скачать книгу бесплатно
Мария. Тебе не нравятся мои слова?
Плахов. Они меня настораживают.
Мария. Но ты же каждую выборную компанию восхваляешь в своей газете плюрализм мнений.
Плахов. Однако в своей семье мне хотелось бы иметь единогласие.
Мария. Ставим на голосование?
Плахов. (Обиженно). Мария!
Мария. Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав.
Плахов. Мария… (После паузы). Признайся: ты меня уже не любишь?
Мария. (Целует его). Я люблю тебя так же, как и десять лет назад. Помнишь тот день, когда ты впервые привел меня сюда? Мы сидели с тобой на этом самом диване, молодые, глупые и смущенные, и не знали, что нам делать дальше…
Плахов. Я все помню. Но тогда ты всегда слушала меня и во всем соглашалась. Почему же ты сейчас не разделяешь мои мысли?
Мария. Потому что я повзрослела. И сейчас я порой думаю иначе, чем ты. И для меня конкурс красоты – это тот же аукцион, где всем желающим предлагаются стройные ножки, впалые животы и смазливые мордашки. И ничего кроме этого, как будто мозги женщине не требуются. По-моему, это пошло. Зато мужественные мужчины – это мечта каждой современной женщины, уставшей от феминизации в обществе, унисекса на улице и хлюпиков в своей постели. Поэтому мне очень нравится боксер Виктор Балуев. У него на фотографии такое мужественное лицо! Почти как у тебя сейчас, милый.
Плахов. Не смей меня с ним сравнивать!
Раздается звонок в дверь.
Мария. Слышишь, Матвей? Пойди открой!
Плахов. А чему ты так обрадовалась? Я утомил тебя своими разговорами?
Мария. Ну что ты, Матвеюшка! Я готова слушать тебя всю ночь напролет. Но нельзя же держать гостей за дверью. Если ты не хочешь, я открою сама.
Мария встает и открывает дверь. Входит Воробьев. Он в пижаме и шлепанцах на босу ногу.
Мария. Добрый вечер, Павел Васильевич!
Воробьев. Добрый, добрый… А твой беспутный муж дома?
Плахов. Что случилось, Павел Васильевич?
Воробьев. Скажи мне, кто я: главный редактор газеты, где ты работаешь, или мальчик на побегушках?
Плахов. Странный вопрос!
Воробьев. Тогда хорошо ли пользоваться тем, что редактор – твой сосед по лестничной площадке?
Плахов. Да я ни сном, ни духом…
Воробьев. И последний вопрос. Ты забыл, что должен был сдать в номер?
Плахов. Помню. Фоторепортаж с конкурса красоты.
Воробьев. И где же он? Мне уже телефон оборвали, дежурный по номеру кроет тебя последними словами.
Плахов. Фоторепортажа не будет.
Мария. Да ты с ума сошел!
Воробьев. Ты не шути так, Матвей.
Плахов. А я и не шутю… То есть, мне не до шуток!
Воробьев. Что с тобой происходит, Матвей? Ты не заболел?
Мария. Я все поняла. Он влюбился в какую-то красотку, а она не стала победительницей. Вот он и переживает.
Плахов. Мария!
Мария. Что – Мария?! Мария здесь не при чем. Мария в это время сидела дома и вязала своему любимому мужу носки. Верная Пенелопа. Пока ее Одиссей превращался в свинью.
Плахов. Павел Васильевич, объясните же ей, что это только работа.
Мария. Хорошая работа – ходить по красоткам! Где бы себе такую найти? А то я только даром трачу время в своем несчастном бюро путешествий.
Плахов. Павел Васильевич, я вам официально заявляю, как главному редактору. Может меня уволить, но на подобные мероприятия я больше не ходок. Семья мне дороже.
Мария. И безработный журналист не застрахован от внезапной страсти.
Плахов. Мария, это уже невыносимо!
Мария. (Игнорируя мужа). Павел Васильевич, может быть, чайку?
Воробьев. Не откажусь. Чай – это лучшее средство для тушения семейных пожаров.
Мария. Тогда я пойду, заварю свеженького. А вы пока с моим Дон Жуаном переговорите. Пока он окончательно не спятил от избытка чувств.
Мария уходит. Воробьев садится на диван. Плахов ходит по комнате.
Воробьев. Что произошло, Матвей? Мария узнала о твоей любовной интрижке?
Плахов. И вы мне не верите, Павел Васильевич!
Воробьев. Главное, чтобы жена тебе верила. Ты уж поверь моему опыту старого семьянина.
Плахов. Мария просто ревнует, без всякого повода. Но самое худшее не в этом.
Воробьев. А в чем?
Плахов. В том, что у нее, оказывается, имеются собственные взгляды на жизнь, отличные от моих.
Воробьев. Как же это так, Матвей?
Плахов. В наше время каждый может исповедовать свою религию.
Воробьев. В наше время было иначе.
Плахов. Современные супруги из-за этого не ссорятся.
Воробьев. Понял… Нет, подожди, ничего не понял. Из-за чего же вы тогда ссорились?
Плахов. (Подает ему газету). Вот из-за этого.
Воробьев. Если ты думаешь, что я способен поверить тем нелепостям, что пишут в газетах, то ты ошибаешься.
Плахов. Павел Васильевич, если вы даже усомнитесь в собственных глазах и предпочтете отнести прочитанное на счет игры воображения, или гипноза, или таинственных атмосферных явлений, то и это ничего не изменит. Читайте, вот здесь!
Воробьев. Если ты так настойчив, значит, у тебя уже родилась идея.
Плахов. Вы правы.
Воробьев. Поделись секретом, где в твоем теле помещается инкубатор идей – в мозгах, сердце или печени? Я тоже попробую развить в себе этот орган.
Плахов. Никогда не задумывался над этим.
Воробьев. Для тебя главное – осчастливить новорожденной идеей этот мир. Я понимаю.
Плахов. А что в этом плохого?
Воробьев. Да уж очень твои идеи грандиозны. От них за версту веет сенсацией.
Плахов. Вас это пугает?
Воробьев. Сенсация, Матвей, это палка о двух концах. От нее резко подскакивает не только тираж газеты, но и артериальное давление редактора.
Плахов. Шутки в сторону, Павел Васильевич.
Воробьев. По-моему глубокому убеждению, ты опоздал родиться лет этак на пару тысяч. Я это понял сразу, когда ты только пришел ко мне в газету. Зеленый еще совсем был, а все такой же… Неукротимый!
Плахов. Есть такой грех.
Воробьев. Признайся, что в современном городе с его узкими улочками, домами-муравейниками и мелкими человеческими страстями тебе несколько неуютно. Ведь так?
Плахов. Признаюсь. Поэтому я предпочитаю быть там, где крышей мне служит небо, а четыре стены заменяют леса, поля, горы и реки… Вот только Мария к этому никак не может привыкнуть.
Воробьев. Все дело в том, что у тебя мягкое, как воск, имя Матвей. Оно располагает к уюту. Тебе больше подошло бы звенящее сталью Гай, Марк или любое другое из той же славной древнеримской когорты. Я так и вижу, как ты заявляешь: «Дикси!» – «Я сказал!», а воздух содрогается от восторженных криков бряцающих мечами центурий.
Плахов. К сожалению, когда меня нарекали Матвеем, родители этого не учли. Теперь уже поздно что-либо менять. Читайте!
Воробьев. (Читает вслух). «…чемпион мира среди профессионалов в полутяжелом весе россиянин Виктор Балуев». Ну, и что?
Плахов. Вам знакомо учение Ницше о воле к власти? Или само это имя вызывает в вас трепет?
Воробьев. С некоторых пор во мне не вызывает трепет ничье имя.
Плахов. Тем лучше. Так вот, согласно этому учению, в человеке изначально сильно желание превосходства над другими людьми. Оно преобладает над всеми остальными желаниями.
Воробьев. Мне кажется, весьма спорное утверждение.
Плахов. Это не утверждение, это закон природы. Как заявил старик Дарвин, извечная борьба за существование.
Воробьев. По-твоему, Ницше берет начало из Дарвина? Но ведь, насколько мне известно, сам Ницше отрицал дарвиновскую теорию естественного отбора. По его мнению, естественный отбор в природе и обществе способствует не лучшим, а наихудшим. Стадо, как он называл человеческий род, умеет лучше приспосабливаться и побеждает хитростью и числом, а не умом и силой.
Плахов. Это все слова. Если я вам скажу, что я президент России, вы мне поверите?
Воробьев. Пожалуй, нет.
Плахов. Потому что у вас есть достаточно фактов, опровергающих это заявление. То же самое и с Ницше. Что такое, по-вашему, его концепция сверхчеловека и мораль «падающего – толкни», как не перенесение на общество дарвиновской теории эволюции в природе?
Воробьев. Иными словами, ты хочешь сказать, что человек стремится быть первым, едва появившись на свет, уже в колыбели?
Плахов. Вот именно. Как кукушонок в гнезде.
Воробьев. Но зачем младенцу желать этого?
Плахов. Закон природы: тот, кто сильнее, имеет больше шансов выжить. Подсознание диктует человеку, как ему поступать. В целях собственной, как ему кажется, безопасности.
Воробьев. Но отсюда недалеко и до оправдания фашизма с его пресловутым культом сверхчеловека.
Плахов. А откуда, вы думаете, взялись «белокурые бестии» третьего рейха? Бедняга Ницше! Так извратить его мечту о возрождении идеала сильной и свободной личности.
Воробьев. Поэтому ты решил развенчать героев?
Плахов. Если мы бессильны против матушки-природы и не можем убить зло в зародыше, то давайте хотя бы не культивировать его. А для этого надо дать бой первым и доказать, что они ничуть не лучше вторых, третьих, десятых, просто им чуть больше повезло.
Воробьев. И боксер Виктор Балуев должен пасть первой жертвой твоего благородного намерения?
Плахов. Если хотите, называйте это так.
Воробьев. И под этим предлогом ты потребуешь от меня очередную командировку на край света за счет редакции?
Плахов. А вы будете возражать? Я вас не убедил?
Воробьев. Убеждать тебе следовало не меня, а Марию.
Плахов. А при чем здесь Мария?
Воробьев. Всего неделю назад ты вернулся из экспедиции. Если мне не изменяет память, ее участники спускались на катамаранах по горной реке.
Плахов. Мария любит меня и все поймет. Вы же знаете, Павел Васильевич, как мне повезло с женой.
