скачать книгу бесплатно
Спасай, Петрович!
Кристиан Бэд
Рассказывают, что есть на дальней станции техобслуживания мастер золотые руки по фамилии Петрович. А ведь на самом деле он штурман. Только летал в своей жизни один-единственный раз, потому что привёл тот полёт к межгалактическому скандалу…
Кристиан Бэд
Спасай, Петрович!
Оказывается, все космонавты дают расписку хранить в тайне, что Земля плоская и не вертится.
Современный анекдот
Вот ты говоришь – прогресс, технологическая сингулярность? В другие Галактики летаем, разумные машины строим?
А я тебе скажу, что нет инструмента точнее человеческих рук. Ведь, если на чистоту разобраться, разве понимаем мы, как действуют те же «космические зеркала»? А починить их сумели.
Когда, говоришь «зеркала» чинили? А ты про Петровича слыхал? Есть такой локальщик на трассе Марс-Юпитер. Слыхал, говоришь? Петровича всякий знает, кто дальше Луны летал. Бывало дюзы забьёшь или, того хуже – разбалансировка маршевых. Или на два месяца на ремонт вставай, или к Петровичу чалься.
Петрович – тут шильцем почистит, здесь настройки покрутит… Одно слово – не руки – иридиевый стопинтегратор.
А вот летать – не летает Петрович, не разрешают ему. Сидит на базе безвылазно. Самогонные аппараты какие делает – химпритосы из Крабовидной туманности опыт перенимать прилетали.
Да, да. Та самая история с перестрелкой и косбезопасностью с фазерами наизготовку. И ведь досталось-то потом всем подряд. Но какое предприятие погорело по снабжению самогоном колец Малого Пина! Самогон – «Слеза кометы», лучшие технологии Земли!
Ладно, чего там перебирать, дело-то прошлое.
Когда «зеркала» чинили? Сороковник минусуй от сегодняшнего. Единственный раз повезло тогда Петровичу сесть за штурвал настоящего дальнего корабля. За эту историю и списали его потом с лунной разгрузки. На локальную станцию техобслуживания посадили. На прикол. Навечно. Хотя он и там особенно не скучает.
Рассказать? Ну, наливай, что ли, хоть чаю. Печеньки есть?
Издалека начну, ты уж не обессудь. От телескопа имени Кеплера. Там-то всё и закрутилось.
Я этот телескоп монтировал на окололунной орбите. Не веришь? Ну да, да, пишут, что мы, люди, тогда едва пешком на Марс летали. Но на самом деле летали и на Юпитер. Медленно только выходило.
Я сорок лет назад уже монтажником был, хоть и на практике. Ты не перебивай, не вру. Как раз в пультовой дежурил – подай-принеси.
Запустили мы телескоп в тестовом режиме, настроили центральный пульт. Старшой включил его тихонько, без помпы (с помпой-то – только через неделю намечалось), и вся дежурная смена нашего АО «Заслон» на обед пошла. Ну, кроме меня, стажера. Наказали мне осуществлять общее наблюдение и посторонних в пультовую ни в коем случае не пускать.
Остался я один на весь огромный круглый зал, хоть танцуй. По центру – сорокаметровый кристаллический шар из монотрубок для приёма сигналов телескопа, вокруг него – бублик пульта. Стены зала прозрачные, и видно, что в холлах, на подступах к пультовой, ещё висят неопрятные «сопли» силовых кабелей. Но это ненадолго, к официальному запуску всё тут будет блестеть и лосниться.
Посидел я на заглавном «командном месте», посмотрел первые «исторические» кадры с нашего телескопа… Ничего в них особенного не нашёл. Вроде бы очередной технологический прорыв: гравитационно-магнитный… Зрелищности, однако, никакой – картинку постоянно накрывают кривые, цифры лезут. Ну, думаю, пусть научники банкуют, у них в холле гостиницы нашего модуля – тоже трансляция идёт. А мне бы неплохо селфи, что ли, устроить, вдруг больше и не будет такой занятной возможности?
Достал я видеокристалл, запустил его в полёт и давай снимать себя с разных ракурсов – за пультом, на фоне шарокристалла, стоя, сидя… Только хотел отсмотреть, что вышло, глядь – научники в коридоре кишмя кишат! Мембрану дверную облепили, стучат в неё, по кнопкам колотят!
Шлюз посопротивлялся минут пять, но, видно был у кого-то соответствующий допуск. Закрутилась воронка по центру мембраны и расширяться начала!
Я парень видный был. Встал возле шлюза, руки растопырил. Научники, конечно, двинули в прорыв: галдят, к совести моей взывают. А откуда у человека в рабочее время совесть?
Почему я автоматику не включил?
Автоматику они завсегда могли обмануть, там же что не лысина – то профессор. Именно, что лысина! А ведь даже в те годы избавиться от плеши или плохого зрения можно было, просто вызвав врача на дом. Но научнику настоящему ничего не жаль, даже собственного здоровья.
И вот, значит, орут они на меня, машут голопроекторами, рвутся в настроечный зал. Хотят телескопу чего-то там подкрутить.
Я – намертво встал. Нет, мол, и нет. И грудь выпятил под красным форменным комбинезоном:
– Не откалибровано! – кричу. – Начальник смены пускать не велел!
Они жестикулируют, лопочут мне чего-то про зеркала, пластины…
Я им, как положено, объясняю, что зеркала – это у них на Земле, а у нас телескоп – магнитно-линзовый. Линза из алмазной пыли и два магнита.
Они, вроде, начали слушать. Притихли. Я расслабился, руками развожу. И тут на меня сбоку выходят сразу два еца!
Ну, серийца, значит. Ец – по-ихнему – гражданин или вроде того. Это сейчас они на англо-русском стрекочут, а тогда и по-своему много говорили. И вот эти глаза их козявочные открываются прямо на меня. А в глазах – красное пятно растёт – мой комбинезон.
Я струсил, но держусь. Мне же старший смены потом такое внушение сделает – уши сами оторвутся. А глаза эти пузырчатые – лезут, слоятся, выпяливаются… Аж мороз пробивает сквозь магнитные ботинки до самой палубы!
Не знаю, чем бы всё кончилось, но тут прораб Бортников подошёл, профессор физмонтажа. Он из нашей бригады, но тоже как бы научник.
– Пусти их, – говорит. – У них там такое….
Почесал небритую щёку и в пол:
– Может, научное открытие, а может – вообще крандец.
Я отошёл, конечно, раз Бортников разрешил. Но газеты размножили, что встал я тогда на пути у всей мировой науки и не допускал человечество до сенсации. Только меня уже в сером комбинезоне снимали, в монтажном, с респиратором от мелкодисперсной пыли, и лица моего вообще было не разглядеть. Так я и не прославился.
Из того же репортажа я и узнал, что же там увидали научники на первых опытных снимках нашего телескопа. В пультовой-то я в суете и не понял ничего.
А оказалось – натурально сенсация. Висят посреди космического пространства две пластины, поперечное сечение – название одно, а по массе – как бы планета средних размеров.
Даже с Земли, было дело, эту аномалию иногда фиксировали. Как планету Нибиру. Не знаешь никакой Нибиру? Да ну и бес с ней.
В общем, выяснилось, что вращаются пластины вокруг некого условного центра в районе Юпитера. Под одним углом телескоп их просчитал, как массивное тело, под другим – словно и не весят ничего.
Все земные и лунные газеты, конечно, только об этом и передавали. Круглосуточные новости единым кольцом шли: «Зафиксированы два объекта, зафиксированы два объекта…» Новости тогда транслировали сразу на Землю и на все лунные купола. Это теперь у нас отдельные планетарные сети, разрослась Луна. А тогда в один момент – Луна на ушах, Земля на ушах, соттеры звонят, не переставая, научники бегом бегают от экрана к экрану. Все хотят знать, что это за штука: структурированная тёмная материя, плоские плазменные блины, захваченные микроскопической чёрной дырой, или всё-таки внеземной артефакт?
Ну и полёты тогда, понятное дело, снаряжались только с Луны – и зонды, и разведчики, и транспортники на тот же Марс. Вышло так, что самым подходящим кораблём для экстренного полёта к «зеркалам» оказался межсетевик, что готовили для экспедиции к Ганимеду. Раньше их ботинками называли, за неповоротливость. Но на этом – двигатель был новейший, по серийской технологии, ком-реактивный. Первенец, можно сказать. Однако экипаж у него пока толком недоформировали, и оборудование не до конца загрузили.
До ком-реактивных летали мы неспешно. Про первые стоп-реакторы читал? Пока допилишь до Юпитера – месяц. А тут – восемь часов разгон, восемь – торможение, трое суток в полёте и главная задача – мимо не проскочить. Ну и пилотов пока – кот наплакал.
Петрович был новоиспечённым штурм-инженером ФСК, этих самых ком-реактивных. И штурман, и бортинженер в одном флаконе, высшая квалификация. Вот только молодой, без практики. Вокруг Земли летал, конечно, а дальний космос – только обещали ему.
Он занимался отладкой ком-двигателей, строящихся по программе Марс-Юпитер, а на Луне ошивался тогда вроде как в отпуске. В общем – судьба.
Неопытный, конечно, но когда опытного подберёшь, если стадо научников – всеми копытами лунный реголит роет?
Посадили Петровича за баранку, дали ему капитана и пилота, загрузили восемь человек научников – двое наших, двое – из Американской Австралии, один из Республики Солнечная Вануату, плюс сериец, и пошлёпал он с ними до Юпитера, к самым этим сенсационным «зеркалам».
***
– Вы не есть понимающий человек, уважательный Донненквайн! – ец Сергий раскрыл глаза, похожие на вылупляющихся личинок и уставился на профессора Икора Донненквайна в упор.
Знаменитый «взгляд серых» ещё леденил кровь в жилах непросвещенных землян, но в научной среде давно привыкли к ецам. Ну, похож инопланетный специалист по астрофизике на утопленника, пролежавшего неделю под корягой? И что? Это не умаляет его научных регалий.
– Не любо, ец Сергий, – поднял густой бас мощный бородатый физик из Сант-Московского университета Добромир Слободовский. – Ой, не любо зыркаете!
Вежливый сериец «зажмурился» от смущения – безвекие зрачки его затянулись серой плёнкой. Он прекрасно знал, что возбуждает в гуманоидах древние страхи, да и взгляд в упор считается на Земле угрозой, но мало что мог поделать с собственными инстинктами, вынуждавшими его выпучиваться перед речевым контактом. Впрочем, он прекрасно видел и сквозь «закрытые» глаза.
Когда Земля подверглась коллапсу, серийцы сразу пришли на помощь. Они были остатками древнейшей расы, чьи предки потерпели когда-то крушение в Солнечной системе. Серийцы долго скрывались от земных телескопов на обратной стороне Луны, но увидев, что творится на голубой соседке, сняли маскировку и помогли организовать спасательную миссию. Теперь они с удовольствием преподавали в университетах объединённой планеты экзотические чужеземные дисциплины, помогали создавать двигатели по образу и подобию собственных и наслаждались научным процессом, без которого жизнь у них теряла всякий смысл.
– Старт вот-вот объявят, а вы опять взялись спорить! – укорила коллег красавица Гунилла Кроуз, тоже профессор астрономии, как и Икор Донненквайн, и тоже из Американской Австралии.
Он прошлась, преувеличено виляя бёдрами в облегченной гравитации. Казалось, ниже талии у нее под комбинезоном два шарика, и они вот-вот вырвутся и улетят.
Донненквайн покачал головой – хороша, что тут скажешь. У него давно были планы на коллегу, но та ухитрялась симпатизировать всем помаленьку, и понять, что она ответит на прямое и честное предложение временного союза, было никак невозможно. Вообще-то, Донненквайн любил чёткие цели и ориентиры, но эти бёдра…
– Я бы посоветовала мужчинам лечь в саркофаги с гелиевыми шариками заранее. Команда сборная, неопытная. Растрясут они ваши седины, – профессор Кроуз вытащила из держателя капсулу с холодным лимонадом и прикусила пупырчатый розовый «сосок».
Сделав несколько больших глотков, она просто отбросила упаковку. Даже в неполной невесомости пустые банки из-под напитков легко примагничивались к мусоросборнику.
