скачать книгу бесплатно
Краешек пунцового, уже немного осеннего солнца готовился опуститься на тёмные контуры коробочек многоэтажных домов просматривавшегося на горизонте города, когда троица друзей добралась до совершенно безлюдного берега.
– А вот и наша лавочка, – нарушил торжественность тишины раннего вечера Александр.
Но место оказалось занятым: на облупившихся от краски брусьях единственной пляжной скамейки были аккуратно разложены джинсы и блузка, на спинке белело полотенце. Рядышком на песке стояли яркие женские «вьетнамки».
– Ну что, ищем другое место? – обратился к друзьям Владимир.
– А куда торопиться-то? У нас вся ночь впереди.
Не дожидаясь ответа, Вадим присел на песок, ещё хранивший дневное тепло. Друзья молча пристроились рядышком.
По воде местами уже струилась сумеречная молочная дымка тумана. В полусотне метрах, колыхая пролёгшую до середины озера солнечную закатную дорожку и медленно приближаясь, расходились круги от плывущего человека. «Интересно, что это за наяду занесло так поздно в воду. Надо же, в одиночку не боится заплывать на глубину», – лениво подумалось Вадиму.
Через минуту купальщица была у берега, но выбираться из воды не спешила.
– Ребята, отойдите, пожалуйста. Мне нужно одеться.
Не понимая, чем это они помешали, друзья вопросительно уставились на подплывшую. Потом, осенённые внезапной догадкой, как по команде переглянулись: девушка в воде, несомненно, была голой!
Вадим с Володей поднялись с песка, готовые отойти в сторону. Но Саша, шутник и баламут Саша, даже и не пошевелился:
– Это наше давнее место. С какой стати нам уходить?
Устроившись поудобнее, опираясь локтями на песок, он нахально улыбался, умело «держа паузу» и ожидая, что предпримет попавшая в западню незнакомка.
Присев на мелководье, та с минуту размышляла. Дальше случилось невероятное. Рассчитывавшие услышать мольбы и просьбы ребята с изумлением наблюдали, как из мелкой воды поднялась вдруг во весь рост обнажённая купальщица. Ослепительно резанула глаза белизна незагоревших участков её стройного тела и высоких девичьих грудей, лишь слегка прикрытых распущенными волосами.
Величественно, словно морская богиня, незнакомка, будто по подиуму, прошествовала между опешившими парнями к скамейке. На Вадима пахнуло озёрной прохладой и лёгким ароматом то ли цветов, то ли парфюмерии.
– Отвернитесь, я оденусь, – повторила девушка просьбу. На этот раз даже Александр не посмел ослушаться.
– Спокойной ночи, – прозвучало через минуту за их спинами.
Ребята, отойдя от шока, повернулись к собравшейся уходить Афродите.
– Уже поздно, мы вас проводим, – нашёлся первым Александр.
Не отвечая, незнакомка зашагала по тропинке, по которой только что пришли они сами. Переглянувшись, забыв про купание, друзья двинулись следом.
По дороге познакомились. Инна, – так звали девушку, – отдыхала вместе с матерью на соседней с их домиком даче. Не сразу, но ребятам удалось уговорить её зайти в гости.
На древней дачной радиоле вполголоса о чём-то напевала долгоиграющая пластинка. В застолье за беседами незаметно наступила полночь. Ушёл наверх в мансарду сомлевший Саша, чуть позднее за ним последовал Владимир.
– Наберёшь на ночь воды из колодца, – оставил он наказ Вадиму.
А тот, обняв в танце талию девушки, за мелодией старомодного блюза ничего расслышать уже не мог. Как разряды электричества, ощущая в такт музыки прикосновения груди Инны, он до мелочей представил всю её недавнюю обнажённость. Убаюканный проникновенным граммофонным голосом заморской певицы, неожиданно для себя самого расстегнул пуговицу на блузке девушки. Та взволнованно задышала, молча прижалась к теряющему самоконтроль парню.
Блузка сползла с плеч девушки, губы Вадима в неистовом порыве облетели её тело, отвечавшее трепетом на каждое их прикосновение.
– Не надо… Дверь не заперта! – неудобно, отрезвляюще, девичьи кулачки упёрлись вдруг парню в грудь.
До Вадима с трудом дошёл смысл услышанного. Вскочив, он в полутьме лихорадочно нащупал дверной замок, защёлкнул его.
Инна была уже в блузке. При тусклом свете заглядывавшей в окошко луны парень тоже оделся, присел на кушетке, закурил. Девушка молча подсела рядом, мягко обвила руками его предплечье, прижалась щекой к плечу. Вадим ответил на ласку и всё повторилось: лихорадочно срывавшиеся, улетавшие куда-то одежды, мгновения первозданной наготы. И – гром с ясного неба, упиравшиеся в грудь парню острые и неудобные кулачки Инны.
– Мне нужно идти домой, мама беспокоится, – тихо попросила она после третьего разочарования парня.
Пропустив гостью в дверях вперёд, взвинченный, готовый сорваться на мелочи, парень молча проводил её до калитки соседней дачи. С минуту молча стояли в темноте. Инна чего-то ждала, не выпуская руки Вадима, но накативший острый приступ какой-то тёмной неясной обиды заставлял того упорно молчать.
– Эх ты! С девушкой сладить не смог!
Оттолкнув руку Вадима, Инна скрылась в темноте дачного дворика. Обескураженный парень машинально достал из кармана сигаретную пачку, прикурил от чуть тлевшего в темноте огонька сигареты новую.
«Случится скоро в твоей жизни важная встреча с женщиной и необычная ночь», – будто нашёптанное на ухо, всплыло вдруг в памяти парня недавнее пророчество случайной уличной цыганки-вещуньи.
Постояв с минуту, он двинулся назад. На дачу друга, к хранившей ещё тепло и аромат девичьего тела кушетке.
Проснулся Вадим от лучей солнца, бивших прямо в лицо. Со двора тянуло дымком разгоравшегося костра, доносились голоса ребят.
– Ну что, гулёна, выспался? Ушла Инна, вместе с матерью ушла. На вот, получи послание, – встретил улыбкой появившегося в дверях веранды хмурого от беспокойного сна друга Александр, протягивая сложенный пополам листочек из записной книжки.
«Не обижайся, пожалуйста», – было написано на нём девичьей рукой. Ниже стоял длинный ряд цифр сотового телефона…
Ольга Райман
Бегунья
Опять наступает утро, и с превеликим трудом я поднимаюсь с кровати. Суставы ломят – боль не позволяет радоваться пробуждению. После нехитрых гигиенических процедур, завтракаю и иду туда, где обитает молодость и жизнь полна движения. Две тысячи тридцать четыре шага до стадиона мне даются очень нелегко. Пять лет назад я бы никогда не подумал, что буду проходить, нет, преодолевать это расстояние за час с небольшим и тремя остановками. Мне шестьдесят три, а чувствую я себя старой развалиной. Даже, когда оказываюсь на трибуне и тяжело плюхаюсь на лавочку, то ещё долго не могу отдышаться, а сердце бешено колотясь, никак не может успокоиться.
Я прихожу сюда вот уже больше года, но с недавнего времени у меня появилась любимица. Молодая женщина с точёной фигурой и рыжей копной длинных волос. Она приходит всегда в одно и то же время. Впереди неё идёт мальчик лет семи, который несёт её спортивную сумку, рядом идёт девочка лет пяти, а следом за ними она, неся под мышкой двухлетнего мальчугана. Детей она оставляет в песочнице и пока бегает, ребятишки, как маленькие забавные сурикаты по очереди следят за ней. Сначала малыш неотрывно наблюдает за действиями мамы и, убедившись, что дальше стадиона она не собирается убегать, садится в песочницу. Затем встаёт девчушка, её белокурые пушистые волосы треплет ветер и она становится похожа на одуванчик. Через некоторое время её сменяет старший брат, который наблюдает за мамой дольше всех, периодически бросая взгляды на младших брата и сестру.
Один раз я разговорился со сторожем стадиона, который мне поведал историю молодой женщины. Ей тридцать пять, и она год уже как вдова. Оказалось, я хорошо знал её мужа, нужно прибавить, что его знали многие в нашем городке: отъявленный негодяй, бывший под следствием не один раз, но всё время выходившим сухим из воды. Но, видимо, последние выходки переполнили чашу терпения даже его дружков, потому как около года назад его убили свои же в какой-то пьяной разборке. Я смотрел на эту красивую молодую женщину, и мне она совершенно не казалась несчастной. Меня восхищало, что в любую погоду она в одно и то же время приходила бегать. Когда наступила зима, то её малыши вместо песка возились в снегу, неизменно по очереди наблюдая за мамой.
С началом весны подошла моя очередь на госпитализацию в столичную клинику. Я отсутствовал в городе больше полугода. Но каждое моё утро начиналось мыслями о ней. Я представлял, как она бегает, придумывал, как она живёт с детьми, и эти нехитрые фантазии давали мне силы бороться с недугом. Даже очнувшись после сложнейшей операции, сразу вспомнил о ней, а медсестра удовлетворённо констатировала:
– Показатели в норме, Вы молодцом!
Конечно же, я понимал, что мне ничего не светит, но мечтать-то ещё никто не запрещал…
Домой из больницы меня привёз сын. Ему тридцать три года, он ещё не женат, меня это немного огорчает в плане того, что внуков тоже нет. Но с другой стороны мой сын – это моя гордость. После окончания с отличием столичного ВУЗа, ему сразу предложили высокооплачиваемую работу.
Во время реабилитации, когда я уже был дома, сын приезжал часто, иногда оставаясь на несколько дней. Когда он пару раз не пришёл ночевать, я спросил его:
– Кто она?
Сын немного помедлил с ответом:
– Пап, она очень хорошая. Ей немного не повезло в этой жизни, но я уверен, что у нас всё будет хорошо.
Я сразу понял, что это она, моя бегунья. Я был просто в этом уверен, а сын осторожно продолжил:
– Если хочешь, могу вас познакомить.
Я только покачал головой. Может потом, когда у них всё сложится, я приму её, но не сейчас. Сейчас я не готов. Больше полугода я жил только мыслями о ней, и разрушить все мои мечты в один миг мне совершенно не хотелось. Но надежда умирает последней, и я решил всё же уточнить:
– У неё трое детей?
Сын удивлённо повернул ко мне голову:
– Да, папа. Но я… Она мне очень дорога. Мы не виделись много лет…
Я улыбнулся и протянул ему руку:
– Всё хорошо. Сын. Всё будет хорошо. Но давай ты нас чуть позже познакомишь.
Он кивнул. А я вздохнул с облегчением, чувствуя при этом себя полным идиотом: ревновать женщину к собственному сыну, причём женщину, с которой, даже ни разу не общался…
Осень закончилась неожиданно, вернее зима вступила в свои права как всегда в один миг и сразу. Только вчера дворник ворча, сметал пожухлые листья, а уже сегодня расчищает дорожки от снега. Я совсем мало выходил из дома. И на стадион больше не ходил, зная, что свою избранницу сын перевёз в столицу. А на кого мне там было ещё смотреть?
Но наступила весна и природа опять стала пробуждаться. В конце апреля и я стал немного отходить от зимней спячки. И собравшись, в одно утро направился знакомым путём к стадиону. Две тысячи тридцать четыре шага в этот раз я просто прошагал, с содроганием вспоминая с каким трудом, эта прогулка давалась мне в прошлом году. Знакомый сторож мне приветливо помахал рукой, приглашая на трибуну.
Я направился к нему, но пройдя несколько метров, замер. По стадиону бежала она, так же легко и свободно, как и всегда, а в её рыжих волосах словно запуталось несмелое апрельское солнышко. Я посмотрел в сторону песочницы, её трое ребятишек гоняли мяч и совершенно не смотрели в сторону матери. А рядом с ними стоял высокий молодой человек, который неотступно смотрел на бегающую молодую женщину. И в его взгляде читалась плохо скрываемая тревога. Я снова посмотрел на свою бегунью и тут только заметил её слегка округлившийся животик…
Что я почувствовал? Радость. Да, именно радость, ведь жизнь продолжается, как и мечты…
Александра Ильина
Пропасть
Каждый вечер, возвращаясь с работы, я наблюдал в родном дворе одну и ту же картину. Мужчина, выгуливавший на повадке своего огромного ротвейлера, явно поджидал кого-то. Он и собака неспешно прогуливались вдоль самостоятельно выросшего газона и деловито поглядывали по сторонам. Спустя минут пять из подъезда к ним на встречу неизменно выходила молодая женщина с огромным персидским котом на руках. Кот восседал на её руках, как на троне, важно окидывая окрестности своим царским взглядом. Замечал ротвейлера, неизменно фыркал. Для порядка больше, ибо собак он никогда не боялся, а с ротвейлером и вовсе водил дружбу. Женщина и мужчина приветствовали друг друга как старые знакомые. И почему-то всегда немного удивлялись, будто бы не ожидали встретиться в такой час в таком месте; будто бы в их встрече было что-то необычное, заранее не спланированное, но приятное. Женщина ласково трепала ротвейлера по загривку, ласкала его и иногда даже целовала в нос, на что пес отвечал благосклонным ворчанием и ласковым повизгиванием. Мужчина, в такие моменты, брал на руки кота. Брал бережно, словно кот был неким старинным артефактом и стоил баснословных денег, которые пришлось бы вносить в случае небрежного с ним обращения. Кот выражал своё расположение более сдержанно – мурлыканьем и иногда позволял себе потереться о свежевыбритый подбородок хозяина пса. Женщина и мужчина мило беседовали между собой о погоде, о питомцах, и ещё о чем-то незначительном. И за разговорами проходило время…
Я наблюдал эту картину каждый вечер, возвращаясь с работы. Но, кроме того, я видел ещё и бесконечную пропасть, разделявшую этих людей, их слабые попытки пересечь её…
Мне было понятно смущение мужчины, когда он понимал, что болтает со своей спутницей уже битый час, когда ловил на себе чужие взгляды непонимания и удивления – ну ещё бы – о чем могут часами беседовать люди с разницей в возрасте почти в четверть века.
Он продолжал приходить, как бы невзначай, а она продолжала гулять с котом в то же самое время. И оба продолжали немного удивляться, встречаясь во дворе дома. И болтать ни о чём часами. Я видел, что им было нужно совсем ни это, но на большее они не осмеливались, боясь, потерять то, что имеют…
Спустя почти три года, в одно солнечное августовское утро к нам во двор въехал кортеж украшенных лентами и шарами машин и нарядная толпа под окнами громко кричала: «Тили-тили, тесто! Здесь живёт невеста!» В девушке, вышедшей из парадного в белоснежном платье, я узнал хозяйку персидского кота. В тот вечер мужчина с ротвейлером не пришли в наш двор. Не пришли они ни следующий день, ни через неделю, никогда… Напрасно ждала их молодая женщина и её персидский кот. Напрасно долгими вечерами они вглядывались в серую дымку за окном, ожидая увидеть своих старых друзей. Напрасно гуляли вечерами во дворе, ожидая с работы молодого папу. Я знал, они ждали не только и не столько его. Они ждали и надеялись, но друзья так и не пришли, ощутив себя вдруг ненужными и забытыми. Может быть, они нашли другую женщину и другого кота, но только в другом дворе…
А ведь их разделял всего лишь один шаг. Всего один шаг и пропасть в четверть века исчезла бы навсегда.
Кроссовки
– Найти идеальную пару очень трудно! Но всё же возможно!
– Вы о туфлях или о мужчинах? Хотя, если присмотреться, в них есть что-то общее… (с)
***
Высказывание попалось мне на глаза лет пять назад и я не мог с ним не согласиться. Взять, к примеру, мою институтскую подругу – Татьяну. Умна, красива, рисует… Просто мечта, а не девушка, но вот беда – обувь подбирать совсем не умеет, впрочем, не только обувь. Татьяна – девушка со статусом, в рванине с китайского рынка не ходит. Все её туфельки брендовые, приобретённые за умопомрачительные суммы, но… увы и ах… одни ей чуть великоваты, другие нещадно натирают пяточки, третьи – жмут после часа другого, в четвёртых подворачивается голеностоп, а пятые давят на любимую мозоль. И если бы все Танюшкины беды только этим и заканчивались, но не тут-то было…
***
Первая красавица на курсе – Таня – могла заполучить любого, но выбрала разгильдяя Сашку. Хотя это и понятно – сын небедных родителей, своя «Волга», что в те годы было верхом роскоши. Ко всему прочему Александр был хорош собою и ничем не обременен, как дурными привычками в виде курения и алкоголизма, так и высокими моральными принципами и воспитанием. Мог употребить крепкое словцо «на людях», плевать на тротуар, бросать мусор мимо урны, ковырять вилкой в зубах и прочие мелочи воспитания, как он сам их называл. Их роман продержался два месяца, после чего кавалер был отправлен в отставку. Правда не самой Татьяной, влюбленной в него по уши, а её папой – профессором кафедры естественных наук, в глаза обозвавшим потенциального зятя павианом и петухом. Тот так сильно обиделся, что с тех пор обходил Таню по дуге радиуса взрыва пушечного ядра.
Н-да, великоваты туфельки… Не Ваш размер…
***
Второй, не менее примечательный, кавалер был просватан Танюшке её папой. Доцент орнитологии, сам похожий не то на цаплю, не то на журавля, с непомерно длинными конечностями, худой и сутулый и с неизменными очками на длинном «гоголевском» носу. Одно слово – ботаник… Такой не станет ковырять вилкой в зубах и плевать на тротуар. Но… рано Танюшкины подруги приготовились ловить букет! Журавль, как его за глаза окрестила сама невеста, оказался занудой.
«Девочки и мальчик (она всегда так обращалась к нашей компании), вы себе не представляете, как он мне надоел своими нравоучениями и замечаниями! – жаловалась нам невеста, после полугода отношений с Журавлем. – Вилку я держу неправильно, и юбка у меня слишком короткая, и кашляю я слишком громко, и смеюсь слишком много и в неположенных местах. Нет, вы слышали это? А где положено смеяться?! Это что же, как для курения места и для смеха так же что ли? «Мы сочувственно кивали и жалели «бедняжку». Закончилось всё банально – Татьяна пристроила Журавля – старой деве нашего потока – Анне Сергеевне и даже на их свадьбе погуляла, только вот букет поймать не сумела.
Ох, и хороши ботиночки, но только трут жутко…
***
Зато на свадьбе Журавля и Анны Сергеевны, Танька познакомилась с третьи своим обоже. Ах, каким он был внимательным. Да о таком каждая девчонка мечтает. Пальто подавал, на машине с работы встречал, дома сам и готовил и убирал. Кофе в постель… Просто ожившая мечта собирательного образа. Но… Танюшка птица вольная и опека ей надоела быстро. Однажды вечером засиделась с подружками в кафе, домой приехала на такси, а на все вопросы любимого вспылила: «Я что под надзором что ли?»
«Злишься?! Значит, есть что скрывать! Кто он? – взбеленился новоявленный Отелло.
– Да нет у меня никого! – попробовала оправдаться подруга.
– Говори! Все равно узнаю! – не отставал тот.
И тут Татьяна поняла, что Павлик – герой вовсе не её романа. Побросав шмотки в сумку, Татьяна в третьем часу ночи на такси примчалась ко мне ночевать. Больше они с Павлом не встречались.
Увы, жмут босоножки, отёкшие ножки…
***
Следующий год Танька горевала одна. Учила испанский, ездила в отпуск на море в надежде встретить там своего единственного. Но судьба, в облике красавца – брюнета с карими глазами поджидала её совсем в ином месте. В танцевальной студии, куда Татьяна пришла за компанию с коллегой. Пришла на пару занятий, а осталась на долгие два года. Все это время длился их роман с брюнетом – мачо. Чего он только Таньке не обещал?! Кажется, всё, что можно было пообещать и невозможно выполнить, он пообещал: дом-пентхауз в Крыму, собственную яхту, самолет и возможность не работать ни дня, штат прислуги и гардероб самой королевы Елизаветы… а кроме того и штамп в паспорте. Но почему-то каждое посещение кафе или кино оплачивалось Танечкой из собственного кошелька. На дни рождения, Новый год и прочие праздники Татьяна покупала своему кавалеру то золотую печатку, то брендовый парфюм. Между тем, как в ответ довольствовалась скромными открытками и букетами в пять розочек. «Он все деньги в бизнес вкладывает. Расширяется. Вот закончит и тогда заживем!» – оправдывала Татьяна своего альфонса. Да, они и зажили, спустя пару лет. Только порознь. Мачо обходил-таки самую богатую невесту в городе – дочку банкира и зажил в пентхаузе в Крыму. А Танька три недели проревела, в моё плечо.
Ах, подвернулась ножка на шпильке… видно, каблучок-то Вам высоковат…
***
Поплакала – погоревала и отправилась к маме на дачу, полоть грядки с морковкой и поливать огурцы. Хорошо летом за городом – свежий воздух, речка рядом. Татьяна постройнела, загорела – стала краше, чем была. Тут и кавалер нашелся. Сосед – Петька. Как говорят, седина в голову, бес в ребро… Петру хоть и 40, но молод душой и все ещё не женат. Заглядывался на Таню серьезно – на рыбалку с собой приглашал, в огороде помогал, за продуктам в магазин подвозил. Мужик, что надо – хозяин в дом. И огород вскопает, и гвоздь забьёт как надо, и кран починит… Осенью Татьяна переехала к Петру. Хотела семью с ним создать, детишек нарожать, но и тут недостаток нашёлся. Потенциальный муж оказался страстным футбольным болельщиком – ни одного матча не пропускал. И жену активно привлекал к обсуждению. Месяца три Татьяна терпеливо сносила всё это, а под новый год вдруг решила – с нового жизнь и жизнь новая должна быть! Очередной роман закончился на сей раз под бой курантов. И снова такси и моя квартира…
Эх, хороши сапоги, но на мозоль-то давят…
***
«Что ж, Витя, порча на мне, наверное», – вздохнула Таня, прихлёбывая чай.
«Придумала ерунду! – отмахнулся я, пытаясь вспомнить солил ли я яичницу. – Вот лучше скажи…»
«Солил! Уже дважды спрашивал», – монотонно ответила Татьяна на мой невысказанный вопрос. Вот как она все помнит и угадывает мои мысли?!
