Любовь Полины

Крисия Ковальски

Любовь Полины

Посвящается нашим прадедушкам и прабабушкам,

чью молодость забрала война, —

перенёсшим её ужас и боль,

и сохранившим в себе свет и тепло добра.

Оберегаемые ангелами-хранителями, они вернулись живые…

Низкий поклон Вам и безграничная, безграничная благодарность

за Победу!

Рассказ основан на реальных событиях

Великой Отечественной Войны 1941 – 1945гг.

Из письма Полины:

«И всё-таки я стала женой офицера и приехала в Германию. Наверно мне на роду было написано это, а от судьбы, как известно, не убежишь. Да я и не жалуюсь на судьбу! Но кто бы всё-таки из нас мог подумать тогда, что жизнь может быть такой прекрасной и удивительной!

Я стала настоящей немецкой фрау, научилась сносно говорить по-немецки (меня даже понимают, когда я заговариваю с кем-либо на улице), ношу платья по последней моде, туфельки на каблуках, сумочку, перчатки и шляпку! Как подумаю об этом, самой смешно! Но всё-таки, что и говорить, Берлин – очень красивый город, мне нравится его строгий стиль. Нравится гулять по саду Тиргартен и по Унтер-ден-Линден, где столько много душистых лип!

Но ничего не мило сердцу так, как наши леса Белоруссии! Очевидно, русский человек устроен так, что где бы то ни был, для него нет ничего дороже родных мест. Но тоска моя не безысходна, мы знаем, что вернёмся на Родину, как только того потребует долг.

Да, и я как- то упустила в письме самое главное. Я очень люблю своего мужа. Я счастлива, мама, как только может быть счастлива женщина, нежно и трепетно любимая своим мужем!

На этом я заканчиваю письмо. Скучаю по тебе, милая мама, скучаю по отцу. Люблю вас и ни на секунду не забываю.

Ваша дочь Полина. Берлин. 1946 г.»

Пролог. 1943г. Осень

– Разрешите доложить, товарищ командир полка! – голос молодого лётчика звучит бодро, с гордостью от проделанной работы.

– Докладывай, – Григорий Васильевич Полетаев, ещё совсем молодой командир разведывательного отряда (всего двадцать пять лет), взял на себя командование полком после гибели своего командира.

– Летали к партизанскому отряду «Батьки Миная», сбросили провизию, тёплые вещи, боеприпасы, недели на две им хватит.

– Раненые у них есть? Больные? – уточняет командир.

– Нет.

– Хорошо. Вольно.

– Есть вольно! – всё с той же готовностью отзывается парнишка, разворачивается и уходит. Григорий с усмешкой смотрит ему вслед. Это первый полёт паренька, первое его серьёзное задание, с которым он успешно и добросовестно справился. А у Григория сейчас более ответственное и тяжёлое задание, помочь партизанам подготовить операцию под названием «Звёздочка», нужно идти на Полоцкое направление, установить связь с партизанским отрядом Щорса, но перед этим его разведывательному отряду сначала предстоит всё разузнать, собрать полную информацию. Это задание они вечером при свете керосиновой лампы обсуждают в военном штабе. Григорий говорит о планировании предстоящей операции, его внимательно слушают, и только потом помощник командира спрашивает:

– А почему «Звёздочка»?

– Потому что дети, и это самое ответственное наше задание, – говорит Григорий.

– Фашисты отступают, терпят потери. И знаете, что они придумали? – принимает участие в разговоре лётчик-истребитель, ас в своём деле, лейтенант Данил Прохоров, – Брать кровь у наших деток и вливать её раненым фрицам! И кто после такого недочеловеки, а?

Все промолчали, что нужно идти на Полоцк как можно быстрее, – каждый подумал об этом.

После обсуждения плана операции все расходятся, Григорий решает пройтись к ручью, прогуляться перед сном. Но у самого ручья кто-то есть, Полетаев настораживается. Время позднее, место безлюдное. Вот из-за ивовых кустов появляется тонкая девичья фигурка. Да это же Полина или, как её прозвали бойцы, Беляночка, за дивные светлые волосы, собранные в длинную косу. Тоненькая, как прутик, она тащит тяжёлое ведро с водой. Вот ведь неугомонная!

– Полина, давайте я помогу, – спохватывается Григорий.

– Нет, что вы, товарищ командир… – смущается девушка, но всё-таки не возражает, когда сильные мужские руки отбирают у неё ведро, доверху наполненное водой.

– Полина, ну что вы, и ночью собрались стирать? – с мягким упрёком спрашивает командир.

– Если постираю сейчас, к обеду бельё уже высохнет, – спокойным без всяких эмоций чуть хрипловатым голосом отвечает девушка. Голос её всегда такой – с хрипотцой, как будто простуженный, какой бывает у людей его сорвавших.

Они идут молча. Девушка не пытается поддержать разговор и Григорий, видя её неохоту к разговорам, молчит. Быть может, она боится расспросов? Так, в полном молчании, они доходят до прачечной, и Григорий ставит ведро на раскалённую плиту.

– Я вам советую всё же немного поспать, Полина, – говорит он на прощание, – Вы много работаете, и вы устали. Вам нужно отдохнуть.

Девушка ничего не отвечает. Командир Полетаев уходит.

Но ему тоже не спится, теперь в тишине ночи мысли его снова возвращаются к этой странной девушке. Полина Сенчина появилась в их войсковой части совсем недавно. Всё, что ему было известно о ней, так это только то, что она пришла от партизан. И так как курсов медсестёр девушка не заканчивала, её определили в банно-прачечный отряд. И работа у неё была тяжёлая, изнурительная. С утра до ночи одно и то же – стирка, стирка, стирка, сушка, глажение, бесконечная штопка, ведь нужно, чтобы бойцы надевали чистое бельё, и не возникло никакой инфекции. Со всем этим маленькая Полина справлялась молча, стойко, ответственно. Она делала всё в срок и даже больше. Вот как сейчас, например… Все спят, а она ставит постельное бельё парить. Григорий заметил и другую странность в девушке – юная, красивая Полина никогда не смеялась и даже не улыбалась. Её голубые большие глаза оставались безжизненные, безучастные ко всему внешнему. Она не собиралась вместе с медсёстрами и санитарками, не заводила себе подружек, а уж солдат и вовсе избегает. Григорий на это и внимания бы не обратил. Ну, мало у кого какие странности есть, что ж с того? Если бы, как только в первый раз увидел новенькую, не вспомнил о Лёле. Эта девчушка так похожа на его Лёленьку… Такая же тоненькая, светловолосая, голубоглазая. Таких девушек, как Лёля, он больше не встречал. А тут раз вдруг и встретил в глухих лесах Белоруссии. Кто бы мог подумать… Григорий невольно начал внимательнее присматриваться к девушке, которую бойцы с ласковой усмешкой прозвали Беляночкой. И то, что он видел, сильно тревожило командира, камнем ложилось на сердце. Но не может человек, когда ему семнадцать лет, быть таким безжизненным, безучастным, с таким потухшим взглядом, тем более такая красивая юная девушка!

Как-то в очередной раз делая рейс к партизанам (привозил лекарство для раненых), он спросил про Полину. Оказалось, что она из села Дубравушки, оккупированного немцами ещё в самом начале войны.

– Над ней немецкие офицеры снасильничали, а потом на машине привезли к воротам дома. Все соседи видели, всей деревне рассказали, – нехотя произнёс командир партизанского отряда, – Ты уж своим парням скажи, пусть не трогают девочку…

– У нас всё в порядке с дисциплиной, – сухо ответил Григорий, внутренне сжавшись от рассказанного ему.

С тех пор он сам приглядывал за Полиной, но так, чтобы она этого не заметила, не почувствовала, что кто-то пытается контролировать её свободу. Девушке лучше не становилось, это то и не давало покоя Григорию.

Часть I. Если выживем – станем самыми счастливыми!

1942. Весна-лето

Выходила на берег Катюша,

А за нею немец молодой:

«Подарю, Катюша, тебе серьги,

Подарю я перстень золотой,

На тебе, Катюша, я женюся,

Увезу в Германию с собой».

«Мне не надо, немец, твои серьги,

Мне не надо перстень золотой.

У меня есть Ваня чернобровый,

Ваня служит в армии родной».

записала писатель и фольклорист

Любовь Миронихина

Огарок свечи начал чадить, ещё немного – и погаснет. Варвара Петровна знает, что нужно бы поберечь свечу, но не может, не в силах её затушить и продолжает снова и снова перечитывать письмо с фронта. Несколько долгих, мучительно-долгих месяцев она ждала этого письма. И вот, наконец, оно пришло. Варя знает уже наизусть каждую строку, но не может оторвать взгляд от строчек, небрежно и наспех исписанные любимой рукой мужа: «Варенька! Как же я скучаю по тебе и Полинке! Родные вы мои девочки! Только мысли о вас поддерживают меня всё это время. Вот уже год, как мы не можем пробить блокадное кольцо. Теперь, конечно, стало ясно, что немцы готовились к этой военной операции заранее. В их планах стереть этот город с лица земли, но мы не допустим этого, Варя! Наш Ленинградский фронт, во что бы то ни стало, соединится с Волховским фронтом. Каждый из нас верит, что скоро это случится. Вот тогда-то, совместными усилиями мы отстоим Ленинград. Зима кончается, было немного трудно…» – читает Варвара Петровна и знает, о чём не договаривает её муж, о чём не хочет писать. Ходили слухи, что солдатам не хватало провизии и пришлось съесть всех лошадей… Но этого Митя не пишет, а пишет он вот что: «Война кончится, мы делаем всё для этого. Надо верить, Варенька, надо верить! И вот когда она кончится, и мы выживем, то станем самыми счастливыми! Здесь на фронте я понял, как сильно я тебя люблю. Просто тогда в той мирной жизни это происходило само собой, без надлома. А сейчас каждый день, проведённый в разлуке с тобой, даёт мне прочувствовать, как же сильно я нуждаюсь в тебе! Как сильно ты мне нужна…». Дальше Варя уже не может читать, слёзы застилают глаза, крупными каплями падают на бумажный лист. Варя поспешно смахивает слёзы. Нельзя! Нельзя чтобы они размыли дорогие строчки! Она встаёт, убирает письмо на верхнюю полку книжного шкафа, гасит свечной огарок и ложится спать.

Теперь они с Полиной спят в одной постели одетые, потому что холодно, а печка даёт мало тепла. Хорошие дрова кончились, приходится собирать ветки и спиливать доски в заборе. Но это ничего, уже почти весна настала, скоро придёт тепло. Варвара Петровна рассчитывала, что они снова посадят картошку, и это поможет им пережить ещё одну зиму. А пока они заваривали хвою вместо чая, а на ужин делали кашу «повариху» – мука, разведённая в воде, хлеб теперь бывал на их столе только по утрам. Как-то они попробовали оставить хлеб до ужина, но Поленька упала в голодный обморок, когда пошла работать в коровник. Иногда, правда, удавалось принести молока, но его было совсем немного. Ганька Повалюк, ставший полицаем и завязавший на предплечье отличительный знак предателя, зорко следил, чтобы работницы всё молоко сдавали для немецких солдат.

Варвара Петровна взглянула в окно и с сожалением подумала, что пора будить дочь. Она накинула шаль и тихонько вышла из избы, решив принести прохладной родниковой воды. Взяла ведро, открыла скрипучую дверь, вышла на крыльцо и вдруг резко отшатнулась, ноги её подкосились. В свежих восходящих лучах солнца чернела надпись, изуродовавшая старую дверь. Чёрным углём было выведены отчётливо, со всех силой чьей-то руки сильно вдавливая уголь в деревянные доски: «Немецкая потаскуха».

За спиной послышался шорох. Варвара оглянулась, в дверях стояла её дочь Полина.

– Что… что всё это значит?! Ты можешь мне объяснить? – с сильно бьющимся в груди сердцем, так что пришлось даже прижать ладонь к груди, чтобы хоть как-то утихомирить этот бешеный стук, спросила женщина.

– Мама… Мама, я не виновата! – в чистых голубых глазах дочери явный испуг, паника, – Я только… только один танец…

Варвара, не дожидаясь дальнейших объяснений и оправданий, размахивается и дрожащей ладонью наотмашь бьёт Полину по лицу, ещё раз… и ещё… Она хлещет дочь, а Полина пытается увернуться, щёки её горят, но в сухих глазах слёз нет. Все слёзы там… в сердце.

– Я же ничего плохого не делала! – наконец, увернувшись, жалобно вскрикнула девушка.

Варвара остановилась так же вдруг, резко. «Да знаю я, доченька… Знаю! – думает она про себя и чувствует, что её ладонь, хлеставшая дочь по щекам, горит огнём, горит огнём сильнее, чем раскрасневшиеся щёки дочери.

– В дом! Быстро в дом пошла! Не выходить! Пока я не отпущу! – кричит она.

Полине повторять не нужно, вмиг – и её уже нет на крыльце. «Доченька, зачем же ты такая красивая уродилась? – с отчаянием думает женщина, – Как же мне тебя уберечь?!»

Моряки с эсминца «Храбрый» в глаза не видели Клавдию Шульженко, но все её песни знали. К ним, конечно, Клавдия Ивановна не приезжала с концертами, но были у моряков и свои выступления самодеятельности. Ольга Климова, голубоглазая медсестра с красивым голосом, любила петь и мечтала стать оперной певицей. Ну, если не оперной, так эстрадной… Тонкая фигурка, светлые волнистые волосы, живая, весёлая, она легко начинала людям нравиться с первого взгляда. Обычно ей аккомпанировал старшина или мичман с эсминца, а остальные матросы слушали, затаив дыхание, и любовались… Подруг у Лёли было много, почти весь сан батальон, а поклонников ещё больше. Как-то пришлось выступать у лётчиков, чья эскадрилья расположилась неподалёку, а ещё рота разведчиков, командир которой Григорий Полетаев, молодой совсем командир, весь вечер смотрел на Лёлю, позабыв обо всём, так что даже сама Лёля взгляд этот заметила и зарделась от смущения. Но после концерта не подошёл, слова не сказал, в отличие от остальных бойцов, которые спешили выразить ей свою благодарность и восхищение.

А через пару месяцев попали под артобстрел, Лёлю ранило в бедро. Ей пришлось ампутировать ногу. Как только о случившееся узнал Полетаев, выпросил у командования отпуск и поехал в госпиталь к Лёле. Где он достал букет роз, неизвестно, но как-то достал. Пришёл к ней и с ходу попросил её руки. Сначала Лёля выгнала командира и слушать его не захотела. Лежала бледная, по подушке разметав светлые волосы и плакала. Сначала медсестрички пытались её как-то утешить, успокоить, только Лёля ещё больше плачет:

– Я же красивая была! А теперь что?! Это он просто из жалости… А мне не надо жалости!

А на следующий день успокоилась, сама попросила Григория Полетаева к ней привести. Он сразу пришёл, как будто только этого и ждал.

– Ты забери меня отсюда, – просит Ольга.

– Заберу, – отвечает Григорий, – Как только врачи разрешат, так сразу и заберу.

С того дня Ольга как будто бы успокоилась, смирилась, только светло-голубые глаза горят нездоровым блеском. А когда срок пришёл, забрал Ольгу командир Полетаев, к матери в тыл хотел отправить, только вот несколько дней нужно было подождать, когда поезда на восток пойдут. А пока привёз Ольгу в свою часть, в своей палатке устроил. Как-то утром вышел рано, видно, по нужде требовалось, так что и не оделся толком, а когда вернулся, то заметил, что оружия в кобуре нет. Метнулся за перегородку, где Ольгина постель была и видит – лежит Оленька, бледная, в одной тонкой рубашке, льняные белые волосы волнами раскидались по белой подушке, а из груди кровь идёт, вся тонкая рубашка в крови. Оружие его на полу лежит, ствол не остыл ещё от горячего пороха. Упал Григорий на колени и долго-долго светлые локоны ладонями гладил, к мокрому лицу прижимал. Всё не верил…

А когда похоронили Лёлю, так же долго на коленях перед свежевырытой могилкой стоял, в горсть земли взял и целовал эту землю, и плакал беззвучное так, что только крупное его тело мелко-мелко содрогалось.

А после к своему командованию пошёл и на задание попросился, от которого его из-за смерти Лёли отстранили.

– Да не сможешь ты! Задание очень серьёзное, а ты вон в каком состоянии! – сказали ему в комендатуре.

– Смогу, – упрямо и чётко произнёс Полетаев, – Теперь я всё смогу, даже невозможное. Мне терять нечего.

Через пару дней Полетаева отправили на юго-запад, где шла борьба за оккупированные территории с ответственным заданием.

Кто написал эту ругательную надпись на двери её дома, Полина знала. Не злые соседи, не завистливые подружки – нет. Сделал это Ганька Повалюк. В отместку сделал это после той неудачной попытки склонить её к сожительству. Полицай Ганька давно ей проходу не давал, то в коровнике подкараулит, то на улице. А пару дней назад возвращалась Полина уже по темноте, как раз перед самым комендантским часом успеть торопилась, как напали на неё двое, к деревянной стене сарая прижали, руки скрутили, а за ними и Ганька появился. Стоит, в зубах немецкая сигарета, и смотрит на испуганную, прижатую к стене девушку. Недолго смотрел, выплюнул сигарету и к девушке полез. Пока двое её держали, Ганька подол задрал, но больше не успел. Полина изо всех сил закричала, и на её крик раздался торопливый шум шагов. Ганька отпустить её не успел, как перед ними возник немецкий солдат в форме офицера.

– Отпустите фройляйн! – на чётком русском потребовал он. И было в том, как он это произнёс, столько уверенности и силы, что ему даже повышать голоса не пришлось. Подельники Ганьки отпустили Полину, а сам Ганька отступил.

– С вами всё в порядке? – обратился офицер к девушке, на что Полина смогла только растерянно кивнуть, наспех поправляя на себе одежду. Офицер продолжил, смотря ей прямо в лицо, но самого лица девушка не смогла разглядеть из-за темноты, – Я провожу вас.

– Не надо! – поспешила сердито отказаться Полина, наблюдая, как Ганька с дружками почтительно отходят на безопасное расстояние.

– Я провожу вас, фройляйн, – последовал твёрдый ответ. Делать нечего, пришлось подчиниться и пойти рядом с офицером. Он достал фонарик, и яркий свет упал на просёлочную дорогу. Шли молча, Полина растирала слёзы на щеках. Ни он, ни она не пытались заговорить друг с другом. «Хоть бы фонарь потушил», – с горечью думала девушка, боясь, что её могут увидеть идущей по улице с мужчиной в немецкой форме. А когда добрались до её дома, офицер всё так же невозмутимо пожелал ей спокойной ночи и развернулся резко, быстро удаляясь.

Полина зашла в дом, но её ещё долго трясло от омерзения и страха. И даже не от того, что Ганька пытался силой взять её, а от сознания, что это сделал свой, русский. Да, в оккупационной территории русские девушки подвергались очень большой опасности со стороны немецких солдат. Но когда свой… не немецкий солдат, а свой!… Полину начинало трясти ещё сильнее, когда она об этом думала.

В первый год войны немцы ещё не зверствовали на оккупированных территориях. Местные жители, сельчане, в основном женщины, дети, старики и совсем юные парни угрозы для солдат Рейха не представляли. Партизанское движение ещё не было организовано, поэтому захватчики вели себя уверено и спокойно на чужой территории, готовили силы идти на Москву, а к началу зимы уже победоносно закончить войну. Поначалу сельчане остерегались немецких солдат, но постепенно привыкли жить с ними бок о бок. К тому же молодость всегда берёт своё. Среди немцев немало молодых симпатичных мужчин, жаждущих общества девушек. Да и девушки, посматривая на красивую форму немецких офицеров, вспоминали, что молодость быстра и скоротечна, а их ровесники могли не вернуться с войны… Часто по вечерам после тяжёлых полевых работ устраивались посиделки с танцами, молодёжь охотно приходила к кому-нибудь в дом, где устанавливали патефон, освобождали комнату от мебели для танцев. Сначала были только свои, но постепенно к таким посиделкам стали присоединяться немецкие солдаты. Сельчане их побаивались, но отказать им в своём обществе не осмеливались. Вот и в тот вечер подружки уговорили Полину пойти на танцы. Как обычно, в комнате много солдат, накурено, шумно, начались танцы. Полина забилась в угол, оробев от общества незнакомых мужчин и уже начала жалеть, что пришла. Но как только заиграла волшебная мелодия вальса «Под небом Парижа», девушка вдруг захотела танцевать. Она вспомнила, что очень хорошо вальсирует. А как она танцевала на выпускном балу в новом ситцевом платье с мелкими голубыми цветами и таким же голубым воротничком в тон её глазам, как было легко и счастливо-тревожно от ожидания новой, такой интересной взрослой жизни! На следующий день после того выпускного вальса, лёгкого и быстрого как свежий ветер, (Полина даже платье это постирать не успела и в шкаф убрать!) объявили о начале войны. В первую минуту – шок, неверие, отрицание. Такого не может быть, потому что не может! А потом осознание тяжести и безысходности случившегося, тяжёлая изнурительная работа каждый день, тревожное ожидание вестей с фронта, голод и нужда… И вот теперь опять звучит тот же самый вальс! Казалось с того выпускного вечера прошёл миллион лет! Полине вдруг неудержимо захотелось танцевать, снова ощутить забытое чувство лёгкости, юности, полёта. Но она боялась принять приглашение немецких солдат, которые изредка подходили к девушке, получив отрицательный кивок в ответ, не навязывались, звали на танец её подружек.

И вдруг во время танца, когда пары плавно кружились в вальсе, открылась дверь, и зашёл высокий статный солдат в форме оберштурмфюрера СС. С ним зашёл ещё один офицер, но Полина этого уже не заметила. В дверях стоял ОН. Ещё не узнав в нём своего ночного спасителя, Полина уже поняла, что это тот, кто отберёт её сердце.

Несколько минут они стояли молча, смотря друг на друга, пока на них не начали оборачиваться. И тогда оберштурмфюрер подошёл к Полине, но к тому моменту музыка уже стихла. Тогда он обернулся к своему другу, вошедшему вместе с ним, и попросил, чтобы поставили этот вальс снова. И вот дивная любимая мелодия «Под небом Парижа» звучит вновь, Полина осторожно, робея, кладёт ладонь на предплечье оберштурмфюрера и чувствует его осторожную руку на своей талии, и вот они уже кружатся в вальсе. Сначала медленно и несмело, а затем, когда мелодия нарастает, офицер всё быстрее и увереннее ведёт её по кругу, а сам круг расступается, другие танцующие пары отходят, освобождают им место. От того, что офицер кружит Полину быстро, у девушки появляется азарт, она видит и в его тёмно-серых глазах веселье, всё мелькает-мелькает и быстро-быстро кружится-кружится в лёгком прекрасном ритме вальса! А когда мелодия стихает, они отходят к стене, чтобы отдышаться.

– Herzlichen Dank, – произносит офицер, всё так же глядя на Полину серьёзным внимательным взглядом, а потом спохватывается, вспоминая, что русская девушка не знает его языка и говорит уже по-русски с едва уловимым акцентом, – Очень хорошо. Большое спасибо, фройляйн Полин.

– Вы знаете моё имя? – удивляется девушка.

– Да, – прямо отвечает офицер, – Я узнавал ваше имя, и мне его сказали. Хотите ещё танцевать, фройляйн Полин?

Было, было что-то такое в этом строгом молодом офицере, от чего на душе у девушки становилось легко, радостно.

– Хочу! – с восторгом согласилась она.

И они снова танцевали, снова и снова… До неприличия долго, только друг с другом, так как в последний раз… Впрочем, это и был первый и последний их раз, и он, и она об этом знали, догадывались, но стремились урвать у жизни положенное им, юностью данное! То, что никто не вправе отнимать, даже война…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.