатили какую-то здоровенную машину.
– Квасить, и что вместе с нами что ли?
–Да ну вас, идиоты. Сейчас капуста посыплется, а вы её утаптывайте, трамбуйте, – вот и поговорили. Машина наверху загрохотала, и нам на головы посыпалась капустная стружка, перемежаясь периодически с морковной. Сказали топтать, будем топтать. А нас бабы ещё и солью посыпают, да какими-то специями, тмин, вроде, анис. Во работку нам ротный подогнал. Встали в круг, положили руки на плечи друг другу и топчемся, изображая сиртаки. Женщины наверху смеются, бросают в резервуар яблоки, причём в нас попасть пытаются. Сыплется и сыплется капустная стружка, сыплются специи и соль, утаптываем мы запасы на зиму. Примерно через час колодец наполнился наполовину, а мы топчемся по пояс в капустном рассоле.
– Эй, дамы, а мы тут таким макаром не утопнем?
– Сколько лет квасим, ещё никто не захлебнулся. Хотя можете стать первыми утопленниками в капусте, – перекрикивая грохот адской машины, орёт сверху начальница продсклада, та самая габаритная тётка. Ещё час-полтора и мы уже сидим на бетонных бортах колодца. В сапогах хлюпает рассол, костюмы колом стоят от соли, а пахнем анисом и тмином. Сверху женщины раскидали два ящика красивых красных яблок, лучше б нам отдали, целые небольшие кочаны капусты, и всё засыпали солью и специями. Здоровенную крышку из толстенных досок мы еле затянули наверх колодца. Зато легла идеально, а сверху тяжеленный камень. Переоделись и умученные бредём по «централке» в роту. Из дверей первого КПП выскакивает Димка Шалиев, машет мне рукой и что-то кричит. Подхожу:
–Чего, Димон?
– К тебе приехали, – за турникетом стоит двухметровый симпатичный мужик в белоснежном костюме. Это второй мой дядька, Андрей. Вот те раз, Можаев-старший же обещал только позвонить. Поздоровались, обнялись, и повёл я старшего прапорщика Можаева в канцелярию к ротному, увольнение добывать. Выражение лица Сергея свет Николаевича сложно описать. Озадаченность, удивление и много ещё всяких эмоций. От меня он такой «подляны» видимо не ожидал.
– Товарищ старший лейтенант, ко мне родственник приехал. Разрешите на сутки в увольнение уйти?
–Мне тут звонил полковник Можаев, из ЦСКА, – да, всё-таки ротный озадачен.
– Это брат мой, старший, Александр Валентинович, старший тренер сборной России по фехтованию, – Андрюха, что же, решил совсем нашего ротного добить?
–Приёмко, увольнительную записку, – заполнив клочок бумаги, протягивает его мне, – ну ты, блин, даёшь!
Выходим из казармы, спасибо говорю, дядька, побежал я переодеваться. Ага, сейчас тебе, отвечает мой родственник, Сашка приказал тебя забрать и к нему на квартиру доставить. И не спорь со старшими, тем более, со старшим по званию. Приказано доставить и всё. У твоей сестры троюродной сегодня день рождения. Переодетый в гражданку, я познакомился с женой Андрея Ириной, и попросил дядьку притормозить возле какого-нибудь цветочного магазина. Надо же явиться на день рождения хоть с цветами. Да есть у меня деньги, у кэпэшника да не будет. Вот тут я похоже и дядьку озадачил. Купил готовый небольшой разноцветный букет и маленького белого медведя. Поехали.
Вот так я и оказался в Крылатском, в квартире на семнадцатом аж этаже. Вид с балкона открывается замечательный, но вниз смотреть жутко. Накормили от пуза, угостили польской водкой «Королевская». Я такой бутылки и не видел никогда. Матового стекла, посередине небольшое прозрачное окошко в форме бойницы, и этикетка наклеена с другой стороны, текстом вовнутрь. Вот, мол, какая наша водка, прозрачная як слеза, читать через неё можно. Но вот когда младший Можаев собрался до дому и меня решил с собой увезти, тут я встал на дыбы.
–Дядья мои драгоценные, спасибо вам огромное за вечер, но я всё ж таки на это увольнение рассчитывал. Есть у меня дела ещё, так что побегу. Телефоны вы мне написали, адреса я тоже теперь знаю. Дай бог ротный будет отпускать на сутки. Всё, до свидания, я убёг.
Галопом нёсся я до метро, а под землёй ещё и поезд материл, чтоб быстрее ехал. На Электрозаводской пробежался по магазинам. Купил букет белых роз, бутылку шампанского, небольшой торт со взбитыми сливками, всё что Настя любит. Ого, конец сентября, а у них тут клубника. Стоит, конечно, запредельно, но ведь один раз живём, беру небольшое плетёное лукошко. Через минуты двадцать уже звоню в дверь Настиной комнаты. А мне в ответ, мол, у нас все дома, никого не ждём, шляйтесь там, где шлялись.
– Настенька, я всё могу объяснить. Дверь открой, солнышко, а то ведь я тут прямо самоубьюсь, посредством пробивания головой твоей двери, тебе будет перед соседками неудобно, – говорю, а сам тихонько бьюсь лбом об дверь.
– Балабол, блин, – дверь мне открыли. Веник из роз и мой рассказ сделали своё дело, а бокал шампанского и вовсе успокоил моё разбушевавшееся счастье. И вот я уже слизываю взбитые сливки с Настиных губ.
–Девушка, у меня претензия. Мне помнится, обещали прапорщика, а вы вовсе даже в халатике. Непорядок.
–Фетишист, -Настя открывает дверь шкафа и скрывается за ней, -извращенец. С кем я связалась?
– Какой ни есть, весь я. Не всё ж меня прапорщикам раком ставить.
– Поговори у меня, – раздаётся из недр шкафа. А потом дверца закрылась. Настя в незастёгнутом мундире медленно идёт ко мне, а я вдруг понимаю, какое счастье мне досталось. Маленькие, почти детские, ухоженные ступни, тонкие щиколотки, аккуратные стройные икры, аппетитно-округлые бёдра. При каждом шаге мундир слегка распахивается, открывая высокие крепкие груди, плоский животик и золотистый треугольник волос в низу живота. Иди ко мне, радость моя.
