скачать книгу бесплатно
Ночью ветры играют с овсами,
Звёзды падают каплями слёз,
И, наверно, не счесть за лесами
Не прижившихся на небе звёзд.
Объяснять, чем хороши такие стихи, трудно. Они не поддаются прозаическому пересказу и в этом смысле сродни пейзажной живописи или музыке. В поэзии таким импрессионистическим стихом великолепно владел Фет. Решетов им владеет неплохо. Нет, разумеется, я не утверждаю, что Решетов – последователь Фета. У него свой – особый – взгляд на природу:
Набродиться летними лесами,
Лечь в траву, вздохнуть и замереть.
И почти закрытыми глазами
В небо полудённое смотреть.
Ощущать цветов благоуханье
И лучей скользящее тепло,
Думать: это женское дыханье
Чудом в глушь лесную занесло.
И внимать земле и небосводу,
И, вернувшись в хмурое жильё,
Потерять, как женщину, природу,
Мучиться и сохнуть без неё.
Конечно, есть у Решетова стихи и на другие темы. И всё же одухотворённый пейзаж – его родная стихия.
Умер Алексей Леонидович 29 сентября 2002 года.
* * *
Софья Абрамовна Могилевская (родилась 3 апреля 1903 года) одно детское время была моей любимой писательницей – автором «Марки страны Гонделупы».
Всё о ней я узнал уже после того, как прочитал любимую в детстве книгу. И что первой книгой её была «Лагерь на льдине» (1935) – о подвиге челюскинцев. И что Могилевская познакомилась с Иваном Кутяковым, чапаевским командиром, принявшим командование после смерти Чапаева. И что написала она повесть «Чапаёнок» (1938) после рассказов Кутякова.
Узнал я о том, что её первого мужа – инженера Александра Аронова арестовали на второй день войны 23 июня 1941 года. И через год расстреляли. А Могилевскую, несмотря на то, что недавно была издана её «Марка страны Гонделупы», которая принесла ей всесоюзную известность, выслали на поселение в Марийскую АССР. Она работает там в деревенском детском доме, где жили ссыльные крымские татары. Об этом Могилевская напишет в книге «Дом в Цибикнуре» (1949).
По окончанию войны возвращена в Москву, где много и плодотворно пишет.
Позже, уже после её смерти узнал я о книге «Возвращение к юности», которую наследники издали в издательстве «Знак» тиражом в 1000 экземпляров. Очень рекомендую.
И, наверное, неплохо было бы в память о талантливой писательнице пересмотреть фильм по её книге «Марка страны Гонделупы», снятый Юлием Файтом в 1977 году с Ией Савиной в главной роли.
Умерла Софья Абрамовна в 1981 году.
* * *
Николай Егорович Палькин (родился 3 апреля 1927 года) окончил Центральную комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ в 1955 году. С 1958-го член Союза писателей СССР. В 1966-м приглашён заведующим отделом культуры, литературы и искусства в областную партийную газету «Коммунист». В 1967 году избран ответственным секретарём саратовской писательской организацией, которой руководит 10 лет. В 1968 году окончил Балашовский педагогический институт. И в 1976 году назначен главным редактором журнала «Волга».
Ну что ж. К тому времени он был автором нескольких десятков книг поэзии, прозы и публицистики. На его стихи композиторы (в том числе и такие, как С. Туликов, В. Захаров, В. Левашов) написали немало песен. А его номенклатурное продвижение показывало, что в «Волгу» он пришёл надолго.
Увы, это не так. От обязанности главного редактора «Волги» он был освобождён уже в 1983 году. Причём освобождён за идейный прокол.
Дело в том, что писатель Михаил Алексеев написал роман «Драчуны», где, в частности, затронул тему голода 1933 года. Журнал «Наш современник» выдвинул роман на ленинскую премию. Понятно поэтому, что Николай Палькин ничем особенно не рисковал, когда поместил у себя в журнале (октябрь 1982) статью критика Михаила Лобанова, который особенно нажимал на те места в романе Алексеева, который не могли бы понравиться партийной верхушке.
Алексеев, поначалу обрадовавшийся статье Лобанова, почувствовав настроение в верхах, поспешил отмежеваться от критика. Тем более что пафос лобановской статьи заключался в том, что этим новым романом Алексеев поднялся над другими своими вещами и даже показал их фальшивость. Естественно, что такое прочтение исключало присуждение ленинской премии. Палькин же был вызван в партийные инстанции, где ему объяснили, что после такого уничтожения фактически всего творчества Алексеева, ему оставаться главным редактором нельзя.
Любопытно, что среди прочих премий, которыми удостоен Палькин, есть премия Саратовской области имени Михаила Алексеева, которую он получил в 2000 году.
В будущем Михаил Лобанов напишет статью, где поставит Палькина как редактора выше, чем А.Т. Твардовского. Поставит, конечно, без всяких на то оснований. Точнее, на основании того, что Палькин напечатал ту статью – его, Лобанова.
А других причин тут и быть не может. Легко сравнить судьбу постоянно кровоточащего «Нового мира» и однажды оступившейся «Волги». Избиваемого, убиваемого и, в конце концов, убитого Александра Трифоновича Твардовского и снятого Палькина, который после отставки жил совсем не дурно. Получил, как видите, премию. И не одну. Прожил ещё двадцать лет. Умер 5 марта 2013 года.
4 АПРЕЛЯ
Кронид Аркадьевич Любарский (родился 4 апреля 1934 года) был автором идеи учреждения в 1974 году Дня политзаключённого.
По специальности астрофизик.
Ещё студентом МГУ (мехмат, отделение астрономии) в 1953 году был организатором первого в послесталинское время открытого коллективного письма протеста в «Правду».
17 января 1972 года арестован по делу «Хроники текущих событий» (во время обыска изъято более 600 документов, книг, рукописей). В октябре 1972 осуждён на 5 лет ИТЛ. Отбывал срок в Мордовии, а потом за систематическое нарушение режима переведён во Владимирскую тюрьму. В лагере стал автором идеи учреждения в СССР Дня политзаключённого, разработал вместе с товарищами концепцию его проведения и распространил эту идею по другим лагерям и тюрьмам. С 1974 года 30 октября стал отмечаться нелегально как день политзаключённого в СССР, с 1991 года в России этот день стал официальным Днём памяти жертв политических репрессий.
В 1977 освободился и определён жить в Тарусу. Вместе с Мальвой Ланда и Татьяной Ходорович наследовал у арестованного А. Гинзбурга распорядительство основанного Солженицыным Фонда помощи политзаключённым. Вошёл в советскую группу «Международной амнистии».
За это снова против него возбуждаются «дела». Сперва за «тунеядство», потом «за нарушение правил надзора», потом опять «за антисоветскую агитацию». В результате власти выдавили Любарского из страны.
В эмиграции издавал информационный бюллетень «Вести из СССР» – по одному выпуску раз в две недели в течение 14 лет. С 1984 года издавал журнал «Страна и мир».
После перестройки вернулся в Москву в составе международной комиссии, расследовавшей обстоятельства гибели при Сталине Рауля Валенберга.
Был среди защитников Белого дома в августе 1991 года. А в октябре 1993-го организовал оборону здания радиостанции «Эхо Москвы».
Входил в состав Конституционного совещания. После принятие Конституции оно было преобразовано в Общественную палату при Президенте, из которой Любарский вышел, протестуя против развязанной войны в Чечне.
Погиб 23 мая 1996 года, утонув в океане во время поездки на остров Бали.
Книги Любарского (в том числе его переписка с отцом Сергеем Желудковым) изданы в России.
* * *
Феликс Иванович Чуев (родился 4 апреля 1941 года) снискал себе известность как отъявленный сталинист и антисемит.
Вообще он считался поэтом, выпускал книги, композиторы писали на эти стихи песни, но стихи были плохими. И он в конце концов перешёл на прозу. То есть, он продолжал писать стихи, но гораздо больше стало появляться его прозаических книг: «Стечкин», «Ильюшин», «Молотов», «Сто сорок бесед с Молотовым» и, наконец, сборник любовных историй про Сталина «Солдаты империи. Беседы. Воспоминания. Документы».
В многотиражке московского отделения Союза писателей к 100-летию Сталина, опубликовал стихотворение, которое оказалось акростихом: «Сталин в сердце». Здесь он не врал. Он действительно восхищался этим человеком, отвергал любую его критику, призывал Молотова в свидетели, что начало войны формировалось по мудрому сталинскому плану.
Однако его акростих не остался без ответа. Ответил поэт Александр Ерёменко. И тоже акростихом:
Столетие любимого вождя
Ты отмечал с размахом стихотворца,
Акростихом итоги подведя
Лизания сапог любимых горца!
И вот теперь ты можешь не скрывать,
Не шифровать любви своей убогой.
В открытую игра, вас тоже много.
Жируйте дальше, если Бог простит.
Однако все должно быть обоюдным:
Прочтя, лизни мой скромный акростих,
Если нетрудно. Думаю, нетрудно.
Ерёменко не зря призывает Чуева «лизнуть мой скромный акростих»: прочтите сверху вниз заглавные буквы строчек и вы согласитесь: не зря!
После развала СССР часть бывших народных депутатов образовала самозваный Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР, который возглавила Сажи Умалатова. Она награждала сторонников прежними советскими наградами и придуманными этим органом орденами. Так Феликс Чуев получил от Умалатовой звезду героя соцтруда.
Об этом есть почти в каждой сетевой заметке о Чуеве. Но одни честно указывают, что награда фальшива, а другие – без зазрения совести называют его героем соцтруда.
Умер Феликс 2 апреля 1999 года. Хоронили его как воина. Впереди всех наград (их, правда, у него было немного) на подушке лежала звезда героя соцтруда.
А куда она потом делась? Вот разыскания «Вечерней Москвы» от 25 мая 2012 года, корреспонденты которой побывали на Троекуровском кладбище:
«На некоторых надгробиях сверкают Звезды Героев, полученные от сомнительных организаций. Так, например, одна из таких организаций наградила знаменитого советского поэта, писателя и публициста Феликса Чуева званием Героя Социалистического Труда». Так что с подушки звезда скакнула на надгробье!
5 АПРЕЛЯ
Сергей Яковлевич Алымов (родился 5 апреля 1892 года) за участие в революционной деятельности был сослан в 1911 году в Енисейскую губернию на вечное поселение. Оттуда бежал в Китай. В конце концов, осел в Харбине.
Но в начале 1920-х довольно активно участвовал в литературной жизни Владивостока и Харбина. Писал стихи о Ленине, о Советской России.
Первая книжка «Киоск нежности» вышла в 1920-м. Стихи, собранные в ней, отдают ученичеством у Северянина, его эгофутуристической поэзией. Например:
Звёзды – алмазные пряжки женских, мучительных
туфель
Дразнят меня и стучатся в келью моей тишины…
Вижу: монашка нагая жадно прижалася к пуфу
Ярко-зелёной кушетки. Очи её зажжены.
Скинуто чёрное платье. Брошено на пол, как святость…
Пламя лампадки игриво, как у румына смычок…
Ах, у стеблинных монахинь страсть необычно горбата!..
Ах, у бесстрастных монахинь в красных укусах плечо!..
Но подхожу к келье-спальне… Даже берёзки в истоме!
Прядями кос изумрудных кожу щекочут ствола…
Даже берёзка-Печалка молится блуду святому,
Даже берёзкины грёзы об исступлениях зла!..
Ближе… К дрожащему телу прискорпионились чётки…
Два каблука, остродлинных бьются поклонами в пол.
«А… каблуки?!.. Куртизанка?! – Нет! не отдамся
кокотке…»
И убегаю… А в сердце: «О, почему не вошёл?»
Издал ещё несколько книг и переселился в Москву.
Но ОГПУ, видимо, следило за поэтом, жившим прежде в Харбине. Алымова в начале 1930-х отправляют в исправительно-трудовой лагерь «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». Однако должность, которую он там получил, говорит о доверии чекистов: он редактировал газету для заключённых.
После возвращения в Москву в 1931-м писал преимущественно тексты советских патриотических песен. Некоторые известны и по сей день: «Вася-Василёк», «Хороши весной в саду цветочки», «Краснофлотский марш».
Небольшой, правда, вышел скандал с песней «По долинам и по взгорьям».
Я пел эту песню в школьном хоре. И всегда ведущий объявлял: «музыка Ильи Атурова, слова Сергея Алымова».
И вдруг – гром среди ясного неба: не писал Алымов слов этой песни. У неё – другой автор – Пётр Семёнович Парфёнов!
Причём это, оказывается, выяснилось давно. Роль Алымова здесь была ничтожной: отредактировал пару строк.
Но в 1937 году Пётр Семёнович Парфёнов был арестован и расстрелян. Авторство песни передали её редактору. Только в 1962 году ей возвращают подлинного автора. Причём для этого понадобился суд.
Заинтересовавшись этой историей, я много прочёл небольших статеек об Алымове. И нигде не нашёл, что он хотя бы просил снять его имя с не принадлежащего ему текста.
Он погиб в автомобильной катастрофе 29 апреля 1948 года. И хотя в его честь одно время назывался ходивший по Волге пароход, нехороший осадок остался. Тем более что далеко не везде пишут: текст Парфёнова, отредактированный Алымовым. Попадаются до сих пор и такие публикации, где сказано просто: текст Алымова!
6 АПРЕЛЯ
Александр Иванович Герцен (родился 6 апреля 1812 года) настолько известен, что нужды нет рассказывать его биографию, перечислять его художественные и публицистические вещи, характеризовать их.
Ограничусь его небольшой максимой – выпиской из дневника:
«Истинное, глубокое раскаяние очищает не токмо от события, в котором раскаивается человек, но вообще очищает от всей пыли и дряни, наносимой жизнию. Небрежность людская позволяет насесть пыли, паутине на святейшие струны души, гордость не дозволяет видеть, – паденье – и тотчас раскаяние (если натура не утратила благородства), человек восстановляется, но гордости нет, нет сухости, в нём трогательная грусть – он стыдится и просит милосердия, он делается симпатичен падшему».
Умер Герцен 21 января 1870 года.
7 АПРЕЛЯ
Марка Александровича Поповского я встретил в доме творчества писателей в Малеевке. Мы быстро сблизились. Он дал мне прочесть рукопись его книги «Дело академика Вавилова». Уже тогда – а было это в начале семидесятых – меня поразило обилие документального материала. «Как вам удалось его добыть?» – спросил я. «Секрет фирмы! – шутя ответил он. – А если серьёзно, удалось раздобыть допуск в архивы обманным путём». Но детализировать не стал: «Я многих подведу, если назову фамилии», – объяснил. И я, естественно, не настаивал.
Но своё восхищение работой я ему тогда же и высказал.
Как я обрадовался, когда прочитал рецензию Сергея Довлатова на эту книгу. Она была издана в Нью-Йорке, куда уехал в эмиграцию Поповский.
Вот – цитата из Довлатова как раз по поводу того, что и меня интересовало:
«Я хорошо помню обстановку в редакции газеты «Советская Эстония», где мне довелось работать в начале 70-х годов. Если какие-нибудь материалы отдела науки казались редакционным цензорам непроходимыми, если герои научных очерков вызывали сомнение у начальства, сотрудники отдела бежали звонить в Москву Марку Поповскому, рассчитывая на его авторитет и связи, на его умение «проталкивать» сомнительные статьи и корреспонденции. Мы умоляли Поповского о содействии, и, надо сказать, во многих случаях таковая апелляция завершалась успешным результатом.
Однако лишь много лет спустя выяснилось, что официальная деятельность Поповского, его репутация чуточку строптивого, но в целом лояльного советского писателя была лишь частью его жизни, его человеческого и творческого облика. Укрываясь маской дерзкого, но в глубине души правоверного литератора, Поповский годами собирал материалы для своих главных книг, которые невозможно было издать в советских условиях, вёл образ жизни конспиратора и заговорщика, правдами и неправдами получая доступ к самым секретным источникам, черпая из них якобы лишь косвенные штрихи и детали для своих официальных книг. Кто-то, может быть, назовёт это «двойной жизнью» или «опасной игрой», а самые целомудренные читатели, возможно, усмотрят здесь и долю лицемерия, но так или иначе – лишь благодаря уму, ловкости, бесстрашию или хитрости Поповского (называйте это как угодно) в нашем распоряжении – многие подлинные и неопровержимые свидетельства, которые хранились, что называется, за семью печатями и казались советским властям – навеки похороненными… На этих документах построена лучшая книга Марка Поповского – «Дело академика Вавилова».
А конец рецензии Довлатова – просто подарок автору:
«Предоставим слово одному из благодарных читателей нового произведения Марка Поповского:
«Книга показывает истинное, не искажённое официальной ложью, лакировкой и полуправдой величие Николая Вавилова…».
И дальше.
«…Я сожалею, что не был знаком с этой книгой, когда Марк Поповский находился ещё в СССР. Эти строки – дань моего уважения автору…»
Под этими словами стоит подпись академика Сахарова, прочитавшего книгу в самиздатской рукописи и переславшего свой отзыв на Запад летом 1978 года….».
