скачать книгу бесплатно
Невольно вспоминаешь анекдот про Читу:
– Я самая красивая девушка в МФТИ.
На самом же деле красивых девочек на физтехе было полно. Как ни старались преподаватели быть объективными, но всем было известно, что красивой легче учиться, ну может не пятерки и четверки, но двойки ставили реже.
В пику парням, пренебрегающим своими и бегающим в пед- и мед-институты, девушки с пятого и шестого курса решили устроить вечеринку в женском общежитии и пригласили летчиков. Где они нашли летчиков, не знаю. Нам всем троим, Люсе, Вете и мне хотелось пойти, но меня и Люську, шестикурсницы, критически оглядев, решительно отвергли, мол, очень молодо выглядите, а летчики выдвинули условие – очень молоденьких не приглашать. Виолетту, которая казалась чуть постарше (только казалась, но не была ею), тем не менее, взяли, и она пошла на вечеринку, подцепила там какого-то летчика, и он очень по ней убивался и приезжал пару раз, искал.
Ветка крутила хвостом будь здоров как, сначала заманивала парней, а потом не знала, как избавиться, так как ей уже нравился новый.
Продолжала она дружеские отношения и с Сашкой Бугаевым, ее товарищем по Киевскому интернату, который учился на Электронике, приятелю Ефима.
Как-то раз Виолетта пришла задумчивая.
Оказывается, Сашка, который часто заглядывал к нам, несмотря на всех Веткиных поклонников, вдруг сделал ей предложение.
– Хочешь, я женюсь на тебе прямо сейчас?
– Надо же, как его разобрало, – вздохнула Ветка, расстилая постель и укладываясь спать.
Я не очень вникала в похождения Шак, так как она никогда не договаривала до конца, по любому поводу напускала туману, и правду знала только одна Люська, которая значительно лучше понимала Ветку и ее искания и шатания.
Сашка Бугаев как-то принес нам магнитофон с записями, Виолетта стала слушать, а потом вдруг вспыхнула и быстро перекрутила пленку. Саша засмеялся, я тоже, и сказала:
– Ну, ладно, вот ты уйдешь, и мы послушаем.
Услышав меня, Ветка обернулась и бросила на нас гневный взгляд
Но не успел Бугаев переступить за порог, как она тут же включила пропущенную песенку:
«Однажды бравый Шванке
Но-но-но-но
Когда он плелся с пьянки и т. д.»
Еще там была песенка про Федота, очень мне полюбившаяся:
«Дважды два, дважды два,
дважды два четыре,
Уходя гасите свет,
Сила вся в кефире…»
В декабре я стала заниматься в корпусе «Б» на первом этаже. Днем там проходили занятия по английскому языку, а вечером помещения пустовали, и можно было тихо сидеть в одной и учиться, что я и делала, так поступали многие, в том числе и Вовка Тульских, и Ефим.
Во время этих вечерних занятий Ефим иногда приходил ко мне. Заглядывал по старой памяти наших совместных чаепитий и Вовочка. После того, как мальчишек отселили из нашего корпуса, и его нельзя было вызвать топаньем ног, мы стали реже видеться.
Как-то раз я печально просматривала рисунки параметрических графиков в задачнике, не представляя себе как это можно успеть построить на письменном экзамене, когда времени всего 4 часа. Некоторые картинки были до того извилисты и неподражаемы, что их вид вызывал у меня смех. Пришел Вовка, и мы с ним продолжили разглядывать графики и гоготали, листая страницу за страницей.
Один график добил меня совершенно – асимметричный, с двумя асимптотами, и в верхнем правом углу маленькая пимпочка, и ветви графика уходят в бесконечность.
При виде его, я покатилась со смеху, и Тульских вместе со мной.
В разгар веселья пришел Хазанов, который был значительно слабее Вовчика по математике, и, посмотрев на рисунок, выдал:
– Ну, и что вы ржете? Сразу можно догадаться, что график выглядит так.
Это было так некстати и так противоречило нашему настроению, что мы с Вовкой не только не угомонились, но закатились еще больше, и Фима, который плохо выносил наше совместное с Вовкой общество и то, что мне хорошо и без него, ушел обиженный.
Но в другие вечера он, случалось, оставался, и мы учились вдвоем, тщетно пытаясь разобраться в том, что рассказал нам на семинаре наш заклинатель змей Кащенко.
После первой неудачной попытки пригласить меня в кино прошло больше месяца, и в декабре Хазанов довольно неожиданно попросил меня позвонить ему и дал свой номер телефона.
В субботу утром, я первый раз набрала номер телефона Хазанова, который помнила потом много лет. Ефим пригласил меня с собой на чтение Сент-Экзюпери «Маленький принц».
Я рассказала об этом девчонкам, и оказалось, что они за неделю до того видели у него эти билеты, т. е. получалось, он мог пригласить меня давно, но не сделал этого, а попросил позвонить и только по телефону позвал.
Виолетта видела в этом какую-то интригу, кто-то, якобы, отказался с ним пойти, вот он и позвал меня, но я решила, что Ефим ничего прямо не делает, мудрит, что ему хотелось, чтобы я позвонила ему первая и как бы напросилась на приглашение, и пошла на эти чтения в библиотеку им. Ленина.
Он опоздал, несмотря на то, что назначил встречу недалеко от своего дома, и я обиделась и пошла с ним надутая.
Мы слушали художественное чтение «Маленького принца», я не читала Экзюпери и ничего не знала о нем до этого. Мне понравилось. Но и устала я тоже.
А Ефим половину чтения стоял за моей спиной, мотивируя это тем, что с его места плохо видно, потом он посадил меня на пятый автобус и отправил в общежитие, провожать девушек было не в его правилах.
Он так и сказал:
– Я чувствую себя полным болваном, когда возвращаюсь потом один домой.
В общем, я была довольна проведенным днем, меня очаровал Экзюпери, и я решила не делать проблемы из того факта, что он меня не проводил, в конце концов, дело было днем, и большой необходимости провожать меня не было, если только не желание побыть со мной подольше, но раз Ефиму этого не хотелось, так и черт с ним.
– Буду с ним посуше, – решила я на всякий случай.
Но в понедельник снова занятия, снова я встречаюсь с ним, слушаю его шутки, ощущаю постоянное напряженное внимание ко мне, и мои решения забыты. Кроме того, он меня никуда не приглашает, и дать ему понять, что я обижена, нет никакой возможности.
Физику нам читали сразу два лектора – один экспериментатор и другой теоретик. Это был нововведение; что они хотели изобразить, не понятно, но получилось как-то отвлеченно, обо всём сразу, записывать было невозможно, и толку никакого. На первых лекциях было много народу, а потом всё меньше и меньше. Только занятия на семинарах помогали решать задачки, а посещение лекций было зря потерянным временем. Я перестала ходить на лекции по физике, взяла в библиотеке Феймановские лекции и читала их, читала с удовольствием, как роман, еще учебник Стрелкова по механике, и совершенно неподъемный, толстый-претолстый учебник Хайкина.
Анализ нам читал Кудрявцев и читал замечательно. В актовый зал входил стремительной походкой сухощавый немолодой мужчина с горбатым носом, в черном костюме и белой рубашке, брал в руки мел и начинал с той фразы, на которой остановился на предыдущей лекции. Он никогда не заглядывал в конспекты, никогда не сбивался и только изредка останавливался и говорил:
– Прервитесь, я сейчас поясню сказанное.
И очень четко пояснял, так что я, не понимая, всё-таки запоминала объяснения, и потом они всплывали в голове, когда я готовилась к экзаменам.
Учебник по анализу был Фихтенгольца, но там было не всё и не так изложено, как читал Кудрявцев. Читал он прямо по программе, и для подготовки к экзамену нужно было только разобрать его лекции, и всё.
Еще нас два семестра мучили черчением. В первом чертеже я начертила проекции, а саму деталь в изометрии нарисовала. Преподаватель заставил переделать. Я опять нарисовала, несколько по-другому.
– Прекратите рисовать, шар в изометрии выглядит совсем не так, – сказал мне чертежник и посмотрел на мой чертеж на просвет.
– Черти по новой, ватман еще не светится, но в четвертый раз уже не исправить, – добавил он смеясь.
Ефим на черчении всегда занимал позицию поближе ко мне, и иногда подходил и смотрел на мой чертеж, а я задавала ему вопросы, что и как чертить, лукавя, так как чертила я не хуже, чем он, просто мне приятно было его внимание.
За первый чертеж я получила тройку, а остальные сделала на четверку, и сдала последний чертеж очень рано, так что всякая мелочевка не мешала мне в зачетную сессию, которую я тоже сдала без особых усилий, получив по лабораторным по физике четверку из-за двойки по контрольной, так как лабораторные я сдавала, в основном, на пять.
Перед Новым годом мы с Люсей и Ветой купили бутылку шампанского, хотя я собиралась уезжать к дяде Боре. Люся считала, что одной бутылки шампанского на долгий новогодний вечер на всех мало:
– Ну что такое бутылка! Я одна ее и выпью.
Я тут же завелась:
– Спорим на 10 рублей, что не выпьешь!
Люся подумала и отказалась, но отказалась от пари, а не от мысли, что выпьет.
Я же хотела ей внушить, что это совершенно невыполнимо – выпить бутылку одной. Но Люська не сдавалась.
Вечером я сказала вошедшей к нам Наташке Зуйковой:
– Представляешь, Люська думает, что она выпьет одна целую бутылку.
– И выпью!
Открыли бутылку, и Никитина стакан за стаканом стала пить. Перед последним она приостановилась и задумалась, посидела немного и влила-таки стакан в себя с явным трудом. А затем побежала в туалет быстро-быстро, действовала выпитая жидкость.
– Я бегу и думаю, надо скорей. А то меня сейчас качать начнет, неудобно как-то, – вспоминала она, спустя много лет, этот эпизод.
В конце концов, я была посрамлена, Люська победила и легла спать, а через часок я собралась уходить, и она, проспавшись, пошла меня провожать на электричку, так что всё обошлось благополучно, если не считать того, что Люся много лет после этого случая не пила шампанское.
Я приехала к дяде Боре 31 вечером, и 1966 год мы встретили все вместе. Таня и Лешка[7 - Мои троюродные сестра и брат, дети дяди Бори] после 12 часов пошли побродить по улице, но я улеглась спать, я устала от учебы и постоянного недосыпания.
Мне не хватало 8 часов сна, и я всё время хотела спать. Стоило мне где-то пригреться, например, в электричке, я тут же засыпала, чем очень раздражала Люсю. Иногда я дремала стоя. Зачем нужно было так изнурять себя, сейчас уже не представляю, но тем не менее, даже при таком суровом режиме времени, на учебу всё-таки не хватало.
Первой сессии мы всё ждали с замиранием сердца – страшно, не знаешь, как сдавать, какие преподаватели, какие требования.
В зимнюю сессию у нас первым экзаменом была аналитическая геометрия.
Я готовилась старательно и переучилась, во сне решала задачки, никак не могла провести через три точки плоскость, в общем, кошмары стали мучить, и я сбавила темп учебы.
Шла я на первый в своей жизни институтский экзамен с большим страхом.
Выйдя утром в день экзамена из подъезда общежития на улицу, я замерла, ошеломленная красотой зимней природы.
День был морозный, светлый, но как-то слабо солнечный, и все деревья были в густом инее, в воздухе ни ветерка, всюду разлит покой и умиротворение в полном контрасте с моим напряженным душевным состоянием.
С электрички гуськом шли люди, их плохо было видно в белом мягком сиянии. Одна неузнанная тень вдруг остановилась и окликнула меня:
– Наташа! – обрадовалась я.
Наташка стояла румяная, с неизменной полуулыбкой на лице. Сияние ее румянца и синих глаз из под густых бровей сразу успокоило меня. Я уцепилась за ее рукав, и мы пошли в институт уже вдвоем, как настоящие боевые подруги плечом к плечу.
– Что-то я боюсь, – сказала я, – как получу двойку.
– Что ты, Зоя, двойку ты не получишь, ты же училась, – рассудительно сказала Наташа своим тихим, похожим на шепот голосом.
– Двойку даже я надеюсь не получить, а я ведь лоботрясничала, – добавила она с легким чуть свистящим смешком.
Мне достался билет на афинные преобразования и задачка на касание прямой и эллипса.
Я преобразовала эллипс в окружность, нашла в новой системе координат точку касания и произвела преобразования обратно. Всё решение заняло 3 строчки, и никаких тебе сложных вычислений.
Старичок экзаменатор (Захаров) очень обрадовался такому оригинальному решению, объяснил, вернее, вывел меня на стандартное решение, которое я знала, но с перепугу забыла и придумала свое, значительно более компактное. Задал еще пару вопросов, на один я ответила неверно. Он открыл зачетку, поставил мне 4 балла, и я счастливая вылетела из аудитории.
Наташу я прождала с полчаса, она тоже сдала, и мы пошли обедать.
Потом была история партии, письменная физика, которую я вполне прилично решила, а на устной запуталась в объяснении кориолисова ускорения с точки зрения неподвижного наблюдателя, и получила 4.
Письменную по анализу я написала плохо, всего на 12 баллов из 42 или 48 возможных, но на устном экзамене я попала к Фохту, совершенно случайно, и получила свои пять баллов. Плохо понимая анализ, я выучила две тетрадки фактически наизусть, как стихи, в основном благодаря своей зрительной памяти и прочитала эти стихи Фохту, а славящийся своим либерализмом Фохт улыбался моим ответам и кивал головой.
Один из вопросов, попавшихся в билете, у меня не был записан на лекциях, видимо, я прогуляла, и я учила этот билет по Галиным конспектам. Я запомнила страничку выкладок и воспроизвела ее, но только то, что было написано с левой стороны листа, а мелкие пометки справа (пояснения) воспроизвести не смогла, пришлось разбираться и вспоминать, что там может быть. Во всяком случае, Фохт был мной доволен и поставил мне пять, правда, ниже четверки он не ставил.
Получилось, что я сдала первую сессию очень прилично – 3 четверки и одна пятерка. Ребята-батумцы, на курс старше, те, благодаря которым я узнала про физтех, встретив меня возле общежития, интересовались, как я сдаю, и были очень довольны – первую сессию для девушки не из математической школы я сдавала очень прилично.
– Ты будешь учиться, всё будет в порядке, уверили они меня, сами всего-то на год старше.
Довольная результатом, я купила билет до Батуми, и меня проводил на поезд Ефим.
На прощание, поколебавшись, я подала ему руку, а он свою подал в перчатке и засмеялся создавшей неловкости.
Так я и уехала к бабушке, унося с собой звук неприятного, насторожившего меня смеха своего приятеля.
Ехала я без телеграммы, но бабушка знала из письма, когда я приеду, и ждала меня.
Побросав чемоданы и расцеловавшись с бабушкой, я помчалась на минутку в кассы аэрофлота, где работала кассиром Софа[8 - Моя близкая школьная подруга]. В окошечке кассы сидела девушка с длинными черными волосами, большими агатовыми глазами и разговарила с клиентами мягким, вибрирующем голосом, полным вежливости и внимания, это наша резкая, грубоватая Софа – узнать ее было просто невозможно.
2 недели каникул пролетели быстро, я поправилась у бабули килограмма на 2, не меньше, сфотографировалась с Софой в любимом ателье на улице Сталина и, расцеловав всхлипывающую перед разлукой бабушку, вернулась в Москву.
По дороге, слушая стук колес и задумчиво глядя из окна вагона на расстилающийся передо мной морской простор, я вновь вернулась к забытым на время каникул мыслям о Ефиме, и хотя в глубине души уже ждала встречи с ним, но всё-таки решила, что этот хорошенький сероглазый парень герой не моего романа, и не стоит мне всерьез им увлекаться.
Позднее Ефим скажет:
– Ты приехала и посмотрела на меня такими глазами, что я чуть не упал. Разве можно так смотреть на живого человека.
И снова начались занятия. Во втором семестре пошла молекулярная физика, лабораторные занятия вела у нас молодая женщина, вела довольно интересно. Задание я сделала очень рано и сдавала одной из первых в группе. Степанов, наш преподаватель, дал мне задачку, часть вычислений для которой можно было взять из задачки задания, и я потянула тетрадь к себе, чтобы не делать долгих математических выкладок, а взять готовый ответ и пойти дальше. Но Степанов резко дернул тетрадь на себя.
– Я хотела, – начала я и, взглянув на его покрасневшее лицо, осеклась. Я поняла, он думает, я списала задание и не смогу повторить выкладок.
