скачать книгу бесплатно
Ребенок на руках женщины нервно ерзает, начиная капризничать. Она всеми силами пытается утихомирить его, нашептывая на ушко ласковые слова. Некоторое время все присутствующие наблюдают за этой странной картиной, и Рон решает взять инициативу в свои руки, в буквальном смысле. Он аккуратно берет малышку, улыбаясь ей самой искренней улыбкой, на которую только способен, и на его щеках тут же появляются две едва заметные ямочки. Спустя несколько секунд малышка затихает, с интересом рассматривая его улыбку.
– Мы полчаса назад покормили ее, но она все никак не может успокоиться, – со вздохом произносит женщина, вставая с кресла. Секунду она озабоченно потирает лоб, рассматривая большую тряпичную сумку с детскими вещами. – Наверное, тебя ждала.
– Нет, она ждала не меня, – проговаривает Рон, наблюдая за моей реакцией.
Вероятно, он смотрит на меня, потому что я должна что-то сказать.
Оглядываю всех присутствующих. Взгляд падает на Кэти, которая, с нескрываемым ожиданием смотрит на меня, ожидая ответа. Ее серые, полупрозрачные глаза, такие же, как и у брата, искрятся от предвкушения. Женщина со светлыми волосами и возрастными морщинами на лице направляет недоуменный взгляд больших карих глаз в мою сторону. Ханна, все это время не подающая виду, что ей вообще интересна вся эта ситуация, с интересом поднимает два изумруда, наблюдая за происходящим.
Я продолжаю осматривать небольшое помещение. Комната с двух противоположных сторон усыпана сплошными панорамными окнами, открывающими вид на внутренний дворик огромного здания и на гигантское шоссе, усеянное большим количеством пустующих машин. Внутреннее убранство комнаты гораздо скромнее: несколько небольших светлых шкафчиков с книгами, пару кресел и огромный овальный стол цвета горчицы, на котором располагаются бесконечное количество дорожных сумок. Очевидно, это помещение использовалось в качестве читального зала или же для проведения различных психологических тренингов.
– Это твоя дочь? – спрашиваю я, глядя ему в упор.
Несколько секунд он продолжает глупо улыбаться, смотря на меня так, будто я спросила нечто несуразное, нечто бестолковое, нечто очевидное. Я продолжаю осматривать его странные едва заметные ямочки на щеках причудливой формы.
– Не смотри на меня так, солдат номер семь, – усмехается он. – Это твоя младшая сестра.
– Исключено, – бесцветным голосом произношу я, продолжая оглядывать всех присутствующих. – У Евы Финч не имеется братьев и сестер.
– Это тебе в корпорации зла сказали? – усмехается Ханна, вальяжно усаживаясь на одно из кресел.
Рон проделывает несколько уверенных шагов в мою сторону, удерживая малышку на руках. Он подходит слишком близко, достаточно близко, чтобы я уловила прерывистое дыхание девочки. На меня смотрит парочка синих заплаканных глаз, а маленькие пухлые ручки продолжают тянуться ко мне, с интересом ощупывая комбинезон.
– Возьми ее, – тихо проговаривает он. – Она ждала именно тебя. Ты единственный родной человек для нее.
Я продолжаю стоять, намертво пригвожденная к кафельному полу.
Но зачем мне это? В мои обязанности не входит общение с детьми. Я имею полное право отказаться от предложения, развернуться и пойти прочь, ожидая, когда группа «Торнадо» полностью созреет для оздоровления.
Но то странное чувство, медленно зарождающееся внутри, заставляет меня протянуть руки вперед и принять ребенка. У малышки Беллы на лице созревает искренняя детская улыбка, ее пухлые ручки продолжают изучать мой белоснежный костюм, с интересом трогают волосы и ощупывают мое лицо. То чувство, медленно разливающееся, разрастающееся в груди, заставляет меня ощущать страх. А страх – один из симптомов зараженного, один из признаков того, что твой организм инфицирован.
Я должна подавить, задушить, убить это новое чувство.
Слух улавливает короткое шипение и через мгновение левую руку парализует удушающий, колющий разряд. Я ощущаю, как каждая мышца руки накаляется до предела, словно ее медленно натягивают на остроконечный предмет и старательно пытаются разрезать, разорвать, уничтожить. Я изо всех сил пытаюсь удержать ребенка на руках, стискивая зубы, и Рон ловко перехватывает Беллу, с опаской глядя мне в глаза.
– Что происходит? – спрашивает он, отдавая кому-то ребенка.
Перед глазами все плывет. Время от времени появляются огромные, блестящие искры, ослепляющие сознание. Я падаю на колени и мгновенно хватаюсь за левую руку. Ощущаю нервную пульсацию в области серебряного браслета. Ощущаю, как все пять пальцев сводит неведомая и парализующая сила. Ощущаю, как кто-то пытается дотронуться до меня, но я с силой отталкиваю всех, кто посмеет ко мне прикоснуться.
В голове раздается чей-то крик, вперемешку с бормотанием, визгом и отчаянным нервным голосом, тонущем в боли. Я ничего не вижу, я ничего не ощущаю. Я – бесконечная серая субстанция, питающая маленькими вздохами. Я – маленький огонек, опасно сверкнувший в холодных, серо-прозрачных глазах. Я растворяюсь в затхлом, кислом воздухе, ощущая лишь чьи-то руки, вовремя подхватывающие меня на лету.
Глава 3
Кто-то резко дергает меня за плечо, я содрогаюсь от парализующего страха.
В голове проносится бешеный голос, постепенно срывающийся на крик. Я встаю с ледяного мокрого асфальта, руками утопая в холодной, мерзкой луже.
«Беги, беги, беги!» – непрерывно раздается в моей голове. Но тело отказывается подчиняться мыслям. С огромным трудом делаю пару шагов вперед, и только спустя несколько секунд мои несчастные шаги превращаются в бег.
Перед взором появляется девочка с белокурыми косичками, ее волосы резво подпрыгивают через каждый шаг. Она постоянно оборачивается, пытаясь достучаться до моего сознания. Ее губы что-то произносят, говорят, кричат, и через мгновение я осознаю, чей голос раздается в моей голове. Это она предупреждала меня об опасности, это ее грубый толчок вернул меня к опасному ощущению реальности.
Ее прозрачные бешеные глаза приводят меня в ужас. С каждой секундой я осознаю, что происходит что-то ужасное, нечто немыслимое, парализующее одной только мыслью. Она хватает мою влажную, грязную от лужи ладонь, с опаской оглядываясь назад снова и снова. Из ее губ вырывается ужасающий крик, из глаз градом катятся слезы отчаяния, а сквозь тусклый свет уличных фонарей на ее щеке я улавливаю кровавый след погони – ярко-красную ссадину, сверкающую завораживающим блеском при мертвом свете ночи.
«Нет, нет, нет!» – ее парализующий визг эхом раздается по всему периметру.
Мне не хватает духу оглянуться назад. Страх полностью сковывает тело, сознание, рассудок.
У меня сводит лодыжки, в горле разрастается бушующий пожар, в груди практически не остается кислорода. Организм отчаянно пытается хватать ртом воздух, но его всегда не хватает, его постоянно мало, остается совсем немного.
За одно мгновение в сознании проносятся тысячи пугающих, неутешительных, парализующих мыслей, а я продолжаю считать миллионные удары сердца…
Кто-то резко зажимает мой рот, другой рукой грубо стискивает плечо, и в этот момент я ощущаю резкий и болезненный укол в области предплечья. С каждым вдохом я теряю чувствительность ног, они медленно подкашиваются, и через мгновение меня охватывает тьма с гостеприимными распростертыми объятиями.
* * *
Я подрываюсь с места.
Глаза встречаются с мертвой темнотой, окутывающей небольшое пространство комнаты. Я терпеливо жду, пока зрительные рецепторы полноценно адаптируются к темноте, и на ощупь пытаюсь встать со странной конструкции, чем-то схожей со спальным мешком. Левая рука продолжает пульсировать, и на ощупь я осознаю, что область возле серебряного браслета покрыта округлыми болезненными волдырями, немного возвышающимися над поверхностью кожи.
Браслет обезвредил меня током.
Несколько раз провожу ладонью по левой руке и обнаруживаю, что все тело полностью облачено в странную одежду: брюки черного покрова плотно облегают ноги, на теле светлый вязаный пуловер, одно плечо которого слегка спадает, едва оголяя ключицу, на ногах по-прежнему покоятся белоснежные кроссовки с термо-контролем, специально предназначенные для непредвиденных погодных условий.
Я делаю первый шаг в густую темноту, с одной только мыслью в сознании – отыскать комбинезон. Провожу рукой по прохладной бетонной стене, на ощупь пытаясь найти дверь, которая послужит мне спасительным кругом в бездонном океане мрака.
Секунда.
Две.
Три.
И пальцы ощущают холодный металл дверной ручки. Медленно и аккуратно я тяну дверь на себя, ощущая, как в лицо ударяет поток прохладного воздуха. Несколько секунд пряди волос совершают сальто в воздухе и вновь покорно укладываются на плечи.
Коридор помещения тускло освещается флуоресцентными лампами, ежесекундно мигающими в пространстве, но мне вполне достаточно этого бледного освещения, чтобы благополучно добраться до конца длинного коридора и отворить старую деревянную дверь.
Меня встречает помещение, чем-то схожее с кухней. Кругом металлические полки, наполненные разнообразной посудой, несколько видов деревянных шкафчиков, три небольших плиты и два огромных холодильника. В помещении раздается монотонный звук работающей техники, и слух мгновенно улавливает короткий щелчок, раздающийся сзади.
Я действую решительно.
Именно так, как нас учили в корпорации. Так, как поступил бы любой солдат на моем месте.
Резко разворачиваясь, обрушиваю все силы на противника, плотно припечатывая его к стене. Замечая едва сверкнувший металл в его руке, хватаю запястье с оружием, резко разворачивая в сторону, и мгновенно тяну на себя. Секунда и пистолет покоится в моей руке, крепко прижатый ко лбу противника. Он медленно поднимает руки, сгибая их в локтях, и благодаря тусклому уличному освещению я рассматриваю «армейскую» стрижку с выбритыми висками противника и опасный проблеск в его черных глазах.
Но не успеваю я сделать и шагу, как получаю резкий удар в область печени. Благодаря чертовому удару тело становится уязвимым, а дыхание прерывистым, и я крепко сжимаю челюсть, стараясь перетерпеть боль. Кто-то позади пытается обезвредить руки, обожженная кожа от браслета мгновенно отзывается острой болью, но некоторое время я стойко сопротивляюсь: произвожу сильный удар рукояткой отобранного пистолета в челюсть второму противнику, находящемуся позади. Спустя несколько секунд оружие выпадает из моих рук и с характерным звуком приземляется на светлый кафель.
Но второй противник не дремлет. Одним движением руки локтевым сгибом он резко обхватывает мою шею, крепко стискивая. Несколько секунд пытаюсь выбраться из искусственных оков, но оставляю эту затею и обеими ладонями хватаюсь за руку противника, которая продолжает покоиться на моей шее. Мысленно набираясь сил, я отталкиваясь от пола, производя ногами несколько ударов в другого противника.
Некоторое время продолжаю слепо наносить яростные удары в воздух. Ноги несколько раз приземляются об мягкую поверхность, и спустя мгновение руки оказываются обезвреженными какой-то пластмассовой веревкой, а рот зажат крупной ладонью, которая отдает железом и горьким табачным дымом.
Очевидно, я повстречала остальных членов группы «Торнадо». И стоит признать, знакомство у нас получилось не из приятных.
– Какого черта? – недоуменно спрашивает рыжеволосый парень, одной рукой вытирая капли багровой жидкости возле уголка губ. – Ты откуда такая буйная?
– Надо было сразу же ее пристрелить на хрен, – с раздражением проговаривает парень позади, продолжая удерживать мой рот.
Наконец, я перестаю сопротивляться.
– Погоди-ка, Роберт, – с интригой в голосе произносит парень с рыжими волосами, включая свет в помещении. Несколько секунд он с непривычки щурится. – Финч, ты что ли?
Я продолжаю молчать, направляя твердый взгляд в изумрудные глаза рыжеволосого парня. Цвет его волос странно влияет на мое сознание. Возможно, я бы даже назвала это чувство удивлением или изумлением. Нет, его волосы не ядреного морковного оттенка, как это бывает у ирландцев. Они скорее имеют бронзовый, медный характер.
Практически рыжий, вот как называется этот цвет.
– Да какая разница, кто это? – сердитым голосом проговаривает мой надзиратель. – Валить ее надо, пока не поздно.
– Почему ты не визжишь, как раньше? – удивляется рыжеволосый. – Почему не плачешь, не молишь о пощаде?
Я продолжаю осматривать его губы, на уголках которых до сих пор покоится алая кровь, а когда он улыбается ядовитой улыбкой, его белоснежные зубы превращаются в отголоски кровавых следов.
Надзиратель осторожно убирает потную руку с моего рта, и через мгновение я оказываюсь пригвожденная к ледяному холодильнику, направляя взор в дуло пистолета. Я раздумываю, может все-таки стоит предупредить всех членов группы, что шутки с оружием на меня не действуют, как морально, так и физически.
– Говори, что с тобой не так, Финч? – грубо проговаривает рыжеволосый, и на его лбу тут же скапливаются хмурые морщинки.
Я хочу сказать, что меня зовут номер семь, номер семь.
Меня зовут солдат номер семь.
Но какая-то неведомая сила затыкает мой рот, заставляя помалкивать.
– Не хочешь отвечать? – ухмыляется он, приближаясь ко мне. – Может быть, ты хочешь, чтобы мы заставили тебя говорить?
Замахиваясь, он с силой ударяет меня по лицу. Несколько секунд щека продолжает нервно пульсировать, и я крепко сжимаю челюсть, опуская взгляд в пол. Руки, связанные сзади, начинают болеть от неудобной позы и саднящего ожога, а сознание пытается продумать четкий план побега.
– У тебя не появилось желания выдавить из себя хоть слово? – он смеется. Его гадкий смех эхом отдается в чертогах разума. – Как жаль уродовать такое милое личико.
Я резко зажмуриваюсь и спустя мгновение вновь получаю сильную оплеуху. Щеку резко пронизывает острая боль, дыхание становится прерывистым, я не в силах устоять на ногах.
И самое ужасное – я не чувствую абсолютно ничего. У меня не зарождается желания отомстить, я не ощущаю гнева, ярости и адской злости по поводу того, что меня только что с силой связали, наставили пистолет и несколько раз дали пощечину.
Я не чувствую абсолютно ничего, кроме боли.
Наверное, это и есть главный принцип оздоровления. Наверное, именно этого долгие столетия добивались священнослужители – лишить человека жажды мести и передать все в руки Бога.
Открывая глаза, я улавливаю все тот же ствол пистолета и разгневанный взгляд рыжеволосого парня, который продолжает глядеть на меня, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
– Может быть, скажешь уже что-нибудь? – хмурится он, рассматривая мое лицо, и я ощущаю, как обе мои щеки буквально начинают гореть синим пламенем. – Пока я не сломал твой прекрасный носик…
Его правая рука вновь взлетает, замахиваясь в мою сторону, и я опускаю взгляд в надежде, что все это когда-нибудь закончится.
Но ничего не происходит.
Мне кажется, будто я потеряла зрение, слух, обоняние, чувствительность, потому как больше ничего не ощущаю. Мое сознание находится в полной невесомости от всего происходящего.
– Еще раз направишь пистолет в ее сторону, я тебе его знаешь куда засуну… – неожиданно раздается суровый голос Рона.
Поднимая голову, я обнаруживаю, как он обезвреживает руку рыжеволосого парня, который секунду назад замахивался в мою сторону, намереваясь вновь дать пощечину или того хуже.
– Да ты посмотри на нее! – возмущается рыжий, освобождаясь из хватки Рона. – Она без пяти минут муза и скоро всех нас сожрет!
– Тебя сожрет первым, если уж на то пойдет, – сердито бросает Рон, грубыми движениями развязывая мои руки.
– Ты хоть понимаешь, что ты творишь? – кричит рыжеволосый. – Ты даже не знаешь, что они с ней сделали!
Наблюдаю, как Роберт убирает пистолет в кобуру, сверкая черными глазами в мою сторону. Я сразу обращаю внимание на его бритую голову, охранникам в корпорации «Нью сентори» частенько сбривают волосы.
Рон тянет меня за собой, уводя прочь из этой до предела накаленной атмосферы. Я не сопротивляюсь. Несколько минут мы бродим по бесконечным темным коридорам здания. Он продолжает крепко удерживать мой локоть, стараясь избегать встречи с моими глазами. Спустя какое-то время мы выходим на улицу, и я жадно поглощаю свежий утренний воздух. Он ведет меня к двухэтажному ярко-красному автобусу, продолжая удерживать мою руку, пока дверь автобуса не захлопывается. Парень усаживается на водительское сиденье, а меня сажает в соседнее.
Некоторое время он не выговаривает ни слова, молча устремляя взгляд в лобовое стекло.
– Что ты им наговорила? – хмуро спрашивает он, продолжая смотреть вдаль. Этот вопрос несколько минут застывает в его глазах, прежде чем он проговаривает его вслух.
– Ничего.
Он удивленно приподнимает брови, одной рукой упираясь об огромный руль, другой облокачиваясь об открытое автобусное окно.
– Тебе лучше держаться от них подальше, – через какой-то промежуток времени заключает Рон. – Они должны привыкнуть к твоему… к тебе, – на последнем слове он запинается. – Они хорошие ребята, но, когда дело касается муз… то есть, тех зомбаков, которые пытаются сожрать нас – они звереют, – парень делает паузу, продолжая глядеть в лобовое стекло. – Они остынут, это я тебе гарантирую. Может быть, даже извинятся перед тобой. Я надеюсь, ты их… простишь, ты ведь тоже их отдубасила как-никак.
– Мне все равно, – произношу я, оглядывая улицу перед собой.
– То есть, на тебя напали два здоровых парня, связали тебе руки, угрожали пистолетом, били по лицу, а тебе… плевать? – удивляется он.
– Да, мне совершенно все равно, – отчеканиваю я. – Все это лишь небольшие последствия моей миссии.
– Миссии… – повторяет он, будто пробуя новое слово на вкус.
– Где мой комбинезон? – спрашиваю я без единой интонации в голосе. – Для выполнения задания мне нужен мой комбинезон.
– Что они сделали с Евой? – задает встречный вопрос Рон.
Он желает сменить тему, посредством игнорирования моих вопросов. Типичная тактика зараженного – отвечать вопросом на вопрос.
– Мне нужен комбинезон, – повторяю я, не желая отступать назад.
– Согласен, глупый вопрос. Когда мы узнали, что рейдеры забрали Еву – сразу же мысленно похоронили ее, – спокойно проговаривает повстанец, запуская руку в волосы. Этот жест с легкостью выдает волнение инфицированного. – Я искал ее в каждой попавшейся музе, прежде чем застрелить их, но никак не мог предположить, что они вернут ее… то есть, тебя в наш сектор.
– Где мой комбинезон? – вновь задаю вопрос я.
– То есть, следуя их логике, увидев тебя живую, мы убедимся, что корпорация зла не лжет, и с чистой совестью отправимся на оздоровление? С их стороны глупо полагать, что мы так просто сдадимся, не считаешь?
