скачать книгу бесплатно
Женя закрыла глаза и почти сразу уснула.
Теперь она спала крепко, не просыпаясь, судя по неподвижным зрачкам, без снов. Я просидела с ней ещё час и потихоньку выскользнула из её комнаты, когда уже начинало светать, оставив на столе записку: "Спокойной ночи, позвони мне, когда проснёшься".
В коридоре никого не было. Я прошла к выходу, на ходу вытаскивая из кармана ключи от машины. Впереди ещё предстоит обратный путь, а у меня глаза закрываются…
Уже на крыльце, где мне в лицо ударил холодный воздух, сзади кто-то цепко ухватил меня за руку повыше локтя.
–Ира!
Первым моим побуждением было бежать, куда глаза глядят. Но теперь, когда я столько наделала, это было бы очень глупо.
–Доброе утро, пап, – пискнула я, оборачиваясь и готовясь к взбучке.
–Так-так, свежая как огурчик, – тихо протянул папа. Под его глазами были синяки, на лице – следы волнения. Я поняла, что он, так же, как и я, не спал всю ночь. Мне захотелось обнять его, но я понимала, что делать этого нельзя.
–Прости, – тихо сказала я, отводя глаза.
Он молча отобрал у меня ключи. Чёрт, скорее бы уже начал кричать…
–Едем домой, – так же тихо и сурово сказал он и, так и не отпустив мою руку, потащил меня к машине.
Мне не хотелось думать о том, что ждёт меня дома.
Мы оказались в машине, и папа всем корпусом повернулся ко мне.
–Месяц из дома не выйдешь, ясно? – прошипел он. – Только в школу.
Тоже мне, напугал… Да для такого домоседа, как я, это рай.
–И если ещё хоть раз я услышу от тебя про эту Женю…
Гром и молнии!
–Папа! – воскликнула я. – А как бы ты поступил, если бы твоему другу было плохо?
Папа помолчал.
–Если бы он был, Ира.
–Вот поэтому его и нет!..
–Не смей так говорить с отцом!
Я проглотила слова, вертевшиеся на языке, и исподлобья наблюдала, как папа нервно заводит машину. Ключ застрял в замке и не желал поворачиваться, хотя, когда я несколько часов назад села в машину, она завелась с первого раза. Помучившись с ключом добрых полминуты, папа раздражённо шлёпнул ладонью по панели и повернулся ко мне.
–Дружба не то же, что семья, и ничего особенного в ней нет! – гневно заговорил он. – Это сейчас тебе важны друзья, но позже поймёшь, что на самом деле имеет цену. Друзья – это ложный ориентир, и они не стоят того, чтобы из-за них сходить с ума и рисковать! И потом, настоящий друг не позволил бы тебе всю ночь не спать ради него; Женя ведь знает, что у тебя школа, что тебе надо выспаться, почему она об этом не подумала?..
Я вспыхнула.
–Ты просто не знаешь, что с ней творилось! Ты ничего не знаешь, ты не имеешь права так говорить!.. – я осеклась, испугавшись своих слов.
–Хватит, я не хочу ничего о ней слышать! Мне всё равно, что с ней там творилось, это не повод…
–Да нет, был повод! – настойчиво закричала я, чувствуя, как горло перехватывает. – Почему ты не хочешь понять, пап?! Как ты можешь так говорить о дружбе, если у тебя самого никогда не было друзей? Дружба – эта та же любовь, только немного другая!.. И вообще, я уже не маленький ребёнок и сама хочу решать, что для меня важно!
–Нет, не можешь! – с неожиданной яростью перебил папа. – Твой сегодняшний поступок показывает, что ты ещё не в том возрасте, чтобы самой это решать. Ты ещё не в состоянии оценивать своё поведение и строить систему ценностей. И давай закроем эту тему.
–Папа! – закричала я, понимая, что это бесполезно. После фразы «закроме тему» папа уже ничего не слышит. Но ведь я ещё столько хочу ему сказать!
–Я больше не хочу об этом говорить.
–Ты ничего не понимаешь! – с обидой выкрикнула я, отворачиваясь. Слёзы жгли глаза.
Мне было ужасно обидно, что папа, всегда такой понимающий и весёлый, теперь просто не желает даже прислушаться к тому, что я ему говорю. Моя жизнь – это моя жизнь, и, хочет он того или нет, в ней будут друзья; неужели папа не может этого понять?
–Знаешь что, пап, – уже не в силах держать всё в себе, выпалила я, – я не хочу, чтобы моя жизнь была такой же, как у тебя! Тебе не из-за кого вставать по ночам, кроме меня и мамы, и твоих родителей! Тебе бывает не с кем поговорить, не с кем отдохнуть от рутины, ты не знаешь, что такое, когда посторонний человек близок тебе, ты не признаёшь никаких уз без родства; а я так не хочу, ясно?! Я так не хочу! – папа хотел что-то возразить, но я не дала ему заговорить. – В жизни бывают ситуации, когда ты не можешь чем-то поделиться с родными, и в таких ситуациях ты одинок, у тебя есть только семья, и ты хочешь, чтобы у меня тоже больше никого не было!
Я разревелась от злости, от обиды, от пережитого за эту ночь страха и напряжения, от раскаяния и сожаления о только что сказанном, от жалости к себе, от жалости к папе, от того, что причинила ему боль…
–Едем домой, – расстроенно сказал он.
Машина поехала прочь от общежития.
* * *
Мы неслись домой по медленно оживающей улице. В машину светили фонари. Я ревела в три ручья, и всё мне казалось несправедливым. Но что самое главное – зачем я столько наговорила папе? Мне безумно хотелось вернуть время назад и смолчать. Или сказать, но мягче, спокойнее… Мне хотелось обнять расстроенного, как-то сразу погрустневшего и осунувшегося отца, сделать всё, чтобы он снова был таким же весёлым, как и всегда, чтобы больше никогда его лицо не становилось таким усталым и постаревшим, чтобы больше никогда не проступали на нём следы давней тайной тоски, которые он, видимо, всегда держал в глубине души… а ещё лучше, чтобы этой тоски и вовсе не было! Чтобы никакие тяжёлые мысли, которые я ему напомнила своими словами, больше не заставляли его грустить…
Я глянула на него, и у меня всё задрожало: мне показалось, что у него в глазах стоят слёзы. Ну почему я не промолчала?! А если бы подобное сказали мне?..
Папа крутанул руль. Машина вильнула на встречную полосу, и я невольно привалилась плечом к двери. Навстречу неслась серая иномарка, и папа, пробормотав проклятие, опять закрутил руль в противоположную сторону. Иномарка с шумным выдохом ветра пронеслась мимо.
Папа опять выругался и стал быстро крутить в другую сторону. Только сейчас я поняла, что что-то не так. Машину заносило к железкам, за которыми был овраг.
Я взглянула в окно, и живот словно подхватили крючком и потянули вверх.
–Пап, осторожно! – вскрикнула я, вжимаясь в сидение.
Машину закрутило; заскрежетал металл, взвизгнули шины, фары осветили железные ограждения.
Папа ругнулся, вдавил педаль тормоза в панель; завизжал мотор, в лобовое стекло ослепительно сверкнули фары мелькнувшего впереди джипа.
–Папа!..
Я зажмурилась, услышала, как папа снова закричал какое-то ругательство, потом снова визг, скрежет, ремень безопасности натянулся и врезался в живот…
…и всё погрузилось в темноту.
Глава III
Железная белая лампа светит прямо в глаза.
Люди в халатах.
Силуэты голов в медицинских масках.
Стук металла о металл. Шаги. Голоса, шорох, шум включившейся воды.
Красные разводы, взрывы, народ с поднятыми руками, чёрные звёзды.
Я лежала на боку, когда открыла глаза. Сначала всё поплыло, но вскоре выровнялось. Я увидела край подушки, тумбу, штатив с капельницей, услышала сквозь пронизывающий барабанные перепонки ультразвук слабое пиканье приборов; дверь была приоткрыта, и из-за неё в палату прорывался оранжевый луч света.
У кровати стояло несколько человек: два врача, тихо переговаривавшихся и смотрящих в бумаги, закреплённые у них на планшетах, и три пациента. Пациенты были бледные, в одинаковых белых пижамах и со странными неподвижными лицами, с тусклыми и неживыми глазами, глядящих на меня. Мне стало жутковато.
На виски что-то давило, в черепе пульсировала тяжёлая боль, глаза сами собой закрылись, я перекатилась на другой бок. Из руки что-то неприятно потащило, я отдёрнула кисть назад и увидела, что к вене на запястье была протянута трубка капельницы с зафиксированным пластырем катетером.
Как же всё болит…
Что происходит? Почему я здесь?
Голова работала как никогда плохо, мозги еле ворочались, словно дождевые черви в луже. Ощущение, будто внутри черепной коробки сплошной туман, вязкий, как расплавленное масло.
Я с трудом открыла глаза. Врач, стоявший по другую сторону от кровати, изучающе смотрел на меня. Другие двое врачей, негромко о чём-то разговаривая, прошли мимо него и вышли из палаты.
–Ты уже очнулась? – подал голос оставшийся врач.
Я моргнула глазом, не придавленным подушкой. Наверное, вопрос был риторический.
Врач приблизился, взглянул на показатели на приборах, стоящих у кровати, и, повернувшись ко мне, сунул мне градусник под мышку. Я хотела встать, но голова словно взорвалась от резкой вспышки боли, я приготовилась к удару головой о продавленную подушку и почувствовала, как на затылок легла тёплая широкая ладонь и осторожно положила мою голову.
–Тебе ещё рано подниматься, – мягко сказал врач и пристально посмотрел мне в глаза, поочерёдно переводя взгляд с одного зрачка на другой. – Как себя чувствуешь?
–Скверно, – едва шевеля языком и губами, промямлила я.
–Голова болит? – проверяя по градуснику мою температуру, продолжал врач.
–Ага…
–Смотри в центр моего пальца, – доктор поднёс указательный палец к моим глазам и стал водить им из стороны в сторону.
Перед глазами снова всё плыло, и я с трудом тащила взгляд за пальцем врача.
–Ну, всё хорошо. Поспи немного, ладно? – врач встал со стула и вышел из палаты.
Я вяло посмотрела на закрывшуюся во второй раз дверь, перевела взгляд в противоположную сторону, к окну… и чуть не вскрикнула: в полумраке у окна стояли те же три пациента и так же неподвижно на меня смотрели.
Трое… или… минутку, нет, один. Они какие-то прозрачные, похоже, троится в глазах.
Нет, они… Я ощутила, что бледнею. Но я же не сошла с ума! Они разные, это три разных человека… Но, гром и молнии, почему они прозрачные?.. Что за бред?!
Может, кажется? Или… так…
Я закрыла правый глаз. Те же трое продолжали смотреть на меня, только я их видела абсолютно явственно.
Я закрыла левый глаз, а правый боялась открыть. Ведь, если они прозрачные, значит, правым глазом я их не увижу… Этого не может быть, конечно, что за ерунда?.. Не могла же я так сильно стукнуться головой, в самом деле…
Но если?..
Нет, надо посмотреть. Конечно, я их снова увижу, разве можно видеть людей только одним глазом? Чёрт, хватит трусить, это же глупости, открой глаз!..
Нет, не могу.
С глубоким вдохом я открыла оба глаза и взглянула на странных пациентов. Они были прозрачные. И на этот раз ошибки быть не могло: левый глаз видел их чётко, а оба – и людей, и то, что находится за их спинами.
Мне кажется, мне просто кажется, их нет. Я резко закрыла ладонью левый глаз.
Всё, проблема решилась сама собой, их нет! Их здесь нет! Я смело открыла оба глаза…
Снова трое.
Гром и молнии, что же со мной происходит…
Это просто галлюцинации. Да, так и есть. Ведь я, кажется, была в бреду? Может быть, даже под наркозом. Так что, конечно же, все эти незнакомцы лишь плод моего посттравматически воспалённого воображения.
Я протёрла левый глаз. Не помогает. Резко села, не обращая внимания на боль, стала яростно тереть виски, лоб, бить себя по щекам… чёрт возьми, они всё ещё здесь!.. Меня затошнило, и я быстро легла. Голова раскалывалась от движений так, что перед глазами пошли круги. Веки захлопнулись, дыхание сбилось…
Их там нет. Тебе просто кажется. От испуга туман в голове быстро рассеялся, как будто его пронзила молния, и стало свежо, как после грозы, как будто в черепной коробке трещал озон.
Сердце стучало, боль в голове постепенно утихала.
Просто глюки…
Я заставила себя открыть глаза. Всё это просто кажется…
В палате никого не было.
Вот так. Просто показалось. Может, они и были, но уже ушли.
Я снова закрыла глаза и ощутила себя в раю. Голова болела уже совсем несильно, сердце успокоилось, а в палате абсолютно точно никого нет… В голову стал возвращаться блаженный дым…
В палате!
Что я вообще делаю в больнице?
Я нахмурилась, разогнала вновь воцарившийся туман в голове и погрузилась в воспоминания.
Вот я сижу в комнате и делаю уроки… читаю книгу… нет, не книгу, комикс… нарисованный карандашом… Не мой. Кого-то, кто мне важен… Что за комикс? О чём? Точно, другие миры. Девочка с бледной кожей, голубыми глазами и выкрашенными в чёрный волосами с двумя розовыми прядями: одна, длинная, слева, вторая, короткая, в чёлке справа. Кто она? Моя подруга. Лучшая. Да… Женя Зайцева…
Что же со мной такое?.. Какого чёрта я здесь делаю?
