скачать книгу бесплатно
– Так, о чём это я? – ожил вампир. – Да, чуть не забыл. Органика животных тоже носит в магии большей частью символический характер и редко связана с их настоящими повадками. Разве что из шкуры сделают артефакт для превращения. Метаморфозы всегда требуют органического образца. И это, наконец, приводит нас к магии естественной.
– Зверюшки, растения и камушки? – вздохнула я, поняв, что занудство не собирается кончаться, а только набирает обороты.
– Да, Ярочка, причём, работая с ними, бывает трудно отделить естественное преломление магии от сознательного. Например, различные минералы обладают природным свойством преобразовывать магию конкретным образом, но значительную роль в этом деле играют человеческие представления, связанные с цветом, формой и блеском камней.
– Как же всё запутанно… – я запустила пальцы в волосы и покачала головой.
– Собственно, потому большинство магов не заморачиваются, а просто следуют инструкциям, – усмехнулся вампир. – Например, языковое зелье требует языка, хотя вся лингвистическая информация хранится в мозге. Однако древние колдуны, разработавшие сей магический обряд, не знали об этом. Они верили, что нужно вырвать человеку язык, сварить с ним зелье и употребить, чтобы перенять чужое наречие. При этом им точно была известна цель действа, и они владели магическим даром, потому это зверство работало.
Я вытаращилась на него.
– И сейчас так тоже делают?
– Кто знает? – улыбнулся мой бессмертный опекун. – Это очень простой и эффективный ритуал, интуитивно понятный, эмоционально богатый… Ярочка, не смотри на меня так, будто я сам только и делаю, что вырываю чьи-то языки! Схожего результата можно добиться и не таким кровавым способом. Однако ещё раз для закрепления: символика – крайне важная вещь в ритуальной магии, без неё очень непросто обойтись.
Он осмотрелся и достал волшебную флейту.
– Например, эта флейта наверняка усыпляет, только если на ней сыграть убаюкивающую мелодию. Создатель этого артефакта использовал такую семантику, потому что она проста и дойдёт до любого без разъяснений.
Я посмотрела на эту дуделку.
– А вы заметили, что она как-то изменилась за эти два дня?
Вампир кивнул.
– Когда я забрал её у прежнего хозяина, она была полностью разряжена. Сейчас её магия восстановилась. Качественная работа. Создатель этого артефакта не просто вложил в своё изделие некоторые свойства, которые могли бы проявиться лишь в руках мага, но провёл более сложный обряд, заставив флейту накапливать в себе магию куда активнее, чем полагается неживой материи. Собственно, такие обряды формируют сгустки силы, действительно начинающие вести некое подобие жизни. Но про создание сущностей я расскажу тебе в другой раз.
У меня уже голова шла кругом, но я всё же задала вопрос, который начал зарождаться с самого начала лекции:
– Скажите, если всё это подобие играет в магии такую большую роль, то… я возгарка, потому что рыжая?
Рихард прыснул:
– Конечно, ведь каждый рыжий маг – обязательно пиромант!
– Правда? – оживилась я. – Но вы же сказали, что нас мало…
– Яра, это сарказм. Ты путаешь символизм с природной магией. Я же только что всё разъяснил! Ты трансформируешь сырую магию почти несознательно, лишь немногим опережая в этом кусок кварца.
Вот это вообще обидно сказал!
– Хотя уверен, многие бы с удовольствием подтвердили твою догадку. Я даже знавал чародейку, которая пользовалась хной в надежде увеличить свои способности к работе с огнём. У неё получилось. Однако далеко не все рыжие чародеи – пироманты. И не все пироманты – рыжие. Впрочем, если речь о прирождённых огневиках, вроде тебя, то не знаю. Кирсана была рыжей, все древние пироманты из хроник – тоже. Но дело наверняка в наследственности. Я уже говорил об этом вчера, помнишь? Твоя горячая огненная кровь. Она одновременно определяет цвет волос и магическую предрасположенность.
– Получается, Кирсана может быть моей родственницей?
– Легко, пиромантов с врождённым даром очень мало, ты вполне можешь оказаться её внучатой племянницей или что-то в этот духе.
От этой идеи я даже немного загордилась. Ну, про неё много плохого рассказывают, но эта тётенька страшно знаменита. Приятно, если у тебя такая родня.
Рихард немного подождал, дав мне посмаковать эту мысль, а потом спросил:
– Ярочка, ты знала своего отца?
Я поджала губы и помотала головой.
– Вы думаете, у меня это от него? Но ведь мама тоже рыжая была…
– Что она про него рассказывала?
– Мама не любила об отце говорить, – отвернулась я. – Когда спрашивала, она просто отвечала, что его с нами больше нет. Не знаю, может, они сильно любили друг друга, и ей больно было вспоминать. Или наоборот, может, он был плохим мужем и бил её. Скорее даже так, ведь иначе она хотя бы сказала его имя.
Вампир не стал дальше выпытывать.
– Хорошо, вернёмся к нашим пирогам. Поговорим про солнце как источник магии. Ты уже убедилась в своей способности использовать его эманации. Но подобное может происходить в природе спонтанно. Наиболее мощное высвобождение магических энергий можно наблюдать при взаимодействии крупных небесных тел.
– Вы про затмение? – догадка пришла сама, не зря мы столько читали по истории. – Как то самое великое затмение, ну, Чёрное Солнце, когда Первородная себя в жертву тёмной богине принесла и воскресла?
– Верно, как то самое, – вампир немного скривился, не знаю даже почему. – Солнечное затмение – наиболее пугающее и колоритное событие на небосводе, даже метеорные потоки никогда не вызывали такого трепета в народе.
– Так что происходит во время затмения? – я даже подалась вперёд через столешницу, потому что стало интересно.
– Высвобождается огромное количество дикой, необузданной магии, которая обрушивается на землю с тенью луны. Хрен его знает, почему так происходит, ведь луна перекрывает солнце, не пропуская его излучение. Это тебе не кусок кварца, она не прозрачная. Однако я сам наблюдал затмения и действительно ощущал странную магию, которая витала в воздухе на протяжении нескольких минут. Эту силу можно направить и использовать. Разумеется, сделать это проще всего, поддавшись тому символизму, который, так сказать, отпечатался в культурном коде. Ты ведь уже догадалась, с чем ассоциируется солнечное затмение?
– Не-а, – я помотала головой.
– Подумай, Ярочка, представь: вот солнышко, его медленно перекрывает чернота луны, которой вообще не место на дневном небе. Ты видишь, как солнце медленно погибает, будто сжираемое страшным чудовищем. Затем солнечный диск вновь постепенно открывается, солнце будто возрождается. Ну, ты поняла?
– Смерть и воскрешение, – выдохнула я.
– Именно, – кивнул вампир. – Вот тебе и ритуал, исполненный нашей Первородной в день Чёрного Солнца.
Глава 4. Якуб Старый
Пробуждение не было приятным событием.
В мою холодную, дряхлую плоть возвратилось движение, но не подлинная жизнь, потерянная слишком давно. Сперва удалось пошевелить пальцами, затем дёрнулась губа, обнажая клык. Я силился отринуть забытье, выбраться из безмолвия смерти. Наконец-то удалось сделать вдох, наполняя слишком старые мешки в груди совершенно ненужным воздухом. В ноздри просочился аромат притираний от моего собственного трупа.
Нежные пальчики наложниц еженощно ухаживают за моей кожей после омовения, сдабривая каждую морщинку и шрам благовонными составами на основе смирны. Но сколь бы ласковыми ни были их прикосновения, им – к большой моей печали – не разбудить страсть. Слишком уж в преклонные годы получил я благословение – если можно назвать так случайный укус упыря, который тут же подох под действием моего заклятия.
То было совсем иное время.
Священной империи ещё не существовало, а радимские земли не успели объединиться под единой властью. Племена торговали и воевали между собой, складывались города, строились высокие стены для защиты от живых и мёртвых врагов. Я родился в деревушке неподалёку от одного из таких укреплений, и оно у меня на глазах превратилось в Брану – речные ворота будущего королевства, мой родной и ныне утраченный город.
Я начал свой путь, как ученик волхва. Он обучил меня, как защищать народ от немёртвых тварей, которые терроризировали наши земли уже пятый век. После его смерти роль княжеского кудесника легла на мои плечи. И я верно служил князю Велигору долгие годы, а затем его сыну и внуку, пока не случилось нашествие, которое я не сумел отразить. Тогда погибли мои собственные ученики, мои сыновья и их семьи.
Накануне тех событий ходили слухи о серьёзных переменах на западе от наших краёв. Землями будущей Альхарды тогда уже заправляли вампиры, но их владения были такими же мелкими и раздробленными, как наши княжества. Среди кровососов начал стремительно возвышаться некий Сигизмунд, но о причинах его взлёта я узнал лишь спустя годы. Подмяв под свою власть сотни других альхардских властителей, он повёл свои орды в наши края. Брана, благодаря выгодному стратегическому положению, стала его первой мишенью.
Злосчастный укус не убил меня, но стоя над руинами родного города, глядя, как беснуется нежить, слушая крики гибнущих людей, я не выдержал. Я обратил свои молитвы к Рарогу, огненному богу, которого почитал с младых лет и которого мне теперь полагается считать ложным идолом. И он откликнулся, наполняя моё усталое тело силой, всегда так хорошо работающей против мертвяков.
Моя ярость обратилась в пламя.
И я направил его на каждую тварь, посмевшую вторгнуться на мою родину. Каждый упырь, попадавший под мой взгляд, вспыхивал и погибал с воплями, какие неспособна исторгнуть человеческая глотка. Стоя на вершине деревянной вежи, я нёс смерть мертвецам. Я стал огненным мечом божества, чей алтарь – всякий очаг. Божества, которое согревало меня каждую зиму на протяжении девяноста семи лет. Божества кроткого и доброго, покуда не нарушены запреты. Божества гневно мстящего за непочтение и осквернение.
Огонь был этим божеством.
И вампиры осквернили его обитель.
Пылающая птица расправила крылья над Браной. Её уже ничто не могло остановить. Город пылал, занялась и башня подо мной. Я задыхался в дыму, но не мог прекратить. Сила продолжала рваться чрез меня в мир. Совладать с ней, усмирить оказалось выше моих возможностей. Огонь сперва щадил меня, но стоило попытаться перекрыть его поток, как моя кожа начала гореть.
Но я не погиб. Волей проведения мне удалось остановить жар, погасить занявшуюся одежду и покинуть быстро чернеющую вышку. Но вот остановить набирающий силу пожар не вышло. Я наблюдал его зарево с берега Алави, чьи воды послужили моим спасением.
Сломленный и покалеченный, я умер под рёв огня и шум речного течения.
В ту ночь мой бог оставил меня, ведь я предал его, отказавшись пойти до конца. Я не отдался его пламенеющей воле полностью. Не позволил огню испепелить мою плоть, чтобы дух вознёсся к небесам. Хуже того: пламя проходило через меня недостаточно долго, не вытравило скверну, которая попала в мою кровь со слюной упыря.
Сумерки следующего дня стали моим вторым рождением.
Наступила первая ночь моего вечного проклятия – именно так я отнёсся к своему состоянию тогда, не изменилось моё мнение и сейчас.
Ожоги зарубцевались, но остались посмертным напоминанием о тех событиях. В речной заводи я разглядел собственное наполовину обезображенное лицо. Разглядел единственным уцелевшим глазом – левым. Подозреваю, что крылатое выражение «всё видеть левым глазом» пошло в народ от вельмож моего двора. Что ж, они совершенно правы: оптимизм так и не стал частью моего характера.
Сперва я собирался встретить рассвет, чтобы завершить начатое в надежде на прощение высших сил. Однако превращение Браны в пепелище только проредило неприятельские войска, но не остановило их продвижение. Я видел их лагерь издалека, благодаря новому зрению разглядел белобрысую фигуру Сигизмунда, но сил у едва воскресшего старика для нового сражения не нашлось. Да и глупо бросаться грудью на копья при таком перевесе сил.
Я отступил, уже зная, что собираюсь сделать. Против такого врага нужно было сражаться его же оружием. И раз пламя покинуло меня вместе с богом, я отдался на волю могильному холоду. Крестьянская кровь вскормила меня, а соседний князь принял, не подозревая, что его собираются немного потеснить. Я занял его место и обратил дружину. Так начался новый этап в истории радимских земель – объединение под моей властью.
Осознав угрозу, князья сами вставали под мою хоругвь, принимая бессмертие и подчинённое положение в обмен на сохранение своих территориальных прав.
Не сразу, но нам удалось отбросить Сигизмунда обратно за Алавь. Брана отстроилась уже в камне и превратилась в стража моего государства, в те самые речные врата, которые спустя века всё же отнял император. Брана превратилась в Брэн и стала столицей Альхарды, а ныне её наследницы Варнахары.
Однажды я верну её, ну а пока у меня другой стольный град – Бавор, что лежит у истоков Витки, отделённый лесными чащобами от завистливых глаз моих вечных недругов. Время учит терпению – и за тысячу лет я в нём поднаторел.
Разлепив веко, я позволил себе немого отдохнуть, созерцая пустую тьму перед лицом. И лишь затем мысленно коснулся мраморной плиты, которая уже не первый век служит последней преградой на пути к моим бренным останкам.
Плита саркофага с торжественной неспешностью отъехала. Откликаясь на движение, в склепе зажглись огни и осветили могильное величие усыпальницы. Сам я, подобно всякому вампиру, не балуюсь с огненной магией – не стоит навлекать гнев божества, – но среди моих учеников хватает талантливых и пока ещё живых ребят.
Однако никто не встречает меня в момент пробуждения, ибо незачем давать приближённым больше власти, чем они заслуживают. Ни к чему помпезность. Я знавал глупцов, которые закончили весьма прискорбно, не сумев усмирить гордыню. Их встречали толпы полуобнажённых девиц, мальчиков, лакеев, охранников и вельмож, каждый из которых мог оказаться предателем.
Нет, пусть же таинство смерти и воскресения принадлежит лишь тебе одному, а пышность и подобострастие встречают тебя уже за пределами хорошо защищённого подземелья.
С кряхтением перебравшись через мраморный борт, я сунул дряблые, покрытые пятнами ноги в тапочки и подошёл к постаменту, где хранился идеально отполированный кусок хрусталя, который теперь заменяет мне потерянный глаз. Я раздвинул пальцами кожные складки и упихнул его в пустой мешок глазницы.
Усыпальница сразу же заиграла переливами магии. Я мог бы заказать себе или собственноручно создать око, которое позволит видеть мир неотличимо от нормального зрения. Но мне это не нужно. Такой глазик куда полезнее. Не нужно сосредотачиваться: я постоянно вижу подноготную окружающего мира. Вижу потоки злобы и зависти, вижу все ваши желания. Так что меня довольно сложно обвести вокруг пальца.
Я побрёл к лестнице. Моей шаркающей поступи вторило постукивание золотого посоха – символа власти мирской и колдовской. Так я и добрёл до ступеней.
Всякий раз поднимаясь по ним, я ощущаю себя подлинным мертвецом, покидающим царство нашей распроклятой богини. И радуюсь, что с каждым шагом моё старое тело пусть не молодеет, но наливается пробуждающейся силой. Достигнув вершины я уже не чувствую себя столь безрадостно уставшим от тяжести веков.
Затем каменная плита ломается надвое, рождая полосу света. Отъезжает под грохот собственного веса. Вот так, в торжественной атмосфере я восстаю из могилы. Меня омывают и умащают, облачают в длинную, тяжёлую мантию, которую будут нести юные пажи. Унизывают пальцы перстнями, водружают ожерелье из золотых квадратов с каменьями на грудь и закрепляют на плечах. Составной венец с закреплённой на нём золотой маской ложится на мою седую голову. Обезображенная половина лица скрывается от посторонних взоров за роскошью.
Каждую ночь одно и то же. Толпа слуг, юные живые лица, с почтением поданная кровь. Затем меня встречают подобострастные прихвостни, вечно жаждущие урвать от меня побольше монет, власти, привилегий, а некоторые претендуют на красные соки в моих жилах, но я довольно редко делюсь ими. У меня хватает верных сынов, исполняющих эту обязанность за своего создателя.
Чего у меня нет, так это сил улыбаться в ответ на лживые гримасы, лишь немного не переходящие в оскалы.
Но сегодняшняя ночь особенная, ведь в мою резиденцию спешит кортеж доброго соседа, пропасть его побери. Всё готово к приёму на высшем уровне, но слуги ещё снуют по дворцу, перенося вазы с цветами и начищая бронзовые рожки светильников.
Вальдемар фон Шнайт. Брэнский Потрошитель. Какую невиданную и мрачную славу снискал этот мальчишка. Я помню его совсем юным колдунишкой из свиты нашего любимейшего императора. И как он взлетел! Заговорщик и предатель. Он отнял у меня возможность лично расправиться с Сигизмундом, отомстить за родных, за народ и землю, осквернённую его вторжением.
А теперь этот подлец зарится на Рудные горы. Спешит ко мне, якобы на осенние охоты. Опережает всех остальных великих лордов. Сколько разговоров у нас с ним состоялось через магические зеркала. Нет, не хочет он понимать, что не получит ни унции серебра из моих рудников. Но пусть приезжает. Я окажу ему достойный приём. И коли он идёт ко мне с мечом, то у меня найдётся не менее острое оружие.
Глубоким ночным часом в залу пружинистой походкой влетел камергер, резко поклонился и доложил:
– Ваше величество, его королевское высочество великий герцог Вальдемар фон Шнайт имеет честь пересечь подъездные пути.
Я распорядился встречать и поднялся с престола.
В сопровождении пышной свиты я покинул покои и вышел на широкую террасу перед парадным входом. Отсюда, с холма верхнего города, открывается превосходный обзор на подъездные пути. Впрочем, зрение смертных не позволило бы насладиться чудовищной картиной, открывшейся нам.
Кортеж герцога нёсся по дороге, вздымая тучи пыли, а над ним реяло чёрное облако воронья, будто предвкушающее поживу. Не хватало только воя мертвецов вместо звука горнов, но такого безвкусия этот негодяй бы себе не позволил. В толпе моей свиты начались шепотки, но я оборвал их. Да, Вальдемар умеет произвести впечатление, этого у него не отнять. Однако же умение сохранять лицо – свойство, отличающее благородное существо от низшего.
Я снова мрачно посмотрел на кортеж. Мой искусственный глаз дополнял картину разливами багровой магии, а клубы пыли мешались с тучами черноты. Пока вся эта красота оставалась незримой, нематериальной, но грозила в любой момент воплотиться. И даже не нужно быть одарённым, чтобы ощутить холодок страха от тихого прикосновения этой магии. Даже смертные ощущали нечто угрожающее.
Хотя сам вид грозного кортежа распугал народ не хуже его метафизического шлейфа.
Устои велят всякому властителю, въезжающему в город, сперва проявить господскую щедрость и одарить смертных звонкой россыпью монет, но трудно представить смельчака, готового выйти на приветствие к тому кошмару, что нёсся к нам.
Вот кортеж загремел по камням городских улиц, и немногие распахнутые ставни спешно захлопнулись, а гуляющий по улицам люд бросился в ближайшие отворенные двери. Грохочущий поезд поднялся по пологому склону холма, и экипажи, запряжённые рослыми чёрными жеребцами, вереницей стали подъезжать к ступеням дворца. Их сопровождали всадники – живые и мёртвые. Лишь часть свиты Вальдемара прибыла к порогу моего дома. На подъездах к городу кортеж разделился, и большая часть вооружённого сопровождения осела на заранее приготовленном поле, где для них разбили шатры и палатки.
Над кортежем трепыхались стяги – знамя ворона в лунном круге на синем поле.
Эскорт герцога состоял из хорошо вооружённых всадников, которые спешились, чтобы сопровождать своего господина и охранять делегацию.
Слуга отворил дверь кареты, и первым её покинул Альберих Брентано. Его лицо обрамляла короткая седая борода, а серые глаза под хмурыми бровями цепко скользили по округе. Да, я испытываю серьёзную неприязнь к Вальдемару, но приятно видеть, что великий герцог не пренебрегает старыми друзьями, скончавшимися в преклонном возрасте. Впрочем, чисто внешне этот ветеран воистину моложав рядом со мной, говоря же о подлинном возрасте – он просто юнец.
Брентано осмотрелся, рука в латной перчатке легла на рукоять меча. Кабина качнулась снова, на сей раз выпуская герцога собственной персоной. Вальдемар одёрнул полы чёрного, богато вышитого одеяния и тоже подпоясался ножнами, после чего отбросил с плеча край мантии и элегантно подал руку своей даме – молодой фаворитке, которую я прежде не видел.
Девица могла обрести достойное место в коллекции любого властителя, как бриллиант в короне. Я лишний раз печально выдохнул, мимолётно вспомнив те дни, когда мог восхищаться женской красотой не только платонически.
Слуга отворил створу соседнего экипажа, и Вальдемар подал руку другой даме – своей законной супруге, Ирмалинде. Стройная и высокая, она выглядела старше и респектабельнее юной фрейлины. Каштановые волосы, убранные в высокую причёску, подхватывал венец, а сзади на спину ниспадал тяжёлый парчовый шлейф. Её стан облегало чёрное платье из той же дорогой ткани, затканной золотом. Плечи обрамляли чёрные перья, подчёркивающие её принадлежность к дому ворона. В приподнятой руке она изящно держала мундштук, а на её плече восседала белая нахохлившаяся птица.
В смертной жизни у Вальдемара был брат по имени Герберт, но трагически погиб, оставив по себе вдову с ребёнком. Уж не знаю, по личным ли соображениям или соблюдая древние традиции, но Вальдемар женился на вдове брата, а его ворона-фамильяра превратил в пернатую нежить, которую теперь всюду таскает за собой Ирма. Эдакая напоминалочка. Про саму птицу ходят довольно жуткие слухи, но собрать реальные подтверждения мне не удалось.
К Брентано присоединился Дитмар – его потомок и заместитель, оба латника встали позади Вальдемара и его женщин. За ними встали ещё восемь гвардейцев, составляющих личную охрану герцога.
Многочисленная свита гостя приняла выжидательно-приветственное положение.
Следовавшее за кортежем вороньё стало кружить над дворцом.
Мы направились вниз по ступеням, чтобы поприветствовать дорогих гостей.
