скачать книгу бесплатно
Смерть разлучает человека с родными душой и телом, а тяжёлая болезнь отнимает только тело, или только душу. Мысль о том, что душа родного человека неприкаянна, убивает мыслимые и немыслимые рамки спокойствия.
Эрик, видя маму живой и на вид здоровой, беспрестанно радовался в сердце, но абсолютно не знал, как себя вести…
–Сыночек, ты слышал последние новости?
–Нет, мам.
– Только что передали, что из-за катастрофической гуманитарной обстановки в Юго-Восточном регионе Украины, Россия отправила гуманитарный груз в двухсот восьмидесяти шести грузовиках! Ты представляешь? Это что-то невероятное! Никто. Все молчат. Только Россия! – эта мысль удивила Эрика, но большее внимание он обратил на другое… Маме стало лучше, как только засеял белый флаг гуманитарной помощи над пространством гражданской войны, как будто эта война погружала Мир в не просветную темноту, как болезнь мамы, а этот шаг со стороны российского правительства был кусочком панацеи от яда войны…
Эрик не мог поверить глазам. Он сидел на стуле с широко открытыми глазами, наблюдая как человек прекрасен по своей природе, как он идеален. Каждое слово, каждый взгляд насыщали надежду в счастливое будущее и веру во Всевышнего… Эрик своеобразно относился к религии, к церкви, в большинстве случаев, он не верил им. Считал, что вера должна подпитываться изнутри, а не снаружи; от сердца, а не от мозга…
– Вот, сыночек, кушай. Твоё любимое блюдо-омлет, – с пыла с жару мама поставила тарелку на стол. О, этот запах вызывал у Эрика лёгкий дурман и слёзы, он не хотел, чтобы мама видела их, чтобы не дай Бог напомнить ей о болезни.
–Мамуль.
– Что сыночек? – дурманящий голос снова распространился по кухне.
– Помнишь, когда мне было восемь лет, тогда ты впервые мне приготовила омлет. Тогда было Рождество, и ты сказала, что решила побаловать меня.
– Да, сыночек, помню. Ты тогда ещё попросил Деда Мороза о самолёте на пульте управления, а у нас почти и так не было денежек. Я тебе тогда сказала:
«Сыночек, понимаешь, Дедушка Мороз хочет подарить подарки всем детям Мира, а если он подарит тебе самолёт, то кому-то из детишек может не хватить подарка, понимаешь?
–Да, мама, – ответил ты мне.
– Перепиши, я заберу чуть попозже, – когда я вернулась за письмом, ты уже спал. Маленький такой, щекастенький. Ты любил всегда уткнуться лицом к стене и спать. Я тогда взяла конверт с письмом и прочла: «Дорогой Дедушка Мороз, мама сказала, что если ты подаришь мне самолёт, то кто-то останется без подарка. Дедушка Мороз, не нужно в этом году дарить мне подарок. Я собрал небольшую сумму и хочу, чтобы ты её взял и подарил подарки всем всем детишкам на свете!» И в конверте я увидела три рубля сорок две копейки, как сейчас помню. У меня тогда слёзы сами полились от мысли, какой ты у меня добрый и хороший мальчик…
– Да, я помню, мамуль. Ты мне тогда подарила набор карандашей и раскраску с машинками.
– Сыночек, как же я тебя люблю, – от всплеска ностальгии у мамы выплеснулись и эмоции из глаз.
– Мамочка, я тебя тоже очень сильно люблю, – с этими словами Эрик подошёл к маме, к женщине, которую любил больше всех на свете и обнял крепко-крепко, зарываясь носом в её шелковистые волосы.
Обнимая человека, мы дарим кусочек собственного тепла, тепла живого сердца. Обнимая, ты приближаешь человека на некоторое расстояние, даря возможность почувствовать собственную значимость. Эмоции людей не терпят взаперти, они любят дышать свободным морским бризом. Их нельзя укрывать от глаз, а тем более от самого себя, иначе случится самое страшное: ты отучишься жить без подсознательного контроля, ты разучишься искренне смеяться, даря людям кусочки заливистой радости. Ты похоронишь искренность, поставив большой чёрный крест с эпитафией: «Искренность выжигается чрезмерным самоконтролем и самостоятельной чёрствостью…»
Единственные существа на Земле, которые живут искренностью и беззаботностью – это дети. Их выделки носят особую энергию: энергию света, тепла, добра; их жажда жить, ошибаясь и поднимаясь, ни с чем не сравниться.
Но бывают случаи, когда энергия закупорена, жизненные силы ослаблены, а желания не выделяться хватит на несколько стеснительных людей. Бывают дни, когда мать хочет отказаться от своего ребёнка, хочет оставить его одного… Жизнь предполагает жить с верой и надеждой в счастливое будущее, но, когда растишь ребёнка-инвалида, для этого требуется немалых усилий и терпения.
Эрик вспоминал, как однажды на его месте была другая девочка. В Санкт-Петербурге, рядом с его домом на детской площадке всегда играли детишки. И мальчишки, и девчонки, они бегали, играли, прятались, носились, сломя голову, или просто ходили одиноко…
Как-то вечером Эрик сидел на скамейке, без какого-либо желания идти домой. В этот день он познакомился с Верой. Эта девочка была с небольшими отклонениями по здоровью, она болела синдромом Дауна. По её родителям было видно, что их дочь в ближайшие годы будет в безопасности. Они старались уберечь её от всех опасностей, но жизнь от этого краше не становилась. Эта девочка не боялась упасть, поцарапаться, она больше всего боялась насмешек ровесников. Дети бывают слишком жестокими, сами этого не понимая. А девочка, которая ненавидит мир, ненавидит окружающих, после насмешек, ненавидит себя саму. Сложно тем, кто выделяется из толпы; им сложно угодить обществу, когда замечают лишь особенности, а не саму личность. Многие считают и мечтают, что нужно жить как все; что люди, которые выделяются из толпы, им просто чего-то не хватает в жизни… как будто, своим внешним видом они призывают толпу обратить на них внимание, когда другие, только и мечтают, чтобы раствориться и спрятаться среди людей.
Эрик придерживался мнения, что каждый человек прекрасен и индивидуален. А некоторые недостатки должны покрываться достоинствами человека. И на самом деле слепых людей больше, чем думают, ибо в человеке нужно рассматривать не внешность, а душу…
Эрик тихо сидел, наблюдая за детской суматохой. Он видел перед собой самых счастливых людей на свете. Беззаботная жизнь, наполненная смехом, весельем и задором. Бешеные гонки на велосипедах, нескончаемые игры в прятки, катание на качелях «солнышком»… любое занятие в детстве приносило намного больше эмоций и радости, чем спустя десятки лет. Человек стареет, когда ему не за шестьдесят, а когда пропадает желание пошалить и нашкодить. Это чувство способно превратить серый день в радужный концерт. Это чувство поднимает над землёй, позволяет парить, не думая. И даже инвалидное кресло не сможет удержать порыв беззаботного веселья, главное, чтобы рядом были те, кто сможет этот порыв поддержать. Без поддержки, как без надежды. Если тебя принимают таким, какой ты есть, инвалидное кресло превратится в колесницу. Главное, чтобы поддержали…
Эрик смотрел перед собой, как на белый лист с маленькой чёрной точкой, а, поменяв, ракурс, увидел чёрный силуэт на белом полотне. Это была Вера. Стеснительная девочка с сильным именем. И совсем одна. Без друзей… Эрику было жаль эту девочку не по болезни, а из-за одиночества. Одиночество – худшая из болезней, от которой лекарство лишь одно… Ты вроде есть, тебя видят, но тебя нет ни для кого.
Эрик хорошо понимал Веру, судьбы их были похожи. Поэтому до самых костей одинокий парень переживал за одинокую девочку. Переживал, сочувствовал, боялся…боялся, что кто-то захочет воспользоваться беспомощностью Веры. Лучше никогда не бояться, страхи чаще всего оправдываются и сбываются…
На площадке играли ребята, чуть старше Веры. Их внимание полностью владела игра, а когда она закончилась, оно овладело «чёрным силуэтом». Сначала просто началась беседа, все смеялись, у всех была улыбка… кроме Веры. Её глаза скрывались в кудрявых волосах, где им помогали веснушки, которые осыпали всё личико девочки. Со стороны выглядело, что Вера – это экспонат, который трогают руками, да ещё и высмеивают. Обычному человеку сложно смотреть на подобные издевательства, а когда дома самый родной человек переживает что-то подобное – это режет сердце тупым остроконечным ножом.
Эрик видел издали, что Вера начала плакать. «Как они на такое способны?»-пробежали мысли в голове. «Почему они просто не могут поддержать, дать почувствовать себя своей?» Руки у Эрика начали потеть, а сердце сильнее биться. Парень может поколебаться, но мужчина не имеет права ни на минуты трусости. Рука Эрика дрогнула, и он пошёл в сторону конфликта.
Кость к косточке, сустав к суставу – до того были сжаты руки в кулаки у Эрика, что простора там не было даже у воздуха. Сердце стучало и выпрыгивало. Расстояние уменьшалось. Время замедляло свой ход…
Эрик подошёл в момент, когда «красочные» обзывательства вытекали с жуткой вонью изо рта главного задиры.
– Тебе нечего тут делать уродина…
– Эй, стоп стоп. Что тут происходит?! – с этими словами Эрик начал диалог.
– О, спаситель пришёл. – с жутким недовольством прозвучала реакция.
– А что, есть от кого спасать? Чего вы пристали к этой девочке?
– Тебе какая разница?! Мы что к тебе лезем?
– Ну считай, что если задел её, то задел и меня, – настроение диалога поменяло ход, в воздухе стал отчётливо чувствоваться запах агрессии; Вера, стояв за спиной Эрика, чувствовала только страх.
– Слушай, к тебе претензий никаких. Шёл бы ты своей дорогой. Мы сами разберёмся без всяких затычек.
– А я сюда и шёл. Если есть, что сказать по существу – говори, если нет – не смею вас задерживать, а то блеяние уже надоело.
– Блеяние?! Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Сначала эта уродина кривляется, портит красоту окружающего мира своим присутствием, а теперь и ты? Мальчик – выручайчик? Да мне стоит только пальцем…
Только рука задиры поднялась вверх, Эрик резко схватил шею и прижал его к ближайшему дереву. Все остальные ребята подались вперёд, но:
– Стоп! Только дёрнитесь! В момент на его месте окажется следующий, – Эрик метнул взгляд, пронизывающий молодое глупое сердце. – А теперь, слушай меня ты. Сейчас в моих руках находится твоё будущее: произнесёшь ли ты когда-нибудь ещё хоть звук или нет, – и рука Эрика немного сомкнулась около кадыка неприятеля. – Я советую тебе, точнее, настоятельно рекомендую закрыть свой рот, откуда воняет не пойми чем, забрать своих соратников и уйти по добру по здоровью.
Эрик на протяжение всего монолога смотрел ему в глаза. Взгляд мужчины против бегающих глазок мальчика. Эрик видел, что вся правда этого обидчика на словах, а на деле и без поддержки – чистый ноль. Эрик разжал руку. Забияка отшатнулся на пять шагов назад, а после некоторого молчания его соратники подняли на ноги и диалог продолжился:
– Ты думал, что можешь меня напугать? – с бегающими глазками продолжил обидчик. – Не на того напал. А может ты просто любишь ублажать уродливых шлюх, показы…
–…
…
…
Продолжения не последовало. Кость к кости, сустав к суставу, рука дёрнулась и оставила свой след на физиономии оскорбителя, который оказавшись на траве, заплакал, прикрывая руками лицо.
Больше Эрик ничего не видел, он, взяв за руку Веру, отправился в сторону спокойной мирной обстановки. Глаза искали родителей Веры, но почему-то их было не видно. Отойдя на некоторое расстояние, Эрик остановился и обратился к Вере:
– Не слушай их. Они ещё очень глупы. Ты симпатичная девушка со своими изюминками, не похожая на всех остальных. Но это не значит, что ты хуже, ни в коем случае. Вера, у тебя очень красивое и сильное имя. Ты не должна плакать, для них нет повода. Ты должна поверить мне: ты ничем не хуже их, ты даже лучше. Помни об этом… А, вот я вижу и твоих родителей.
Где-то в ста метрах от себя, Эрик увидел две бегущие фигуры с беспокойными криками «Вера».
– Ой, спасибо вам большое, что присмотрели за нашей Верочкой, – с такими словами подбежала мама девочки, обнимая свою кровинку.
– Да ничего особенного. Постарайтесь больше не оставлять её одну.
– Ничего не произошло? – с обеспокоенными глазами встревожилась мама Веры.
– Всё хорошо, без происшествий. Она просто испугалась, что вас нет рядом. Берегите её, она у вас уникальная. Я пойду. Всего хорошего. До свидания, Вера.
Эрику стоило сделать пару шагов в другую сторону, как его талию обхватили две маленькие девичьи ручки, и крепко-крепко прижались в объятье. Эрик этого не ожидал, как и родители девочки. Дети, как Вера, уникальны по своей природе, им сложнее влиться в коллектив, они более недоверчивы ко всем людям, кроме родных. Это объятие означало куда больше, чем могло показаться на первый взгляд. Обняв чужого человека, Вера доверилась всем сердцем и душою этому человеку; она подарила свою надежду и искреннюю благодарность; она согрела и отогнала своей искренностью все лишние крадущиеся занозы из сознания молодого человека, который понял, что совершил не просто действие, а поступок, который соединил воедино два одиноких сердца…
Эрика тронуло это объятие до самых потаённых уголков души. Большие чёрные глаза, наполненные любовью к жизни и страхом перед людьми. Эрик хорошо знал этот взгляд, так на него смотрела маленькая сестра, родной человечек. Маленькая Нэделин. Она была лучшим подарком от родителей на его десятый день рождений, в тот же самый день. Маленькая весёлая Нэделин. Её смех всегда поднимал настроение окружающим, вызывая на лице искреннюю улыбку. Она заражала всех своей энергетикой, которая способствовала тому, что окружающие забывали о недостатках здоровья девочки. Болезнь ДЦП и сильная глухота. Поначалу родителям было очень сложно. Принять ребёнка с повышенными потребностями – это большая ответственность. Но это и большая радость. Эрик часто вспоминал за эти одинокие недели, как они с мамой учились говорить на «кончиках пальцев». Этот алфавит позволял прожить слова всем телом. Но, вспоминая все эти моменты, Эрик любил особенно вспоминать один день. Когда его Нэделин исполнилось шесть лет, они с мамой приготовили ей сюрприз. Эрик написал песню, а мама поставила танец, точнее сурдотанец. «Почему бы нам не оживить слова, сынок? Почему бы нам не заставить их парить как бабочки над лугом?» – спросила тогда Эрика мама. Он согласился, с маленьким сомнением. Но эффект этого танца на Нэделин не описать никакими словами. Это было безграничное счастье, искренняя детская радость, которую не описать ни через эмоции, ни через слова…
Слова, исходящие через голос, волнуют сознание кроткими нотками, а через кончики пальцев – собственной фантазией. Сурдоперевод – это возможность нуждающимся услышать и «увидеть», если не часть жизни, то некоторые её гранённые силуэты. Люди, владеющие знанием такого алфавита, говорят не только словами или взглядом, они говорят сердцем. Ведь, чтобы были слышны жесты, ты должен услышать их сам. А значит, каждая буква, спустившаяся с кончиков пальцев, прошла через глубину души – через собственное сердце.
Но что, если человек захочет, чтобы его слова парили, чтобы они жили своей жизнью? Кто способен оживить слова? Этот вопрос и сложен, и прост: только танец! Танцор передаёт историю, а сурдотанцор оживляет её. Каждое слово уже не слово, это роль, которую проигрывает актёр-сурдотанцор. Тысяча ролей, тысяча эмоций, тысяча слов… Один человек может воплотить в жизнь то, что другие способны только увидеть. Это человек с огромным безмерным сердцем. Это человек, переживший множество взлётов и падений, множество встреч и разлук; проживший множество жизней одной судьбой…
**********
Никогда не думайте, что ничего не происходит, что жизнь вокруг сера и неинтересна. Что даже люди вокруг навеивают только скуку и меланхолию. Всё дело в вас! Каждое мгновение что-то происходит. Всегда! Главное – это уметь увидеть. Если вы видите только холодные краски, в вашем сердце зиждиться меланхолия, а может даже депрессия. Всё дело в вас…
Эрик, сидя за кухонным столом, пытался уловить каждую секунду, за последние тяжёлые недели. Сейчас ему хотелось жить, дышать, творить. А главное – смотреть. Эрик не отрывал глаз от действий мамы. Он видел, как она поставила чайник на плиту и немного обожглась о спичку; как мыв тарелки, она понюхала, чем пахнет средство для мытья посуды… Мама делала, а сын лишь наблюдал.
За окном город шумел. Машины сквозили по дорогам, люди бежали непонятно куда, кричали и ругались. Жизнь кипела, но почему-то Эрику это не мешало. На кухне пахло едой и заботой. Разговаривал телевизор. Свистел чайник. У Эрика в голове никак не могла сложиться цепь «что да почему». Он пытался не думать, но это не так просто. Когда видишь человека, прикованного к постели, почти безнадёжного, когда в самые худшие моменты к тебе подкрадываются самые жуткие мысли, и когда всё это проходит в одночасье… Ты, сам того не понимая, начинаешь верить в то, чего не видишь: в удачу, сглаз, божественный промысел…
Каждый человек дышит кислородом, который никогда не увидит. Происходящие события попадают под анализ, самокритику. Но не всё можно объяснить, некоторые вещи ты, конечно, не знаешь, но… всегда это «но». Люди по-разному относятся к церкви, к религии, к Богу. Некоторые подразумевают общее между этими словами, а другие, отрицая одно, принимают по отдельности. В этих рассуждениях нет истины – одной общей правды, она для каждого своя. Отношение, вера, надежда. Люди приходят к пониманию или отрицанию, исходя из прошлого опыта, а жизненный путь у всех индивидуальный. Что есть религия для человека? Кто для него Бог? Ответы на эти вопросы каждый найдёт самостоятельно, когда настанет время.
Эрик, глядя на маму, на всё окружающее почему-то вспомнил сестрёнку, свою маленькую Нэделин. Бывают такие моменты, когда ты хочешь сказать человеку что-то, может даже не важное, даже если его нет рядом.
– Нэделин, я думаю о тебе, сестрёнка, – чуть слышно произнёс Эрик, но этого хватило, чтобы это услышала мама.
Что значит потерять человека? Вам никто не ответит на этот вопрос. Понять, что такое потеря, можно только самому. Для кого-то это трагедия, драма всей жизни, скорбь и беззвучная тишина, невыносимая мысль, непереносимое событие, время отчаяния и колющая боль, полная опустошенность, разорванность на осколки души… Это жизненный барьер, на котором ты теряешь частичку собственного сердца.
– Сыночек, – притихшим голосом обратилась мама, – надо будет навестить твою сестренку, – говорила, и каждое слово звучало как на срыве, срыве плача и отчаяния. – Поставим цветочки, посидим, поговорим…
Мама замолчала. Она боролась со слезами, не хотела, чтобы Эрик видел её, не хотела расстраивать его.
– Мама, ты в порядке? – чуть привстав изо стола, спросил Эрик, коря себя за воспоминание о сестре.
– Да да, всё хорошо, – утирая глаза, ответила мама. – Ой, я же совсем забыла, ты же любишь омлет с холодным молоком, я сейчас же схожу к Райзанам, и принесу бутылочку.
– Мама, давай лучше я.
– Нет нет, сыночек. Сиди и кушай. Я быстро. Хочу подышать свежим воздухом, – поцеловав в щеку, мама вышла из кухни. Эрик видел, что глаза любимой женщины до сих пор были мокрыми, и проклинал себя за сорвавшиеся слова…за бессмысленно пролитые материнские слёзы.
Никогда! Никогда… сердце не будет греть человека, который спокойно смотрит на материнские слёзы. Никогда детское сердце не сможет бесчувственно внимать драгоценное лицо, плачущего родного человека. Ведь слеза матери – это спичка в бушующий костёр души, это символ беспомощности сильного сердца, на которое дитя не сможет смотреть с сухими слезами. Это орудие и противоядие от множества болезней и ошибок. Это крупицы самого дорогого, близкого, покрытого нежностью чуда материнской любви.
Прошу вас, молю… сделайте всё достижимое и недостижимое, примите даже последний бой, но сохраните в неизвестности крупицы материнского сердца. Охраняйте, берегите. Не растрачивайте доверие родного человека. Молю вас. Это самое драгоценное, это самое важное. Слеза материнского сердца – это слеза чистейшего искреннего добра. Это знак безвозмездной материнской любви…
Эрик сидел, не притронувшись к тарелке. Его одолевали различные мысли. Он думал о маме, о том, что случилось и что предстоит пережить. Но в нём снова зажгла своё пламя надежда. Надежда на счастье… Надежда на то, что единственный родной человек будет жить и радоваться полноценной жизнью, что они снова будут проводить время вместе: смеяться, танцевать… Что их сердца будут биться, что это не конец.
Эрик сидел с глупой, но счастливой улыбкой. Он чувствовал себя пятилетним ребёнком, переисполненным безумной радостью. «Жизнь, как же ты прекрасна!»– произнёс Эрик про себя…Но он ошибался…
**********
Поворот. Стол. Окно. Крик. Голос. Сердце. Стук. Мысли. Нет. Нет. Сердце. Стук. Бег. Дверь. Дверь. Площадка. Сердце. Стук. Стук. Ступенька. Ступенька. Перила. Площадка. Нет. Нет. Стук. Стук. Ступенька. Площадка. Стук. Стук. Нет. Нет. Ступенька. Стук. Ступенька. Стук. Ступенька. Дверь. Крыльцо. Стук. Стук. Сердце. Стук. Не-е-е-е-е-т…. Мгновенно пронизывающая боль… Безвозвратно потерянная надежда. Глаза, наполненные душераздирающей болью и отчаянием. Бессмысленные слова посторонних. Женщина, лежавшая на асфальте в крови, его любимая женщина. Единственно любимая женщина… Её больше нет. Нет родного, самого любимого человека. Сердце не может остановиться. Щёки парня мокли от горячих слёз обжигающей боли. Эрик стоял на коленях, держа на руках любимую женщину. Он плакал и гладил волосы мамы. Плакал, но продолжал гладить маму. Он смотрел в открытые глаза, в открытые, но мёртвые. Эрик держал на руках тело, прижимая к себе, надеясь услышать биение родного сердца. Её волосы, её глаза, её руки…
– Господи, пожалуйста, пожалуйста, – сквозь слёзы пробивалась мольба. – Господи, не отнимай её у меня. Господи, пожалуйста. Она мне нужна, я не смогу без неё. Господи, пожалуйста…
Эрик не видел людей, обступивших его кольцом, он видел только родные глаза, такие красивые, такие любимые. Прижимая сильнее к себе, пытаясь согреть холодное тело горячим осиротевшим сердцем…
– Мамочка, любимая, почему? Но почему?? Но почему именно ты? Я люблю тебя, мама. Ты слышишь, я люблю тебя. Вернись ко мне, пожалуйста, мама. Мне страшно, я не смогу без тебя, мама. Мама, мама! – сквозь стекающие слёзы, прорывался крик разорванного сердца.
Подошедшие люди видели женщину на асфальте в луже крови от разбитой головы, лежащую на руках рыдающего мальчика, который, не останавливаясь, разговаривал и целовал прижатое к себе тело. Эрик целовал любимые щёки, любимый лобик, любимые руки… Он плакал и целовал. Надрываясь, он кричал от отчаяния, не выпуская из рук маму. Эрик боялся представить, что кто-то может забрать её у него. Любимую. Единственную.
Через считанные минуты, подъехала служба Скорой помощи. Они видели всю картину. Видели. Женщины плакали. Мужчины стояли, отводя мокрые глаза. Но они должны были делать свою работу. Они должны были забрать маму у сына. Двое санитаров попытались оттащить Эрика от мамы. Но это было невозможно. Эрик не отпускал тело, прижимая всё сильнее и сильнее, боясь отпустить её. Сердце безумно страдало, а руки дрожали, но не отпускали. Медсёстры решили вколоть Эрику успокоительного, чтобы облегчить его страдания и отделить от матери. Сделав укол, они наблюдали, как из последних сил сын пытался удержать маму, хватаясь за последние мгновения. Он целовал щёки, плача и дрожа. Он гладил волосы, целуя и плача. Эрик до последнего мгновения прижимал к себе родное тело. До последнего мгновения, пока препарат не подействовал и руки Эрика не разжались…
**********
Пустота… Пустые мысли, пустое существование… Боль превращает человека в дальтоника, лишая всех красок и обрекая на серое сосуществование с судьбой. Пустота… Опустошённость… Скорбь… Серое небо. Серые листья. Серая жизнь и осколки сиротского сердца. Когда теряешь кого-то из близких, ты теряешь частичку собственной памяти, души, а когда умирает последний любящий и любимый человек, то ты теряешь самого себя. Без корней дерево умирает, в попытках отрастить хоть один листочек. Память хранит кадры не только людей, но и взгляды и видение этих людей о тебе. Память о том, как ты рос, менялся, переживал и волновался; о том, как впервые сказал «мама»; о том, как ты жил…, и эта живая память умирает…
Сложно ухаживать за больными, а какого же держать на руках мёртвое тело?! Чувствовать, как остывает тело дорогого сердцу человека. Понимать, что ты больше никогда не услышишь любимого голоса, что никогда не сможешь рассмешить, что никогда больше…
Ощущение потери соизмеримо с колотой раной посередине груди или же со спины. Тебя пронзает холодная боль, режущая ткань и терзающая нервные окончания. А любые попытки врачей облегчить мучения, лишь обжигают края раны. Эрик чувствовал, как машина мчится в госпиталь. Всем телом он ощущал дрожь от дороги. Чувствовал, что больше не хочет никого и ничего видеть. Но темнота скрывает желаемое и открывает не желаемое глазу. Огни мелькающих фонарей, словно снаряды «Град», сыплющиеся на город. Мрачные тени домов, свет окон такие же холодные и нелюдимые. Люди, пары, дети… Слёзы молодой санитарки, впервые наблюдавшей за страданием и утратой человека. Слёзы, трогавшие, но бесполезные; они никак не смогут вернуть потерю.
Эрик дыханием пытался согреть руки, ему стало внезапно холодно. Всё тело покрылось «кратерами», дрожь пронизывала насквозь, словно промокший до нитки человек попал под холодный гнетущий ветер. Он молчал. Эрик мог попросить покрывало, но не хотел произносить ни слова. Молчание овладело разумом. Тишина помогала. Люди недооценивают смысла тишины, настоящего предназначения молчания. Отсутствие слов – это не показатель низкой эрудиции, а наоборот, показатель высокого уважения к словам. Молчать – значит дорожить произнесенными словами.
Дорога, фонари и пустота. И жизнь одинокая и отвергнутая. Жить для себя – это не жизнь. Человеку надо жить ради кого-то: человека, животного, Бога… А если же ты усомнился во всём? Если же тебе не хочется больше верить? Это перепутье дорог, где, стоя в самом центре крестовины, ты не видишь, что хочешь видеть, а видишь только то, что тебя окружает. А окружающий мир сер и мрачен без желания видеть; он слишком большой для одного одинокого мальчика…
«Как холодно, Боже. Как холодно. Мои руки, я почти не чувствую пальцев. Это неважно. Всё неважно и бессмысленно. Господи, почему ты забрал именно её? Почему? Зачем ты хочешь, чтобы люди страдали? Зачем?» – столько вопросов было у Эрика и ни одного ответа…
– Вот, возьмите покрывало, а то у вас уже губы синие, – протянула молодая санитарка Эрику, с выступившим на щеках румянцем.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
