banner banner banner
Политическая история Первой мировой
Политическая история Первой мировой
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Политическая история Первой мировой

скачать книгу бесплатно

Интересно, чем это закончится для России?

Вернёмся, впрочем, на рубеж XIX и XX века… В 1901 году президентом США стал Теодор Рузвельт… Англичане контролировали Суэцкий канал, а Соединённые Штаты Рузвельта готовились затянуть – туже некуда – свободу Центральной и Южной Америки «удавкой» канала Панамского. Однако полными хозяевами янки даже в Западном полушарии ещё не были. Имея груды золота, они не имели пока мощного флота, и поэтому бразильские, например, железные дороги строились в основном на французские, бельгийские, британские и немецкие капиталы. За нехваткой линкоров Штаты орудовали тогда больше принципами политики «открытых дверей» и «равных возможностей».

Под «равными возможностями» при этом понималась возможность любых действий США во внешнем мире и невозможность любых действий внешнего мира в самих США…

При всём при том Соединённые Штаты проникались сознанием будущей роли властелина мира XX века. Причём новый, сверхдержавный, настрой присутствовал не только в тайных планах, но проявлялся даже на уровне массового сознания. Великий американский писатель О`Генри написал своих «Королей и капусту» в 1904 году, за десять лет до Первой мировой войны. И уже тогда его «звёздно-полосатый» консул в банановой Анчурии говорил о США как о «самой великой, твёрдовалютной и золотозапасной державе мира…». А ведь тогда этого и в помине ещё не было! США тогда были самым великим в мире должником!

Франция, хотя и потерпела Седанское фиаско (при необходимости выплачивать пруссакам солидные репарации), сумела отхватить второй после Британии «колониальный» приз – 11 миллионов квадратных километров колоний с 50 миллионами полурабов. На французском языке получала приказы треть Африки! Но Франция в этой гонке оставалась далеко позади Англии. Зато она отыгрывалась в Европе, о чём ещё будет сказано.

Слово «гонка» тут выражало самую суть. Во второй половине девятнадцатого века паруса уступали пару. Флоты держав мчались по земному шару, как на регате. И мир был окончательно поделён между Капиталом разных стран очень скоро.

Мы как-то склонны считать, что он был поделён между европейскими державами уже во времена сэра Френсиса Дрейка, королевы Елизаветы и Лаперуза. Однако что нужно было Европе в XVII–XVIII веках от огромного внешнего мира? Табак, чай, кофе, пряности, экзотические краски, ценные породы дерева, фрукты и ещё кое-что по мелочам.

Поэтому до XIX века планета была, по сути, «бесхозной». Только прогресс техники и знаний быстро вызвал к жизни множество новых потребностей, в том числе и потребность для Запада колониальных захватов. Недавно открытая таблица Менделеева из чисто научного достижения на глазах превращалась в торговый прейскурант. Бросовые земли, изгаженные пятнами нефтяных выходов, начинали цениться подороже золотоносных жил…

В 1876 году – через пять лет после Седана – колонии занимали лишь десятую часть «Чёрного континента», а к 1900 году – уже девять десятых! В то время полностью была захвачена Полинезия, а в Азии доделили ранее неприбранное к рукам. Формально независимыми там оставались лишь Турция, Аравия, Персия, Афганистан, Китай и Сиам.

Впрочем, и там «белые» капиталы резвились вовсю, исключая разве что Афганистан.

Россия обходилась без колоний, она даже отказалась принять в русское подданство земли, открытые в Южном полушарии Миклухо-Маклаем. Зато Российская империя царя Николая не отказывалась быть полуколонией сама. Английские исследователи Тьюгенхэт и Гамильтон писали, что нефтяные поля Баку уже в 1888 году давали два с половиной миллиона тонн нефти на площади всего в несколько десятков квадратных километров. Некоторые скважины самопроизвольно фонтанировали на высоту более 90 метров. Семье Нобелей лишь одна из этих скважин давала более миллиона галлонов нефти в день. То есть каждый день – состояние.

Тьюгенхэт и Гамильтон сравнивали расточительность и богатство некоторых нефтепромышленников с атмосферой во дворцах золотоордынского Кубилай-хана. У одного «нефтяного короля» имелся дворец из золотых плит, другой хранил нефть в цистернах из платины, все ввозили из России множество красивых женщин и имели наёмные войска «кочи» из разорившихся грузинских дворян для охраны и защиты друг от друга.

Вот какую жизнь вела за счёт российских недр мировая «золотая» сволочь. А что имела Россия? Тьюгенхэт и Гамильтон этого не скрыли: скученность рабочих бараков и за каторжный труд – хлеб пополам с водой.

В придачу Россия получила к 1913 году ещё и… острый топливный «голод»: добыча нефти уменьшилась по сравнению с 1901 годом на 2 миллиона тонн. Нефтепромышленники ссылались на «естественное истощение недр». На самом же деле ради взвинчивания цен новые нефтеносные поля консервировались, на старых сокращалось бурение. Закрывались нефтеперегонные заводы.

Мир был поделён на территориальные куски, но капиталы проникали через любые границы беспрепятственно и брали в долговую кабалу не менее крепко, чем белый плантатор – чёрных рабов в колодки.

Вот так же брали в кабалу и богатейшую, но стреноженную идиотизмом властей Россию. По сравнению с Англией, Франции не очень-то повезло с колониями вне Европы, зато она взяла своё в самой Европе. Англия размещала за границей суммарно в два раза больше капитала, чем Франция, однако на каждый «европейский» английский миллиард приходилось почти шесть миллиардов французских!

И почти треть заграничных французских капиталов вкладывалась в Россию. А это почти автоматически обеспечивало французским рантье миллионы русских мужиков со штыками на их стороне в любом крупном конфликте.

КОНФЛИКТ же зрел. Причём претендентов на одно мировое господство было даже не три, а целых четыре. В Большую тройку (США, Англия, Франция) энергично прорывалась Германия, превращая её в Большую четвёрку Капитала. При этом германский Капитал был и более национальным, чем англо-французский (и уж тем более – американский), и находился, так сказать, немного «на отшибе» из-за самобытности и новизны.

После полного разгрома французской армии при Седане кайзер Вильгельм I, поднимая бокал за своих сподвижников, сказал: «Вы, генерал Роон, отточили наш меч, вы, генерал Мольтке, управляли им, а вы, граф Бисмарк, своей политикой в течение нескольких лет вознесли Пруссию на теперешнюю высоту».

Несмотря на достаточно почтенный возраст и самого автора тоста, и его адресатов, сам такой тост говорил о государственной молодости: вялый монарх в окружении расслабленных царедворцев ничего подобного сказать не сумеет. В той же имперской Британии конца XIX века подобные энергичные тосты были невозможны, несмотря на весь империалистический пыл Редьярда Киплинга. Там всё катилось по давно накатанной колее. Неугомонные личности вроде Сесиля Родса могли успешно подвизаться лишь на периферии мира, но не в Европе.

А немцы сумели развернуться – и как! – в Европе. Да ещё и силой оружия! И тост кайзера с неприсущей Вильгельму красочной выразительностью отражал очевидный факт: германский Рейх возрос на умно выстроенном милитаризме, и это было особенностью лишь германского империализма.

Капитал США развивался, правда, ещё более энергично, но более богатый Капитал США развивался, не имея ни малейших внешних военных угроз, и поэтому мог позволить себе аж до 1917 года роскошь показного миролюбия и пацифизма.

Париж, конечно, обворожительней Берлина. Поддаваясь вековому обаянию «столицы мира», кое-кто склонен восхищаться Францией и возводить напраслину на Германию. И, скажем, романист Валентин Пикуль в манере легкомысленного парижанина сообщает читателю, что бедный-де провинциальный немецкий Вертер возрос как на дрожжах на контрибуции с Франции в пять миллиардов франков, «на грабеже».

И как-то остаётся за пределами романических строк, что изначально эти контрибуции были обеспечены новейшими стальными пушками Круппа, а сами эти пушки были созданы трудом и талантом немецких ученых, инженеров и рабочих. Забывалось и то, что Франция, Англия, Голландия, Бельгия получали намного большие «контрибуции» тоже на грабеже, причём зверском грабеже колониальных народов.

Русский же военный атташе во Франции граф Игнатьев позднее справедливо признавал, что «франко-прусская война была выиграна не только Мольтке, но и германским унтер-офицером, сельским учителем»…

Впрочем, и сам Вильгельм I имел тут, наверное, положительное значение. Вот его вполне достоверная (из «Большой Советской энциклопедии» 1928 года) характеристика: «В личной жизни был очень скромен, бережлив, несловоохотлив, чрезвычайно пунктуален и добросовестен в работе». Качества, красящие и простого человека, а уж монарха – тем более.

Иногда немецкое национальное самосознание и гордость пробуждали в немцах средствами, вообще неординарными для XIX века… В Париже – за четыре года до первого версальского триумфа немцев – на Второй всемирной выставке 1867 года был устроен так называемый «европейский концерт». За первенство на европейской арене (пока что всего лишь музыкальной) сражались военные… оркестры.

И вот как Владимир Васильевич Стасов описывал итоги «сражения капельмейстеров»: «Первыми были признаны оркестры австрийский и прусский – с этим нечего было делать, их превосходство было уже слишком ощутительно для самих французов… Услыхав австрийцев и пруссаков, сам император (Наполеон Третий. – С. К.) воскликнул: «Вот настоящие образцы военной музыки! Вот чего нам надо добиваться»…

Пруссаки, правда, не дали французам времени ни для того, чтобы отточить музыкальное мастерство, ни для того, чтобы отточить шпаги.

А вот ещё одна символичная деталь: в самый первый день франко-прусской войны пруссак Андерсен выиграл в Баден-Бадене матч против самых сильных шахматистов Европы.

Всё это вместе — упорная повседневная работа «верхов», усилия народной немецкой массы, военная победа над Францией и, да, пятимиллиардные репарации – обеспечило бурный рост экономики Второго Рейха. В 1873 году наступил кризис, потребление упало вдвое. Однако германское производство, а значит, и германская мощь росли.

И с 1884 года начинаются уже германские колониальные захваты: Камерун, Того, Маршалловы острова. Появляются Германские Юго-Западная и Восточная Африка, в Океании – архипелаг Бисмарка, Земля Императора Вильгельма.

В предпоследний год XIX века Германия, пользуясь испано-американской войной, включает в состав империи Каролинские, Марианские острова и западную группу островов Самоа.

Посреди колониального бума в 1891 году оформился и ультранационалистический Пангерманский союз, цели которого полностью определялись самим названием. Один из его идеологов, генерал Фридрих фон Бернгарди, заявил: «Мы должны обеспечить германской нации и германскому духу на всём земном шаре то высокое уважение, которого они заслуживают».

В желании, чтобы тебя заслуженно уважали, ничего плохого нет. Плохо было то, что сам же Бернгарди и пояснял: «Наши политические задачи невыполнимы и неразрешимы без удара меча»…

ЕЩЁ НЕДАВНО на карте мира вообще не было германского Рейха, а к началу двадцатого века он стал третьей колониальной державой, хотя и уступал здесь даже Франции в четыре раза по площади колоний и их населению. Вышла Германия на третью позицию и по вывозу капитала, почти сравнявшись в общем итоге с Францией. Причём половину капитала Германия размещала в Европе, и тут лишь чуть отставая от Франции. Была и особенность: почти треть заграничных капиталов Рейх направлял в Америку – 10 миллиардов марок.

Планетный финансовый капитал распределялся тогда так… В мире было примерно на 600 миллиардов франков ценных бумаг. Из них на долю Англии приходилось 142 миллиарда, Соединённых Штатов – 132, Франции – 110 и Германии – 95. Если кого-то интересует Россия, то могу сообщить: 31 миллиард против 24 миллиардов Австро-Венгрии и 12 миллиардов Японии. За десяток миллиардов переваливали также Италия – 14 и Голландия – 12,5 миллиардов.

Формально царская Россия по многим валовым показателям была четвёртой державой мира, но не только по душевым, но и по определяющим экономическим показателям не входила, пожалуй, даже в мировую «десятку»…

Хозяева мировых капиталов объединялись в наднациональные картели и делили сферы влияния. Без особого шума и учредительных конгрессов оформлялся мировой «Золотой Интернационал». По самой его природе о добром согласии речи тут быть не могло. Согласие было, но непрочное, злое. Уж очень неравномерно всё это было распределено – колонии, капиталы, дивиденды и экономические возможности.

Штаты, как промышленная и финансовая держава, могли быстро выйти на первую позицию, Германия – на вторую. А наднациональный рельсовый картель две трети внешних рынков отдавал Англии. Керосиновый рынок был поделён между американским «Керосиновым трестом» Рокфеллера и хозяевами русской нефти Ротшильдом и Нобелем. Втиснуться между ними для Германии означало попасть между двумя жерновами. Зато возникающий электрический рынок поделили американская «General Electric» и германская «A. E. G.». Первая получила Штаты и Канаду, вторая – Германию, Австрию, Россию, Голландию, Данию, Швейцарию, Турцию и Балканы. Владычица морей Британия явно оставалась здесь «на мели», зато легко обходила две электрические сверхдержавы на колониальных курсах…

Но и на морях Германия кое-где уже обходила Англию. Две крупнейшие немецкие судоходные компании «Северогерманский Ллойд» и «Гамбург-Америка линие», на портале гамбургской конторы которой красовалась надпись: «Поле моей деятельности – весь мир», имели вместе 148 судов общей вместимостью 770 тысяч тонн. Три английские – «Бритиш-Индиа стим навигейшн», «Уайт стар лайн» и «Кунард» – имели 155 судов вместимостью 700 тысяч тонн. Впрочем, вскоре обеими немецкими фирмами завладел Джон Пирпонт Морган. Тевтонский патриотизм патриотизмом, а доллары и в Германии доллары.

Общая картина была пёстрой, и состоявшийся раздел мира будущего передела не отменял. Наоборот, развитие мирового империализма делало неизбежной схватку за новый передел мира. Интересы были разнородными, а одинаковым – лишь стремление к максимальной наживе и обеспечению условий для неё.

Впрочем, на рубеже двух веков все основные участники будущего мирового конфликта однажды объединились в идеально сплоченную, дружную коалицию. И вряд ли когда-либо до этого и позже история знала союз более прочный, более согласованный и искренний, движимый более едиными идеями. Произошло же это геополитическое чудо в Китае.

Со второй половины девятнадцатого века в Китай за прибылью не ходили только ленивые. Особенно отличались янки, но и немцы, англичане и прочие прибирали прибрежный Китай с такой жадностью, что не выдержали даже многотерпеливые в своём конфуцианстве китайцы. Тайное общество с убедительным названием «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия») начало готовить восстание. В 1899 году оно началось.

Вот тут и случилось «великое единение» наций, а точнее мировой элиты, в рамках подавления восстания в Китае. В «цивилизованных» странах восстание ихэтуаней назвали «боксёрским», но китайские крестьяне, ремесленники, кули и мелкие торговцы дрались преимущественно голыми кулаками. Зато кулак интервентов во имя несправедливости был надежно защищён. И защищён не кожей и шерстью боксёрской перчатки, а сталью и свинцом. В интервенции приняли участие Германия, Япония, Италия, Англия, США, Франция, Россия и Австро-Венгрия. Английский адмирал Сеймур командовал объединённой англо-американской эскадрой, германский фельдмаршал Вальдерзее – объединёнными сухопутными войсками.

Борьба против ихэтуаней стала первой совместной мировой акцией Золотого Интернационала. Она же впервые показала, что нет предела единству разноплемённых жрецов Капитала в деле планетного противостояния народам, отстаивающим свои права на своей земле.

Восстание в Китае растянулось на два года, а на заре XX века его подавили зверски.

Да ведь и хищного зверья собралось тогда в Китае порядком: геральдически-аристократические британские львы, бойцовые французские и итальянские петухи, «нормальные» одноглавые орлы и двуглавые пернатые уроды, а также демократически-республиканские слоны и ослы…

И, вопреки всем правилам и нормам научной классификации мировой фауны, все эти хищники относились к одному и тому же семейству шакальих…

Глава 2. Политика премьера Витте против политики канцлера Бисмарка

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО входило в двадцатый век, на который возлагали много надежд, поскольку прогресс науки и техники обещал действительно много. Уже в первой трети девятнадцатого века, в 1834 году, Николай Васильевич Гоголь писал: «На бесчисленных тысячах могил возвышается, как феникс, великий 19 век. Сколько отшумело и пронеслось до него огромных, великих происшествий! Сколько свершилось огромных дел, сколько разных образов, явлений, разностихийных политических обществ, форм пересуществовало. Какую бездну опыта должен приобресть 19 век! Богатый и обширно развитый наш умный девятнадцатый век, подаривший человечество таким счастием в награду его трудных и бедственных странствий».

XIX век Гоголя не оправдал надежд великого русского писателя и его аттестации полностью, но этот век действительно изменил мир неузнаваемо и впервые сделал достоянием человека всю планету.

Что сказал бы Гоголь, глядя на плоды девятнадцатого века в преддверии века двадцатого? Очевидно, это был бы вдохновенный гимн предстоящему окончательному освобождению людей от невежества и бедствий… Ведь новые научные и технологические достижения открывали перед человечеством небывалые возможности для совершенствования общества в интересах всех членов общества!

Однако хрустальные мечты об изобильном, новом «золотом веке» развеялись в последнем столетии второй тысячи лет от Рождества Христова, словно дым от пожара Хрустального дворца, сгоревшего в 1936 году, за три года до начала Второй мировой войны. Не успел век окрепнуть, как в нём началась Первая всемирная война.

Почему так произошло? Окидывая сегодня мысленным взором те годы, можно сказать, что причин оказалось четыре: Британская империя желала иметь над собой незаходящее солнце, кайзера Вильгельма не желали пускать в Париж, Бисмарк рассорился с Россией, а президент Рузвельт дал газетчикам основания изобразить себя в роли садовника на карикатуре с названием «Рузвельт сажает дерево империализма».

И я, в общем-то, не шучу, читатель. Конечно, главной причиной была та, что мировой капитализм двадцатого века просто не мог не попытаться решить свои проблемы мечом. Однако имело своё немалое значение и то, о чём я сказал: жадность английской элиты, высокомерие французской, бездарность русской и особое положение американского Капитала.

Возможно, кто-то уже обратил внимание, что в перечне отсутствует германский компонент. И это не случайно. Германский рейх и германский Капитал тоже были причастны к «созданию» этой чудовищной войны, но они в своих действиях по отношению к внешнему миру были, пожалуй, наиболее убедительны. Выходит, и наименее виноваты.

В 1888 году на 92-м году жизни скончался кайзер Вильгельм I, а через 99 дней правления скончался и его преемник – больной сын Фридрих III. Новым императором Германии стал внук Вильгельма I – 29-летний Вильгельм II (1859–1941).

Кайзер Вильгельм II дважды извещал французов о желании посетить Париж с официальным визитом. Французы неумно отказывали, а самолюбия у Вильгельма было с избытком: с юных лет ему пришлось вырабатывать характер, борясь с последствиями родовой травмы.

Конечно, ещё Маркс сказал, что, поскольку Германия завоевала Эльзас-Лотарингию, Франция будет воевать с Германией. Причём, отмечал Маркс, Франция будет воевать вместе с Россией. Но, хотя в фактическом отношении Маркс попал, что называется, в точку, ход рассуждений его был не так уж и верен: союз Франции и России не программировался автоматически, объективно дела обстояли скорее наоборот.

Тем не менее Маркс точно подметил, что Франция без России противостоять Германии не способна. Как бы галльский петух ни хорохорился, не с германским орлом ему было тягаться. За Францией было добрых два века развития только полностью централизованного государства (не считая ещё трёх веков единого), а Германия, возникнув как целостное государство чуть ли не под конец XIX века, обошла Францию по экономическому развитию за два десятилетия! К такому народу нельзя относиться высокомерно или легкомысленно. А французы поступали именно так.

Так что пангерманисты, пожалуй, имели какое-то право заявлять в 1912 году: «Мы не можем верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба сорок лет назад».

Кайзер Вильгельм II резонно жаловался королю Италии: «За все долгие годы моего царствования мои коллеги, монархи Европы, не обращали внимания на то, что я говорил. Но скоро, когда мой флот подкрепит мои слова, они станут проявлять к нам больше уважения».

Вильгельм имел в виду короля Англии Эдуарда VII и нашего Николая II. Причём основания для немецких обид были: ни английская, ни русская европейская политика национальным интересам Германии не соответствовали. Эдуард в начале XX века ездил по Европе, подготавливая ту политику, которая изолировала бы Германию и которую он называл «политикой окружения».

Через сто лет, в 2005 году, профессор-экономист итальянского происхождения из университета Вашингтона в Такоме Гвидо Джакомо Препарата в крайне любопытной монографии «Гитлер, Inc. Как Британия и США создавали Третий рейх» провёл исследование мирового политического процесса применительно к англосаксонским корням Первой мировой войны и писал: «Главная цель этого масштабного окружения – не допустить стратегического союза между Германией и Россией: если эти две державы сольются в «братском объятии», то, как не без оснований полагали британские правящие круги, они обеспечат себя такими неисчерпаемыми источниками ресурсов, людей, знаний и военной мощи, что смогут угрожать самому существованию Британской империи в наступающем столетии».


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)