скачать книгу бесплатно
Больше мы не виделись. Она даже не забрала свои вещи, я собрал их и отвез ее матери, она охала и ахала, увидев меня, стыдясь поступка своей дочери, а после еще некоторое время звонила мне, чтобы узнать, как дела, бередя еще больше мои кровоточащие раны.
С ним мы тоже больше не встречались. Но я знаю, что они живут вместе, и это не дает мне покоя.
Миша перевел дух и снова достал сигарету из пачки, на этот раз тут же прикурив ее.
"А что тут такого страшного? " – подумала я, ожидавшая услышать более трагическую историю. Такое случается в каждой третьей семье, люди достаточно быстро оправляются и стараются всеми силами стать счастливыми назло бросившей их половине. Это не отняло у него возможность жить своей прежней жизнью; не сделало его ноги разной длины, а лишь задело самолюбие. На такую трагедию надо отводить не более полугода, а не полжизни, и не превращаться в чудовище.
– Я очень сочувствую тебе, – ответила я, глядя на него через темные очки. – И все же очень рада, что ты решил изменить свою жизнь, взять себя в руки. Я уверена, что ты обязательно встретишь прекрасную девушку, с которой вы будете счастливы, – более дежурной фразы сложно было себе представить, но, к сожалению, в этот момент в моей копилке фраз ничего другого не нашлось.
Я наклонилась, подняла с земли небольшой белый камень и швырнула его в пруд. "Наверное, – думала я, – своя беда всегда воспринимается острее и ужаснее, чем беды остальных. Ведь почувствовать всю полноту несчастья можно, лишь пройдя через него, а никак не выслушав чужую историю"».
Таня глубоко вдохнула и, на выдохе лизнув указательный палец, перелистнула страницу.
– Похоже, у них вскоре завяжется роман, – прокомментировал Витя.
– Я не уверена, ей сейчас не до него, и вообще, я думаю, такие мужчины не в ее вкусе, и если у них что-то и будет, то продлится недолго. Он ведь снова запьет через некоторое время, – возразила Таня. – Ты же не думаешь, что он будет ходить в наглаженной рубашке всю оставшуюся жизнь?
– Я склонен верить в его силу воли! – сказал он. – Все окружающие его люди думали так же, как и ты, так что если он и сломался, то это отчасти из-за того, что в него никто не верил. Успех в большинстве случаев зависит от восприятия ситуации окружающими. А если они не верили в него, а только считали дни до того, как он снова сорвется, то так оно и произошло.
– То есть виноваты окружающие?
– Нет, ты очень буквально все воспринимаешь. Никто не виноват, я говорю лишь про поддержку. А в целом все зависит только от самого человека.
Таня перевернула страницу и продолжила:
«Домой с гулянки мы вернулись в половине седьмого, еще в коридоре чувствовался запах жареной курицы и печеной картошки, так сладко манящий за обеденный стол. Мне не хотелось есть, а Миша поторопился донести меня до моей кровати и сразу же отправился ужинать. Я не спеша разделась и стала готовиться к отдыху, когда услышала звонок в дверь. "Наверное, это друзья, желающие присоединиться к ужину", – думала я.
– Тебе привезли вещи, – сказала сестра, войдя в комнату.
– Какие вещи? – удивилась я.
Она раскрыла дверь пошире, и в комнату, и без того маленькую, какой-то неизвестный мужчина втолкал несколько больших коробок.
– Вот тут вроде все! – сказал он, отряхнув куртку.
– Это вещи из твоей квартиры. Теперь там будут жить.
Я все поняла и попросила оставить меня одну. Дверь закрылась, и по моим щекам покатились крупные соленые слезы. Я не стала открывать коробки и копаться в своем прошлом, мне хотелось скорее избавиться от них. Той жизни уже нет, так зачем хранить вещи? Это груз, привязанный к моим ногам, тянущий меня на дно, в то время как я изо всех сил гребу к берегу.
Я позвала Мишу.
– Послушай, – сказала я, когда он вошел и закрыл за собой дверь, – у меня есть к тебе одна просьба: ты сегодня решил изменить свою жизнь, и я тоже хочу это сделать, но для этого мне нужен ты.
Миша сел на стул рядом и посмотрел на меня искренним, понимающим взглядом.
– Я хочу избавиться от этих вещей, но не просто выбросить, а сжечь их. Они не должны существовать, так же как не существует меня той, что была раньше. Может быть, мое решение покажется тебе поспешным, но мне нужно сделать это как можно скорее, в этой жизни их быть не должно, вещам следует быть там, где осталась я.
Миша расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, покрутив шеей в разные стороны, и сказал, глядя на коробки:
– А что в них?
– Там вещи той девушки, которая умерла. Этого тебе знать достаточно, а теперь просто сделай то, о чем я тебя прошу.
– Ну ладно! Завтра я… – начал он.
Я тут же его перебила:
– Сегодня! Это надо сделать прямо сейчас!
Мне казалось недопустимым пересечение моей прошлой и настоящей жизни, в моей голове происходил какой-то сбой, и все шло не так. "Вдруг я окажусь снова там, и мне придется пройти весь этот пусть заново", – думала я.
– Ну, я тогда за машиной пойду? – спросил Миша.
– Иди!
Он нравился мне тем, что не задавал глупых ненужных вопросов – тех, что ставили бы меня в тупик, он просто делал так, как я просила, в отличие от сестры, которая иногда под кожу влезет ради удовлетворения своего любопытства, не думая при этом о чувствах других. К счастью, ее внимание в этот вечер полностью принадлежало гостям, и мне не пришлось с ней объясняться.
Миша вернулся через полчаса, за это время я успела привести себя в полную готовность к выходу, точнее, к выносу. Он переоделся в спортивную одежду и, войдя, спросил:
– Ты точно решила? Может, подумаешь до утра?
Я решительно помотала головой, после чего он взял самую большую коробку и понес к выходу. Когда комната опустела, он поднялся за мной и аккуратно загрузил на плечи, я была словно очередная коробка – хлам, который предстоит сжечь (но на это он, надеюсь, не согласился бы).
– Я знаю одно место, оно на окраине города, вдали от населенного пункта, можем поехать туда, там нас точно никто не побеспокоит, – проявил он инициативу.
Я кивнула в ответ и повернулась к окну.
– Устала?
– Нет, просто задумалась, – если честно, в этот момент мне совсем не хотелось говорить, но это было бы невежливо с моей стороны.
– Если бы ты мог изменить один день в своей жизни, какой бы ты выбрал?
– Да много таких дней, – усмехнулся он.
– А если все-таки один?
Миша задумался. Фонарные столбы проплывали мимо, заглядывая в салон узкими полосками света, и на секунду освещали лицо, а затем перемещались на потолок и исчезали, в то время как снизу уже появлялись новые. Настала тишина, лишь дорожный шум и поскрипывание переднего правого колеса при торможении разрывали ее. Я ожидала услышать новую интерпретацию тех событий в день его рождения, но то, что он сказал дальше, сильно удивило меня.
– Был один случай, – медленно начал он, не отрывая глаз от дороги. – Мне было лет десять, может, двенадцать, это было лето, и я весь день играл с друзьями во дворе. Обычно мать возвращалась с работы в половине шестого, я махал ей рукой, а потом она кричала мне из окна, чтобы я шел ужинать.
Я увидел ее еще издалека, она шла с большими тяжелыми сумками, я постарался быстрей убежать, чтобы мне не пришлось тащить эти сумки домой, вовсе не потому, что мне было лень, а из-за игры. Если бы я выбыл, то потом стал бы водой, а я им уже был в этот день. Мать остановилась на углу и поставила сумки, ища меня взглядом. Но я спрятался за бойлерной и ждал, притаившись, пока она уйдет. Мама, не увидев меня, с трудом подняла тяжелые сумки и пошла домой.
– И? – спросила я, повернув голову в его сторону. – Ты бы не спрятался?
– Я бы встретил ее у магазина.
Мне стало грустно, и я даже не поинтересовалась, жива ли еще его мать. После такого откровения, в котором не было ни его друга, ни жены, я поверила, что он действительно решил измениться и отпустил эту обиду.
Когда мы приехали, Миша вытащил меня и посадил на капот машины со словами: «Вот отсюда тебе все будет видно». Это был небольшой пустырь недалеко от лесополосы, по краю которого пролегали горы мусора, свозившегося с городских помоек. Я устроилась поудобнее и стала руководить.
– Отнеси коробки вон туда, – указывала я пальцем, поскольку хотела, чтобы все было по-моему, это ведь мои похороны, а не чьи-то.
Устраивать собственные похороны очень волнующе, хочется, чтобы все было красиво и правильно. Миша исполнял все мои указания безукоснительно.
– Поджигай! – скомандовала я, когда все было готово.
Пламя медленно поползло вверх по картону и уже через минуту охватило весь груз, ветер раззадоривал его и растворял черный едкий дым в густом прохладном воздухе – моя жизнь полыхала красно-синим пламенем, глотая все ее прожитые и непрожитые моменты, оставшиеся позади. Вместе с моими коробками сгорело все – мои друзья, мои сны, мои воспоминания, мечты и желания и даже мое имя. С этого дня я назвала себя именем Лесма – это латышское имя, означающее "огонь, который поглотил все". Я узнала его из книги, забытой в прикроватной тумбочке в больнице кем-то, кто лежал на этом месте до меня. Рассказ был очень грустным, но жизненным и правдивым: трагедия случилась с девочкой, которая сгорела в пожаре, закрыв своим телом любимого маленького брата.
Была одна-единственная вещь из моего прошлого, не сгоревшая в ту ночь, – это медальон, висевший у меня на шее. Время от времени я доставала его из-под одежды и потирала пальцами с обеих сторон, в тот момент, когда думала о нем, о человеке, которого я знаю и которого, к сожалению, в моей жизни никогда не будет.
Миша стоял рядом, глядя на огонь, и думал о чем-то своем – каждый человек, глядя на огонь, думает о своем, самом сокровенном, вне зависимости от того, что там горит…»
11
Таня захлопнула дневник:
– А эта монета, которую она тебе передала, точно золотая?
– Да, вроде. Я же ее не видел. Возможно, о ней есть что-то в дневнике, но это потом, сейчас я уже устал, и мне хочется есть.
– А почему ты говоришь шепотом, я тебе еле слышу? – поинтересовалась Таня.
– Чтобы не разбудить маму, – ответил Витя, прислонившись губами к замочной скважине.
– А! – Таня тоже заговорила тише. – Она спит днем? Я думала, что она в это время на работе.
– Сегодня нет.
В комнате за стеной послышались шум и ругань – грохот падающей мебели, а за ним женские возгласы, она кричала сквозь плач: «Не надо! Успокойся! Не тронь его!» Потом снова шум и плачь – это было похоже на семейную ссору, мужской голос выкрикивал нецензурные слова вперемешку с каким-то ревом.
Таня бросилась к двери и, обеими руками за нее схватившись, спросила:
– Тебе помочь? Хочешь, я заберу тебя, я мигом открою…
– Нет! – твердо сказал Витя. – Иди! Просто уходи! Уходи! – крикнул он через дверь.
Таня выбежала из комнаты и захлопнула дверь внутри гардеробной, несколько раз ударив по ней кулаком, затем быстро задвинула ящик с посудой, корзину, заставила коробками с обувью, погасила свет и вышла.
«Больше я туда ни ногой, – думала она. – Больно нужно мне копаться в чужой жизни, лезть в чужие семейные разборки, лучше бы я занялась своей». С таким настроем Таня точно для себя решила больше не заходить в эту комнату.
Девушка оделась и вышла на улицу. «Интересно, где находится эта помойка, на которой они всё жгли?» – думала она, медленно шагая по березовой аллее. В тот вечер Таня гуляла как никогда долго, не желая возвращаться домой, ее там никто не ждал, а следовательно, торопиться было некуда.
Через несколько дней Таня все же вошла в гардеробную и разобрала образовавшийся там завал.
– Я ждал тебя, – тут же сказал Виктор из-за стены. – Я хотел бы попросить у тебя прощения.
– Не стоит извиняться, – возразила Таня, – это вовсе не мое дело, твоя мама сама разберется, без моей помощи – уж точно.
– Она не виновата! Просто ей опять не повезло, все это из-за меня, – с тяжестью и грустью сказал Витя. – Если бы я мог уйти, ее жизнь наладилась бы, и она была бы счастлива, может, у нее даже родился бы здоровый ребенок. Я лишил ее всего, из-за меня она вынуждена терпеть этого урода!
– Ты родился слепым? – спросила Таня, раз уж их дискуссия приобрела откровенный характер.
– Нет. Когда отец предложил маме уехать, она уже была беременна мной и отказала ему. Мама проживала с одной очень недоброй женщиной, помнишь, я тебе говорил.
– Угу!
– Так вот, эта женщина сделала все, чтобы испортить нам жизнь, узнав о моем скором появлении на свет.
Таня решила больше не расспрашивать Витю об этом, подумав, что если он захочет, то расскажет сам. Так оно и произошло.
– Эта женщина, Надя, была страшной стервой – очень властной и злой. Все было хорошо до того, как в жизни мамы появился отец. Надя стала ревновать и делать все возможное, чтобы они расстались. Если бы мама в то время проявила настойчивость, то, возможно, все было бы по-другому.
Они познакомились на новогодней вечеринке, и Надя стала проявлять особенное внимание к маме, приглашая ее в разные интересные места, недоступные для моей мамы ранее. Мама была тогда наивной и неопытной, с радостью принимала все приглашения. Вскоре они начали жить вместе у Нади – с ее стороны это был знак поддержки в сложной финансовой ситуации. Светский бомонд притупил разум и приглушил чувство собственной свободы, словно у голодной птички, залетевшей в клетку с едой – дверца тихо и незаметно захлопнулась, и стенки золотой клетки стали одинаковые, в какую сторону ни повернулась бы птичка – одни решетки. Время шло, и мама свыклась с этим – стяжательство стало образом жизни, но внезапная новость обо мне заставила ее принимать решение. Вот-вот ее беременность стала бы заметна, и ничего, кроме как сбежать, мама не придумала. Собрала все свои накопления, ночью покинула свой дом и уехала так далеко, что найти ее было практически невозможно. Первое время она жила на накопленные средства, спустя несколько месяцев родился я, и, когда мама сообщила эту новость отцу, он тут же приехал, остался, и они зажили хорошо и счастливо, но ненадолго!
Вечер был прекрасным, и ничто не предвещало беды, вдруг в дверь кто-то постучал. Папа был со мной в комнате, а мама готовила ужин. «Я открою!» – крикнула она и, сполоснув под краном руки, вытерла их о полотенце. На пороге стояла она – такая же холодная, строгая, худая и высокая, с черными волосами, туго завязанными в хвост, в черном кашемировом пальто. Мама говорила, что когда увидела ее, то сразу поняла, что все будет кончено в этот момент. Надя прошла в комнату и молча осмотрелась.
– Может, чаю? – проговорила мать сухим, сдавленным голосом.
– Собирайся, – ответила Надя уверенно.
Отец молча смотрел исподлобья, застыв в ожидании дальнейших действий мамы.
– Собирайся! – повторила мегера.
Мама покорно опустила голову и взяла меня на руки, чтобы начать одевать.
– Ты поедешь одна, – тут же возразила она.
– Я не оставлю сына, он поедет со мной.
– Оставишь, – повторила она твердым голосом.
Что заставляло мать подчиняться, не было известно даже ей самой, может, это свойство ее характера, и именно за это она была так востребована коварной женщиной.
Дальше вступился отец – он метнулся на кухню и схватил со стола нож.
– Уходи! – кричал он. – А не то я сейчас…
Все произошло в одну секунду: Надя попыталась увернуться от острия ножа, в то время как в ее руке было орудие защиты – баллончик с кислотой, она направила его прямо в лицо отцу, но в этот момент мама схватила ее руку и отвела в сторону. Кислота выплеснулась и попала на стену, маме на ногу и мне на лицо, а острие ножа вошло прямо в живот этой женщины, чуть ниже грудной клетки, искусно и аккуратно распоров сначала одежду, затем кожу, а после все ее внутренние органы.
Следующие полгода мы провели в больнице, а отец – в тюрьме. Хоть это и была самозащита, судья все же дала ему год строгого режима.
После тюрьмы отец долго не мог найти себе пристанища, скитался по городам, искал работу, но оставался незамеченным и невостребованным, до тех пор, пока не обзавелся новыми друзьями, которые и научили его жить – то есть воровать. Он погряз в этом мире с головой, оправдывая себя тем, что более ему ничего не светит. Мама осталась такой же – мягкой и бесхребетной, она принимала его из тюрьмы и вновь провожала обратно, до тех пор, пока он не умер. Но и с его смертью ничего сильно не поменялось – у нас поселился ее любовник, который через некоторое время угодил за решетку по обвинению в грабеже и мошенничестве.
Витя замолчал, его рассказ прервал женский голос за стеной. О чем шла речь, Таня не расслышала из-за глухих стен, но оно ей было и не нужно вовсе, она думала о чае с ромашкой и мятой, который уже заварился к этому времени у нее на кухне.
– Я пью чай, – сказала она, войдя в комнату через некоторое время, медленно и аккуратно переступая, чтобы полная до краев чашка не расплескалась.
