скачать книгу бесплатно
16
– Вот, – сказала Габриэла, торжественно положив перед Вероникой простенький планшет. – Это программа-переводчик. Она распознаёт речь, переводит ее в текстовый формат, а здесь, внизу, появляется перевод на русский. Я подумала, что будет невежливо разговаривать при тебе на немецком.
Они обосновались в гостиной дома фрау Бурлакофф, матери Тима. Фрау Бурлакофф уехала по делам, оставив на столе блюдо с овсяным печеньем, которое грызла только Вероника. Габриэла избегала перекусов между приемами пищи, а Тим был просто Тимом, как и всегда.
Вероника, держа в руке надкушенное печенье, прочитала перевод на экране планшета, кивнула и что-то сказала.
– Если хочешь говорить, просто нажми сюда, и он будет работать в обратную сторону, – сказала Габриэла и потянулась к экрану.
– Она сказала: «Спасибо, очень мило с твоей стороны», – мрачно ответил Тим, и рука Габриэлы замерла на полпути.
– Ну да, – рассмеялась Габриэла. – Тим, ты специально так делаешь, чтобы все в твоем присутствии чувствовали себя глупо?
Вероника, прочитав перевод, оживленно закивала, а Тим, чей взгляд блуждал по разложенным на столике листам, сказал:
– Нет. Не специально. Здесь все письма, которые были получены?
Его грамматика была безупречна. Далеко не все уроженцы этой страны говорили так дотошно правильно. В отличие от произношения – оно было просто чудовищным. Но все-таки Габриэла прекрасно его понимала. А когда-то в детстве, помнится, она не замечала акцента вовсе. Дети многого не замечают, когда сосредотачиваются на главном.
– Вот эти листы – фотокопии, – сказала Габриэла, показав пальцем. – Я отфотографировала их и распечатала…
– А где оригиналы?
– В полиции, как улики. Полиция ведь тоже занимается расследованием этого дела, Вернер постарался подключить все свои связи.
– Понятно. Какое письмо было получено первым?
– Вот это. – Габриэла вытянула распечатанный на принтере листок из-под других.
– «Желаю тебе сдохнуть в страшных мучениях, тупая шлюха», – прочитал Тим.
Переводчик, видимо, был в чем-то похож на ребенка. Он тоже без проблем разбирал слова, произнесенные Тимом, и, соответственно, переводил.
Вероника хмыкнула. Нажала на экран и что-то спросила. Габриэла посмотрела на немецкий текст на экране: «Так написано в письме или он просто рад тебя видеть?»
Тимофей резко ответил по-русски, и к переводу добавилась еще одна строчка: «В письме».
Вероника ответила возмущенной интонацией. «Хорошо, чтобы нарушить общение девушек», – прочитала Габриэла.
Похоже, Вероника опасно близко подошла к пределам возможностей машинного перевода. Сопоставив прочитанное с услышанной интонацией, Габриэла заключила, что Вероника попросила Тима не вмешиваться в их разговор.
Однако Тим эту просьбу проигнорировал.
– Я правильно понимаю значение слова hure? – спросил он. – Женщина, ведущая беспорядочную половую жизнь?
– В общих чертах – да, – кивнула Габриэла.
– Ясно. Это слово часто повторяется, значит, выбрано не случайно. Возможны два варианта, и оба они связаны с сексом. Вариант первый: письма шлет парень, который влюблен в Брюнхильду, но не получает взаимности.
Вероника что-то сказала, Габриэла прочитала перевод и возмущенно откашлялась. Там было написано: «Это может быть и не парень. Мы в Европе».
– Может быть, – невозмутимо согласился Тим. – У Брюнхильды есть отношения с кем-либо? С парнем или с девушкой?
– Да какие отношения? – вздохнула Габриэла. – Она почти не выходит из дома. Если с кем и общается – так только в Сети. Она… очень замкнутая. Всегда такой была.
Вероника фыркнула и выразительно посмотрела на Тима. Тот проигнорировал подначку, а вот Габриэла улыбнулась. Да, в чем-то они были похожи – Тим и Брю. Может, поэтому тогда, в детстве, Габриэла так легко с ним и подружилась. Просто восприняла его как младшего брата.
– Второй вариант, – сказал Тим, – письма шлет девушка, у которой Брюнхильда отбила парня.
– Тим, – покачала головой Габриэла, – это всё не то. Полиция уже проверяла эти версии. Но у Брю нет никаких отношений, ни с кем. Честное слово. Я живу в родительском доме уже почти месяц, и за это время к ней никто не приходил.
– А Брю? – спросил Тим. – Выходила?
– Ну, мы с ней несколько раз выбирались в город…
– Ты видела ее все время? Она не оставалась одна?
– Я не помню точно. Может, и оставалась.
– В этот момент она могла с кем-то встречаться.
– Зачем ей скрывать такое?
– Габриэла. – Тим впервые за встречу поднял взгляд и посмотрел ей в глаза. – Я здесь, потому что полиция не может раскрыть это дело. Полиция не может его раскрыть, потому что они – люди. И мыслят человеческими категориями. С их точки зрения, нет смысла скрывать отношения, если речь идет о твоей безопасности. Эта точка зрения завела их в тупик. С моей точки зрения, человек – это хаос. Установить закономерность в этом хаосе – моя работа. Мне нужно осмотреть комнату Брюнхильды, когда ее там не будет. Она не должна знать, что я буду ее обыскивать… Точнее, не я. – Руки Тима, сжимающие письмо, дрогнули, и он быстро опустил взгляд. – Вероника, ты этим займешься. Мне понадобятся фотографии с места и всё, что покажется тебе подозрительным. Всё, что хоть косвенно сможет указать на возможность отношений Брюнхильды с неким неизвестным человеком.
17
Переводчик из планшета успокаивал. По крайней мере, теперь Вероника точно знала, о чем разговаривают Габриэла и Тимофей. Конечно, ей трудно было следить за интонациями тараторящей Габриэлы, не говоря уж о выражении лица – оно могло тридцать раз измениться, пока Вероника читала перевод с планшета.
Но в чем она уж точно могла быть уверенной, так это в том, что интонации и выражения лица Тимофея не изменились никак. Так же, как с Габриэлой, он разговаривал бы с банковским служащим или… Или с Вероникой.
И все же он предпочел, чтобы именно Вероника отправилась обыскивать комнату Брю.
– Искренне надеюсь, что ты не собираешься меня подставить, – сказала Вероника, входя в дом, располагавшийся в двух кварталах от дома мамы Тимофея. – Если меня возьмут на проникновении в чужое жилище, это серьезно осложнит международные отношения.
Габриэла остановилась, внимательно прочитала перевод, потом что-то ответила и показала Веронике экран.
«Я не опущусь до такого примитивного противостояния», – было написано там.
Вероника от неожиданности часто заморгала. Благоприятный образ Габриэлы, который она постаралась выстроить в голове, дал трещину. Значит, противостояние все же есть, но оно – не примитивное? Ладно, принято.
Тут же Вероника зажмурилась и мысленно выдала себе подзатыльник. Чего «принято»? Какое противостояние? Господи, это же надо было так запутаться!
Открыв глаза, Вероника увидела добродушную улыбку Габриэлы.
– О’кей, – сказала Вероника и первой двинулась к лестнице на второй этаж; Габриэла поторопилась следом. – Расскажи мне о своей сестре.
Спустя несколько секунд, которые потребовались программе, чтобы перевести ее слова, послышался ответ. Вероника прочитала его, остановившись перед закрытой дверью.
«Это я расскажу Тиму, если ему понадобится».
– Дорогая, – ослепительно улыбнулась Вероника, – если Тиму что-то от тебя понадобится, он скажет об этом мне. И ему по фигу, как именно я буду из тебя эту информацию добывать, поверь. Если ты внезапно умрешь и я найду некроманта, который допросит твой труп, а потом все расскажу ему, то он пропустит мимо ушей известия и о твоей смерти, и о существовании некромантии – как не имеющие отношения к делу. Может, когда-то в детстве он и был другим, но теперь все изменилось. Я работаю с ним не первый год. Знаю, о чем говорю. Так что мой тебе совет: лучше не трать время без толку.
Ответ Габриэлы поразил своей лаконичностью и затаенной безысходностью: «Тим никогда не был другим. В детстве я была тобой».
Веронике показалось, что ударение было сделано на слове «я».
Грустно улыбнувшись, Габриэла толкнула дверь.
18
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
В тот день мама затеяла в квартире генеральную уборку. Тимофея и Штефана выставила, чтобы не мешали. Им было велено идти в парк аттракционов и не возвращаться раньше пяти часов вечера.
Тимофей до последнего надеялся, что вместо парка аттракционов Штефан отведет его в кино. Парк находился на другом конце города, а кинотеатр – в торговом центре неподалеку. И рядом с торговым центром весьма удачно располагалась любимая пивная Штефана. Но отчим был настроен решительно. Во всем, что касалось Тимофея, с мамой он не спорил. Был уверен, что Елена лучше знает, как воспитывать ее сына. Психолог это подтверждал.
Люди.
Кругом люди. Какое-то невероятное количество людей. Хотя, если задуматься, это объяснимо. Выходной день, хорошая погода – в такие дни человеческий планктон отчего-то считает себя обязанным покинуть дом. Прирастить собой людскую плантацию – и без того кажущуюся бескрайней.
Толпы народа – везде. На улицах, в парках, в ресторанах и торговых центрах. Люди улыбаются. Многие – вполне искренне. Им приятно то, что происходит вокруг. Их не пугает шумная толпа. Не раздражают громкая музыка, зазывалы с рекламными листовками, беготня и крики детей. Им не хочется нестись отсюда со всех ног. Не хочется закрыть глаза и уши, остаться наедине с собой…
– Тим? Ты в порядке? – Штефан остановился, заглянул ему в лицо. – Мне кажется, ты побледнел.
Штефан был неплохим дядькой. Он искренне старался подружиться с Тимофеем.
Так советовал психолог. Еще один высокообразованный специалист, пытающийся «помочь непростому мальчику».
Специалист, который, несмотря на образование, не сумел осознать элементарную вещь: этому мальчику не нужна помощь. Ему не нужны друзья. Лучшее общество, которое он может представить, – свое собственное. Лучший звук, который воспринимает как ангельское пение, – тишина.
Хотя Штефану надо отдать должное: он довольно быстро понял, что единственный способ подружиться с Тимофеем – это ему не мешать. Старался не препятствовать никаким его занятиям и обращался к пасынку только тогда, когда это было, по его мнению, необходимо. Вот как сейчас.
– Нет, – сказал Тимофей. – Я не в порядке.
– Плохо себя чувствуешь?
– Физически – как обычно. Но мне некомфортно находиться в окружении людей. И ты об этом знаешь.
Штефан вздохнул:
– Да, знаю. У тебя проблемы с социализацией. Но с этим ведь надо бороться, верно?
– Нет.
– То есть?
– То есть я не думаю, что с этим надо бороться.
Штефан помолчал. На лице его последовательно проступила целая гамма эмоций. Тимофей без труда расшифровал все.
«Боже, как же тяжело с этим чокнутым мальчишкой! И зачем только мы потащились в парк? Пока он сидит дома, он хотя бы молчит. Разговаривать с ним не обязательно. С каким удовольствием я отвез бы его домой! Но Елена будет недовольна. Мальчику нужна социализация».
Штефан натянул на лицо добродушную улыбку. Потрепал Тимофея по плечу. Тот постарался не поморщиться – хотя терпеть не мог чужих прикосновений.
Штефан ему все-таки ничего плохого не сделал. Он такой же заложник маминого произвола, как сам Тимофей.
Они пошли дальше.
– Какие аттракционы ты выбираешь?
Они остановились перед огромным стендом с нарисованной на нем схемой парка.
– «Русские горки», а? – Штефан подмигнул. – Ты любишь быструю езду, русский парень?
– Нет. Не люблю. И, кстати, в России этот аттракцион называют «Американские горки».
– Вот как? – удивился Штефан. – Почему?
– Не знаю. Не интересовался.
Тимофей изучал стенд. Если уж отвертеться от посещения аттракционов не получится, нужно выбрать что-то максимально не раздражающее. Такой аттракцион, с которого ему не захочется спрыгнуть на ходу – чтобы перестать слышать вопли, издаваемые соседями.
«Веселый поезд».
«Русские горки».
«Безумная карусель»…
– Вот. – Тимофей ткнул пальцем.
– Колесо обозрения? – спросил Штефан.
– Да. Ты не знаешь, сколько человек сажают в кабинку?
– Если хочешь, я выкуплю все посадочные места, – с готовностью предложил Штефан. – И мы с тобой поедем вдвоем.
– Я могу поехать один. Если не возражаешь.
– Конечно!
У Штефана, похоже, с души упал не камень, а целая горная гряда. Наконец-то он хоть ненадолго избавится от общества Тимофея.
– Может быть, ты хочешь проехать не один круг? – Он заговорщически подмигнул.
– Да. – Тимофей принял игру. – Лучше два. Или даже три.
– Договорились!
