скачать книгу бесплатно
…
Пьяный мастер и две балерины
На обочине возле закусочной
Пять хот-догов на всех и три стакана
Все прошло как обычно и озеро будто бы вечное. Руки дрожащие взмахнут под луной…
Пуанты на шее, а юбки подмышкой.
Измазаны кетчупом и горчицей,
сонные, ловят такси…
Приехав домой, кто-то закурит и будет смывать макияж целый час, под собственный вой
Кто-то примет решение, что это последнее выступление и этот ДЭКА не стоит высоких искусств…
Может вернуться в вуз и дальше прокладывать путь к портнихе, дизайнеру, повару, столяру?
Гертруда Семёновна, вторая из тройки, ловит ночами котят. Она их рассаживает на подоконнике и кормит и кормит, и кормит… Даже если они не хотят. У Гертруды Семёновны, вывих бедра. И честно сказать, для балета, она уже не молода.
Сонечка Ипполитова, с третьего курса ушла, подумав что эти «пачки», ну точно сведут всех сельских парней с ума!
Татьяна Игушена, знает в искусствах толк, Татьяна в отличии от подружек эстет и фантазёр. Дама вообще, в целом, разбирается «очень» «во всём» и с толком подходит к делу… Но есть один пункт: с вином.
Кружат подружки, кружат и кто ради чего… Одна надеясь на чудо, вдруг снимут ее в кино? Вторая же выйдет замуж, удачно естественно, что ж, все зря?! Только вот, Гертруда Семёновна, пуанты носит любя. Искренне. Беспрекословно. Как любят отцы сыновей. Семёновна, вовсе не скромно, показывает «лебедей». Вот же старушке награда, на горизонте лет, так повезло однажды чудом попасть в сельский балет. Гнёт спину Гертруда, старается. Тянет носок и нос, пачка ее развивается словно Парус ласкает матрос!
И чувствуется нужность
Необходимость сея бытия
И вроде б уже не так бестолково
Стоит она у руля….
…
Страна начинает трогать себя в открытых местах… Извивается.
Получает ли удовольствие она?
Возможно. Щипает. Прикусывает. Теребит набухшие боеголовки…
С трепетом поджимает подол и стонет…
И стонет… И стонет…
Один мощный толчок и взрыв!
А после?
Засуха.
Ничего интересного и даже немного влажного. И по итогу-никому ненужная, очередная Сибирь.
Как вечное напоминание о чём-то тайном.
Сокровенном. Порочном.
И весь мир примет решение замолчать так, как молчат о связи королей и фавориток.
…
Свет разрезает тьму, словно ножницы марлю. Вместо
философии геометрия и взгляд под другим углом. Раньше
Пальцы впивались в Бодлера так, что гуляли скулы,
теперь Бодлер пал. Пала империя. Цезарь. Рим.
Внутри.
Начало из начал.
Распахивая окно чувствуешь свежий воздух.
Копья убраны в шкаф.
Чёрный кофе.
Смирение.
Thoughts became obedient lions.
…
Волк никого не съест, ложись уже на краю.
Sic mundus creatus est – об этом я и спою.
Вещь постигает тень, которую даст сама.
Солнце – ее отец, луна – золотая мать.
Ветер ее качал во чреве земли сыром.
Вещь – начало начал, первопричина – гром.
Запоминай, дружок, как держит огонь земля.
Только познав ожог, научишься разделять.
Сможешь смотреть вперёд, почувствуешь, кем ты стал.
Поэтому отойдёт всякая темнота.
Ребис, ребёнок, кровь от крови моей живой. Мир сотворён из слов и неба над головой.
Лежи себе и смотри, будь в тысяче разных мест.
Ты – у меня внутри.
Sic mundus creatus est.
…
Человек не космос, а микро-хаус.
…
Вы не испытаете эффект Стендаля от искусства и не услышите прекрасное в Бетховене до тех пор, пока не сломаете в себе внутреннего мудака, не замечающего детали этого мира.
Путь будет долгим, а «мудак» сильным и ленивым, но конечный итог того стоит. Когда последняя кость будет сломана- время остановится как бандит утративший азарт.
Собирайте как пазл этот мир. Хватайте детали горстями и втирайте их в свою кожу. Вы заискрите!
Валаамова ослица заговорит.
Главное слышать в этот момент.
…
В Японии разбитые вещи часто исправляют, заполняя трещины золотом. Недостаток видят, как уникальный элемент истории предмета, который добавляет ему красоты.
Вспомните об этом, когда чувствуете себя разбитыми.
…
Сброшенная броня.
Перед белым листом лишь рваное тело.
Томик Пабло Неруда в руке и чернилами измазаны веки.
Я всегда слушал Моцарта, но продолжал подражать Сальери
и всегда точно знал какие и где для меня заперты двери.
Если свечи гасли-я поджигал дома. Если я не писал, то лишь по причине сломанных пальцев. Если лед внутри меня таял – значит прошла война, но в любой момент может что-то сломаться.
И причина и следствие – в этом моя стезя. Я логичен на столько на сколько позволил мне здравый смысл, но несмотря на это в текстах моих роженица умерла, рожая недоношенного модерниста.
…
Я никогда не буду.
Я никогда не буду правильной фигурой.
не измятой простынью, изысканной подписью, ровной линией, чьим-то выменем.
Я никогда не буду.
Вздох.
Чем я плох?
Я имею тысячи слов.
Спасибо.
Сказки на ночь. Духовное и историческое равновесие
Даже чешуя рыбы, будет казаться звёздным небом, если ты точно понимаешь слово «жить».
Костяная трубка, сохранит все пророчества, так же, как и колени твои запомнят все поколения. Кисти вознесутся к правнукам, а стопы к прадедам.
Мир тому-кто есть свет и память этого мира.
Золотое сияние лампады, дешевое оливковое масло и лавровый венок, больше не напомнят о великом Гермесе. Пифагоре. Геродоте. Но можешь напоминать ты.
Фиксируя каждый день и каждый прошлый век, тех кто покинул Явь и направился царствовать в Правь, сквозь твердь и бесконечность времени, передавая из ладони в ладони сказ, будешь иметь крепкую родовую память.
Волей-неволей
Там, где луна встречает темную ночь как любящая сестра.
Там, где теплый ветер ласкает океан, и обволакивает им края песчаного берега.
Где хвойные леса ранним утром будто бы шепчут тебе о едином начале.
Солнце как озорной ребенок то прячется за деревьями, то выныривает, громко смеясь, а птицы давно обрели покой и покой свой воспевают в дивных песнях, жил да был старый волшебник Себастьян. Маленький его домик посреди леса, был заросший виноградной лозой, словно канатами шведских моряков, без устали выходящих в море и наверняка знающих толк в корабельном искусстве. Красивые резные рамы у окон, отполированные годами и поглаживанием с любовью, взором волшебника, будто бы оживали и двигались в такт песням местных соловьев. Лакированные высокие вихри над крыльцом, как густые гигантские брови и тяжелый прочный брус утвердительно заявляли о существовании этого дома на веки веков в этом самом месте. В месте, где, казалось бы, замирало время, сердце и все существовало в какой-то одной стихийной капсуле со знаком бесконечность. Постоянно циркулируя по цифре восемь.
Вот уже много лет, как каждый день Себастьяна, начинается с одного и того же. Просыпаясь ранним утром (а волшебники тоже спят), он надевает свои теплые тапочки встав с кровати, снимает спальный колпак, надевает уже выцветший, но когда-то точно обаятельный сюртук, повидавший бесчисленные эпохи, моменты притяжений и отторжений, войны, битвы, добро, зло, любовь и ненависть… И выходит из дома взяв с собой корзину.
Засохшая звездная пыль как пятна кофе на воротнике… За ненадобностью уже это одеяние. Волшебник уже как 200 лет не колдует и был списан самим же собой в заслуженный отпуск. Идя по густому лесу, он собирал редкую целебную Пассифлору. Какое упоительно красивое и мудрое все-таки это растение, размышлял Себастьян. Бутон его, напоминает циферблат часов, а листья стрелки, что так точно намекает людям о приходящем и что важнее всего уходящем времени жизни. Так же, в свою корзинку он не забывал положить и «белое крыло». О существовании этого цветка волшебник узнал еще в древнем Тибете, когда он прибыл туда чтобы обратить Бодхисаттву Авалокитешвару в обезьяну. Авалокитешвар должен был вступить в брак с горной демоницей, чтобы укротить ее жестокий нрав, ну а потомки этого союза стали первыми тибетцами. Бодхисаттва щедро отблагодарил Себастьяна за его помощь и подпустил к собственноручно написанным трактатам, включавшим в себя главную загадку выхода из бесконечной сансары. Пока волшебник становился «просветленным» и вникал в сочинения, ему подносили чай на эфирных маслах, с пряным послевкусием и чарующим ароматом, отправляющим прямиком в самую суть нирваны. Это и был цветок Саган-Дайля. «Белое крыло».
Себастьян с упоением бродил по лесу, любовался теплыми лучами солнца, пронизывающими облака, словно сито и размышлял обо всем своем вечном и накопленном, словно старый чулан, багаже. Много дорог пройдено, сотни лет прошло и чего только не пережито, но каким бы тяжелым не казался сейчас его вздох, прошлого не изменить.«Volens-nolens» как говорили в древнем Риме, бедные жители, оказавшись под тягостной оккупацией пятого префекта Понтия Пилата. Волей-неволей. Сколько раз он задавался вопросом о том, как могла бы сложиться его судьба не будь он тем, кем является. Себастьян хмурился от досады и какой-то усталости, когда ответ приходил в голову острой стрелой. Он был бы счастливее без вечности. Определенно точно.
По возвращению к своей тихой обители, своему дому, он часто чувствовал, что воссоединяется с Котэль Маарави. Стены его дома, так же, как и Стена Плача в Иерусалиме, стоят века и только они слышат его боль. Однажды, правнук Ирода обратился к Себастьяну, с просьбой дать совет, и волшебник собрал за круглым столом каменщика, архитектора римского, зодчего еврейского, плотника, две тысячи священников и, собственно, самого правнука и царя иудейского, Марка Юлия Агриппа. И стал проводить совет, дабы передать его царю, как он сам того и просил. Волшебник сказал, что: «Нужно тебе правитель иудейский, сын Ирода первого, внук Аристубула и правнук Ирода великого, доделать работу, начатую твоим предком и достроить стену Второго Храма Иерусалимского во славу народа и возможности молений и оплакиваний. Две тысячи священников, что ровно на тысячу больше, чем было у Ирода, обучи строительному мастерству для внутренних работ и исправь те повреждения, которые причинил твой прадед на святом месте и святой земле при завоевании города!». Таков был совет Себастьяна. Много воды утекло с тех времен и возведенный храм снова пал и осталась стена. Теперь мир сотрясается в ожидании Антихриста, который решится воздвигнуть Третий Храм, ведь именно это и будет сулить второму пришествию Господа. Какие же все-таки люди глупцы! Себастьян смеется и плачет, думая о том, что род человеческий продолжает делать с самим собой и о каких вещах просит его, желая волшебства. Сущность людская состоит из бесконечных желаний, все всегда просят и как же замечательно становится, когда получают. А что взамен дает человек? Силу, гнев, гордыню, предубеждение. Восхваляет в итоге себя, сжигая все на своем пути. Будь то храм, город, или же брат его. И дальше желает. Без оглядки, без осмотра всего вокруг разрушает во благо его величества себя. Он мог бы быть движением, следом в поднебесной зажженным прекрасным, пряным сильным воюющим, верным и любящим… Но только не вечным. Каким угодно, только не вечным… Себастьян раскуривал трубку и засыпал…
Морана
Морана, дочь Великого и последнего Хана. Смелая, умная, сильная, отважная. Во всех государствах не было красивее и милее её. Славилась она жаждой своей к поединкам на мечах, в которых всегда одерживала победу над всем сущим. Сказки писали о ней и песни в народе слагали. Со всего белого света, ходили к Великому Хану люди и просили руки его дочери, но ни за кого не желала идти Морана. Говорила она так: «-Отец мой, Великий Хан, выйду я за того, кто сможет одолеть меня в сражении среди промёрзших гор под красным солнцем!»
Великий Хан сильно любил своё дитя, оберегал её и растил так, чтобы дочь его никогда не выглядела опечаленной и по этому принял решение Моран, как бы не был обеспокоен за неё в своей душе. Каждую ночь, Хан, поднимал войско, которое сопровождало его на белую гору и просил что есть сил, заставлял Богов, молвил звёздам, небесам и луне о том, чтобы солнце стало красным а горы замёрзли и явился человек с мечом, в силе и ловкости своей не уступающий дочери великого хана. Услышали Боги просьбы его, да видимо слишком напористым был в них Хан. Собрались Боги между небом и землёй, в стране отведённой лишь для них и звалась та страна Эфиром, да стали совещаться между собой, дать жениха раз отец так требует, либо оставить всё так, как по судьбе движется, словно время по циферблату. Много было мнений разных в ту ночь. Кто-то из Богов ругался и метал стрелы сквозь облака, кто-то из них так надрывался доказывая, что беспокоят его зря, что повзрывал с горяча все вулканы на планете… Кто-то на арфе играл, кто-то вино пил молча, а кто-то в поддержку несчастного, стареющего Хана, желавшего скорее увидеть внуков, высказался о том, что правильно Хан требует, ведь Боги могут помочь и исправить. Так спор свой вели, что не заметили, как всё исчезло. Я ведь тоже там был, когда увидел, как один из нас огонь по земле расстелил, опрокинув вулканы, так сразу же моря да океаны поднял я. Долго еще вода стояла. Но уже без Хана, Мораны и гор заснеженных. А вот солнце помню, было краснее красных яблок из сада Диониса! Наверное, всё же не стоило нас впутывать и так просить изменить ход времени… Вот что получается. А так глядишь, шло бы всё действительно как увенчано.
Воскресли Боги в этот день, спустившись из Эфира и долго молча смотрели на шар земной и было принято Богами решение- Больше никогда не отзываться людям и не помогать, а день сегодняшний назвать воскресным. В день, когда воскресли Боги и исчезло всё живое…
