скачать книгу бесплатно
Мог бы быть и повежливее, все-таки я трачу на него свое время вместо того, чтобы слушать прекрасную классическую музыку!..
Я отставила пустую чашку в сторону.
– Спасибо за чай. Кажется, я загостилась у Бориса Тимофеевича… – холодно произнесла я и пошла к выходу.
Видимо, гордость не позволила Степану броситься за мной с извинениями, и я беспрепятственно вышла на лестничную площадку и спустилась на свой этаж.
– Вы из девяносто второй? – окликнул меня чей-то голос, когда я ковыряла ключом в замочной скважине собственной двери.
Я обернулась и увидела худую черноволосую женщину с узким лицом и глубоко посаженными глазами.
– Да, – подтвердила я, с любопытством глядя на бумажку в ее руке.
Женщина заглянула в бумажку.
– Буранюк Дарья Игоревна?
Я кивнула, ощутив неясное волнение.
– Вам извещение на посылку.
И она сунула мне в руку извещение, на мгновение коснувшись ладони липкими пальцами.
– А… – удивленно начала было я, но странная посланница уже исчезла в открывшейся кабине лифта.
Проводив ее глазами, я заглянула в бумажку. «Получатель – Буранюк Дарья Игоревна. Извещение на посылку». И больше ничего – ни обратного адреса, ни имени отправителя.
Чудно как-то… Раньше я никогда не получала посылок. Может, какая-нибудь дурацкая реклама?..
Ладно, зайду за ней как-нибудь на днях, по пути.
Я, наконец, открыла дверь и, все еще сердясь на Степу, очутилась в квартире.
Положила на тумбу извещение и тут же забыла о нем, продолжая дуться на обидчивого парня.
Ну ладно, если я (я вспомнила его смешок) принцесса, пусть-ка переночует в квартире Бориса Тимофеевича один.
Глава четвертая
За пять дней, отпущенных мне Артемом Витальевичем на подготовку, я успела высадить целый сад дзен в игре «Растения и зомби», перестрелять уйму пиратов, и перестреляла бы еще больше, но тут, будто из-за угла, подкралось четвертое июня.
Проснулась я поздно, потому что на стрельбу пиратов ушла половина предыдущей ночи, и только проснувшись, вспомнила, что сегодня в двенадцать у меня экзамен.
Быстренько нацепила штаны и майку, наспех глотнула чаю и поспешила в училище.
В здании училища было как-то подозрительно пусто – как в середине августа. Лишь вахтер дядя Витя с неизменной газетой «Спорт» сидел на своем рабочем месте.
– Далёко ты? – спросил он, увидав меня на пороге.
– Экзамен, – коротко бросила я, проходя мимо вахты.
Дядя Витя что-то крикнул мне вслед, но я, не слушая, прошествовала по широкой лестнице на второй этаж, в аудиторию 17.
Шаги в безлюдном помещении гулко отдавались под потолком.
Странно – такое ощущение, что на этаже никого нет.
Я подошла к семнадцатой аудитории и подергала ручку.
Дверь была заперта.
А где же комиссия – зубры музыкальной литературы Элеонора Львовна, Иннокентий Викторович?..
Ничего не понимая, я попыталась открыть двери соседних аудиторий, но те тоже оказались запертыми.
А где вообще хоть кто-нибудь – абитуриенты, выпускники, педагоги?.. В начале июня училище должно буквально кишеть народом…
Где люди?!.
Помещение словно вымерло!
Отчетливо слыша в тишине каждый свой шаг, я в растерянности вернулась назад, к дяде Вите.
Но его тоже не оказалось на месте.
Только на столе одиноко лежала газета «Спорт».
Пользуясь случаем, я заглянула в журнал прихода и ухода.
Четвертое июня. Ни одной фамилии.
Интересное дело!.. Когда же я буду сдавать эту чертову музлитературу? Еще немного – и все музыкальные отрывки, которые я с трудом удерживаю в своей распухшей от них голове, выветрятся оттуда!..
Они что, забыли про меня?!.
Так и не дождавшись дяди Вити, я открыла тяжелую дверь старинного здания училища, вышла на улицу и в полном недоумении направилась обратно к остановке.
Возле дома взгляд мой невольно поднялся к окнам Бориса Тимофеевича. От них веяло холодом и пустотой. Интересно, что сейчас происходит за ними?.. Непостижимость и таинство смерти всегда вызывали во мне мистический трепет.
«Там, наверху, лежал покойник… – почему-то пришло на ум, и я вздрогнула. – А вдруг он лежал прямо над моей спальней?..»
«Ну лежал и лежал… Сейчас он лежит в другом месте…» – попыталась я отбросить детские глупые страхи и, с трудом оторвав взгляд от окон, вошла в подъезд.
Лифт бесшумно привез меня на одиннадцатый этаж и выпихнул прямо в широкую спину в белой рубашке.
Спина повернулась, и я увидела озадаченное лицо Степы.
– Дашка, а я к тебе, – зашептал он, схватив меня за руку, – пойдем скорее!..
Я выдернула руку.
И с достоинством произнесла:
– Вот еще!
Степа, однако, не понял причины моей аристократической надменности, снова схватил за руку и поволок наверх, шепча:
– Там у дяди черт знает что творится! Иди сама посмотри!..
Поняв, что у парня пробел в воспитании, я хотела было сообщить ему об этом как-нибудь поманернее, но не успела, так как, тащимая Степой, очень быстро оказалась на двенадцатом этаже, перед дверью Бориса Тимофеевича.
Когда я вновь увидела дверь, весь искусственный гонор моментально слетел с меня, и я, уже не сопротивляясь, вошла в квартиру вслед за племянником антиквара.
– Ну, и что тут у тебя творится?
– Сейчас увидишь… – зашептал Степан, скидывая ботинки, похожие на две огромные лодки, и волоча меня за руку в большую комнату.
Он сказал что-то еще, но последние слова я пропустила – меня вдруг опять охватило все то же необъяснимое чувство, оно нахлынуло на меня, как нежданная огромная волна посреди спокойного голубого моря.
Комната мне знакома.
Я бывала здесь, и не раз.
И… бывала с какой-то целью…
– Эй! – вернул меня к реальности парень.
С трудом отрываясь от некоего глубинного воспоминания, я медленно повернула к нему голову. Выглядел Степан неважно – лицо перестало быть круглым из-за появившейся легкой впалости щек, а покрасневшие веки выдавали бессонную ночь, и едва ли единственную. Взгляд, который бросил на меня парень, показался затравленным.
– Что с тобой?.. – испугалась я.
– Дядя… – произнес Степа страшным голосом.
– Что – дядя?.. – невольно понизив голос, спросила я, приблизившись к нему.
– По-моему, он не умер… – едва слышно проговорил тот.
Я отпрянула назад.
И, несмотря на очевидную несуразицу произнесенного, внезапно почувствовала легкий прилив страха.
Но прилив этот относился не к покойному дяде, а к самому Степе.
Пока я стояла столбом посреди комнаты, тот неожиданно метнулся из гостиной в маленький коридор, ведущий в удаленную спальню, и оттуда послышалась знакомая фраза:
– Иди сюда!
Отгоняя странное ощущение, я беспрекословно двинулась за племянником Бориса Тимофеевича через гостиную и несколько забитых сундуками и тюками закутков и, наконец, оказалась в угловой комнатке, точной копии моей собственной спальни, перед стоящим у окна небольшим письменным столом.
Степа вытянул вперед веснушчатую руку и указал на лежащую на столе продолговатую черную ручку.
– Видишь, ручка?
Чувствуя, что ситуация отдаленно напоминает утро в палате сумасшедшего дома, я, тем не менее, покорно подтвердила:
– Вижу.
И ощутила острое желание вернуться домой.
С невыразимой тоской я покосилась на выход.
Но Степа не заметил этого.
– И скомканный лист в урне – видишь? – Он подтащил меня к стоящей под столом корзине для бумаг.
– Вижу, – повторила я, как попугай, чувствуя поднимающееся раздражение.
– Он там что-то пишет по ночам, – тихо заключил Степа, когда мы вернулись обратно в гостиную, и я вспомнила, как мама в детстве учила меня никуда не ходить с незнакомцами.
Я пропускала ее наставления мимо ушей, и вот результат – я нахожусь в чужой квартире, передо мной стоит едва знакомый молодой человек с явным психическим отклонением, и как выбраться отсюда, чтобы не навлечь на себя его гнева, я не имею ни малейшего понятия.
Степа посмотрел на меня. В его взгляде затаился страх.
Осторожно подойдя ближе, он взял меня за руку и сказал:
– Я понимаю, ты мне не веришь. Но вот переночуй тут хотя бы одну ночь, и сама увидишь! Он ходит, он садится за стол, и перо начинает скрипеть…
И рука парня вцепилась в меня еще крепче.
Ночь в квартире усопшего со сдвинувшимся Степой! Этого еще не хватало!
– Пусти, – я вызволила руку и сочувственно произнесла:
– Тебе надо уезжать отсюда…
– Да некуда мне уезжать, гости там… – заскулил Степа. – Сорок дней обязательно здесь пробыть придется…
Сорок дней. Какое-то… неприятное число…
– Подай мне ложечку для обуви, – попросила я, подойдя к двери и пытаясь натянуть на ноги тесные туфли на каблуке, выбранные специально для несостоявшегося экзамена.
Увидев, что я ухожу, паренек заметно расстроился. Он вздохнул и с отчаяньем человека, который никак не может доказать очевидное, повторил:
– Ну останься хотя бы на одну ночь, и тогда мне поверишь! Он не умер!
Я вспомнила венок, купленный Надей на собранные деньги, и траурную ленту на нем.
«Борису Тимофеевичу от соседей…»
