скачать книгу бесплатно
Оказалось, что именно их перезвон был взят часовыми мастерами за образец. И хотя оригинальная мелодия старинного карильона звучала много лучше, чем ее часовая копия, Глебу захотелось наглухо заткнуть собственные уши и не слышать ни звука. С тех пор он дал себе слово, что в Лондон больше ни ногой. А тут за стеной каждый час такая пытка.
Глеб отругал себя за то, что столь необдуманно согласился на это путешествие. В конце концов, разве Вероника не разбила когда-то его сердце вдребезги? С какой стати он должен все бросать и, как пятнадцать лет назад, мчаться ей на помощь? А кто помог ему самому, когда Вероника оставила его ради Рамона? С другой стороны, никто на аркане не тянул – не хотел бы, не поехал.
Он лежал, глядя в темный потолок, пытаясь сообразить, что же на самом деле привело его в чужой город, где согласно завтрашнему прогнозу термометры дружно покажут плюс сорок. Ложное чувство долга? Искреннее желание помочь? Призрак утраченной любви? Надежда? На что?
Несмотря на кондиционер, в комнате было душно. Сна ни в одном глазу. Не помогли ни стакан теплого молока, ни аналогичный объем ледяного пива с изрядной порцией водки.
Поворочившись полчаса, он встал и принялся наблюдать за интенсивной ночной жизнью, происходившей за окном, выходящим на небольшую площадь.
Вероника оказалась права – число праздношатающихся не снизилось ни к двум, ни даже к трем ночи. Причем местный вирус бессонницы поразил всех от мала до велика. Глеб с удивлением наблюдал, как возле столиков уличного кафе напротив резвились ребятишки и как молодые мамаши, периодически приложившись к рюмке, с умилением покачивали стоящие рядом коляски. И если бы не время на часах, картина выглядела бы абсолютно идиллической.
Глеб смотрел на мадридцев и завидовал черной завистью. Елки-палки, вот так и нужно жить. Ну кто сказал, что свет в детской должен в обязательном порядке гаснуть сразу после выпуска «Спокойной ночи, малыши»?
Впрочем, пора бы уже и заснуть. Глеб снова лег и, закрыв глаза, принялся пересчитывать в уме бесчисленные стада животных.
Как и положено ученому, он применил творческий подход, поэкспериментировав сначала с баранами, потом со слонами, затем с жирафами и, наконец, с прочей живностью размером помельче. В итоге эмпирическим путем было установлено, что единственным эффективным снотворным средством может служить исключительно пересчет хомячков. Как оказалось, ни зайцы, ни мыши, ни даже забавные сурикаты никакого седативного воздействия на человека не оказывают.
Окрыленный этим неожиданным открытием, он уснул, когда над Мадридом уже занималось утро.
Глава 10
Инспектор Рохас
После первой полноценной ночи отдыха за целую неделю Вероника за завтраком выглядела разом посвежевшей. Глеб непроизвольно отметил, что ее привычки за прошедшие годы мало изменились. Как и прежде, она не любила спозаранку отягощать себя ни косметикой, ни одеждами. Весь ее утренний туалет сводился к длинной шелковой рубашке, смахивающей на мужскую, и узкой ленте, стягивающей волосы. Обычно не особо щедрый на высокие экзаменационные баллы, Глеб справедливости ради был вынужден оценить внешний вид бывшей пассии на «пять». Из вредности он попытался обнаружить хоть какие-то изъяны вроде морщин или целлюлита, но тщетно.
Не замечая его пристального взгляда и увлеченно колдуя над сковородой, Вероника рассказала, что Рамон в последние месяцы почти не бывал в Мадриде. Он перебрался в Толедо, где участвовал в археологических раскопках, которыми руководил некто Луис Ригаль.
– Ригаль? Я слышал о нем. Специалист по Средним векам, если не ошибаюсь? – уточнил Глеб, с аппетитом уписывая блинчик с клубникой.
– Так и есть. И еще какой. Луис был близким другом Рамона. Они когда-то преподавали в университете.
– Раз так, имеет смысл отправиться в Толедо и встретиться с этим Ригалем. Возможно, он знает что-то, чего не знаем мы.
– Так и поступим. Но сначала мне не терпится заехать в тамошнюю полицию и выяснить, в чем конкретно обвиняют Рамона.
Сразу после завтрака они сели в желтый «сеат» Вероники и отправились прочь из душного города.
* * *
Июльское небо тонкими голубыми иглами пронзало мягкий полумрак храма. Солнечные зайчики, наплевав на скорбную атмосферу заупокойной молитвы, весело скакали по покрытой патиной позолоте амвона. Ослепленный бликами священник на мгновение запнулся, поправил очки и продолжил.
Скучающий взгляд Командора скользнул по витражам и уперся в мозаичный лик Всевышнего, грозно распростершего божественную десницу над паствой.
«Когда-нибудь, а может быть, очень скоро я обрету сравнимое могущество», – подумал Командор и силой воображения приставил Иисусу свою собственную голову. Получившаяся картина выглядела весьма иконописно.
Прости меня, Боже! Устрашившись совершенного богохульства, Командор принялся истово молиться. Прочитав про себя «Отче наш», он снова поднял глаза на потолок и прищурился, пытаясь получше разглядеть выражение глаз Спасителя. Оно было неодобрительным. Будто Бог прознал о его планах и готовился им помешать.
Командор невольно поежился, но взгляда не отвел. Никто и ничто на свете не сможет встать у него на пути. Вон, человек, которого сегодня девятый день как поминают, тоже пытался помешать, и что? Впрочем, в Писании ведь не зря сказано, что непослушный сын погибнет, ибо непокорность есть такой же грех, что и идолопоклонство.
Трижды перекрестившись открытой ладонью, Командор присоединился к общей молитве.
* * *
Красное кирпичное здание полицейского управления Кастилии и Ла-Манчи занимало целый квартал. Вероника предъявила дежурному какой-то документ и с бешеной скоростью затараторила по-испански. Надо сказать, что Стольцев понимал по-испански абсолютно все, но когда говорил сам, то время от времени сбивался на итальянский.
После долгих объяснений, кто они такие и зачем пришли, Глеба и Веронику наконец направили на четвертый этаж, где им навстречу вышел невысокий смуглолицый господин с глазами-буравчиками. Представившись инспектором Франсиско Рохасом и предварительно просверлив визитеров насквозь колючим взглядом, он предложил по-свойски звать его Пако. Затем инспектор широким жестом пригласил гостей в кондиционированную свежесть кабинета.
Усаживаясь напротив Рохаса, Глеб отчего-то вспомнил, что в Испании тех, кто носит имя Пако, примерно столько же, сколько в Бразилии донов Педро. На ум пришел процитированный Хемингуэем анекдот про то, как один испанец, приехавший в Мадрид в поисках сына, опрометчиво поместил в столичной газете объявление: «Пако жду тебя в отеле Монтана вторник двенадцать все простил папа». В итоге незадачливому папаше пришлось прибегнуть к помощи жандармов, чтобы разогнать собравшуюся у гостиницы тысячную толпу.
– Чем могу? – продолжая буравить гостей взглядом, спросил инспектор.
– Нам сказали, что вы занимались делом моего мужа Рамона Гонсалеса.
– Да. Все верно. Это я выписал ордер на его арест. Впрочем, он так и не понадобился.
– Я бы хотела знать, в чем именно обвиняли Рамона.
– Боюсь, мы все еще не вправе заменить настоящее время прошедшим, – тоном школьного учителя грамматики поправил Веронику Рохас. – Обвинения до сих про не сняты.
– А вы можете посвятить нас в подробности? Полагаю, я, как вдова, имею на это право.
– Разумеется.
Инспектор подошел к металлическому шкафу и принялся перебирать папки. Раскрыв одну из них, он снова устроился в кресле. – Вот, извольте. С удовольствием зачитаю отдельные места, но с одним условием.
– С каким же?
– В ответ вы расскажете мне о том, как погиб ваш муж.
– Хорошо.
Инспектор склонил голову в знак признательности.
– Итак, Рамон Гонсалес подозревается в убийстве некоего Хавьера Дуарте, которое произошло в городе Талавера-де-ла-Рейна десятого июля сего года.
– Хавьер Дуарте? – на секунду задумалась Вероника. – Впервые слышу это имя.
– Неудивительно. Вы ведь, как я понимаю, жили с покойным мужем порознь, не так ли? Так что вряд ли были в курсе всех событий в его жизни. Вам что-нибудь известно о последнем месте работы господина Гонсалеса?
– Да, городские власти пригласили его для участия в каких-то раскопках.
– Вот с этого-то все и началось. – Время от времени сверяясь с досье, инспектор с выражением изложил известные следствию подробности дела. – По показаниям свидетелей, десятого июля на заседании совета фонда «Историческое наследие», под эгидой которого велись археологические работы в Толедо, Рамон Гонсалес упомянул о том, что отправляется на встречу с местным ученым-краеведом по имени Хавьер Дуарте. Несколькими днями ранее этот Дуарте якобы сообщил Гонсалесу, что располагает важными сведениями о том месте, где экспедиция фонда вот-вот должна была начать археологические работы. А вечером того же дня супруга Дуарте обнаружила мужа мертвым.
– Но отчего вы так уверены, что этого господина убил мой муж?
– Ну, начнем с того, что Рамон Гонсалес сбежал в Россию.
– И на этом основании вы… – начала было возмущаться Вероника.
Инспектор жестом остановил ее и, снова уткнувшись в папку, принялся демонстрировать немалый драматический талант чтеца.
– На теле сеньора Дуарте был обнаружен кусок ткани. Убитый держал эту тряпицу зажатой в кулаке. При ближайшем рассмотрении ткань оказалась фрагментом мужского галстука, украшенного гербом Толедо и буквами FPH. Смекаете?
– Не особенно, – призналась Вероника.
– Все очень просто, FPH – это аббревиатура, образованная от полного названия фонда «Историческое наследие» – Fundaci?n Patrimonio Hist?rico. Оказалось, что такие галстуки были у всех членов совета. Мало того, сотрудники фонда сообщили нам, что один из членов совета как раз должен был встретиться с убитым в тот роковой вечер. И этим человеком был ваш муж Рамон Гонсалес.
Вероника растерянно покачала головой:
– Я все еще не понимаю…
Инспектор многозначительно поднял указательный палец вверх, после чего и его брови послушно двинулись в том же направлении.
– Соседи видели, как Гонсалес звонил в звонок на двери Дуарте. Дверь ему, правда, так и не открыли. Вероятно, Дуарте в тот момент не было дома. Но ведь Гонсалес мог вернуться позднее, не так ли? Наконец, полиция проверила галстуки остальных членов совета фонда – все они оказались на месте. А ваш муж тем временем исчез. Какие вам еще нужны доказательства?
Вероника тяжело вздохнула:
– Не знаю, что и сказать. Пока вы меня не убедили. Я должна разобраться во всем сама.
Инспектор нахмурился:
– Каким же это образом?
– Пока не знаю.
Повисло тягостное молчание.
– Может, кофе? – запоздало предложил Рохас.
– Спасибо, мы и так отвлекли вас от работы.
– Что вы, что вы, тем более что вы обещали мне кое о чем рассказать.
– Ах да. Ну, тогда мне черный с сахаром.
– Мне тоже, – впервые нарушил молчание Глеб.
Рохас как-то неодобрительно взглянул на него, но чашку налил.
Выпив кофе, Вероника коротко пересказала инспектору то, о чем ей сообщил Лучко. Затем она спрятала в карман визитку инспектора и, поблагодарив его за уделенное время, направилась к дверям.
Выйдя на улицу, Глеб тут же промок насквозь и с сожалением вспомнил, как вчера жаловался на мадридскую жару, когда по уму надо было наслаждаться прохладой. Ведь настоящее пекло притаилось здесь, среди узких извилистых улочек, раскаленных до температуры сталеплавильного цеха. Складывалось впечатление, что традиционное обилие оружейных мастерских в этом городе объяснялось тем простым фактом, что в летние месяцы рачительный кузнец мог изрядно сэкономить на горне ввиду его полной ненадобности.
* * *
Подойдя к окну, инспектор раздвинул пальцами жалюзи, чтобы еще раз проводить взглядом недавних гостей. Какая аппетитная вдовушка! Такие бабенки всегда нарасхват. Только поглядите, со дня смерти мужа прошла едва ли неделя, а возле нее уже увивается смазливый ухажер. Шустра, ничего не скажешь.
Расслабив узел галстука, Рохас снова прикрыл жалюзи и плюхнулся в кресло. Любопытная парочка. Похоже, эти двое настроены весьма решительно. Как бы не наломали дров. Тем более в столь деликатном деле.
Инспектор Рохас рассказал своим гостям далеко не все. Например, он не упомянул о том, что убийство Дуарте странным образом связано с одним давним, так и незавершенным расследованием.
Дело в том, что в последние годы в городах Кастилии и Ла-Манчи неизвестные преступники регулярно нападали на служителей церкви или причиняли вред церковному имуществу. Все началось с убийства монаха здесь же, в Толедо. Затем в Мадриде убили местного священника. Потом еще одного. Наконец, были поочередно подожжены несколько храмов и снова вблизи от столицы.
Что интересно, все преступления совершались в один и тот же день года – тринадцатого октября. До сих пор никто так и не взял на себя ответственность за эту необъявленную войну против католической церкви.
И вот это дохлое дело уже много лет висит виснем, а тут первая зацепка: в Дуарте стреляли, и ствол этот баллистикам оказался уже знаком – именно из него когда-то убили толедского монаха и мадридских священников. И надо же было такому случиться, что единственная ниточка, которая могла бы привести к долгожданному прорыву в нераскрытом деле, оборвалась вместе со смертью Гонсалеса.
Какое отношение имел этот русский испанец к расстрелам священнослужителей? Отец Бальбоа, курирующий связи с полицией со стороны архиепископа, так тот вообще носится с бредовой идеей о том, что виной всему тамплиеры. Дескать, в свое время орден был разгромлен именно тринадцатого октября. Но ведь это случилось аж в 1307 году! Кому, скажите на милость, понадобилось мстить за гибель рыцарского ордена, да еще через целых семьсот лет? Да, падре Бальбоа – человек с фантазией, ничего не скажешь.
Не упомянул Рохас и еще об одной загадке, которую оставил следствию умирающий Дуарте.
Инспектор взглянул на часы. До сиесты осталось всего ничего. Он набрал свой домашний номер и, услышав голос жены, начальственно распорядился:
– Можешь сервировать.
* * *
Благодаря долгим годам упорных тренировок Семенов успел стряхнуть пепел ровно за миллисекунду до того, как тот чуть было не упал прямо на разложенные на столе образцы. Выверенным движением бывшего хирурга он отправил сигарету в переполненную окурками чашку Петри, будто специально и созданную для того, чтобы служить медперсоналу идеальной пепельницей. Уже за одно это изобретение в иерархии научных светил Семенов ставил упомянутого немецкого доктора превыше Пастера и самого Авиценны.
Причиной задумчивости судмедэксперта было неуловимое ощущение дежавю, уже несколько раз посещавшее его после осмотра повреждений на теле Рамона Гонсалеса. Где и когда он мог видеть нечто похожее? Не иначе тогда, когда утюг был излюбленным средством, с помощью которого братки девяностых в два счета делали сговорчивее даже самого упертого собеседника.
Семенов ненавидел то десятилетие, что пережила страна, как в омут нырнув в «эпоху новых возможностей». В итоге возможностями воспользовались совсем немногие и совсем не те, кто в идеале должен был бы. И если среднестатистическому обывателю девяностые запомнились тотальным дефицитом, карикатурным путчем и непродолжительной свободой слова, то в мозгу судмедэксперта те лихие времена вызывали куда более мрачные ассоциации. Политико-экономические пертурбации – это проблема живых, а Семенов имел дело исключительно с мертвыми. И трупов за те несколько ужасных лет через его руки прошло столько, что ими, кажется, можно было доверху заполнить порожний товарняк. А самым худшим было то, что хотя добытые во время вскрытия результаты нередко самым недвусмысленным образом указывали на преступника, никакого ареста в итоге не следовало либо задержанного тут же отпускали с миром.
Возмущенный судмедэксперт наивно попытался воззвать к чести и совести оперативников, после чего был жестоко избит какой-то шпаной, поджидавшей его у дома явно по наводке.
Очнувшись на больничной койке и усвоив преподанный урок, Семенов предпочел больше не высовываться.
Слава богу, времена поменялись, и нынешних злодеев все чаще ловят парни вроде Лучко, который, похоже, если что, готов доплатить из своего кармана, только бы достать очередного негодяя.
Сделав глубокую затяжку, Семенов невидящим взглядом уставился в стену, пытаясь освободиться от картин, навеянных постперестроечными ужасами. Однако, несмотря на всю его нелюбовь к воспоминаниям о том лихолетье, в них придется покопаться. Ключ к делу Гонсалеса, скорее всего, где-то там.
Глава 11
Соперник
По сравнению со старейшим в мире мадридским Sobrino de Botin, открытом еще при Петре Первом, где некогда подрабатывал официантом сам Франсиско Гойя, любое заведение покажется новоделом, даже если ему сто лет в обед.
Строго говоря, ресторан, куда они зашли, был даже чуть старше ста – ему стукнуло все сто двадцать. Но толпы едоков стекались сюда вовсе не для того, чтобы посидеть за любимым столом Федерико Гарсиа Лорки, а с единственной целью вкусно поесть. Коронным блюдом местного шефа считалась фаршированная куропатка. На ней и остановились.
– Интересно, что, по-твоему, хотел сообщить этот Дуарте моему Рамону? – спросила Вероника, пригубив вина.
Слово «моему» кольнуло слух Глебу, но виду он не подал.
– Кто ж его знает. А может, у Ригаля есть на этот счет какие-то догадки? Спроси его при случае.
– Обязательно. А что ты думаешь о Рохасе?
– Парень себе на уме.
