скачать книгу бесплатно
За все грехи сразу. Рассказы, которые пахнут
Сергей С. Кудин
У каждой истории свой запах и шлейф. Есть ароматы приятные и не очень, шлейфы длинные, короткие, мускусные, пряные, цветочные, загадочные и псевдоромантичные… Послушайте представленные 20 запахов на своей коже, возможно, один из них – ваш и, услышав его в толпе, мне захотелось всё это рассказать. Книга содержит нецензурную брань.
За все грехи сразу
Рассказы, которые пахнут
Сергей С. Кудин
© Сергей С. Кудин, 2021
ISBN 978-5-0055-7797-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
СЕРГЕЙ С. КУДИН
Двадцать ольFUCKторных рассказов
За все грехи сразу
1
Для того, чтобы подобраться к ней поближе, я сначала познакомилась с её мужем Киланом Бентли. В «Mysterious Book Shop» на Уоррен стрит, на презентации его нового романа «Лорна и тайна семи гномов», шестой книги из цикла о приключениях дочери писательницы-вампирши и скульптора-оборотня. Киланом Бентли восхищались, им зачитывались, его считали лучшим, все, кто угодно, только не Джоан Роулинг, его давний конкурирующий враг, как-никак, Лорна Лоу заткнула за пояс Гарри Поттера и всех ему подобных, с лёгкостью, о которой можно было только мечтать. И я та, без которой героиня никогда бы не сошла со страниц и не стала сенсацией в мировой литературе.
Я Майла Пэрридж, известная читательскому миру как самый загадочный писатель Америки Освальд Спирелли, популярный автор девяти детективных бестселлеров о расследованиях коронера Берте Бойл, потомственной аристократке и интеллектуалке из Ист-Сайд, лауреат всевозможных литературных премий, среди которых «Кинжалы», премия Эдгара Аллана По, премия Энтони, премия Агаты и многие другие. О том, что я и есть таинственный мистер Спирелли знают только двое: мой литературный агент Венди и главный редактор Торки Бёрч, кстати эта гениальная идея принадлежит именно ему, учитывая полный провал моих двух первых книг в жанре эротической литературы, написанных под псевдонимом Майла Пэрридж. Да, всё верно это тоже не моё настоящее имя, я урождённая Рут Мильман из Таллахасси, Флорида.
Обратить на себя внимание Килана мне не составило никакого труда, как и подозревала, слабостью этого лысеющего, но всё ещё привлекательного мужчины, была лесть восхищённых симпатичных дурочек в очереди за автографом и я с лёгкостью прикинулась одной из них.
– Мистер Бентли, наконец-то я дождалась продолжения! Вы мой любимый писатель и я обожаю Лорну и её приключения, все мои подруги в восторге от ваших книг, – соврала я, стараясь не быть похожей на Энни Уилкс* (прим. автора; антагонист романа «Мизери» Стивена Кинга)
– Благодарю вас, миссис! Очень приятно! Ваше имя? – писатель протянул свою пятерню с ухоженными ногтями и часами Rolex. Я демонстративно держала увесистый том как святыню.
– Мисс, – кокетливо поправила я, восхищенно хлопая накладными ресницами, как нравится почти всем успешным мужчинам средних лет, мнящими себя важными, очень значимыми персонами современности, – Майла Пэрридж, так и подпишите, пожалуйста, Майле Пэрридж, моей преданной поклоннице, которая в детстве была похожа на Лорну.
– А вы и в правду в детстве были как она?, – полюбопытствовал Килан уставившись в ложбинку между моих грудей, я специально расстегнула две пуговицы на кремовой шифоновой блузке под которую надела лиф пуш-ап.
– Совершенно верно! У нас с ней много общего, вы даже себе не представляете насколько! – я подарила ему свою самую сексуальную улыбку и удочка была заброшена. Килан подписал книгу и вернул её мне.
– Огромное спасибо, мистер Бентли! Вы сделали мой день!, – мне нравился мой новый образ, он отрабатывал на все сто.
– Мисс Перридж, зовите меня просто Килан, – лысеющий ловелас сам облегчал мне задачу.
– О! Правда? Как приятно, Килан! А вы меня зовите тогда просто Майла!, – и я протянула ему свою руку, он сжал её своей тёплой большой ладонью, мягкой и приятной на ощупь, на пальце которой красовалось безвкусное обручальное массивное кольцо из белого золота и моя атака не заставила себя долго ждать: – Будем знакомы, Килан! Могу я сегодня похитить любимого автора на ланч?
2
Восемнадцать лет назад, в Ориндж-Кост Колледж, моя соседка по комнате Мора Маргулис украла черновик с моей дипломной работой под названием «Лора Глоу и Яблоко Желаний», произошло это когда я пыталась свести счёты с жизнью, из-за неразделённой любви к ней и приняла весь пузырёк со снотворным. Я две недели провела к коме, а когда вернулась моя работа исчезла. Мора переселилась в другую комнату и всем рассказала о моих лесбийских наклонностях, а так же сексуальных домогательствах с моей стороны. Я никогда не домогалась Мору! У нас всё было по согласию, до тех пор пока она не увлеклась первокурсником по имени Зак, сказав, что я её самая большая ошибка и между нами ничего быть не может. Мне пришлось бросить учёбу, я была унижена и опозорена. Последней каплей стала записка прикреплённая в общежитии к моей двери на которой красным маркером написали «Попробуй еще разок, лузер!» Как профессор английской литературы Бернард Эверсон не просил меня остаться, я решила уйти из Ориндж-Кост. Мне нравился мистер Эверсон, он называл меня своей самой любимой и самой талантливой студенткой за все годы своего преподавания, но отговорить не смог. Я пребывала в глубокой депрессии, была разбита и полностью уничтожена, в то время я даже не думала перевестись в другое учебное заведение, мне хотелось просто умереть, я год посещала психотерапевта, а мои родители всячески меня поддерживали. К счастью, мне удалось взять себя в руки, профессор Эверсон часто звонил мне, рассказывал смешные истории и именно благодаря ему мне удалось попасть в Государственный колледж Лейн штата Орегон, который я окончила с отличием. Казалось, что моя жизнь снова приобретает смысл. Я перебралась в Нью-Йорк, устроилась в женский журнал и под именем Хеди Дель Мар вела рубрику о косметических новинках для модниц целых четыре года. Я встречалась с интересными людьми, влюблялась, в меня влюблялись, меняла женщин на мужчин, а мужчин на женщин и даже начала думать, что счастью я небезразлична. Свой первый эротический роман под именем Майла Перридж я выпустила четырнадцать лет тому, назывался он «Ванильная незнакомка» и рассказывал о лесбийской любви байкерши Булл и стриптизёрши Карлы. Особого успеха он не снискал даже среди представителей ЛГБТ, как и последующий «Бабочки на холсте», о женщинах в американской армии. Мне даже стыдно за эти нелепые сочинения сейчас, хотя, стоит признать, на фоне пафосно-смехотворного порнографического словоблудия, типа Рика Р. Рида, они настоящие шедевры с максимальной смысловой нагрузкой. А двенадцать лет назад за углом ночного клуба на меня напали и сильно избили двое темнокожих парней. Сорвали золотую цепочку, серьги, забрали сумочку с деньгами и документами, оставили перелом носа, левой скулы и ссадины по всему телу. Если бы не три джина с тоником я бы, наверное, скончалась от боли. Мне никогда не нравился мой нос, а с переломом он смотрелся просто уродски, поэтому в процедуры реабилитации, благо, я уже могла это себе позволить, я решила заодно добавить ринопластику, удаление комков Биша, коррекцию формы верхней губы, филлеры в скулы и лазерную дермабразию всей кожи лица, я давно хотела избавиться от шрамов оставшихся после юношеской угревой сыпи. И грудь, силиконовая грудь как приятный бонус для самой себя. Отлеживаясь после всего, в своей съемной квартире в Вест-Виллидж я и придумала свой первый детективный триллер про коронера Берту Бойл «Дом, где жила Джоан Кроуфорд», прочитав который мой редактор Торки Бёрч дал ему высокую оценку, предрёк успех и придумал загадочного, никому не дающему интервью Освальда Спирелли. Никто бы не стал всерьез воспринимать детектив от Майлы Пэрридж, автора лесбийской эротической прозы. И дебютный роман Освальда Спирелли возглавил список бестселлеров по версии Нью-Йорк Таймс. Открыв газету я испытала удовлетворение и радость от маленькой, но все равно победы. После названия «Дом, где жила Джоан Кроуфорд» следовало следующее «Лорна Лоу и Исполнительная Груша» авторства Килана Бентли. Я в тот же день зашла в книжный магазин и купила эту книгу. С суперобложки на меня смотрел красивый мужчина с волевым подбородком и сексуальными «гусиными лапками». У меня дрожали руки, на страницы капали слёзы, но я всё продолжала и продолжала читать мой слегка изменённый, исчезнувший восемь лет назад из общежития Ориндж-Кост Колледжа, черновик дипломной работы.
3
Я десять лет думала о мести. Нет, я не жила ей, я писала, творила, удивляла избалованную читательскую аудиторию получая признание и высокие оценки моих работ от литературных критиков. Авторские права на экранизацию романов Освальда Спирелли купил канал Showtime, а Берту Бойл сыграла великолепная Эва Грин. Дела шли отлично и у Килана Бентли с его женой-воровкой Морой Маргулис. Многомиллионные тиражи романов о девочке Лорне Лоу, переводы на сорок языков и четыре экранизации от MGM, сделали Килана одним из самых богатых и востребованных современных писателей Америки. И вот он уже четыре месяца был моим любовником. За это время я отлично изучила его привычки, манеры и повадки. А так же, сделала одно, совсем немаловажное и всё объясняющее открытие – он оказался безграмотным! В простых посланиях открыток, записок и даже смс, Килан совершал примитивные орфографические ошибки, пропускал знаки препинания и выражал свои мысли не совсем корректно, путаясь в падежах и наречиях, как школьник. Я прочитала все шесть книг о Лорне и написаны они были мастером слова, настоящим профессионалом. Такой человек как Килан не мог их сочинить, он вообще не тянул даже на писателя среднего уровня и никогда им, и не был. Все романы цикла о Лорне Лоу написала Мора Маргулис, подражая стилю моей дипломной работы. И для того, чтобы не получить нежелательный ярлык «вторая Джоан Роулинг», она сделала из своего мужа первого Килана Бентли. Весьма умно. Не новый, но эффективный ход. За эти месяцы я стала для Килана идеальной женщиной. Покорной, кроткой и безотказной. Я ни разу у него ничего не попросила, но он постоянно осыпал меня подарками. Ни разу ничего не спросила про его жену, а в те моменты когда мы были вместе и она звонила, я просто делала вид, что мне всё равно. Я ему постоянно повторяла, что мне от него ничего не надо и что я сначала полюбила его как писателя, но потом он оказался ещё и самым прекрасным мужчиной во всём мире. Причудой судьбы стало то, что для наших тайных встреч Килан купил лофт в одном из домов, где в конце пятидесятых жила Джоан Кроуфорд со своим последним мужем Альфредом Стилом. Я влюбилась в эти апартаменты и именно здесь начала сочинять свой десятый роман о коронере Берте Бойл, будущий юбилейный бестселлер под названием «За все грехи сразу». А еще, делая вид, что наслаждаюсь любимым итальянским фисташковым мороженым я подслушала разговорил Килана с женой и узнала, что по понедельникам, средам и пятницам она по вечерам посещает фитнес-клуб «Golden Gym Plus» на Мэдисон авеню, а каждое утро, включая выходные в 5.30 выбегает на пробежку в Центральный парк. Вариант с фитнес-клубом не подходил, меньше всего мне хотелось, чтобы нас с ней увидели вместе, идеальные убийства так не происходят, даже если я, теоретически, добавлю алкалоиды или что-то из бензодиазепиновой группы в её питьё и смерть наступит не сразу, вскрытие способно определить в котором часу она приняла яд и непременно свяжет это с «Golden Gym Plus», нужно быть совсем идиоткой, чтобы пойти на такое. А ещё более безмозглой, если завязать с ней знакомство, пригласить в ресторан и отравить за ужином. Утренние пробежки и Центральный парк мне нравились куда больше. Домашний адрес на Парк-авеню Моры Маргулис и её мужа я знала давно, еще четыре месяца назад, когда Килан принимал душ, я сфотографировала его водительские права, поэтому, чтобы не выискивать Мору на пробежке среди утренних бегунов, я решила отследить её от самого дома. Пролистывая криминальные сводки за последние шесть лет, я нашла то, что мне показалось весьма занятным относительно происшествий в Центральном парке. Три, практически идентичных убийства, все три жертвы женщины, убийца не пойман. Последнее убийство произошло прошлой осенью. Я углубилась в детали и раздобыла фото с мест преступлений.
4
Я не переживала, что она меня узнает, я бы и сама сейчас себя с трудом узнала. Восемнадцать лет назад это была плоскогрудая брюнетка с короткой мальчишеской стрижкой и большим носом. Из косметики на лице только дешёвый блеск для губ. Сейчас я стала интересной длинноволосой блондинкой с полным третьим размером груди, высокими скулами, чувственными выразительными губами и маленьким аккуратным носом, многие меня считают красоткой, с пластическим хирургом мне очень повезло. Тем не менее именно моя привлекательная внешность могла и сыграть со мной злую шутку, меня легко запомнить, к тому же кругом камеры наблюдения и в них я должна была попасть кем-то совсем другим. Поэтому зашла в MAC, выбрала пудру тёмного оттенка, приобрела латексные перчатки, такие используют в салонах красоты, прошлась по секонд-хэндам, купила старый немодный спортивный костюм невзрачного синего цвета, черную кепку без надписей, мужские кеды, пару свитеров, длинный тёмно-русый парик с чёлкой из натуральных волос, нелепые очки без диоптрий в широкой оправе и пару женских брюк с высокой посадкой в духе гламурных стерв из мыльных опер 80-х. Я прекрасно понимала, что быть писательницей это не одно и то же, что актрисой, от того, когда я нарядилась в полную женщину пятьдесят плюс, я долго истерично смеялась в зеркало, казалось, что в таком виде уже даже бездомные Нью-Йорка не лазят. Но методом проб и ошибок я начала находить нечто среднее между придуманным образом и гармонией. Длинный парик я обстригла под каре убрав лишний ненатуральный объем, вместо кепки повязала на голове чёрно-жёлтую косынку, глупые очки выбросила, как и одну пару бесполезных «гламурных» брюк. Смешала темный оттенок пудры со светлым и получила в итоге естественный золотисто-бронзовый цвет дуры из солярия. Из четырёх гигиенических тампонов я сделала вставки за щёки, визуально округлив и состарив лицо, забелила консилером брови и ресницы, нанесла кошмарные голубые с розовым тени, покрыла губы матовой тёмно-медной помадой, растушевала румяна, как делала моя бабушка, нашла в коробке свои старые очки для чтения в тонкой металлической оправе, водрузила их на нос. Одежда поддетая под синий спортивный костюм визуально прибавила мне лишних двадцать килограммов. Я выглядела как полоумная старушка-хиппи, любительница эзотерических салонов навсегда застрявшая в середине 70-х. Я смотрела в большое зеркало чувствуя удовлетворение, мне удалось стать одной из миллионов городских сумасшедших Нью-Йорка, до которых никому никогда нет никакого дела.
5
В понедельник я отправилась на «репетицию». Имитируя ранний завтрак спортивной старухи, с круассаном и большим стаканом колы, я уселась напротив дома Моры Маргулис, ожидая появления воровки. Она вышла ровно в 5.30, в облегающем светло-сером спортивном костюме, я её узнала с первого взгляда даже при свете искусственного освещения фонарных столбов. Всё такая же привлекательная, стройная, с чёрными, собранными сзади в тугой пучок волосами, Мора сделала пару приседаний и побежала в сторону Центрального парка. Я подождала с минуту и последовала за ней. Нью-йоркцы – самый безумный народ на свете, вместо того, что бы до семи утра нежится в уютных постелях, они уже в пять начинают занятия спортом. С одной стороны это было плохо, лишние глаза и уши мне ни к чему, с другой – здесь легко затеряться и следовать маршрутом Моры, бежать следом за ней не привлекая к себе внимания. Так я и поступила. Я не помню когда последний раз бегала, поэтому старалась контролировать дыхание, держать дистанцию, но при этом не выпускать из вида ту, которую любила и ненавидела больше всех в своей жизни. Я полностью пробежала следом её маршрут и остановилась перевести дыхание только когда она выбежала из парка направляясь к своему дому. Я достала из рюкзака бутылочку минеральной воды и жадно отхлебнула. Затем вернулась назад пешком исследуя беговые тропинки и аллеи по которым бежала Мора, надеясь, что завтра она не изменит своему маршруту. Я наконец нашла место, которое мне подходило – идеальное место для идеального убийства идеального врага.
6
И я её убила следующим утром, в 5.52, размозжив голову булыжником. Это оказалось сложнее, чем я себе представляла, но я поднимала и опускала, поднимала и опускала острый камень до тех пор пока лицо Моры Маргулис не стало похоже на ягодный джем. Когда я прятала труп в кустах ко мне выскочила бездомная рыжая кошка и начала ласково тереться об ногу. Я сняла забрызганный кровью верх синего спортивного костюма, вывернула его наизнанку, посадила туда кошку запеленав и обняв как младенца, и медленным прогулочным шагом покинула Центральный парк, изображая утреннюю прогулку пожилой чудачки с домашним питомцем на руках. В трёх кварталах от парка, я выпустила рыжую кошку, достала заранее приготовленную жидкость для розжига и устроила в мусорном контейнере пожар уничтожая синий спортивный костюм и латексные перчатки. От остальных вещей я избавилась дома, упаковала все в чёрный мусорный пакет, закинула его в багажник и выбросила на другом конце города, когда ехала в гости в Пенсильванию к своему литературному агенту и одинокой подруге Венди. У неё я осталась на три дня и мы отлично провели это время. Ходили на рыбалку, устраивали рыбное барбекю, пили шампанское, мартини, водку с тоником и лимонным соком и я прочитала ей первые три главы своего будущего романа. Она пришла в восторг от моих свежих идей, предрекая книге судьбу шедевра. Зная всё о слабостях Венди я привезла с собой много алкоголя и для того, чтобы внушить ей, что я приехала в понедельник, а не во вторник я все три дня добавляла в её водку с тоником измельчённые таблетки фезипама. Я была уверена, что алиби мне не понадобится, но если вдруг оно станет необходимым, то у меня оно будет, пусть не самым идеальным, то вполне железным.
7
Через четыре месяца после похорон Моры я узнала о своей беременности. Это произошло как раз в тот день когда я дописывала книгу. Смешно, но по стечению обстоятельств у моей героини коронера Берты Бойл как раз в тридцать первой главе случился выкидыш. После смерти жены Килан месяц ходил чернее тучи, осунувшийся, разбитый, с антидепрессантами в кармане и пыхтел по три пачки сигарет в день. Наверное, я так никогда и не узнаю из-за чего он горевал больше, из-за убийства жены или потому что в связи с этим событием больше некому писать для него прибыльные продолжения о Лорне. Я выбросила тест на беременность и направилась в издательство Random House к главному редактору, Торки Бёрчу, мы договорились о встрече.
– Ангел мой, рад тебя видеть! Я, признаюсь, соскучился, – приветствовал Торки, мне всегда нравился его британский акцент.
– Взаимно, мой лорд!, – ответила я, он как и все главные редактора любил лесть.
– Венди сказала, что ты активно работаешь над юбилейным десятым романом о Берте? Молю бога, чтобы это было правдой!
– Уже не работаю, – ответила я покрутив перед носом редактора картой памяти, – Утром закончила.
– О, боги!, – воскликнул Торки, – Я чувствовал, что сегодня должно произойти нечто особенное! Девочка моя, ты знаешь, что ты самая лучшая? Просто самая лучшая!
– Ты мне всегда так говоришь, поэтому знаю, – рассмеялась я, – Но у меня есть к тебе предложение. Даже не так, скорее условие.
– Слушаю, моя хорошая?
– Я устала жить в тени Освальда Спирелли. Более того, я его просто ненавижу. Мы должны его убить!
– Убить?, – возмутился Торки, – Ты в своём уме, ангел мой?
– Абсолютно! Я хочу умертвить его, как, когда-то поступили с Ричардом Бахманом* (прим. автора; псевдоним Стивена Кинга). Торки, очнись, на дворе двадцать первый год и эти сексистские заморочки давно не работают! Мы организуем пресс-конференцию, я впервые дам интервью, раскрыв свою настоящую личность. Это станет идеальным PR-ходом. Мы только выиграем от этого.
Казалось Торки готов заплакать, своим видом главный редактор напоминал обиженного щенка, мне даже захотелось его обнять и погладить.
– Ты… ты уверена, что хочешь снова стать Майлой Пэрридж?, – с грустью в голосе спросил Торки.
– Нет, не хочу, – ответила я, – Я буду тем, кто я есть на самом деле – Рут Мильман.
8
Месть никогда не делает человека счастливее, только легкомысленнее. Я не планировала ни влюбляться, ни тем более беременеть от Килана Бентли, но тем не менее это случилось. Вчера, когда он узнал, что у нас будет ребёнок он как безумный прыгал от счастья, а потом сделал мне предложение. И я согласилась. Я смотрела на этого безграмотного, по сути дела самозванца, лысеющего, но чертовски привлекательного, вспоминала его нелепые записки, открытки и смс, и понимала, что передо мной стоит родной человек. Я хотела провести именно с ним всю свою оставшуюся жизнь. Прекрасно отдавая себе отчёт, что мне много чего еще предстоит рассказать ему о себе, хотя бы начиная с Майлы Пэрридж и до Освальда Спирелли, но я ни о чём этом сейчас не хотела думать. Я, что-нибудь придумаю потом, а сейчас мне просто хотелось целовать его, обнимать, чувствовать вкус и запах его кожи. Желание Килана совпало с моим и мы занялись любовью. Впервые в жизни я по-настоящему чувствовала себя так, как давно мечтала. Мой мужчина был рядом со мной, плод нашей совместной любви зрел во мне и совсем скоро мы станем настоящей семьёй. И говоря о семье, немного поколебавшись, но понимая, что это неизбежное, я согласилась познакомиться с родителями Килана, они приглашали нас на ужин в пятницу на восемь вечера в уютный ресторан Riverpark, один из моих любимых ресторанов с прекрасным обзорным видом и хорошей кухней. Килан собирался за ужином рассказать о нашей помолвке. Для этого события я купила вечернее платье от Анны Сью, все ещё актуального ультрамаринового цвета, который в мире моды называют цветом Клейна. Свои золотисто-палевые волосы я собрала в низкий пучок на затылке, оставив пару прядок у лица. Макияж сделала в нюдовых оттенках и дополнила образ серебряным браслетом в виде двух переплетённых змей. Мы опоздали в ресторан на пятнадцать минут, Нью-Йорк без пробок на дорогах это не Нью-Йорк. Когда мы вошли мама Килана, маленькая ухоженная женщина с бледно-персиковыми короткими волосами в золотистом платье с открытыми плечами, помахала нам рукой и мы прошли к столику. Килан нас представил, её звали Ив и мне она понравилась. Мы сели за столик и официант тут же подбежал с меню.
– А где папа?, – спросил Килан.
– В уборной, – ответила та, – сейчас вернётся, а мы давайте пока выпьем, умираю, как хочется холодного шампанского.
– А вот и папа, – радостно произнёс Килан с бокалом в руке улыбаясь человеку за моей спиной, я повернула голову.
– Добрый вечер! Позвольте представится – Бернард Эверсон, профессор английской литературы. Очень рад знакомству!
Мексика, Канкун, 2020
Последнее дело чемпиона
Мэру Марковну с Брайтона найти оказалось проще пареной репы, как я и предполагал. Лёля-рогипнол улетела с новым хахалем в Лас-Вегас и я пошёл на дело один. Это было в дождливый вторник девяносто первого, именно в тот день мне доктор огласил диагноз – рак лёгких третьей стадии. И это при том, что курить я бросил еще в «совке», в восемьдесят третьем! Я не то, чтобы сильно расстроился, все мы когда-нибудь сдохнем, я скорее был удивлён и разозлён. Мне сейчас эта чухня был совсем ни к чему, я только получил стоящий заказ сулящий мне хорошие бабки, поэтому не собирался из-за какой-то там болячки потерять свой куш, наоборот, я захотел урвать его еще больше, у меня жена на сносях третьим, поэтому рак пусть выкусит и ждёт. Жену я люблю, а детям своим мечтаю дать самое лучшее образование во всей Америке. Я – вор. Нет, вы не подумайте, я не какой-то там чмошный карманник, я, так сказать, элитный спец по редким штукам, всякие предметы искусства, картины, камешки, иконы, ордена и прочая хрень за которую заказчик готов хорошо кинуть зелёных, я им золотишко, они мне баблишко, ну вы поняли. Я здесь работаю и меня никто не крышует как это было в Москве, хотя Лёля-рогипнол, моя подельница и постоянно кипишует по этому поводу. Лёля, дай бог ей здоровья, реальная палочка-выручалочка, уж и не вспомню сколько раз она меня отмазывала. Последний раз недели за две до визита к Мэре Марковне, когда меня три полицейских бугая прищучили в Куинсе за драку в китайской сральне. Если б не Лёля-рогипнол, которая своим красивым ротиком тут же в их машине уладила вопрос, то уж не знаю, чтоб я и делал тогда, очень сомневаюсь в том, что моя тощая задница способна была им угодить и разрулить проблемку без каталажки. Вылезая из полицейской тачки, Лёля сплюнула на грязный асфальт и буркнула «Будешь должен!» и мы почесали на новое задание Бабули. Бабуля это прекрасной души человек и самая тёмная лошадка из всех кого я знаю. Она положила на меня глаз в восьмидесятом на зимних олимпийских играх в Лейк-Плэсид. Ту спринтерская гонку на десять километром во век не забыть. Я тогда выиграл во всех трёх забегах, три комплекта наград были моими. Чёртов биатлон! Как же я по тебе скучаю! Не знаю как Бабуля это сделала, но когда я трахал того трансвестита я и подумать не мог, что он пацан, а не милая рыжеволосая девчуля, я был в стельку пьян и не только от олимпийской победы и уж тем более я не знал, что наш процесс со всех ракурсов снимают на камеру. «Хочешь огласки – пожалуйста, не хочешь – спасибо, за услугу», – так тогда она сказала угощая меня пирожками с ливером в моём номере. Одета она была на манер голливудских звёзд золотого века и смахивала на ту, что играла в «Завтрак у Тиффани», платье было очень похожим и прическа. На платье красовалась интересная старинная брошка в виде лилии, Бабуля заметила, что я её рассматриваю и что-то там выдала умное про Людовика Пятнадцатого. И по возвращении в Москву я сделал как она требовала. Проник ночью в квартиру руководителя Союзгосцирка Анатолия Колеватова, вылил на лицо его спящей жены Ларисы содержимое ампулы которую мне дал «дядя Петя», большая шишка из КГБ, мой куратор, «крыша», и правая советская рука Бабули, и спустя два часа таки нашёл те чёртовы драгоценности. Под ванной за ворохом грязных тряпок. В жестяной неприметной коробке из под халвы. Но радоваться я начал слишком рано, это было только началом. У Бабули на меня имелись свои виды и «дядя Петя» снова появился на пороге. Для того, чтобы заполучить серьги и колье с редкими жёлтыми бриллиантами мне пришлось потрудится соблазнить дочь генсека. Эта бабища вырубилась только после двух бутылок коньяка, я уж было думал, что клофелин просроченный. Но самым неприятным оказалось моё задание на Кутузовском проспекте. В этот раз Бабуле из побрякушек ничего не надо было, ей двигала просто месть. У неё имелись личные разборки с актрисой Фёдоровой и Бабуля ясно и чётко дала мне понять, что той уже пора и честь знать. А потом долгих два года ни от Бабули, ни от «дяди Пети» не было никаких вестей. Это оказались два самых гадких и тяжелых года в моей жизни, спускаясь с трамплина на Кавказе, я слетел, сильно повредил позвоночник и слёг в постель на шесть месяцев. В это же самое время моя мать умерла от сахарного диабета, точнее от гангрены которую тот спровоцировал, а батя, слабак еще тот, не смог смириться с её смертью и свёл счёты с жизнью на нашей подмосковной даче, в гараже, надышавшись газа в закрытом «Жигули». Я остался сам. С больной спиной, с заказанной дорогой в большой спорт и с карточным долгом в пятнадцать тыщ рублей, есть у меня такой грешок, он же и самая моя большая слабость – картишки. Я уж было собрался залезть в горячую ванну с отцовской опасной бритвой, как на моём пороге снова появился «дядя Петя». Был он не сам, а с дочкой Ольгой. Так я впервые познакомился с Лёлей-рогипнол. Я никогда Лёлю не расспрашивал, что она там в «совке» натворила, что она там украла, кого убила, мне не было до этого никакого дела и я ей был благодарен, за то, что она тоже никогда и ни о чём меня не расспрашивала. Всё что говорил «дядя Петя» не было похоже на предложение, это было утверждение с детальным инструктажем без каких-либо сомнений на моё возражение. Он пообещал, что Бабуля нас в обиде не оставит и всем необходимым по прилёту снабдит. Шишка из КГБ хотел, чтобы я заботился и оберегал его дочь, помогал ей в любых ситуациях, но, вот, парадокс, ребятушки, всё вышло с точностью до наоборот, все последующие годы именно она помогала, заботилась, решала проблемки и оберегала меня.
Короче, спустя три дня мы уже сидели в самолёте прощаясь с СССР раз и навсегда. Я хотел и плакать и смеяться, и ужраться водярой до потери пульса, я не имел ни малейшего понятия, что там меня ждет кроме вкусных пирожков с ливером от шантажистки в голливудском платье.
Но всё вышло зашибись! Я, можно сказать, снова ожил. Первые полгода я тупо отдыхал, жрал по ресторанам, знакомился с эмигрантами, ходил в гости, посещал музеи, валялся на пляжах и потихоньку примазывался к местной элите. Бабуля оплатила мне пребывание в реабилитационном центре, боль поутихла и моя спина снова стала как новая. Английский я подтянул очень быстро и уже через пять месяцев свободно им владел. Новая жизнь мне всё больше и больше начинала нравится. Бабуля помогла мне устроится на работу учителем физкультуры в школу Нью-Джерси и я был ей признателен за такую, практически, материнскую заботу. В школе я и встретил свою будущую жену, учительницу начальных классов Морин. Она мне любит говорить, что я ей совершенно не понравился с первого взгляда, но я знаю, что шельма врёт. Она втрескалась в меня сразу же по уши, как и я в неё. Через три месяца мы поженились, а еще через восемь она родила Романа с весом три семьсот. Лёля-рогипнол стала моим лучшим другом и мы часто зависали вместе. А потом Бабуля начала нам давать задания, собственно, никто в этом и не сомневался, это был только вопрос времени и оно настало. То была картина руки Рембрандта, из частной коллекции на Кони-Айленд, гаденький такой портретик, скажу я вам, но дорогущий зараза, хотя мне такой и даром не нужен был. Сработали мы с Лёлей красиво, никто не пострадал, она стояла на шухере пока я всё там оформлял и сильно нервничала. Бабы, они практически всегда нервничают. Потом был Ван-Гог, запонки с голубыми брюлликами Уинстона Черчилля, рубины Борджиа, колье Марии-Антуанетты и всё таком-же эстетском избирательном духе. И всё у меня шло гладко до этого дня, до дня пока Бабуле не понадобились перчатки Елены Чаушеску. Я рассматривал фото и не мог понять, что в тех сраных перчатках такого особенного и на кой сдались они Бабуле? Телесного цвета, с виду совершенно обычные и ничем не примечательные. Носить это старье и получать удовольствие от того, что они когда-то были на руках жёнушки румынского диктатора, которого расстреляли как бешенную собаку вместе с ней, лично для меня удовольствие сомнительное. Но не моё это дело, мне платят за работу, которую я обязан делать. Я люблю баблишко, все в этом мире любят баблишко, без него никак. Дом, точнее сказать, халабуда, Мэры Марковны располагалась с унылом сыром переулке, вид был, не приведи господи, там пахло плесенью, кошками, гнилой картошкой, а в грудах пищевых отходов и старого барахла можно было свернуть ногу. Эту двухэтажную уродливую старющую постройку стоило снести ещё в начале восьмидесятых, возможно, даже вместе в Мэрой Марковной, разгрести эту еврейскую свалку и построить нечто более приличное, район, как ни крути, не самый плохой в Нью-Йорке. Я надел медицинские перчатки, натянул маску, и накрутил глушитель на пистолет. У меня при себе был и хлороформ и шприц с транквилизатором, но я вспомнил про свой несправедливый диагноз, к тому же этот засранный переулок перед глазами, похожий на хлев, благодаря усилиям обитательницы убогого жилища, меня тупо взбесили. Я человек, который ни разу не выбросил мимо мусорника даже обёртку от конфеты и не принёс, по сути дела, никакого вреда окружающей среде. И вот теперь должен подыхать от рака лёгких, а какая-то баба Мэра, загадившая всё вокруг, продолжать свинячить дальше, имея всех в виду! Не-не, так дело не пойдёт. Пулю ей в лоб. Так я и сделал.
Перчатки нашлись на дне дубового комода. Мягкие как кожа младенца, удивительно тёплые, источающие тонкий сладковато-мускусный запах. В тот миг я подумал, именно так и пахнет сладкая жизнь. Они словно манили меня и я их натянул. С виду казались такими маленькими, деликатными, абсолютно дамскими, но пришлись в самую пору, сели как родные. А снять назад я их не смог. Они стали моими руками или я сам стал перчатками. От испуга, я чуть не обоссался, заскулив попавшим в капкан волком и начал остервенело скрести свои ладони. Подбежал к грязному зеркалу; в этой собачьей будке оно не имело привилегии на чистоту. Таращясь крысиными, покрасневшими от лопнувших сосудов глазами, на меня смотрела пожилая женщина с крупным некрасивым носом. Её бецветная кожа напоминала ворох старых полуистлевших газет. Горчичного цвета пальто с меховым коричневым воротником, висело на её щуплом теле лохмотьями огородного чучела, моя покойная матушка таким отпугивала вороньё. Затем она вцепилась острыми когтями в свои (?) -мои (!) волосы и начала извергать всевозможные проклятия на румынском языке. И даже раскаты грома, обрушившиеся на Брайтон-Бич, не смогли заглушить этой отборной брани.
Мексика, Канкун, 2020.
Немного тишины не помешает
В тот год, когда я переехала на Манхэттен, весь бомонд Нью-Йорка зачитывался рассказами Тамы Яновиц, а она сама часто мелькала по телевизору, такая нарядная, манерная, с лохматой причёской, яркая и блестящая, как Рождественская Ёлка перед Рокфеллер-центром. Тогда я ещё не знала, что буду её убивать. Впервые наша встреча состоялась на вечеринке полоумной советской диссидентки, так называемой, «поэтессы Ганны Гуцуляк». Косолапая Тыква организовала пафосные посиделки, приуроченные выходу её третьего сборника кошмарно бездарной поэзии, в духе повесившейся в свадебном платье, взятом напрокат (и при этом, фу, обосравшейся; финиш, достойный написанному при жизни) Олэны Василевой, внешне похожей на куклу Чаки и у того тоже нет сисек. Полная хуйня на сексуальную тематику с политическим уклоном. Надеюсь, Ганна сделает то же самое не причинив морального вреда свадебным салонам. Если бы не мой давний друг прилетевший из Лос-Анджелеса, Максимилиан Шелл, попросивший поехать с ним и назвавший меня «настоящим украшением любого вечера», я бы точно предпочла провести это время в своей новой уютной квартире. Макс всегда казался таким грустным, несчастным и одиноким, а после женитьбы на русской психопатке, по которой плакали смирительная рубашка и самые болезненные уколы, это ощущение ещё больше усилилось. Так я и составила ему компанию. Сверх моих сил было слушать сорокаминутную декламацию Косолапой Тыквы, закатывающую под лоб глаза, словно она вот-вот кончит от льющейся изо рта собственной муры, типа: «Америка- это не страна! Америка- это судьба!» Изумительно! Опиздически круто! Как она это делает? Откуда черпает вдохновение? Каким образом раздобыла Музу Нарративов? Милая Тыквонька, где этот подпольный магазинчик? Куплю сразу три! Меня уже реально начало тошнить и от вида её пыльного цвета парика, съехавшего набекрень вслед за хозяйкой, поэтому я вышла с бокалом шампанского покурить на балконе и прийти в себя, полюбовавшись видом малахитовой зелени вечернего Центрального Парка. Следом за мной вышла Тама, вернее сказать, «припорхала» и попросила сигарету. Вот так мы и познакомились. Она узнала меня и даже поинтересовалась почему я покинула съёмки в популярном сериале, на что я ей ответила правду: наконец закончился контракт и я наотрез отказалась его продлевать, и ни сейчас, ни в дальнейшем не планирую возвращение в мыльные оперы, мне хочется отдохнуть после стольких лет насыщенных съёмок и немного тишины не помешает. Она оказалась более лёгкой в реальной жизни, совершенно не такой пустой, жеманной и предсказуемо скучной, как на шоу Леттермана. Я даже немного прониклась к ней симпатией. Это уже сейчас я научилась за пять минут общения с незнакомым человеком понимать кто передо мной стоит, свежее мясо или съеденный вчера бифштекс, а тогда я ещё иногда допускала подобные ошибки. Остаток вечера мы с Тамой беседовали, поглощая канапе с чёрной икрой и хамон «Серрано» с дыней, благо мы обе не отличались ложной скромностью и публичными диетами, я пила шампанское Cristal, она исключительно красное вино, в которое периодически обмакивала свои тонкие пальцы. «Творческий вечер» Ганны Гуцуляк оказался для меня кастингом в Ад, но зато хоть вкусным.
Я не знаю, что на меня нашло, то ли шампанского было много, то ли вульгарные сладко-горькие духи Тамы вскружили мою голову, но мы как-то оказались у неё в квартире и в ту ночь переспали.
Я до сих пор не понимаю зачем я это сделала. Мне никогда не нравились женщины, а тем более такие как она, сочетающие дешевую бижутерию с изделиями из золота и предпочитающие театральный макияж в повседневной жизни.
На следующий день Тама прислала мне корзину белых роз с запиской «С любовью от Т», я попросила горничную забрать их себе, не люблю розы, они полны драматизма, я не такая. В тот же вечер Тама позвонила на мой телефон, я точно знаю, что не давала ей номер и приглашала меня на ужин, ссылаясь, что столик уже заказан. Мой ответ был отрицательным, я сказала, что у меня на вечер свои планы, из вежливости поблагодарила за присланные цветы и повесила трубку сообщив, что ко мне якобы пришли.
В час ночи меня выдернул из сна телефонный звонок, я схватила трубку и спросила «Алло?». Никто не ответил. Пару секунда я слышала тяжёлое дыхание, а потом громко включили музыку, запись заставки сериала «Даллас». Я бросила трубку, включила свет, с опаской уставилась на телефон. Недолго думая, я выдернула провод из штекера и злая вернулась в постель.
В 6 утра позвонила Тама и бодрым весёлым голосом приглашала меня на пробежку в Центральный парк, на что я ответила категорическим отказом и сказала, что подобные спортивные штуки мне интересны не более чем кто там первый высаживался на Луне. Я хотела спать и тишины, и приказала ей никогда в такое время меня не беспокоить. Она рассмеялась, извинилась и бросила трубку. Весь день у меня было испорченное настроение, даже находясь на восемнадцатом этаже, звуки Манхэттена казались неприлично громкими и раздражающими, и я не находила себе места до тех пор пока не позвонила моя агент с заманчивым предложением из Голливуда. Я проявила заинтересованность сразу, хоть агент и информировала, что моей партнёршей будет Фэй Данауэй, которая уже подтвердила своё участие. Фэй ещё с восьмидесятого недолюбливала меня, она так и не простила смеха по время премьерного показа «Дорогой мамочки» и видимо злилась на себя, за то что не прислушалась ко мне когда я советовала ей отказаться от роли и на меня, за мою дальновидность. Но я была совершенно не против поработать вместе с ней, в семьдесят седьмом у нас получился отличный результат.
Я положила трубку, чтобы через мгновение ее снова взять, уверенная, что моя агент что-то забыла. Из трубки зазвучала заставка «Даллас» и мои руки покрылись гусиной кожей.
– Тама! Немедленно прекрати!, – разозлилась я, – Знаю, это ты! Никогда мне больше не звони! Ты меня слышишь? Иначе я немедленно обращаюсь в полицию!
На фоне музыки из начальных титров раздался высокий заливистый смех и трубку бросили.
Прошла неделя. Она была относительно тихой и спокойной как мне нравится, даже не смотря на то, что юный робкий клерк пытался мне вручить присланную кем-то коробку французских эклеров, перевязанную безвкусным бантом цвета фуксии. Поблагодарив своей дежурной ослепительной улыбкой я посоветовала мальчишке самому ими полакомиться. Позже мне сообщили о его, увы, не помню имени, скоропостижной смерти. Звонков от Тамы больше не последовало и мне стало спокойнее. На завтра у меня был утренний рейс в Лос-Анджелес, а сегодня довольную после интервью каналу CBS мой шофер завёз меня в бутик «Oscar de la Renta», где я купила новое коктейльное платье цвета морской волны. Для Калифорнии самое то.
Когда я поднялась на лифте домой то увидела, что Айрис, моя горничная, не закрыла входную дверь, я не люблю невнимательных, я их увольняю. Вошла в квартиру и позвала её. Ответа не последовало, зато мне в нос ударил отвратительный запах кошачьей мочи. Видимо горничная впустила кошку в дом или подлое животное пробралось ко мне само, пометив территорию как свою.
– Айрис!, – снова окликнула я направляясь на кухню. На полу в луже крови, с открытым ртом, лежала горничная. Из промежности торчала швабра. В её широко открытых глазах, скорее, застыло удивление, чем испуг. Едкий запах кошачьей мочи клубился невыносимым шлейфом, теперь я не сомневалась, что кто-то специально забрызгал ею все вокруг. Обновка от любимого бутика «Oscar de la Renta» выпала на испачканный пол, когда из туалета раздался звук спускаемой в унитазе воды. Для защиты я схватила два ножа, по одному в каждую руку и стала ждать.
Цок-цок, цок-цок, услышала я неспешные звуки каблуков, позвякивая ножом об нож. В такт приближающейся по мраморному полу женской обуви. Цок-цок, цок-цок.
– Тама, я здесь! – позвала я и бросилась навстречу.
Нью-Йорк, 2019
Еда в холодильнике, вещи в прачечной
– Мадам, у вас грязные туфли! C’est terrible! Я не впущу вас в дом!, – такого я уже просто не могла терпеть и окончательно решила уволить Людивин Ложье. Вам любой подтвердит, что шансы найти в Нью-Йорке няню, которая к тому же идеально готовит, идеально убирает и идеально не интересуется твоим мужем, равны нулю, но тем не менее я собиралась выставить её за дверь. Я понимала, что буду скучать по её божественному ризотто и паштету из кролика, но жить в собственном доме и бояться наступать на самый чистый в мире пол, задыхаясь от смеси запахов полироли для мебели, лимонного чистящего средства и хлорки мне совсем не хотелось. Возмутительным так же было то, что как только мой муж Итан выходил из уборной, Людивин тут же интересовалась не забыл ли мистер Гидеон помыть руки, быстро натягивала свои жёлтые защитные перчатки, хватала дезинфектор, средство от засора труб и мчалась обрабатывать унитаз. А ещё в ванной нашей с мужем спальни, она самовольно установила биде и поставила четыре корзины для мусора подписав каждую «Для туалетной бумаги», «Для использованных презервативов», «Для прокладок», «Для туалетной бумаги в случае торнадо». Разумеется, я оставила только одну. С приходом в наш дом Людивин моя жизнь стала похожа на пребывание в пятизвёздочном отеле, она зачем-то каждый день меняла постель, только начатые флаконы шампуней и гелей для душа на абсолютно новые, мыло, зубные щётки, зубные пасты тоже были в употреблении не более одного раза. Она каждый день бегала в прачечную, дополнительно отутюживала и без того не помятые вещи и даже вещи, которые совершенно не нуждались в глажке. Пару недель назад мой стеснительный и скромный Итан сообщил о том, что видел как наша няня, стоя на коленях перед корзиной с ношенным нижним бельём, словно перед алтарём, произносила какую-то молитву сложив впереди руки, после чего достала его трусы, тщательно рассматривая и обнюхивая со всех сторон. Я, конечно же, тогда в это не поверила и даже разозлилась на него. Я так же чувствовала, что мои дочери, шестилетняя Лайла и пятилетняя Бонд её побаиваются, пусть они даже ни разу на неё и не жаловались, я видела: в присутствии няни они вели себя иначе, становились послушными, спокойными, тихими, беспрекословно ей подчиняясь… и отлично запоминали уроки французского языка. За месяц занятий с Людивин их детский словарный запас был равен добротному англо-французскому разговорнику! И всё равно я хотела побыстрее от неё избавится.
– Миссис Гидеон, Амелия, вы не можете меня уволить. У нас контракт на полгода, – спокойно возразила Людивин, загружая посудомоечную машину, когда я ей сообщила, что это её последний день в моём доме.
– Могу. Очень даже и могу, – ответила я и закурила, няня тут же, словно достав из воздуха, протянула мне начищенную до бриллиантового блеска хрустальную пепельницу. Я специально струсила пепел мимо неё и продолжила, – Я дам тебе отличное рекомендательное письмо и выдам зарплату за три недели вперёд.
– А кто же будет следить за чистотой и приготовлением еды? А как же девочки без меня? Им же нужен французский язык, – удивилась Людивин, – И я нужна этому ДОМУ.
– Мои девочки как-нибудь проживут и без вашего французского, мы в Америке, на минуточку. Я передумала. В первую очередь – вы МНЕ не нужны, – мне не хотелось быть грубой, но так получилось, – Я больше не нуждаюсь в ваших услугах, мисс Ложье, поэтому с завтрашнего дня вы свободны. Всё. Adieu!
– Ах, ты янки грязножопая!, – завизжала няня, схватила очиститель для окон и прыснула мне в лицо, от запаха аммиака мне стало дурно и защипало в глазах, я выронила сигарету не ожидая, что её иностранный рот и руки способны на такие гадости.
– Твой жирный муж с сиськами побольше моих ни разу как следует не струсил свой вонючий конец! А ты… ты, как морская свинка из Эпохи Возрождения, каждый божий день протекаешь на мои белоснежные, чистейшего хлопка простыни! Я твои лобковые волосы даже в аквариуме с рыбками находила! Merde!
– Немедленно вон из моего дома!, – это уже кричала я, – Выметайся отсюда, лягушатница двинутая!
– Во имя чистого Отца, подмытого Сына и обеззараженного Духа!, – прощебетала Людивин, резко ударила меня кулаком в нос и выбежала из дома громко хлопнув дверью, прихватив с собой средство для чистки стёкол.
Я полночи ворочалась, нестерпимо болел нос, благо няня его не сломала. Под глазами появились припухлости и я весь вечер прикладывала лёд к переносице. Вызывать полицию и снимать побои я отказалась, как муж меня не просил, мне меньше всего хотелось давать соседям новую тему для злорадства и насмешек. Муж три раза звонил няне на мобильный, но тот был отключен. Запасные ключи от нашего особняка, которыми пользовалась няня висели на крючке в прихожей, к счастью, эта истеричка их не успела схватить, но тем не менее в тот же вечер муж поменял пароль от сигнализации, чтобы всем было спокойнее. Наконец мне удалось заснуть… и мне приснилась Людивин. Во сне няня прокралась к нашу спальню, подошла к кровати и стала напротив нас. Я как парализованная не могла ни пошевелится, ни издать ни звука, мой язык прирос к нёбу, а в горло насыпали колючего песка, я могла только наблюдать. Няня стянула с нас большое белое одеяло и со спящего мужа пижамные штаны. Затем аккуратно перевернула Итана на спину, развела его ноги в стороны и фыркая как охотничья собака начала обнюхивать его половые органы. Из тонкогубого рта Людивин тонкими нитями капала пахнущая дезинфектором слюна попадая на мирно вздымающийся и опускающий живот спящего хозяина дома. Откуда-то из под кровати няня достала пластиковый распылитель с синей жидкостью для чистки стёкол и начала опрыскивать им яички Итана, заполняя всю спальню едким запахом нашатырного спирта. Потом достала из кармана новую губку для мытья посуды, одной рукой оттянула нежную кожу, а второй со всей силы с характерным звуком начала тереть поролоновым прямоугольником по мошонке. Я ощущала как холодный пот ручьями стекает с моего тела, застилает глаза, впитывается в свежие белоснежные простыни, протекает сквозь матрас и капает на пол, но не могла пошевелить даже пальцем. Мне так хотелось кричать, «Проснись! Вставай же!», так хотелось, чтобы мой муж наконец открыл глаза и сбросил на пол эту безумную тварь, но он продолжал сладко спать, тихо и беззаботно похрапывая. Все на что я была способна это только наблюдать. Няня продолжала остервенело тереть губкой, до тех пор пока мошонка в её руках не лопнула, обдав ухмыляющееся лицо фонтаном красного. В тот самый миг бог мне вернул голос и я закричала.
– Амелия! Амелия, дорогая!!!
Это был испуганный голос моего Итана, открыв глаза я рассмотрела перед собой его раскрасневшееся озадаченное лицо. Я счастлива была проснуться увидев утренний свет пробивавшийся сквозь занавески большого окна нашей спальни. Обхватила лицо мужа руками и крепко поцеловала любимые губы… увидела на его лице неловкость. Ночной кошмар закончился, но холодный пот никуда не исчез. Я отбросила одеяло и чуть от стыда не потеряла сознание. Во сне я обмочилась. Обхватив лицо руками, как обиженный ребёнок, я горько расплакалась, а Итан гладил меня по волосам утверждая, что ничего страшного не случилось.
Я быстро стянула мокрую постель вместе с ночной сорочкой, отправила их корзину с грязным бельем, приняла душ и попросила Итана разбудить девочек. Часы показывали без четверти семь, а мне еще необходимо было приготовить завтрак. Мысль о завтраке была на удивление приятной, наконец-то я сама займусь своими семейными обязанностями, без сумасшедшей няни. Когда я спустилась на первый этаж и вошла на кухню мне показалось, что мой мочевой пузырь собрался второй раз за сутки меня подвести. От увиденного меня словно ударило током. На моей кухне стояла идеальная, нет, даже не так – УСТРАШАЮЩАЯ чистота. Все поверхности сверкали и блестели, в воздухе витал запах лимонного средства для чистки, а стол был сервировал на четыре персоны. К запаху лимонной отдушки примешивались вкусные ароматы свежезаваренного кофе, поджаренных на сливочном масле сосисок, яичного салата и аккуратно нарезанного ванильного кекса с изюмом. К горлу подкатил ком. Пока мы спали Людивин прокралась в дом, приготовила завтрак, все вылизала на кухне и….затаилась? И в любой момент выпрыгнет на меня из кухонного шкафа со скалкой или с очистителем, а может даже и с ножом. Чушь! Полный бред! Где это видано, чтобы люди, которых выставляют вон тайно возвращались и выполняли свою бывшую работу, а после этого нападали и убивали своих работодателей? Но моё тело все равно покрылось мурашками. Нужно сегодня же поменять все замки в доме! Я закипая от злости схватила чёрный мусорный пакет и сгребла в него весь красивый свежий завтрак, а кофе вылила в раковину. И только тогда заметила прицепленную к холодильнику магнитиком в виде коалы записку. Дрожащей рукой я её отлепила и прочитала.
«Доброе утро, миссис Гидеон! Очень надеюсь, что вчерашнее недоразумение не испортит наших дружеских отношений. Если я вас чем-то обидела, искренне прошу прощения! Всегда Ваша, Людивин.
P.S. Еда в холодильнике, вещи в прачечной»
Недоразумение? Дружеских отношений? Чем-то обидела???
