Я верю в чудеса (сборник)

скачать книгу бесплатно


Как-то иду по коридору, она у зеркала вертится. Развернется и как шлепнет меня по ягодицам…

И, главное, посоветоваться не с кем. Не с мужиками же обсуждать, в самом деле.

– Наташ, ты конкретнее выражайся. Что значит «взял», как именно «властно»? – тянул время я.

Натка подготовилась, даром что ли отличница, – достала из-под подушки электронную книгу, которую я ей подарил на Новый год, сунула мне под нос:

– Вот так. Примерно, – и покраснела.

Я поправил подушку, подвинулся ближе к лампе и, добавив мощности светильнику, нацепил очки.

«Он перехватил мои запястья, властно закинул их за голову», – прочитал я. Заметив знакомое слово, перечитал. Покосился на Натку: супруга, закусив губу, барабанила пальцами по пододеяльнику. Я вернулся к тексту. «Я возьму тебя здесь и сейчас, лучше не сопротивляйся», – увидел я еще одно искомое слово.

– Натка, – я отложил «инструкцию», повернулся к притихшей жене. Подкрался к укутанному в одеяло бедру, тихонько ткнул пальцем. – Ты нафига себе это в книжку закачала?

Супруга фыркнула, подобралась и ловко выскользнула из-под моих ладоней. Нацепила на округлые плечи халат.

– Дим, мы с тобой пятнадцать лет в браке. Ты у меня первый. И единственный, – на всякий случай уточнила она, – но ведь это же не значит, что я не хочу никакого разнообразия?!

Какая-то логика в этом была. Но мотивация явно «провисала».

– Почему разнообразие вот в таком виде должно выражаться? – я кивнул на электронную книжку.

Натка запахнула халат, нервно тряхнула волосами:

– Потому что я хочу так. Попробовать. Один раз.

– А если мне понравится? И ты во мне разбудишь мачо? Чего мы с ним будем делать? – я прищурился.

Наташка моя покраснела. Выдохнула и решительно сказала:

– Будем его ублажать.

По работе я привык договариваться что называется «на берегу», до заключения сделки. Желательно письменно. Этот вариант, конечно, подошел бы идеально и в этой ситуации. Но Натка застала меня врасплох, и бумаги под рукой не было.

– Так, давай уточним, – я хотел хотя бы проговорить все условия. – Ты желаешь получить такой секс, за который в приличном обществе мужику полагается уголовная ответственность. Верно?

Наташка насторожилась:

– Ну, это же со мной. Я же согласна, – растерянно отозвалась она и присела на край кровати.

– А на тебе не написано, что ты согласна, и что ты моя, – отрезал я. – Но это не важно. Раз хочешь, значит, получишь.

Я выбрался из-под одеяла, демонстративно прошел к шкафу, достал парадные джинсы. Развернувшись к Наташке, надел прямо так, без белья. С удовольствием отметил, как у жены округлились глаза, в серой дымке бенгальскими огнями загорелся страх и сомнение, рот приоткрылся.

– Дим… Ты чего задумал?

Поправив пояс – не ожидал, что швы так царапаются и трут – я схватил с полки свежую футболку. Направился к двери: не будить же в себе властелина при Натке.

– Ди-им!

– А! Эту… Инструкцию свою давай! – Эффектный выход не получился. Ну и фиг с ним. Наташка и так, кажется, дар речи потеряла. Потянулась за книжкой, передала мне. В глазах – полный вакуум. – Жди тут.

Кажется, я начал входить в роль.

* * *

Итак, что у нас есть?

Один тридцатипятилетний начальник одного не очень крупного строительного бизнеса и одна его уже пятнадцать лет как жена. Которую он знает по факту двадцать пять лет. Он помнит ее прыщи. Помнит ее с нулевым размером груди. Он помнит ее с токсикозом. Видел пьяной, уставшей, невыспавшейся, ненакрашенной, сильно накрашенной, болеющей гриппом, после родительского собрания.

Двадцать пять лет. Целая жизнь!

Я спустился на первый этаж сонного анатолийского отеля. В баре уже почти не было посетителей, бармен приветливо улыбнулся и сообщил, что через сорок минут они закрываются. Мне, может, и хватит.

В Наташку я втрескался в восьмом классе. После летних каникул она пришла с огромным букетом, в мини, едва прикрывавшем попу, и жуткой блузке с необъятным жабо. Она была отличницей, а я – Паспарту. Я не решался к ней подойти весь восьмой класс. А в конце года, в последний учебный день, она сама подошла ко мне и спросила:

– Дим, а ты с родителями когда на дачу уезжаешь?

Вот так просто. Не «Паспорт», не «Паспарту», а «Дима». Я, кажется, забыл, что умею говорить, промычал в ответ что-то невнятное. И на дачу с родителями в то лето я не поехал. Мне было пятнадцать. Я устроился на стройку, таскал гвозди и пеньку, бегал мужикам за пивом. А она ждала меня в сквере после «работы», и мы шли в кино. Или гуляли на набережной.

Я вспомнил, как поцеловал ее в первый раз. Я понтовался перед ней, забрался на парапет моста. И шлепнулся, конечно. Пострадало самомнение, и чуть оцарапал руки. Натка взяла их в свои ладошки и долго дула на присыпанную мелким песком ранку. Так близко, что я слышал, как в панике бьется ее сердце. Она подняла голову, я наклонился и коснулся губами ее губ.

Думал, даст по шее.

А она замерла. Даже дышать перестала. И сердце в ее груди бухнулось и тоже застыло. На мгновение. На миллисекунду. А потом она распахнула глазищи, и я спекся окончательно – поклялся, что Наташа будет моей женой.

У нее они странные, глаза. Серые, с дымкой. Камень такой есть похожий, раухтопаз. Я подарил ей в прошлом году кольцо с ним. Не знаю, чего не носит. Спросить как-то неудобно: вдруг, не понравилось.

Самое главное. Она же тоже у меня первая. Хоть и не знает об этом.

В школе еще учились. Уже два года, считай, встречались, за ручку ходили. А тут майские праздники. Сирень цветет, запах над Москвой оглушительный. Солнце. А Натка с ангиной. Температура под сорок. Мать ее позвонила, попросила присмотреть – ее саму на работу срочно вызвали. Пришел, а Натка вся такая измученная, несчастная. Говорит, почитай химию, а то боюсь, отстану сильно.

Ну и почитали. Дочитались, в общем.

Даже сейчас помню, как она звенела в моих руках. Как вздрагивали острые нескладные плечи, как темнели глаза. Господи, мы ж не умели ничего тогда, ничего не знали. И вот поди ж ты, столько лет, а будто только вчера.

И как вот это все я могу «взять», еще и «властно»?

– Еще будете? – спросил бармен. Бар совсем опустел, но он не прогонял меня. Присел напротив, придвинул бокал, наполненный доверху льдом.

Я кивнул.

Парень плеснул горьковатый и на вкус, и на цвет напиток, посмотрел с интересом.

– У вас завтра юбилей свадьбы, – не спросил, а именно сообщил. Я удивленно оторвал глаза от искрящегося бокала. Парень улыбнулся широко: – На ресепшене предупредили, у нас с этим строго. Весь персонал в курсе, как выглядят постояльцы с «важными датами»: день рождения, день свадьбы…

«Капитализм с человеческим лицом», – некстати мелькнуло в голове.

– Выпейте со мной, – предложил вслух. Парень все-таки из-за меня на работе задерживается. – У вас девушка есть? – спросил.

Бармен улыбнулся еще шире. Похоже, он надо мной потешался.

– Есть, – ответил, – но ведь спросить вы хотели не об этом. Валяйте, экстренная психологическая помощь входит в пакет услуг. Я ведь все-таки будущий психолог.

Я опять уставился в бокал. Не буду же я обсуждать свою жену с первым встречным?

– Она хочет новизны в отношениях. Хочет грубой романтики попробовать, – меня прорвало неожиданно. – Книжек начиталась. – Я схватил электронную книгу, зачитал бармену фрагмент. – Как я могу «сжать», «скрутить», блин, Наташкину грудь? Она ею моего сына кормила. Ее руки дочку мою качали, а я их буду как варвар выкручивать?

Я отбросил в сторону электронную книгу, отвернулся.

– Просто любите ее как в первый раз, – тихо улыбнулся будущий психолог. – И как будто в последний.

* * *

Дурак. Много он понимает, желторотик. Пацан. Салага.

Еще учить меня будет.

Натка распахнула дверь, стоило мне только подойти: ждала. Глазищи шальные, испуганные. Увидев, отшатнулась, утонула в темноте.

– Димка, я думала, ты обиделся, – прошептала.

Зашел в номер. Разобранная постель, совсем такая, как час назад. С балкона врывается пропитанный отпуском ветер. Над горизонтом уже занялась тонкой полосой заря. Натка зареванная, тревожная, натянутая, словно струна.

Как тогда, в первый раз.

Я привлек ее к себе. Просто чтобы заглянуть в глаза, увидеть эту дымку заветную. А увидев – не расплескать, не растратить.

Натка тихо вскрикнула, уставилась испуганно-удивленно. Я держал руку на ее плече и чувствовал ее напряжение. Чуть отвел воротник халата, чтобы дотронуться до шеи. Родной. Манящей как тогда, в первый раз. С трогательным изгибом и завитками каштановых, пахнущим домом волос.

Склонился к ней, впитывая ее аромат. Миндаль и облепиха. Зарылся пальцами в волосы, обхватил затылок.

Вся моя.

– Я не могу тебя «грубо» и «властно», – прошептал в губы. – Могу только как в первый раз, – и, не дожидаясь ответа, поцеловал.

Сердце в груди будто поймало солнечного зайчика – Натка подалась вперед, впечатываясь в меня, жарко приоткрыла губы.

Руки вспорхнули, легли на плечи.

И так тепло сразу стало. Так светло. Будто вот так, махом, минус двадцать лет жизни с плеч. Будто тебе снова семнадцать, и эта девочка в твоих руках – центр огромной неизведанной вселенной.

* * *

– А ты почему не носишь кольцо, которое тебе подарил? Которое с раухтопазом… – побросав на пол одеяла и подушки, мы смотрели, как просыпается солнце. Длинные оранжевые лучи лениво тянулись к нам, плясали на наших обнаженных телах.

Она смущенно потерла облупившийся нос о мою щетину, уткнулась в шею. Стало щекотно.

– Жалко. Боюсь потерять все время: там камень большой.

– Носи, – подумал и добавил: – Тебе к глазам подходит.

Примечание автора. Что мы знаем о наших подросших дочерях? О чем они мечтают, к чему стремятся, чем живут? Всегда ли мы знаем ту границу между дочерью-малышкой и дочерью-взрослой женщиной.

Муська

«В черной-черной комнате на черном-черном диване смотрит в черное-черное окно черная-черная женщина», – Александра покачивалась, обняв себя за плечи, баюкая. А назойливая детская страшилка никак не забывалась.

Она посмотрела на часы: половина одиннадцатого вечера. Через пасмурное небо не пробивается свет ни одной звезды. Фонарь на углу, рядом с автобусной остановкой уже месяц как обещают починить.

Александра заставила себя отвернуться от окна – от того, что она гипнотизирует ночь за окном, дочь на дороге к дому не появится.

«Ненавижу», – бросила в лицо утром, схватила рюкзак и выскочила из дома. Телефон остался дома – Александра обзвонила всех друзей и знакомых из списка контактов – ни у кого Иринка не появлялась. Либо сказали, что не появлялась.

Десять часов тридцать шесть минут.

Александра обошла комнату кругом, в сотый раз за этот день прокручивая утренний спор.

Хотя нет. Не правда. Прокручивать приходилось последние три месяца.