banner banner banner
Байки и не байки
Байки и не байки
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Байки и не байки

скачать книгу бесплатно


Стёпа ещё пару минут уговаривает дверь, а потом передаёт дежурному, что в квартире тихо, но надо вскрывать, пускай присылают участкового да слесаря. Дежурный пообещал искомого участкового найти через РОВД. Прапорщик стоит под дверью, а Андрей спустился вниз, проверить дверь в подвал. Внизу какая-то возня, и довольный крик Андрюхи. Поймал что ль кого? Стёпа ломиться на первый этаж, ступеньки под ним не то, что скрипят, воют и стонут. Того и гляди деревянная лестница рухнет.

За дверью в подвал спал бомжик. Он сразу наполнил лестничную клетку тяжёлым букетом ароматов немытого тела, перегара и, что самое интересное, неплохого табака. Стёпа рявкнул в рацию дежурному, что одного задержали и принялся ощупывать карманы задержанного. Находит в кармане складной ножик и рычит в лицо бомжу, что тот заодно с квартирными ворами. Бомж клянётся и божится, что всегда здесь спит перед дверью в подвал, а сегодня двое каких-то незнакомых мужиков, проходя наверх, запинали его за дверь. Правда, бросили наполовину пустую пачку сигарет. Дышать на площадке нечем, выходим на улицу к машине. А возле неё стоит водила, как ни в чем, ни бывало.

– Вася, ты охерел? – орёт старший группы, – ты ж под окнами должен быть, дятел.

– Дак вы ж задержали уже кого-то,– оправдывается ошеломлённый Вася, показывая на рацию в руке. Менты взбесившимся табуном кидаются со двора на улицу. Поздно, однако. Окно искомой квартиры на втором этаже настежь, а на улице никого. Убежала премия за поимку воров, убежала.

Матерящая всех и вся группа задержания во втором часу ночи привезла меня к дому и укатила дальше службу нести. Спать мне чего-то расхотелось от слова совсем. Достал из холодильника запотевшую бутылку «Эвервесса», прозрачного тоника, и устроился на табуретке за кухонным столом. Примерно год назад, также летней ночью была в отделе та ещё веселуха. На Соколовского сработала квартира директора мясокомбината. Группа осмотрела дверь и никаких признаков взлома не нашла. Но хата под охрану не становится, надо перезакрывать. Привезли помдежа с ключами, открыли дверь, а там стекло балконной двери разбито, шкафы перерыты. На полу посреди прихожей лежит маленькая японская видеокамера. Там же, в прихожей, развешены, для проветривания, видимо, с десяток дорогих шуб и дублёнок. А я как раз в эту ночь дежурю.

Когда меня привезли, в двухкомнатной квартире уже было не протолкнуться. Начальник отдела и начальник пульта сидят на диване в зале, рядом развалился на полу боевой милицейский овчар, с закреплённым на поводке кинологом. Пацаны из группы задержания в сотой раз хлопают дверями шкафов, разыскивая на полках вора. Пока я заматывал проводом разбитую дверь, чтоб контур сигнализации восстановить, повинуясь начальственному рыку, чего, мол, вора не ищешь, пёс куда-то уволок матерящегося кинолога. Квартиру закрыли, поставили на сигнализацию и разъехались, кто, куда должен был. Я-то, слава богу, домой. Как раз около двух ночи было. Больше меня и не трогали. Вернулся в отдел и кинолог, матеря на чём свет стоит своего мохнатого Казбека. Тот заволок его куда-то в лесопитомник, где милиционер себе все штаны изорвал. Но, оказалось, история имела продолжение. Да ещё какое. Это мне уже утром на планёрке поведали.

В начале четвёртого ночи на пульт централизованного наблюдения снова приходит сигнал тревоги с той самой мясокомбинатовской квартиры. Как назло все машины были на тревогах. Тогда дежурный ПЦО старший лейтенан Вовчик Якушев, гордо носящий кличку Рейнджер, принимает решение, как раз соответствовавшее этому самому его прозвищу. Чего там, квартира от отдела в трёх минутах ходьбы, была уже сегодня проверена, видать техник чего-то недоделал с сигнализацией. Сейчас сам разберусь. Берёт рацию, тубус с ключами от хаты и, вооружившись автоматом из оружейки, ломится в соседние дворы. Вся беда в том, что служит Якушев в Смоленске всего третий месяц. Вот и заблудился наш Рейнджер пусть не в трёх соснах, но в нескольких пятиэтажках. В ночной темноте все пятиэтажки на Соколовского на одно лицо, мать их. Минут через десять помощник дежурного понимает, что пришла беда, откуда не ждали. От дежурного ни ответа, ни привета, хата в тревоге. Попытавшись вызвать по радиосвязи Якушева, помдеж получил в эфире трехэтажный мат-пермат. От такого охренел даже слушающий эфир офицер спецсвязи в областном УВД. Он тут же приказал не засорять эфир на милицейском канале. Группы задержания по всему городу ржали, что твои кони.

Помдеж всё-таки сорвал одну из ГЗ с объекта и отправил её на эту грёбаную квартиру. Когда группа подъехала к нужному дому, из темноты летней ночи материализовался и Якушев. В квартире было открыто настежь окно в спальне, к батарее была привязана верёвка, сплетённая из простыней, а посреди прихожей пованивала свежая куча дерьма. Аллес пиздес, как говорят французы.

Всё это на планёрке до нас весело донёс наш любимый инженер. И отправил техника, обслуживающего квартиры, монтировать в многострадальной хате датчики движения. И меня заодно к нему в помощь. На мой вопрос, а я-то здесь с какого боку, сказал «ну ты ж там был ночью». На квартире народу было ещё больше. Помимо нашего начальства, метавшего громы и молнии, и испепелявшего взглядом всех и вся вокруг, на кухне молоденькая миловидная следачка снимала показания с приехавшего с дачи хозяина квартиры. Его жена в прихожей чуть не скакала от радости. Оказалось, что в кармане одной из шуб, висевших в прихожей, лежало около тридцати тысяч долларов. Вор уволок какие-то драгоценности, да ту самую видеокамеру, которую бросил в прихожей первый раз.

Мы делали своё дело, но краем уха всё ж таки прислушивались к разговорам в квартире. Следачка отправила участкового по подъезду искать свидетелей ночного происшествия. И он таки притащил страдающую бессонницей бабку со второго этажа. Помимо бессонницы бабулька была ещё и глуховата, так что её показания мы слушали даже в дальней комнате.

– Ой, девонька, как ухнеть на газон сверху. Да как закричить, громко так. И захромал куда-то, захромал.

Оборудовав второй рубеж охраны, мы ушли вы отдел. А через пару недель я узнал продолжение истории.

Красотулька-следователь разослала по всем больницам ориентировку на молодого человека со сломанной ногой. И такой появился в Красном Кресте. Рассказывал душещипательную историю о том, как вкручивал соседке лампочку, а табуретка возьми да подломись. Одного из оперов переодели в медбрата и запустили в травматологическое отделение КБСМ. И не зря. Буквально через пару дней к больному заявилась его девушка с пакетом вкусняшек. Мало того своё посещение болезного она снимала на маленькую японскую видеокамеру. Ту самую из мясокомбинатовской квартиры.

Оказалось, что молодой человек лез в квартиру на втором этаже. Забравшись по балконам, он обнаружил только голые стены. Хозяева куда-то съехали. Ну не пропадать же такой замечательной летней ночи. И чудик пополз этажом выше, разбил балконную дверь и проник в квартиру. Когда в подъезде загрохотали ботинки группы задержания, он бросил камеру в прихожей и спрятался. Как, где? Ведь менты в квартире всё перевернули в поисках вора. В зале, за диваном, в небольшом пространстве между спинкой и каркасом. Ага, тем самым, на котором сидело начальство, и рядом с которым возлежал четвероногий друг кинолога.

Ну, всё, хватит воспоминаний, спать пора. Завтра к девяти на планёрку. Да и тоник кончился.

Байки техника ОПС. День охраны

29 октября 2002 года. Для всех обычных людей день как день. Обычный вторник. А у нас в отделе праздник. Как-никак вневедомственной охране исполнилось 50 лет. Вообще-то, ещё в марте 1920 года для охраны промышленных предприятий созданы были подразделения промышленной милиции. Но это было давно, и всё неправда, а нынешняя дата – это постановление Совета Министров СССР от 1952 года. Как бы там ни было, у нас профессиональный праздник. Какая уж тут работа. С планёрки нас разогнали по объектам, но инженер наш, Александр свет Николаевич приказал подойди в отдел ближе к обеду. Начальство отдела до нас снизойдёт с поздравлениями. И ведь поздравили, даже подарки задарили. Каждому технику по сумке с набором отверток и небольшим молотком на яркой плексигласовой ручке. За каким хреном они нам нужны, кто мне объяснит? Шлейфы сигнализации уже давно попрятались в пластиковые короба, да и прокладываются отнюдь не ТРП. Чего мне этим молотком забивать? Хрен на работу? После убытия начальства к себе на второй этаж, за накрытый по поводу праздника стол, оказалось, что подарки, вовсе даже не подарки. Николаич занёс все эти сумки и молотки с отвертками в наши карточки и заставил расписываться в получении.

Закрыли мы двери в свою каморку и тоже стол накрыли. Что мы хуже ментов? Уже с час где-то сидим. До кондиции ещё не дошли. До какой? До той самой, когда душа требует исполнения неофициального гимна вневедомки «Ох, рано встаёт охрана». Да, пусть из мультика про бременских музыкантом, но ведь других песен про охрану мы и вовсе не знаем. Выпили хорошо, так что байки травятся на раз-два. Вот Кузя, тридцатилетнее переиздание Владимира Ильича Ленина, рассказывает, как этим летом в отпуске трудился в Германии. Не ну реально, сухощавый такой мужичок с лысиной и бородкой клинышком, Ильич точно. Взяв к отпуску все накопленные за рабочий год отгулы, пахал в неметчине почти два месяца. И заработал, надо сказать, очень неплохо. Помогал какому-то бюргеру под Мюнхеном дом ремонтировать. Одна беда, орднунг есть орднунг, потому трудились чётко до восьми вечера. А все супермаркеты в округе, как назло, закрываются в семь. Хочешь выпить, иди в бар. А там, чтоб по понятному, та банка пива, которая в магазине стоила евро, стоит четыре. Вот и сидят гансы целый вечер над одним бокалом пива. Скукота. Но, вот орёл наш смоленский развеял эту атмосферу всеобщего уныния. Как спросите? А очень просто, уселся у стойки и заказал барменше водки. Та спросила, мол, один «дринк» или сколько. Кузька возмутился, какой на фиг «дринк», мы русские не размениваемся на мелочи. Вот так мне с полстакана налейте. По объёмам заказал мужик обычный гранёный. А немка, побледнев лицом, умчалась в подсобку искать водку, в бутылке на винной полке столько не было. Минут через пять вернулась, нашла-таки искомое. Налила в стакан и с ужасом смотрела, как этот сумасшедший русский залпом принял на грудь огненную воду. Зажевал каким-то бутербродом, взял ещё бокал с отменным немецким лагером и отправился за столик в углу отдыхать культурно. Ну, а когда минут через несколько подошёл за добавкой, ещё мол, стакашку налейте, на ход ноги, вынырнувший откуда-то из недр бара хозяин, горячо принялся уговаривать нашего Кузьму обратиться к врачу на предмет лечения от алкоголизма. Послал его Кузя далеко, и ещё и разъяснил, что именно поэтому фрицы и проиграли во Второй Мировой. А наши деды с наркомовскими ста граммами дошли до Берлина.

Больше Кузя в это бар не заходил, а его работодатель, видя мучения мятущейся русской души, стал по вечерам выставлять ему бутылку рейнвейна. Да и сам посиживал с нашим парнем за рюмкой и дружеской беседой.

С Кузьмой всяческие приколы случались. Когда нам выдавали в отделе ИНН, ох он скандал закатил. То ли в налоговой машинистки безграмотные, то ли, действительно, эти листы компьютер заполнял, но у нашего товарища в ИНН было написано «Кузьма Валерьевна». Как его бухгалтерши не уговаривали, что главное сам ИНН, а не его имя-отчество, Кузька бумагу не принял и требовал её заменить.

– Эх, сейчас бы пельменей, да горячих, да с уксусом, – мечтательно протянул кучерявый черноволосый Коля, в своё время и затащивший Кузю в Германию. Сам-то он давненько туда катался, привозя подержанную или неисправную бытовую технику. Немец он что, сломалось – выкинул. А наш умелец перепаял пару транзисторов с диодами, и всё, снова в работе стиралка али магнитофон какой. Вези в Смоленск да продавай. Немецкая, мол, техника, неубиваемая.

Народ с удовольствием начал обсуждать любимые способы потребления пельменей. Я тоже выдвинул на суд общественности свою версию. Жареные, да со сметаной, а в неё, родимую, еще и соевого соуса намешать. И тогда за уши не оттащишь. Пельменная тема покоробила только нашего инженера. Что-то он такое вспомнил и заголосил:

– А где Владик-то? Собака лесная.

– Дак ведь дежурит, видать на заявку убёг. Ты чего злишься-то?

– Прихожу на той неделе, включаю чайник кипятить, а дух пельменный так и стоит. Этот дятел Владик на дежурстве пельмени в электрочайнике варил. Тесто на тен налипло, еле отодрал.

Стены трясутся от хохота пятнадцати лужёных глоток. Владик, это, конечно, тот ещё чудик.

– Это ладно, – говорю, – я как-то пораньше пришёл, а наша дверь открыта. Захожу, никого. Сижу за столом, журнал заполняю, как вдруг слышу храп. Меня чуть инфаркт не хватил. Никого же нет. Оказалось Владик залез в свой шкафчик настенный, закрылся изнутри и дрыхнет.

И снова ржач.

– Да тише вы, – Николаич смеётся, но за обстановкой следит, – а то ещё припрутся от начальства нас успокаивать.

И тут же добавляет свою лепту в общее веселье по поводу раздолбайского техника.

– А как он из Демидова в поход ходил. До Смоленска пёхом.

– Да ну, на фиг, – бригада не всему верит.

– Реально, – поддерживаю Александра Николаевича, – я его участок обслуживал, пока он в отпуске. Прихожу в Успенский собор на заявку, а там Владик под иконами поклоны бьёть. Ты, спрашиваю, чего тут? Благодарю Бога за удачное окончание моего похода, отвечает. Чего за поход? Доехал, говорит, на электричке до Демидова, а оттуда пешком по компасу в Смоленск вернулся. Очумел совсем, что ли? Это ж сотня кэмэ. Ты как ночевал-то? А в лесу у костра, отвечает. В плащ-палатку завернусь и сплю. А еду чего, с собой таскал? Ага, говорит, буханку хлеба, шоколадку и пачку с чаем да котелок. Махнул я на него рукой, да полез по иконостасу наверх неисправности искать. Там за иконостасом специальные лестницы и галереи сделаны. Как наверх залезешь, так очко на минус. Уж сильно высоко. Смотрю, а до окон, что по куполу устроены и нет никаких мостков. У сопровождавшего меня чудака в рясе спрашиваю, а как, собственно, эти самые окна обслуживать. А наш Владик, говорит, перепрыгивает на окно и там по ним лазает. Такую мать, там метров пятнадцать высоты. Стоять и то страшно. А этот царь обезьян ещё и скачет.

Виталик, квартирный техник, после очередного тоста внёс свою лепту в байки. В старой «сталинке», над магазином «Спорттовары», какой-то новый русский выкупил две «трёшки на площадке.

– Так у него детёнок по хате на аккумуляторной машинке катается. Места чёрти сколько.

– Это не там где попугай вечно фольгу на окнах склёвывает? – вопрошает Серёга, высокий русобородый обладатель диплома о высшем образовании и несносного характера.

– Ага, я уж задолбался их просить, чтоб не выпускали из клетки эту пернатую сволочь, – возмущается Виталик. А Серёга ударился в воспоминания про один из «подъемов». Квартира поздним вечером потревожилась и не берётся. Помощник дежурного берёт Серёгу с собой, и едут перезакрывать. Хорошо, что помдеж вовремя вспомнил, что что-то с той квартирой не так.

– Он дверь аккуратно так приоткрывает, смотрим в хату, а в конце коридора в темноте вдруг загораются два здоровенных зелёных глаза. То ли ротвейлер, то ли дог, и это чудо-юдо несется к дверям, только когти по полу стучат. Еле успели дверь захлопнуть.

– А Ростик, из группы задержания, слышали, что на хате в Киселёвке недавно учудил, – вниманием всех вновь завладел Виталик, – хата сработала, менты открыли, а она всё равно не берётся. Меня привозят, поднимаю телефонную трубку, а там тихо, ни гудка. Звоним на КРОСС, а там говорят, что отремонтировать смогут только утром. Помдеж Ростика оставляет квартиру охранять. Тот как слон довольный, мол, всё раньше под дождём магазины сторожил, а тут такая лафа. В хате, в офигенном кожаном кресле. Закрыли его там и уехали. Под утро дежурный Ростика по рации вызывает, а в ответ тишина. Приезжают на хату, а он на полу валяется, облевался весь. Скучно ему, видишь, стало, полез стенку обследовать и нашёл бар. А там что душе угодно, виски, ром, джин, коньяк да «Мартини». Ну, этот придурок и взялся пробовать всего помаленьку. Еле растолкали.

– Давно это было, – это Константиныч, наш аксакал. Он помнит те мохнатые времена, когда отдел был один на весь город. Не было разделения по районам. Обретался тогда пульт в подвале на Большой Советской, а группа задержания не болталась по городу, как сейчас, а сидела на попе ровно в отдельной комнате, ожидая тревоги. Вот тогда набившись в желтый «бобик» летели бойцы через весь город на задержание. А если нужно было привезти на объект «хозоргана», помощник дежурного расчехлял во дворе «Урал» с коляской, и, не смотря на погоду, дождь, снег или град, вёз бедолажных продавщиц на объект. Эти поездки они запоминали на всю жизнь.

– Под охраной стоял магазин «Бережок»…

– Погоди, Григорий Константиныч, Бережок ведь на Николаева, недалеко от «Тихого дворика», как он мог у нас в Промышленном отделе под охраной стоять? – ну не мог я не вставить свои «пять копеек». Старикан только отмахнулся:

– Не знаю, что там у вас на Николаева, а «Бережок» вон он, в начале Румянцева. На нём буквами в половину твоего роста написано «Бережок» Так вот, обслуживал его Валера, тот ещё раздолбай. Обследовал как-то начальник пульта магазин и нашёл там массу всяких косяков. В том числе и не прибитые, соплями висящие провода в подвале. Дал разгону на планёрке и отправил Валерчика косяки исправлять. Тот в сопровождении директрисы спускается в подвал и начинает чего-то там делать. А в подвале сыро и стенки просто отмокают. Стремянка магазинная была никакая, шаталась, и пришлось Валерке опереться двумя руками на стену. Его током и шандарахнуло. Видать где-то коробка от воды коротила. Снесло его со стремянки, благо упал на какие-то мешки с крупой. Лежит-не дышит, только яйцами колышит. Директриса хватает бутылку какого-то плодового пойла, срывает пробку и ему в рот, что твою соску. Валера пузырь в три глотка высосал, открывает глаза и хрипит «Ещё».

Перекрывая всеобщее ржание, говорю, что да, хорошая стремянка это важно. Кузька, паразит, ржёт:

– Мне в УВД рассказывали, как ты человечка из монтажной группы управления на пол в вестибюле уронил.

– А ты попробуй удержать чудака в семьдесят килограмм, падающего на тебя вместе с разъезжающейся в стороны стремянкой. Хера нам тогда понадавали лестниц, проводами увязанных. Вот там ПВСина и лопнула, он с высоты метров двух на мраморный пол и ухнул. Зато после в неделю ту дуру железную сманстрячили, с которой в коридорах не развернуться. Ты ж сам на ней лазил. Во, кстати, там тоже при монтаже всякой фигни много происходило. Заходим в кабинет, вроде детская комната. Сидят две бабы, подполковницы. И давай нам мозги выносить. А что это, да как, да зачем. Напарник мой, тоже Лёха, им и отвечает, что прослушку, мол, ставим, начальство приказало разговоры записывать. Вот как светодиодик загорится, так значит запись идёт. Бабы примолкли, и смотрят как мы дымовые датчики на потолок манстрячим. А у них ещё как раз и колпак сетчатый, как у микрофона. Тут одна из них и спрашивает, а почему два штуки.Стерозвук, отвечаем. Это был капут. После нашего ухода эти подполковницы устроили скандал своему начальству, то отзвонилось в Управление охраны. А утром бригадира высвистали на Соколовского и пропесочили. Вот он потом на нас орал.

В этом мире всё имеет свойство заканчиваться, и водка, к сожалению, тоже. Но русского человека с примкнувшими к нему другими национальностями, если он начал что-то отмечать, уже не остановить. Поэтому в продолжение банкета была бильярдная на «25 Сентября, море пива и дружныйне не очень музыкальный ор в караоке аппарат.

« Почётна и завидна наша роль… Ох, рано встаёт охрана…».

Вечер в трактире на Витебском шоссе

Сентябрьским вечером одна тысяча восемьсот девяносто шестого года в начале шестого Семён Григорьевич Григорьев, смоленский купец 2-й гильдии и содержатель двух трактиров в третьей части губернского города, сидел на стуле возле буфетной стойки своего трактира, что на Витебском шоссе, и меланхолично осматривал пустующий зал. Рановато ещё для постоянных посетителей, тех, что каждый день ужинали у Григорьева или для тех, кто постоянно под вечер заходил пропустить по стопочке. В большом трактирном зале заняты были всего два стола. Шестидесятилетний купец вышел в зал трактира заменить приболевшего приказчика, хотя уже много лет трактир работал как часы. Всегда готовые услужить посетителю половые в белых рубахах, перетянутых витыми поясками с кистями, напомаженный буфетчик в чёрном длиннополом сюртуке старинного покроя да при бабочке, знали свои обязанности, что называется «на зубок», и в указаниях не сильно нуждались.Ужинающих за одним из столов ломовых извозчиков Ходорченковых из деревеньки Пронино, что по Витебскому шоссе за Чёрным Бором, Семён Григорьев знал уже лет как десять. Господь Бог наделил их не только силой да здоровьем, но и нешуточной деловой хваткой. Возят себе грузы с Александровской железной дороги, да деньгу зашибают неплохую. Ужинать в трактире Григорьева после работы для ломовиков уже традиция. Половые убирают с их стола большое медное блюдо, на котором была подана гречка по-купечески. Томлёная в русской печи в полуведёрном чугунке, с ароматной разваренной бараниной, жареным луком и большими шайбами моркови, больше похожим на пятикопеечные монеты. На пятерых ломовики заказали две пары чаю, отказавшись от колотого сахара, мол, дорого. Из сладкого на столе плошки с жидким янтарным мёдом, малиновым вареньем. На отдельном блюде земляничные, малиновые да сливовые леваши. Заедают мужики крепко заваренный чай свежайшими кренделями от Ильи Абрамова. Потея и отдуваясь, пьют обжигающий напиток, степенно черпают мельхиоровыми ложечками варенье или мёд, аккуратно, стараясь не испачкать бороды, отправляют сладость в рот, и тут же впиваются зубами в мягкие пшеничные булки, пахнущие сдобой и корицей. Спокойные рассудительные крестьяне. От них никаких проблем ждать не стоит. Ежели приглядеться так и сразу понятно, что промеж собой все они близкие родственники. Все как один ростом аж за два аршина девять вершков, круглолицые, круглоглазые, губастыстые. Стриженные «в скобку» ломовики отличались друг от друга только цветом волос и глаз.

А вот за вторым занятым столом водка льется рекой, слышатся громкие разговоры. Здесь собрались подмастерья бондарного мастера Якова Когелева. Вот они все туточки, трое разом. И небольшого роста тщедушный Лёха Орлов, резкий в делах и в высказываниях, любитель подзакусить Игнат Игнатов. А вот и главный заводила всей компании, хоть и самый младший по возрасту, Васька Алексеев. Злой до выпивки, да и до драки. На военную службу не попал по льготе, как единственный сын в семействе, хотя может в гвардии ему бы мозги вправили. Ну, а куда ещё попал бы здоровенный русоволосый парень, с открытым, немного детским лицом, ростом аж в два аршина двенадцать вершков? Прямая дорога в гвардейские полки. Но не сложилось. Теперича вот портит нервы своими загулами всей третьей части губернского города. Хотя, говорят, в работе один из первых. Ходят про него байки среди ремесленников, что обручи на бочки может голыми руками надевать. Посмотришь со спины на этого громилу, да и поверишь людской молве. Тут же за столом и четвёртый их дружок постоянный. Что он в этой лихой компании делает, как к ним прибился, совершенно непонятно. Но в пьянках-гулянках бондарные подмастерья всегда в своей компании привечают этого напомаженного, всегда прилично одетого тщедушного высокого блондина со щегольскими тонкими усиками. Евстафий Федосеев цирюльный подмастерье у молодой вдовы мастерицы Ольги Михайловны Петровой. Много всякого об их отношениях люди болтают, да не всему стоит верить. Да и нечего в чужую постель заглядывать. Но как бы там ни было, а в последний год вдовая Ольга Петрова уже двум сватающимся к ней кавалерам отказала. Да каким. Тот же Иван Фёдорович Кадушный, мастер печного цеха, почитаемый за лучшего печника в Смоленске. Собственный дом у мастера во второй части города, хозяйство, уважение в цеху да среди городских обывателей. Да что там говорить, отказала весёлая вдовица и Ивану Петровичу Рыжикову, купцу 2-й гильдии, уважаемому в городе человеку, владельцу табачной фабрики.

Двух других мастеровых, сидящих вместе с бондарями за уставленным закусками столом, Семён Григорьевич не знал. Но раз они в такой развесёлой компании, жди беды. Рыжий вон, в белой с вышивкой рубахе, так и вовсе с плечами в сажень, не в каждую дверь пройдёт. А уж водку хлещет, что воду. Да и второй, чернявый как цыган, с небольшой аккуратной бородкой крепыш, тостов не пропускает. Эх, трактирщик, жди беды. А компания Васьки Алексеева потчевала казённой водкой подмастерий кузнеца Ивана Богданова. Максимка Петров да Лёха Фёдоров прибились к бондарям сегодня случайно, встретившись в пивной Мачульского на Толкучем рынке. Слово за слово, и вот уже «лучшие люди» ремесленного сословия отмечают знакомство в трактире. А денежки у подмастерий водятся. Нет, ну ты посмотри, вторую бутылку белоголовки приговорили! Хотя и считался трактир Григорьева заведением для простого люда, но старый трактирщик закупал в казённых винных лавках только дорогую водку, с залитым белым сургучом горлом бутылки.

Внимание Семёна Григорьевича отвлёк неопрятный мужичок со всклоченной пегой бородёнкой, как будто из воздуха выросший перед буфетной стойкой. Стянув с головы картуз с треснувшим козырьком, гость выложил перед буфетчиком несколько медных монет.

– Стопку водки, будьте любезны. Да, стопочку, – голос у мужичка был на удивление низкий, глубокий, – и «писюньчик».

– Простите, что? – буфетчик удивлённо покачал головой.

– «Мерзавчик», – теперь уже гость удивлённо разглядывал трактирного служащего, совсем не понимавшего нормального русского языка. Но, обретши искомое, и небольшой толстостенный стеклянный стаканчик, и самую маленькую бутылку водки, продаваемую на вынос, отправился за дальний угловой столик. Всё ж таки в трактире, не в распивочной. Половой принёс на блюдце хрусткий солёный огурчик. Традиция такая в трактире Григорьева, бесплатный огурчик к водке. Рассказывают, что огурцы в заведениях Григорьева только поречские, самые лучшие, бочковой засолки по хитрому рецепту. Но только служащие в трактире знали, что по осени посылал Семён Григорьевич за огурцами и другими соленьями в несколько деревень и хуторов Хохловской да Катынской волости. Никто никогда от Григорьева на закупки на берега Каспли не ездил.

– Эй, человек, ещё бутылку нам, – хозяину трактира радоваться бы, что гости гуляют, да чуяло сердце беду.

А между тем Алёшка Фёдоров с горя пил водочку в компании, от расстройства чувств. Почти и не брала его «казёнка», никак не мог он успокоиться да забыть послеобеденный разговор и ссору с мастером. Сами собой сжимались тяжёлые кулаки, вставал дыбом рыжий волос на загривке. Наливая себе и всей честной компании, рассказывал Лёха срывающимся от злости голосом новым знакомым свою историю. И всё сочувственно кивали головами, да, всё понимаем, сами подмастерья, на своей шкуре произвол мастеровых не раз испытали.

– А он мне, представляете, у нас, мол, с тобой писаного контракта нету. Хочешь, говорит, работай дальше, хочешь, иди на все четыре стороны. Но больше, говорит, чем сейчас я тебе платить не буду, – Фёдоров влил в себя очередной стакан водки, и ещё больше помрачнел.

– Ну а ты чего? – Орлов аж подпрыгивал на добротном трактирном табурете.

– Знаете, такое меня зло взяло, аж в глазах потемнело. Столько лет я на эту семейку корячился. У бати его в учениках пять лет, в подмастерьях у этого чёрта жадного уже шестой год кувалдой машу. А на мастера к экзамену старшина не пускает, да и денег нема.

– И что? – бондари заинтересованно смотрели на рассказчика.

– Что, что… врезал я ему по харе, от всей души. Он на пол ухнул, аж стены в доме затряслись.

– Ты, это, до смерти-то не прибил? – Игнат от удивления даже жевать перестал.

– Не, вроде барахтался там на полу. Нос на сторону свернул, это точно. Рука у меня тяжёлая. Аааа, семь бед, один ответ. Наливайте, сегодня гулять буду, а завтра к себе в деревню уеду.

– И что ты там делать собрался? За плугом ходить, или коровам хвосты крутить? – спросил Васька Алексеев, наполняя стаканы собутыльников.

– А я что, не кузнец? По металлу буду работать, в деревне это всегда нужно да в почёте.

– Как же, без разрешения управы, без мастерского свидетельства? – Петров удивлённо хлопал глазами, – а как же урядник да податный инспектор? А ежели кто в ремесленную управу сообщит.

– Как нибудь выкручусь, – Лёха махнул рукой, – деревенька у нас вдалеке от больших дорог. С урядником и договориться можно. Когда водкой угостить, когда и рубликом поклониться, он у нас мужчина правильный, понимающий. А податный инспектор всего-то раз в год по уезду с проверкой ездит. А доносчиков у нас нет, все свои в деревне, родственники. Проживём. Давайте не будем о грустном, гуляй мастеровые!

Звякнули сдвинутые стаканы, после тоста и закуски в дело пошли. А хороша у Семёна Григорьевича селёдочка. С лучком да с пахучим конопляным маслом. Ну и пусть, что балтийская, не всем же астраханский залом потреблять. Мы люди простые. Ну, нет, не мужичьё, что за соседним столом чаи гоняет. Нет, конечно, все уже в губернском городе долгонько живём-работаем. И обхождение понимаем-разумеем, и одеваемся, как мода требует. И не простые мещане, а вовсе даже ремесленное сословие, в цех записаны, ремесло знаем. Не босяки, одним словом. Но вот так, чтобы посидеть в хорошей компании, да за бутылочкой «белоголовки», нам, подмастерьям чёрной икры на серебряном блюде подавать не надобно. Хотя, конечно, заманчиво. Вот она на столе, самая правильная закуска. Разваренная картошечка, хрусткая квашеная капустка, крепенькие солёные огурчики. А уж от солёных груздей в трактире Григорьева нашего Есташку только книжка да его разлюбезная вдовица оторвать могут. Да, Евстафий наш свет Игнатич любит книжки, да нам потом по пьяному делу может начать рассказывать, чего там в тех книжках рассказано. И газетки нам почитать. «Смоленский вестник» да «Губернские ведомости». Эй, Евстафий! Во дела, совсем осоловел цирюльничек. Смотри кабы с табурета не рюхнул. Эх, ты, одеколонная душа.