скачать книгу бесплатно
– И когда состоится сие счастливое событие?
– В следующем июне. Так что сначала придется подсчитывать очки соперников, а Италия богата на молодых теноров, выступающих на сцене перед группой экспертов из мирян и священнослужителей, а затем – изливать душу в песне перед публикой в зале.
– Десмонд, ты обязательно победишь, причем легко. Давай поспорим!
– Если учесть, что меня вот-вот должны рукоположить, я не имею права жертвовать медяки в пользу очень славного, но хитрого шотландца, – улыбнулся Десмонд и посмотрел на часы. – А теперь, боюсь, нам пора. Давай пройдемся пешком до Центрального вокзала.
Когда мы в последний раз обошли дом, Десмонд поднял чемодан и, грустно потоптавшись на пороге, закрыл дверь на замок со словами:
– Это замок Чабба. У агента есть ключ. – По дороге на вокзал он взял меня под руку. – Алек, извини, что задержал тебя допоздна.
– Я привык работать допоздна, даже далеко за полночь. Позволь, я возьму твой чемодан.
Но Десмонд только головой покачал:
– Нет, сейчас я сам должен нести свою ношу. Послушай, Алек, можно задать тебе медицинский вопрос?
– Конечно. – Я был заинтригован, но никак не ожидал услышать такого.
– Только не удивляйся и ответь мне серьезно. Скажи, если человеческую руку отсечь в области запястья, она рано или поздно разложится?
– Несомненно. Через неделю она начнет невыносимо вонять, разлагаться, размягчаться и, наконец, гнить, затем кости пясти отделятся от запястья и со временем распадутся на отдельные фрагменты.
– Спасибо, Алек. Большое тебе спасибо.
Больше за всю дорогу мы не проронили ни слова и очень скоро оказались на Центральном вокзале. Я проводил его до купе третьего класса.
– Не стоит ждать отправления поезда, дорогой Алек. Ненавижу долгие проводы. Кроме того, я знаю, более того, абсолютно уверен, что в один прекрасный день мы с тобой снова будем вместе.
Мы обменялись рукопожатием, я резко повернулся и быстрым шагом зашагал прочь. Я надеялся, что он прав и в один прекрасный день наши пути снова пересекутся. А еще я надеялся, что последний трамвай до Вестерн-роуд еще не ушел.
Шесть недель спустя Десмонда посвятили в духовный сан и, оправдав его самые дурные предчувствия, официально уведомили его, что ему надлежит отправиться в церковь Святой Терезы в сельском приходе Килбаррак, на юге Ирландии. Но еще до того произошло много важных событий. Хотя об этом теперь расскажет уже сам Десмонд.
Глава 5
В утро нашего отъезда отец настоятель пришел в мою келью, чтобы лично разбудить меня на час раньше обычного. Я оделся, а он стоял и смотрел, как я поспешно укладываю чемодан; потом мы вдвоем отправились в церковь, где нас ждал маленький отец Петитт. Они с отцом Хакеттом уже успели прочесть мессу и, сидя на передней скамье, ждали, пока я молился, и, можешь не сомневаться, я не преминул попросить Небеса, чтобы мои дерзания увенчались успехом.
Когда я закончил, отец Хакетт взял меня за руку и отвел в свой кабинет, куда Мартес уже принес кофейник горячего кофе, а не той бурды, что нам обычно подавали на второй завтрак, и свежие теплые булочки. Настоятель молча смотрел, как я уминаю свой завтрак, но от предложенного мной кофе отказался.
Когда Мартес наконец ушел, он сказал:
– Я заказал для вас машину до Мадрида.
– Благодарю вас, отец. Местный поезд просто ужасный.
– Это вовсе не ужасный поезд. А наоборот, весьма полезный для фермеров и крестьян. Так они отвозят свою продукцию на рынки Мадрида. Хотя, конечно, он тащится как черепаха и вечно опаздывает. И все же машина, хотя и не «испано-сюиза», есть машина.
– Вы абсолютно правы, отец, – ответил я. – Я опять вел себя бестактно.
– Не больше, чем обычно, отец Десмонд. И даже меньше, чем обычно. По правде говоря, хотя ты и далек от совершенства, но уже на пути к исправлению. Мне пришлось здорово с тобой повозиться, а потому в награду за мои мучения, – он пристально посмотрел на меня, – я хочу, чтобы ты завоевал Золотой потир для нашей семинарии. По существу, это пустая безделушка, ничего не стоящий трофей, но тем не менее он поможет повысить престиж, даже не твой, что в общем не так уж и важно, а нашей семинарии. – Он встал и направился к скамеечке для молитвы; я пошел следом. – Я собираюсь оказать тебе особую милость. Преклони колена, возьми эту священную реликвию и помолись за успех наших начинаний.
Я встал на колени и, уверяю тебя, с глубочайшим почтением взял чудесную длань, такую гладкую, с такой мягкой кожей, что казалось, будто она живая. Я нежно сжал ее, и мне почудилось, что пальцы ответили нежным трепетным пожатием; они прикоснулись ко мне, словно не желая отпускать и тем самым нарушать тот контакт с жизнью, которая некогда билась в этой руке и теперь вспоминалась с тихой радостью. И вот так, сжимая священную реликвию, я истово молился, причем не за свой немедленный успех, но за хорошую жизнь и счастливую смерть.
– Ну? – поинтересовался отец Хакетт, когда я встал с колен.
– Произошло чудо. Я почувствовал в этих пальцах благодать Божью. Я словно прикоснулся к Небесам.
– Скажи это своему другу-доктору, который твердит о разлагающейся плоти и гниющих костях. А теперь пошли, тебе пора ехать.
Во дворе нас уже ждал автомобиль, маленький, но вполне надежный, а возле него рядом с вещами – моим чемоданом и его матерчатой дорожной сумкой – стоял отец Петитт. Мы уже сидели в машине – вещи сложены в багажнике – и вот-вот должны были тронуться с места, когда я увидел, что отец Хакетт, глядя нам вслед, размашистым движением руки осенил нас крестным знаменем. Поначалу я ненавидел этого истово преданного своему делу человека. Теперь же, несмотря на то что он не допускал ни малейших проявлений нежной привязанности, искренне преклонялся перед ним.
Примерно через час мы оказались в Мадриде, а оттуда сразу же направились в Рим. Всю дорогу отец Петитт демонстрировал почти материнскую заботу обо мне: требовал тишины и не давал открывать окно, чтобы, Боже упаси, меня не продуло на сквозняке, словно я был только что вылупившимся цыпленком. Однако на вокзале в Риме его уверенность мгновенно улетучилась, и он с облегчением позволил мне нанять носильщика, который дотащил наш багаж до такси, доставившего нас до отеля «Релиджьозо», в котором отец настоятель забронировал нам номер.
Увы, «Релиджьозо» меня сильно разочаровал. Возможно, благочестие здесь и приветствовалось, но на этом все достоинства отеля заканчивались. У меня внутри все оборвалось, когда я увидел пустой холл с покрытым линолеумом полом, а вместо лифта – крутую лестницу без ковров и, наконец, две убогие каморки с видом на железнодорожные пути с маневренными поездами, скрипящими, пыхтящими и выпускающими прямо нам в окна клубы вонючего дыма и пара. Если учесть, что до конкурса оставалось полных четыре дня, готовиться к предстоящим свершениям в подобных условиях было просто-напросто невозможно! А я так надеялся на расслабленную, приятную атмосферу единения с любимым городом!
Я посмотрел на крошечного отца Петитта. Казалось, окружающая обстановка его абсолютно не волновала, я же был повергнут в уныние, а когда на второй завтрак нам подали поленту, поставив тарелки прямо на засиженный мухами стол без скатерти, моя меланхолия только усилилась и продолжалась до тех пор, пока на город не опустилась ночная тень.
А потом, Алек, Господь услышал мою невысказанную мольбу. И пока мы с отцом Петиттом сидели, уставившись друг на друга, в помещении, которое я назвал бы комнатой для переговоров, к нам рысцой прискакал до смерти перепуганный юнец в плохо сидящей на нем униформе портье.
– Сэр, там какая-то дама, в машине на улице, спрашивает вас.
Я тут же кинулся к дверям, а оттуда тоже рысцой побежал на улицу и там – да-да, Алек, – увидел большую новенькую «испано-сюизу», где сидела моя подруга маркиза. О нашем приезде она узнала из вечерней газеты «Паэзе сера ди Рома» и приступила к немедленным действиям.
– Быстро собирайся, поехали, Десмонд! Ты больше ни минуты не должен оставаться в этом клоповнике. Сюда даже заходить страшно. Мы поедем ко мне.
– Мадам, со мной мой друг. Священник. Он вам не будет мешать.
– Конечно, давай возьмем и твоего друга. Я приглашаю вас обоих.
Нет нужды говорить, что мы не стали отказываться и, в мгновение ока собрав пожитки, уже были в машине, причем я сел вместе с мадам на заднее сиденье. Отец Петитт, так и не оправившийся от изумления, сидел впереди, рядом с шофером, который вез нас навстречу красивой жизни, а бедный молодой портье, ошеломленный чаевыми, которые я опрометчиво сунул ему в руку, с открытым ртом смотрел нам вслед.
Мы прибыли на виллу Пенсероза уже в начале одиннадцатого – время обеда давно закончилось, и, хотя нам настойчиво предлагали перекусить, я решительно отказался.
– Мадам, с тех пор как мы стали постояльцами «Релиджьозо», нас так закормили полентой, что сейчас единственное, в чем мы действительно нуждаемся, – это возможность хорошенько выспаться.
– И вы ее получите. – Маркиза что-то сказала ожидающей приказаний горничной. – А так как вы явно очень устали, то хочу попрощаться с вами до утра. Buona notte.
Наши смежные комнаты, с роскошной ванной между ними, были само совершенство. У меня на кровати даже лежала шелковая пижама. Поскольку отец Петитт не привык принимать на ночь ванну, я позволил себе полчаса понежиться в горячей мыльной воде, потом насухо вытерся турецким полотенцем, натянул подаренную мне пижаму, после чего ощущение нереальности происходящего еще больше усилилось, лег в постель и заснул как убитый.
На следующее утро нас разбудили, причем довольно поздно, подав нам завтрак в постель: большой кофейник дымящегося свежезаваренного кофе и прикрытую салфеткой корзиночку с подогретыми римскими булочками, которые представляли собой улучшенную разновидность французских круассанов. Одевшись, я спустился вниз и нашел нашу хозяйку в будуаре, служившем ей мастерской, где она занималась шитьем для благотворительных целей.
– Доброе утро, мой дорогой преподобный Десмонд. Судя по твоим блестящим волосам, выспался ты на славу. Твой друг уже уютно устроился в библиотеке с книжкой в руках. Так что сейчас ты принадлежишь только мне.
Она стояла, улыбаясь, в безжалостных лучах утреннего света и явно не испытывала ни малейшего неудобства. Конечно, за прошедшее время она постарела, ее волосы словно покрылись серебром, но ясные глаза по-прежнему светились живым умом. Должно быть, в молодости маркиза была просто неотразима. Даже сейчас она выглядела прелестно.
– Однако, – продолжила маркиза, – как бы хорошо ты ни выглядел… Скажи, где, ну где ты откопал такие брюки?
– Мадам, эти брюки, которым всего три года, – шедевр портновского искусства лучшего мастера из Торрихоса.
– Они поистине уникальны. А пиджак?
– Этот пиджак, мадам, хотя и весьма почтенного возраста, на самом деле предмет религиозного культа, поелику был перешит вышеупомянутым портным из старого пиджака его высокопреподобия отца Хакетта.
– Да уж, действительно реликвия. Пойдем, посмотришь на себя в зеркало. – Она открыла дверь в гардеробную с большой зеркальной пилястрой.
Я давным-давно не смотрелся в зеркало, и если лицо было еще ничего, то все, что ниже, больше подходило старому дряхлому бродяге.
– Да, мадам… – задумчиво произнес я. – Если меня немного почистить и погладить, я буду совсем как новенький.
– Десмонд, ты неисправим! – весело рассмеялась она. – Послушай, до субботы тебе надо отдыхать и ни о чем не думать, но сейчас мы пойдем с тобой к моему приятелю Караччини.
– К священнику?
– Нет, к лучшему портному во всей Италии. Не волнуйся за своего друга. Ему очень хорошо в библиотеке.
Мы сели в красивый большой автомобиль с откидным верхом, но не в «испано-сюизу», как я ожидал, а в новенький «изотта-фраскини», и покатили по Виа Венето в сторону отеля «Эксельсиор», повернули налево и остановились перед абсолютно пустой витриной, где значилось только одно слово: «Караччини».
Когда мы вошли, маркизу почтительно приветствовал проворный маленький человечек в безукоризненном темно-сером костюме. Они стали подробно обсуждать, что мне лучше подойдет в моем положении, затем были проинспектированы, ощупаны и отобраны кипы тканей. Меня провели в просторную примерочную, где подмастерье в нарукавниках обмерил меня с головы до ног.
– Надеюсь, вы поняли, Караччини, что все должно быть готово и доставлено ко мне домой не позднее вечера пятницы.
– Мадам маркиза, вы ставите нереальные задачи, но для вас, – низко поклонился Караччини, – все будет сделано в срок.
Но на этом дело не закончилось, поскольку мадам хотелось развлечься – именно так она охарактеризовала свою благотворительную акцию. Меня отвели к расположившемуся по соседству галантерейщику, естественно, самому лучшему. Здесь моя любезная маркиза совсем разошлась, и в результате нам подобрали полный набор элегантных и дорогих аксессуаров, отложив их для немедленной доставки. И наконец, на той же улице мы заглянули к сапожнику, шьющему обувь на заказ. Здесь мои конечности тщательно измерили, после чего была отобрана кожа двух видов – светлая и чуть потемнее, – причем доставка обеих пар назначена все на ту же пятницу. Вероятно, кто-нибудь спросит: как такую сложную работу можно сделать за столь короткий срок? Ответ очень прост: Рим – это город мастеров и, конечно, мастериц, причем все они сидят в маленьких комнатушках в разных концах города и выполняют срочный заказ, трудясь иногда ночь напролет, чтобы успеть закончить его к утру. Кто-нибудь может подумать, что такая тонкая работа щедро вознаграждается. Увы, это далеко не так.
– А теперь – легкий ланч, – сказала маркиза, когда мы вышли от сапожника. – И потом – домой, отдыхать, отдыхать, отдыхать до субботы.
Маркиза повела меня в отель «Эксельсиор». Мы расположились в баре, и она предложила заказать херес и сэндвич с пармской ветчиной. Машина ждала нас у входа. И уже очень скоро мы катили назад, к вилле Пенсероза. Когда я пытался поблагодарить мадам, та ответила, что даже слышать ничего не желает.
– Успокойся, мой дорогой Десмонд. Ты ведь знаешь, что я любила твою маму и очень огорчилась, узнав о ее кончине, – сказала маркиза и добавила: – Ты прекрасно знаешь, что и тебя, мой дорогой мальчик, я тоже очень люблю. – Когда мы вошли в дом, она прошептала: – Интересно, а чем занимался в наше отсутствие твой друг?
Взяв меня за руку, она направилась в библиотеку, где мы действительно обнаружили преподобного отца Петитта, который сидел в том же кресле, с той же книгой на коленях, открытой на той же странице; из полуоткрытого в блаженной улыбке рта доносились ритмичные музыкальные трели.
– Он как сидел, так и сидит. Ни на миллиметр не сдвинулся.
– О да, мадам, – отозвалась впустившая нас горничная. – Он хорошо покушал и выпил бутылочку фраскати.
– Он такой милый, когда спит, – заметила мадам. – Похож на большого ребенка.
– Он очень многому меня научил, – сказал я. – И если в субботу нам хоть чуточку повезет, то исключительно благодаря ему.
– Как это благородно с твоей стороны, дорогой преподобный Десмонд. А теперь отправляйся к себе и отдыхай. С этой минуты только отдых, отдых и еще раз отдых и больше ни слова. А ты знаешь, что Энрико между выступлениями вообще не разговаривал?
– Но я не Карузо, мадам.
– Это мы узнаем в субботу, – улыбнулась она. – А теперь мне тоже пора отдохнуть. Что-то я притомилась. Как ты, наверное, заметил, я уже очень немолода.
– Умоляю, не произносите таких отвратительных слов. Мадам, как и прежде, великодушна, очаровательна и обворожительна. И вообще, вы просто ангел. По крайней мере, по отношению ко мне.
Она с легкой улыбкой покачала головой и проводила меня наверх, где мы и разошлись по своим комнатам.
Глава 6
В субботу рассвет был настолько прекрасным, что Десмонд, всю ночь ворочавшийся с боку на бок, поднял жалюзи, чтобы впустить в комнату солнечные лучи. Потом он забрался обратно в постель и минут десять лежал, обдумывая планы на день. Десмонд, конечно, нервничал, так как очень хотел завоевать Золотой потир, причем даже не для себя лично, а скорее, чтобы доставить удовольствие отцу Хакетту и, конечно, отплатить добром за добро ему, маркизе, но особенно маленькому отцу Петитту. Позже он признался мне, что мысленно постоянно возвращался к тому злополучному финальному матчу за Щит шотландских школ, который я так жаждал выиграть, но, увы, не смог.
Стук в дверь нарушил ход мыслей Десмонда. В комнату вошел его маленький приятель, уже успевший одеться и помолиться.
– Как спалось? – поинтересовался Десмонд.
– Хорошо. А тебе?
– Отлично! – с наигранной жизнерадостностью воскликнул Десмонд, чтобы его ответ звучал правдоподобнее.
– Прекрасный день сегодня.
– Исключительный.
– Когда будешь готов, спускайся вниз. Я там тебе все приготовил.
В цокольном этаже была устроена маленькая часовня, где они теперь каждый день молились.
– Все, спускаюсь прямо сейчас.
– Хорошо!
Десмонд не стал бриться, а быстренько натянул старый костюм и спустился вниз, чтобы присоединиться к отцу Петитту в часовне в виде грота из неотесанного камня, с простым алтарем, распятием, статуей Девы Марии, двумя скамеечками для молитвы, словом, в типичном для богатых итальянских домов месте для молитв и отправления треб. Отец Петитт со свойственной ему предусмотрительностью захватил все необходимое из семинарии.
Десмонд читал мессу, отец Петитт помогал ему за причетника, и можно было предположить, что их молитвы – и молодого священника и того, что постарше, – были заряжены одним общим горячим желанием. Десмонд прочел благодарственную молитву, и они поднялись наверх, где их уже ждал сытный английский завтрак: яйца с беконом, джем и тосты.
Пожилая служанка, подававшая завтрак, шепнула Десмонду:
– Мадам маркиза просила передать, чтобы вы позавтракали поплотнее. Ланч будет совсем легким.
– Так мы и сделаем, – улыбнулся Десмонд. – А что, мадам маркиза не спустится к завтраку?
– Она редко спускается раньше десяти.
Этот ответ напомнил Десмонду, что, несмотря на всю свою живость, обаяние и неустанную заботу о нем, Десмонде, его покровительница – дама уже в возрасте, если не сказать пожилая. Он понял, что должен во что бы то ни стало победить, хотя бы для того, чтобы наградить ее за безмерную доброту.
Позавтракав – в отличие от своего старшего товарища, Десмонд ел с отменным аппетитом, – они прошли в библиотеку.
– Нет ничего хуже, чем быть в подвешенном состоянии, – заметил Десмонд. – Словно висишь над обрывом на тонкой веревке. Полагаю, мне нельзя выйти из дому?
– Это абсолютно исключено. И ты должен меньше говорить.
– Боже, благослови Карузо! Если бы я только мог петь, как он!
– Обязательно сможешь, если будешь помнить все, чему я тебя учил. Успокойся и стой на одном месте. Большинство этих молодых итальянцев будут порхать по сцене, прижав руку к сердцу. А теперь послушай меня. Пока вы с маркизой ездили за покупками, я навел кое-какие справки. Что ты собираешься петь после обязательной программы?
