Плоды древа моего. Рассказки и размышления

скачать книгу бесплатно


Имея какой-никакой алкогольный опыт, могу уверенно поручиться, что мой собеседник, несмотря на раннее утро, находился в высоком градусе наполненности крепкими напитками, но держался твёрдо, говорил уверенно и чрезвычайно членораздельно: «Сняли тут виллу. Домик на две комнаты. С холлом. И бассейном. Я всё больше дома. У бассейна. Стресс снимаю. А Сашок колобродит. То голландок каких-то притащит. То наших девок. А на днях привел трёх фарангов. На руках бороться. Сначала всех победил. А потом начали ссориться. Он их отлупил. И в бассейн побросал. Я тоже помог маленько».

В этот момент вышла владелица прачечной с двумя пакетами, в одном лежали плотно упакованные чистые вещи, а в другом – на тонких металлических вешалках аккуратно висели отглаженные футболки, рубашки и шорты. «Люблю, когда все, как с иголочки!», – внезапно с чувством произнес Серега и убыл со словами «На обеде увидимся». На мой интерес о цене глажки, хозяйка пояснила, что услуга удваивает стоимость стирки.

После плотного «шведского» завтрака мы, как правило, следовали на пляж, где от души плавали и загорали. Соседний сдвоенный лежак постоянно занимала пара пожилых немецких пенсионеров. Из разговоров выяснилось, что до объединения Германии они проживали в восточной её части и даже немножко разумеют по-русски, ввиду изучения языка в школе.

В общении новые знакомцы оказались весьма приятными, политикой не интересовались вовсе и больше обсуждали путешествия по Юго-Восточной Азии, которую, как и мы, стали посещать в начале тысячелетия. У немца не возникло и тени сомнения в моем армейском прошлом из-за пристрастия к ношению одёжки камуфляжной расцветки, поэтому при встречах на завтраке или в поселке он нарочито вытягивался во фрунт и по-уставному отдавал честь, прикладывая ладонь к пестрой бейсболке с надписью «Billabong».

* * *

Во все последующие визиты в полюбившемся ресторане нас ожидал свободный стол в центре зала и светящийся радостью хозяин, тщательно отслеживающий появление волшебной «PrimaXX».

Не хочу тянуть одеяло на себя, но с появлением «music-box[19 - Музыкальный ящик – англ.]» наплыв посетителей в заведение явно усилился, или же в окружающих отелях значительно прибавилось отдыхающих. По окончании каждой трапезы нас одаривали тарелкой фруктов, а русскоязычные посетители считали своим долгом подойти и поблагодарить за «привет с Родины». Особенно заливался соловьем немолодой любитель «Singha»: его хрипловатый тенорок перекрывал любые звуки на протяжении, как минимум, двух песен, пока он многословно и с легким матерком выражал признательность и удовольствие от прослушанных шедевров. Под «Таганку[20 - В исполнении Михаила Шуфутинского и «Мурзилок International»]» он умолкал и, откинувшись на подушки, тихонько потягивал пивко.

Если Серега появлялся после нас, то обязательно подходил поздороваться, а если уже поглощал супчик на привычном месте, то прерывался, чтобы кивнуть. Трезвым застать его так ни разу и не удалось.

Активно недовольных «русским роком» иностранцев больше не встретилось. То ли они перестали посещать ставшее нам родным домом заведение, то ли научились скрывать негативные эмоции. В основном, на протяжении недели контингент посетителей оставался прежним, хотя появлялись новые лица из только прибывших, да и в уик-энд на остров массово заезжали состоятельные тайцы из Бангкока, заполонившие все точки общепита, включая нашу. Под зажигательный ритм «Милый мой, твоя улыбка[21 - В исполнении Азизы]» они начинали бодро топать и хлопать, вероятно, чувствовали родную азиатскую душу.

Удивительно, что вслушиваясь в надрывную драму «Девушки из Нагасаки[22 - На стихи Веры Инбер в исполнении Джеммы Халид]», народ меньше гремел ложками, стихали разговоры. Посетители внимали старинному романсу. Музыка интернациональна.

За день до нашего отъезда в ресторане произошла знаменательная встреча. Часов около девяти вечера, когда мы уже перешли к десерту, а в музыкальном сопровождении возникла недолгая пауза, звучно-бодрый баритон огласил заведение: «Ну, где здесь этот вояка с магнитофоном?». Я оглянулся: над Серегиным столиком навис квази-Афанасий в привычно-полуобнаженном виде.

Серега кивком головы указал приятелю на недопустимость присутствия в приличном месте без рубашки. Тот мгновенно испарился и минут через пять возник в новехонькой, несколько маловатой майке-алкоголичке с болтающейся на лямке картонной биркой. Двигался персонаж исключительно легко и возник около нашего стола в мгновение ока. «Я же говорил – увидимся!», – радостно воскликнул он, чувствительно хлопнул меня по плечу и, наклонившись, представился моей супруге: «Александр».

Слегка задев кого-то за соседним столиком, он обернулся и весело извинился перед крайним, особенно хмурым интуристом: «Чего смаржопился? Такой кисляк смандячил!». В этот момент колонка начала заздравную «Давай за![23 - В исполнении группы «Любэ»]», заглушила ответное бормотанье и привела Александра в состояние бурного восторга: «Да это ж про нас!». Присев к столу, он предъявил мощный торец левой ладони, где четко читалась старая наколка «За ВДВ…».

«За это нельзя не выпить!», – В его правой руке волшебным образом материализовалась трехсотграммовая фляжка местного виски «Hong Thong», которую он целиком вылил в мой высокий стакан из-под арбузного смузи. Взболтав содержимое с остатками подтаявшего льда, он поставил бокал на тыльную сторону левой ладони, отработанным движением поднес его ко рту и одним затяжным глотком опустошил. Потрясенные невиданным аттракционом иностранцы замерли, видимо, ожидая потери сознания исполнителя. Но бывший десантник уверенно направился к выходу, залихватски исполнил несколько па «цыганочки с выходом» под «Две гитары[24 - В исполнении Алеши Дмитриевича]», попутно сбив несколько стульев, к счастью, пустовавших.

Покидая заведение, Сашок в порыве дружеских чувств отвесил Сереге звучный подзатыльник, на что тот не обратил ровно никакого внимания. То ли слишком глубоко погрузился в навеянные музыкой ностальгические воспоминания, то ли такое проявление приязни было у приятелей в порядке вещей.

* * *

На завершающем недельное пребывание у моря ужине растроганный хозяин одарил нас бутылкой местного красного и, прощаясь до следующего раза, выдал весь свой запас русских слов: «Спасибо! Очень вкусно! Приходи еще! Не остро! На здоровье!» и едва не всплакнул.

Еще раз мы увидели друзей из Орехова, что у прудов, утром из окна увозящего нас в Бангкок автобуса. Выделяясь из небольшой группки зевак, они толклись у площадки с парой слоников, приведенных проводниками угоститься. Серега, как обычно, невидящим взором всматривался в бесконечность, а вот Сашок озорным прищуром и заинтересованным пристальным взглядом заставил меня с тревогой задуматься о дальнейшей судьбе «братьев наших меньших», памятуя его разнообразие в проведении досуга.

* * *

Рассказку эту я записал уже в Москве, но в целом она наговорилась «на корочку» еще в Бангкоке. Там, после возвращения с КоЧанга целую неделю я ежедневно подвергался часовым истязаниям на массажном столе, пытаясь с помощью известных на весь мир тайских профессионалов хоть как-то выпрямить упорно скрючивающуюся под грузом лет спину. Вероятно, даже чужой физический труд, но приложенный к тебе, благотворно влияет на умственную деятельность и творческую активность. Пока я лежал «под пытками», слова сами складывались в предложения, а предложения – в абзацы. Оставалось только положить их на бумагу.

А может, необычный процесс создания опуса, когда его отрывки исправно возникали в голове в моменты сильных болевых ощущений при выгибании массажистом моего туловища практически «на мостик», подтверждает правоту слегка переиначенного древнего латинского изречения «в муках рождается творчество».

Американская глубинка

В 1990-м двоюродный Братец Коля отправился в Штаты по приглашению американских друзей-музыкантов выступить на концерте кантри музыки. И так его приманила местная жизнь, что сделался он невозвращенцем. Местные приятели быстренько подыскали Братцу фиктивную жену: натуральнейшую американку, наполовину индианку племени чероки. Брак оказался не совсем фиктивным, но это совершенно другая история.

Осели молодые в небольшом, по московским меркам, городишке Карлосвилль в штате Кентукки, причем в одноэтажной его части. Братец приноравливался к жизни, искал, как говорится, себя там, и первое время письма и посылки от Николая поступали нерегулярно, но со временем процесс оповещения о новостях его американского бытия наладился. Года через четыре любимая Тетя последовала за единственным сыном, попросив в США убежища. Ей немедленно присвоили статус беженца со всеми сопутствующими привилегиями и материальным содержанием в твердой валюте. С присущей ей активностью натурализовавшаяся американка сразу же поступила в местный Университет и на получаемую стипендию объехала сначала большую часть штатов нового места жительства, а затем и ближайшие страны Латинской Америки.

Тетя регулярно приезжала в прежнее Отечество повидаться с родными и друзьями и всегда настойчиво приглашала навестить ее в «деревне Карлосвилловке». Я выбрался в Америку только в 2000-м году, прирастив пятидневный заезд на празднование Тетиного 75-тилетия к недельной командировке на машиностроительный завод в Квинсе.

После насыщенного производственными вопросами пребывания в Нью-Йорке, разбавленного полуторасуточной экскурсией в Вашингтон, Карлосвилль показался глухим захолустьем по сравнению со столицами. Вправо и влево от небольшого центра, то бишь, даун-тауна с несколькими высотками, город раскинулся и растянулся вдоль большой реки кварталами одно- или двухэтажных домиков различного достатка: от выдающихся каменных колониальных особняков с колоннами до незатейливых вытянутых деревянных построек типа «шот-ган»[25 - Стиль американской архитектуры].

Холмисто-гористый район проживания Братца изобиловал зелеными насаждениями и ландшафтом слегка напомнил любимый Гурзуф. Пересекающие под острым углом центральную улицу железнодорожные пути сначала привели меня в некоторое недоумение, напомнив московские узкоколейки, во множестве ведущие на заводы, переполнявшие Пролетарский район моего проживания. Но, если в Белокаменной бегущие по рельсам поезда попадались «раз в год по обещанию», то в Карлосвилле иногда я по три раза на день терпеливо ожидал на переезде, пока товарняк черепашьим ходом пересекал основную автомобильную магистраль округа. На крыльцо ближайшего домика обычно выскакивали детишки и хором громко считали вагоны. Я невольно присоединялся: наш рекорд – сто с лишним цистерн.

Неторопливая жизнь одноэтажной Америки завораживала и подчиняла. Казалось, время едва шевелилось на ухоженных, зеленых улочках с однотипными старыми домишками с качелями на фасадном крыльце. Даже небольшие грузовички, непривычно ярких расцветок и неизвестных в России моделей, резво колесившие по кварталу моего временного обитания, не создавали впечатления стремительности.

Чистота улиц привела меня в восторг. Специальный автомобиль-пылесборник и пешие уборщики, с никогда не виданными дотоле заплечными ранцами-пылесосами, наводили на улочках и на придомовых территориях «марафет», тяготеющий к стерильности.

* * *

В первую же среду Братец поволок меня в бар «Backdoor[26 - «Задняя дверь» – англ.]», где по давно сложившейся традиции еженедельно встречался со своим лучшим другом. Майкл – американец, потомок стародавних переселенцев, основавших немецкую колонию, позже ставшую исторической частью города. С юности он музицировал в составе различных коллективов и много лет писал книгу о гармоничной организации мирового сообщества. Впервые я увидел Майкла еще в Москве, куда он приезжал с кантри-группой на фестиваль «Фермер – 89».

Начитавшись книг и насмотревшись американских фильмов, я представлял себе типичное питейное заведение мрачным местом со сборищем маргиналов различной направленности: от упакованных в кожу с головы до ног байкеров до не менее живописных ковбоев. К моему удивлению оба зала, оформленные местными художниками, заполняла совершенно разномастная публика: от всевозможных пролетариев умственного и ручного труда до персонажей вполне академического вида. При этом все посетители вели себя совершенно прилично, серьезно набравшихся я не наблюдал, даже гул в зале на пару тонов уступал звукам привычной автозаводской пивной.

Мне устроили ознакомительный тур вдоль расписных стен, на которых нескончаемым потоком красовались портреты большинства regulars[27 - Завсегдатаи – англ.], включая Братца, Майкла и прочих, регулярно заседающих в зале персонажей. Работа местного умельца сражала «соцреализмом» и яркостью восприятия окружающего мира. Пока я любовался «фресками зала славы», к нам решительно приблизилась ухоженная блондинка среднего возраста. Плюхнув увесистую дамскую сумку на стол передо мной, низким контральто она обратилась одновременно к Братцу и Майклу: «Говорят, вы оба владеете немецким?! Как сказать вон тому типу, чтобы он от меня отвял?!», – и указала рукой на сидящего через несколько столов очень прилично и неожиданно строго одетого «знайку» в очках. «Get lost!», – одновременно откликнулись оба знатока. «Да по-немецки!», – раздосадованная их непонятливостью рявкнула барышня. «Verschwinde!», – наконец выдал Майкл, и довольная дама бодро рванула в направлении улыбающегося в ожидании «знайки», оставив сумку при нас.

Мирная атмосфера и доброжелательность всех без исключения посетителей резко контрастировала с тревожной обстановкой памятных с молодости питейных заведений родной Белокаменной.

Сначала меня удивила реакция рядовых незнакомых американцев на место моего проживания. Услышав непонятный акцент, они сразу интересовались откуда я приехал. Ответ «Из Москвы» не вызывал ни удивления, ни интереса. Когда я выяснил, что в Соединенных Штатах имеется восемь городов с таким же названием, стала понятна их индифферентность. И я стал отвечать «Из России», что сразу вызывало бурный ажиотаж.

* * *

Неоднократные посещения друзей Братца в местах их привычного обитания оставили неизгладимые воспоминания. Первым мы навестили владельца художественной галереи Роберта, который и сам оказался совсем неплохим художником. Поборник сложившихся традиций, Братец также, как и с остальными приятелями регулярно, раз в неделю, устраивал с Бобом товарищеские посиделки на крыльце напоминающего музей здания, коротая вечер за умственными беседами под бодрящие напитки.

Владелец книжного бизнеса Харольд, проживающий на втором этаже над собственным магазином, очень понравился широтой кругозора и нестандартностью мышления. Его исключительно радушное отношение к гостю из далекой России сразу подкупило, а уж продолжительное общение на высокие литературные темы заставило меня пересмотреть устоявшееся расхожее мнение об однобоком и узконаправленном развитии американцев.

Киношный негр (он же афроамериканец), бывший морпех, а ныне звукорежиссер и хозяин музыкальной студии и магазина, где Братец записывал свои CD-диски, отнесся ко мне очень тепло и немедленно предложил выбрать в подарок две любых пластинки, очередной раз подтвердив, что не для всех янки деньги представляют главную ценность в жизни.

На неприметной улочке, где притулился скромный домик родителей Кассиуса Клея, позже ставшего знаменитым Мухаммедом Али, возвышался двухэтажный особняк красного кирпича. В нём проживал известный американский фотограф, получивший все возможные премии за освещение легендарного марша Мартина Лютера Кинга. Он пригласил нас с Братцем на празднование Дня Благодарения. Во время застолья я впервые попробовал «black folks soul food greens[28 - «Душевная еда чёрных парней из зелени» – англ.]» из зелени, произрастающей на маленьком огородике позади дома, приятно поразившее вкусовые рецепторы.

* * *

Начинающий улицу Братца супермаркет «Kroger» ошеломил запредельно широким ассортиментом: различных видов одной марки кофе я насчитал более пятнадцати. В том же одноэтажном здании к магазину примыкал малюсенький китайский ресторанчик еды навынос с двумя столиками.

На другой стороне улицы напротив «Kroger» на холме возвышалась сетевая аптека «CVS/pharmacy», где меня удивили непривычностью две вещи: во-первых, закрываемая специальным коробом на запрещенное время торговли немаленькая стойка с алкогольными напитками, расположенная посередине торгового зала. А во-вторых, совершенно одинаковые по внешнему виду, объему и бренду бутылки знаменитого кентуккийского бурбона, но различающиеся стоимостью в полтора раза. Выяснилось, что одна фигурная емкость выполнена из стекла, а вторая из пластика, но это становилось понятно только при пальпации.

Больше всего меня, уже изрядно навидавшегося чудес забугорья, поразило то, что пресловутая американская одноэтажная глубинка почти ничем не отличается от огромных мегаполисов с небоскребами в разрезе удовлетворения насущных потребностей граждан. Те же товары в магазинах, те же бренды и те же цены. Мало того, в каждой торговой точке отдельный стенд посвящен местным «феноменам»: в Карлосвилле их представляли двенадцать видов бурбона, более, чем двадцать сортов соуса «Барбекью» и разнообразные бейсбольные биты производства городской фабрики.

* * *

Эта Рассказка ни по форме, ни по содержанию не претендует на сравнение с энциклопедическим произведением Ильфа и Петрова[29 - «Одноэтажная Америка» 1937 г.], где «критикуется стандартная жизнь американцев, их интеллектуальная пассивность, особенно молодежи, и их легковерие. В то же время авторы восхищались американскими дорогами и отличным сервисом, трудовой этикой, чистотой и четкой организацией в повседневной жизни и на работе. Из „Одноэтажной Америки“ советский читатель впервые узнал о публичности, жизни в кредит и идеологии потребления[30 - Выдержка из Википедии]».

Я постарался правдиво и без какого-либо идеологического акцента положить на бумагу личные впечатления от первого визита в Соединенные Штаты Америки, о которых так много читал и слышал, что увиденное воочию не особо удивило. Но порадовало!

Цикл: Родня

Трактор

Руки Отца, в шрамах, рубцах и мозолях, я помню с раннего детства. Трудно было поверить, что их обладатель уже много лет руководит крупным конструкторским подразделением головного столичного «ящика». Тяга к железу осталась с юности, когда сразу после школы он в ожидании отправки на фронт, успел потрудиться токарем в фрезеровочном цехе одного из Московских заводов.