Error

Игорь Красовский

Error

Раздражающий мерцающий свет, пробивающийся сквозь веки, заставил меня открыть глаза. Ия сидела на краю дивана и моргала электрическим фонариком мне прямо в глаза.

– Хватит спать! Чего это ты под вечер спать вздумал? – спросила она, довольная своей проделкой, выключая наконец фонарик.

– Привет! Я музыку слушал и уснул. Ты давно пришла?

– Да, давненько. Успела помочь твоей маме клубнику в саду собрать.

– Блин, я ей обещал помочь, – стукнув себя по лбу, сокрушился я.

– Ага. Она как раз шла тебя будить, а тут я. Говорю, давайте я помогу, все же мне, девочке, сподручней, – сказала она, специально встав коленями мне на грудь, чтобы положить фонарик на полку.

За это и за то, что она мне светила в глаза, я в отместку пощекотал ее подмышки, просунув руки под блузу.

– Ах, так! – и она кинулась меня душить подушкой.

Борьба была недолгой. Вскоре я вывернулся и оказался на ней, держа ее руки.

– Ну что, будешь еще лезть в драку? – смеясь над ее смешным беспомощным видом, спросил я.

– Буду! Буду! – и, показав мне язык, еще раз добавила. – Буду!

Тут вошла моя мама в фартуке и с полотенцем на плече.

– Эй, детишки малые, ужинать будете?

И тут мы с Ией на пару крикнули:

– Будем!

– Тогда идите, я уже наложила вам, и не канительтесь, а то остынет, – сказала она и ушла на кухню.

– Вот зачем спрашивать, будем ли мы ужинать или нет, если она уже наложила? – не столько спросил, сколько прокомментировал я этот странный момент.

– Мамы – они такие. Они нас спрашивают не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы мы как бы почувствовали право принимать решения, – ответила Ия, надевая юбку, потерянную в момент нашего дурачества.

Поужинав, мы вышли во двор, где я тайком покурил, а Ия следила за тем, чтобы меня не застукала за этим делом мама. Она хоть и знала, что я курю, все равно устраивала мне взбучку.

– Пойдем, наверное, на лавку к Розе?

– Опять на лавку. Вот вообще туда неохота, они мне все в школе надоели, поговорить-то толком не о чем, одна пошлятина, – надувши губы, выразила недовольство Ия.

– Дома сидеть что ли, по телевизору все одно ничего нет.

–Ты фотоаппарат обещал починить.

– Давай завтра днем, вечер, смотри, какой классный. Тепло, звездочки. Пошли.

Она изобразила капризную девочку, которая не хочет никуда идти. Пришлось взять ее за руку и в буквальном смысле тащить ее на место встречи нашей компании. А местом этим была лавочка у дома Розы. Роза была нашей старостой не только все время учебы в школе, но и после школы она продолжала руководить всеми нами. Сама Роза была объектом почитания всех ребят, девочки признавали ее превосходство и, кто в тайне, а кто и не скрывая, хотели быть на нее похожи. Ее темно-рыжие волосы, восточные черты лица, миндалевидные черные глаза, смуглая кожа и сбитое с шикарными формами тело сводило с ума даже приезжающих к нам в город на практику студентов столичных вузов. Но была одна преграда к этой красоте – ее отец. Под два метра ростом, плечистый, с лицом, как в киношных главарей басмачей, он отпугивал только своим видом, а когда узнавали его должность, то сразу на попытках ухаживать за Розой претенденты ставили крест. Да и сама Роза мастерски могла отшить любого едким словом, а, если слова не действовали, она могла пустить в ход и кулаки. Немало в школе от ее молниеносных ударов в нос пострадало задир.

Вечер проходил, как обычно: семечки, пошлые анекдоты от Лехи да Ольгины рассуждения об отсталости родителей, мне было скучно. Я начал дергать Розу за хвостик волос на голове и тыкать пальцем в бок, вначале она, просто улыбаясь, отбивалась, но, когда я укусил ее за мочку уха, она, оттолкнув меня, вскочила с лавочки и, поставив руки в боки, громко, прищурив один глаз, спросила:

– Егор! Что ты хочешь от меня?!

Я не растерялся и тут же ответил как бы шутя.

– Хочу, чтобы ты мне отдалась! – ни на что не надеясь, во все услышанье заявил я.

И тут наступила тишина, все замолчали, даже листва на деревьях, казалось, напряглась, ожидая дальнейшее развитие событий. Вся компания смотрела на Розу, она, видя все это, нарочно тянула резину, наклонила голову вбок и, крутя пальцем хвостик, посмотрела в небо и наконец-то сказала:

– Если проведешь ночь в черном доме, отдамся тебе, при всех вот клянусь!

Леха просвистел и добавил:

– Вот это уже становится интересным.

– Ты серьезно, Роза? – спросила ошарашенная Ольга.

– Самое что ни на есть серьезно.

Компания тут же начала весело обсуждать ночевку в черном доме, хотя Вована больше интересовали уже последствия моей ночевки.

Лишь Ия заметно погрустнела и растерянно смотрела на меня, как ребенок, который не знает, заплакать ему или нет.

– Ну так что, Егор? Сможешь ради меня на такое пойти? – спросила Роза, вызывающе выставив вперед свою манящую грудь.

– Легко! – ответил я. Хотя даже не представлял, как я это буду делать. Меня, как и Вована, интересовало дальнейшее развитие, и в моей голове она уже была в моих страстных объятиях.

– Ну тогда завтра в это время идем все к черному-пречерному дому и посмотрим, какой ты смелый и как сильно меня хочешь.

– Роза, домой! – услышали мы голос ее матери со двора.

Роза тут же засобиралась домой.

– Можно хоть поцелуй авансом? – хорохорясь, спросил я.

– Никаких авансов, либо все сразу, либо ничего, – она зашла в усадьбу, захлопнув за собой железную воротину.

– Всем пока, – раздался ее голос из-за забора.

– Егор, ну ты что, правда собрался в этот дом? – спросил Леха.

– Да. А че такого?

– Как че, хрен его знает, что там, – вмешался Вован.

– Что вы парня отговариваете, завидуете? – вставила Ольга.

– Чего завидовать, вот зачем туда лезть. Розка как придумает что-нибудь, – возмутилась шепотом Светка.

– Ты все-таки подумай, мы поймем все, – с философским видом сказал Вован и добавил с видом знатока. – Если что, выпей водки, прям так, основательно, чтобы отрубиться и спать…

– Никакой водки, все должно быть по-честному, – раздался звонкий голос Розы из-за забора.

– А ты не подслушивай! – сделал ей замечание Вован.

– Я не подслушиваю, я пришла сказать, мама ругается, что вы там галдите!

– Ладно, пошли по домам, поздно уже, – сказала Ольга.

Мы пошли по домам, наши с Ией дома находились в другой стороне улицы, и мы, попрощавшись с остальными, пошли с ней в свою сторону вдоль аллеи с цветущими акациями.

Ия вцепилась в мою руку, так как плохо видела дорогу, и долго непривычно для нее молчала.

– Не ходи туда, вот не стоит она того. Розке ведь плевать на тебя и что с тобой будет, про этот дом что только ни рассказывают.

– Да что вы все прям. Все детские сказки, ничего страшного не произойдет, просто дом, просто необычно для наших мест, из камня, и там никто много лет не живет, потому и почернел весь от плесени.

– Кажется, в детстве я слышала, проходя мимо него, что там кто-то кричал…

– Вот и всем так: все кажется и всем в детстве. Вон детвора мелкая на днях тоже болтала, что кто-то из ихних друзей видел, как ставни сами открылись и из его окон заплаканная девушка выглядывала.

– А ты правда Розку хочешь? – неожиданно переключив тему, спросила Катя.

– Вот что спрашиваешь, конечно, хочу, сама ведь знаешь, как я по ней с девятого класса сохну.

– Хотеть и любить не одно и то же, – сердито возразила Ия, но потом, уже смягчив тон, тут же добавила. – Между прочим, сперва любят, а потом хотят.

– Видимо, люблю, потому и хочу, наверное, иначе не хотел бы.

– А если б у тебя с другой это случилось, ты Розку так же хотел?

– Что это? – я посмотрел на Ию, и даже в темноте было видно, что она покраснела то ли от запаха цветущих акаций, то ли от своих вопросов.

– Егор, не мучай, ведь знаешь, о чем я.

– Знаю, но я не думал как-то об этом так глубоко.

Я проводил Ию и, придя домой, когда уже все спали, перекусив остывшим ужином, завалился на диван.

Черный-черный дом – так мы его называли. Какие только страшные истории мы ни придумывали про него. Самая распространенная, что если в нем переночевать, то можно либо исчезнуть, либо в лучшем случае сойти с ума. Мы в старших классах даже пытались в него залезть, но дверь и ставни всегда были плотно закрыты. Да и никто их открытыми не видел. Я пытался подумать о том, какой инструмент мне взять с собой, чтобы отрыть дверь, но образы обнаженной Розы уносили меня совершенно в другую сторону.

Проснулся я уже к обеду, мать с отцом ушли на работу.

Не успел я позавтракать по обыкновению в час дня, как появилась Ия.

– Ты куда такая нарядная?

– Да никуда, просто так. Лето, а я все в одном и том же. Вот решила платье новое надеть.

Она крутанулась, и подол воздухом взлетел выше приличного. Я сделал вид, что ничего не заметил.

– Тебя нравится?

– Нормально, – ответил я, садясь на диван.

Я открыл газету и пытался найти в программе телепередач что-нибудь стоящее.

Ия вырвала газету и села мне на колени, я не успел одуматься, как она буквально впилась своими губами в мои. Я кое-как отодвинул ее. Ее всю трясло, дыхание выдавало возбуждение, она вела себя для нее не свойственно.

– Жениться не обязательно, возьми меня, только в дом тот дурацкий не ходи, – сказала она, и тут же платье слетело с нее, она осталась в одних трусиках, на которых были нарисованы маленькие фиалки. Ее маленькая грудь будто увеличилась в размерах, и, хоть я много раз ее видел, на этот раз она выглядела как-то притягательно опасно. Не давая мне опомниться, она принялась снимать с себя трусы, не отрывая от меня глаз и кусая свои из без того опухшие губы. Я поймал ее руки, не давая ей сделать этого.

– Ия, так не надо, нельзя так. Я не могу.

На ее глазах накатились слезы, она все еще пыталась снять трусы, а я крепко держал ее руки, не давая сделать этого, внутренне понимая, что если дам ей сделать это, то тогда не остановить уже и меня.

– Ну вам, парням же, только этого надо. Ты попробуй, может, тебе понравится, и Розку не захочешь.

Мне захотелось ее ударить, но не для того, чтобы причинить ей боль, а для того, чтобы избавить ее от навязчивой идеи в отношении меня. Но я просто вскочил и убежал на улицу.

Достав из тайника под крыльцом пачку сигарет, я закурил.

– Дай мне тоже, – попросила Ия, присаживаясь рядом на ступеньку крыльца.

– Ты ж не куришь, – сказал я, но все же дал ей сигаретку, понимая ее состояние.

– Глупо как-то все вышло, сама не знаю, что на меня нашло, может, зависть к Розке, может, все из-за этого чертового дома, а может, просто этого захотелось, да, скорее всего, именно этого.

Я посмотрел удивленно на Ию.

Она смешно прижала голову к плечам и мокрыми щенячьими глазами смотрела на меня с преданностью и готовностью на любой мой каприз.

– Извини, – она попыталась затянуться сигаретой, но закашляла и разревелась. Забрав у нее сигарету и выкинув, я обнял ее. Безусловно, в ней что-то было родное, ведь она с самого раннего детства мой первый друг, в одной группе в детском саду, в школе с пятого класса за одной партой. Я относился к ней как к сестренке, она, наверное, ко мне относилась как к брату.

Ия была красивой девочкой с утонченными чертами лица, с черными волосами, заплетенными в косу, с слегка вздернутым носом, на котором держались огромные очки, делая ее немного похожей на стрекозу, небольшого роста, но я ничего не смог бы сказать о ее фигуре, так как вообще на нее не смотрел как на объект желания, да и как противоположный пол я ее, наверное, не воспринимал. Она просто была, и не быть ее не могло.

Мы встретились в назначенный час в палисаднике напротив черного дома. Народу было побольше, всем хотелось знать, чем закончится, даже сидел старый дед, видимо, он жил в доме напротив черного, и палисадник с лавочкой были его, нас он не выгонял, а, наоборот, с интересом за нами наблюдал и молчал, лишь, изредка скручивая козью ногу, закуривал и окуривал все душистым запахом табака.

Все внимание было на Розу, именно она была в глазах всех героиней это ночи. Даже мои друзья Леха и Вован не беспокоились обо мне, только Ия, которая стояла в стороне, облокотившись на ствол яблони, смотрела на меня, не отрывая взгляда, нервно ломая свои пальцы.

Договорились, что я должен войти в дом в двенадцать ночи и выйти не раньше шести утра. Только тогда обещание Розы будет выполнено.

– Чтобы тебя подбодрить, хочу сказать, что завтра утром родители уезжают к тетке в село, так что за мной не заржавеет, – сказала Роза под завистливые взгляды парней и многозначительные улыбки девушек.

До двенадцати было еще часа два, и народ начал травить байки про этот черный дом.

– А помните? – начал невесть откуда взявшийся Влад. – Как его хотели снести и построить на его месте котельную, так этого начальника, который это предложил, нашли без головы.

– А голову хоть нашли? – спросила Светка.

– Не-а. Может, она там, в доме, – глядя на меня, ответил Влад.

– Ерунда какая-то, – заметил Леха. – Мне бабушка рассказывала, что до революции в нем доктор какой-то жил, потом его расстреляли как врага народа, потом дочь его жила, а когда в войну ее детей всех убили, она малость тронулась и больше не разговаривала. Так одна и померла.

– Что-то похорон никто не помнит этой бабки, может, она там лежит мумией, – заржал Вован, изображая, как эта мумия встает при виде меня.

– А эта мумия еще и голову начальника держит, и такая ууу, – пошутил Влад.

Вдруг сквозь хохот прорезался тихий голос, и все затихли.

– А я слышал, – вдруг подал голос молчаливый дед, – что дом не всех забирает, а только тех, у кого любовь большая, и вытащить его оттуда может только его истинная вторая половинка, причем ценой своей собственной жизни.

– Это как? – спросила Светка.

– Да просто, подходит к двери, тихонечко постучит, а потом скажет: «Меняю того, кто в дому, на душу свою!», дверь-то и откроется.

– Ну это вообще сказочная банальщина какая-то для детишек, – съязвила Танька с соседней улицы.

– Не, так нам не катит! – заржал Вован. – Розка, значит, типа меняется, а Егорыч без обещанного останется.

Все заржали раздражающим взрослых молодым, полным жизни смехом.

– И потом, какой резон ходить друг за дружкой, сперва один одного выручает, потом второй. Где логика, дедушка? – даже как-то возмущенно спросила Ольга.

– А логика в том, что обмен может быть раз, как и молодость, которая только раз бывает, и еще в том, что страданиями влюбленных этот дом питается, – ответил дед, скручивая очередную козью ногу.

– Налейте мне, я больше не могу слушать эти сказки, – возмутилась Светка.

– Ну все, время! – скомандовала Роза.

Я, хорохорясь, пошел к дому, открыв калитку, вспомнил, что не взял никаких инструментов, чтобы открыть дверь, и где-то в глубине души мелькнула радость от того, что я не смогу попасть в дом, но при этом не буду выглядеть трусом. Правда вот Роза…

Я подошел к двери и дернул за ручку. И тут она открылась. Дверь, которую никто на моей памяти не мог открыть, открылась. Ведомый, скорее, любопытством, чем смелостью, я вошел в дом. Пройдя в темноте чуть дальше, я попал в комнату, в которую сквозь щели ставень попадал лунный свет. В той комнате стояли прям посередине большая железная кровать и зеркало у изголовья на стене.

«Ничего страшного, вот и кровать есть, никакой мумии на ней, – подумал я, – надо лечь, закрыть глаза и уснуть, чтобы быстрее время прошло». В другие комнаты я решил не заходить на всякий случай. Я лег на кровать и увидел, как в воздух поднялась пыль, сверкая при узких лучах лунного света, она образовала узор, наподобие огромной снежинки, и закружилась. Я никогда такого зрелища не видел, но, наблюдая за ним, я погрузился в сон.

Проснулся от раздражающего глаза мерцающего света. Ставни были приоткрыты, я посмотрел в щель, мне показалось, что солнце, словно лампочка, включается и выключается, и так постоянно. Я посмотрел на часы, на них было ровно шесть. Тут я услышал шум посуды и тут же почувствовал запах оладий, словно в детстве, когда мне по утрам их готовила тогда еще живая бабушка. Я направился туда, где, судя по всему, находилась кухня. Открыв дверь, я чуть не ошалел. Это была точь-в-точь такая же кухня, как у моей бабушки. На столе стояли только что пожаренные оладьи, а рядом варенье и сметана. Я, не думая, тут же уселся их есть. Надо же, тот же вкус, и варенье малиновое было точно приготовлено моей бабушкой.

Наевшись, я осмотрел кухню.

Какая вероятность того, что у другого человека будет точно такая же кухня с мебелью и утварью, как у моей бабушки, и где тот человек, что напек эти оладьи?

Я встал и пошел искать того, кто накормил меня завтраком, чтобы сказать элементарное спасибо. Помимо той комнаты, где я спал, было еще две. Ну тут я посмотрел на часы, было уже десять минут седьмого. Потом поблагодарю, подумал я и побежал к выходу, но, открыв дверь, которая раньше вела во двор, я оказался в другой комнате, там на полу сидела маленькая девочка спиной ко мне.

– Девочка, есть кто из взрослых?

– Никого нет. Папа гробик строгать пошел, мама за рубашкой белой на базар пошла.

– Ты не скажешь, где выход?

– Здесь везде выход.

Я вернулся в комнату, но она приобрела совершено другой вид: белые стены без окон и пол, выложенный белой, как в больнице, кафельной плиткой.

– Ку-ку! – услышал я ее голос откуда-то сверху, я поднял глаза, на меня смотрело существо с детским телом, в платье и с деревянною головой кукушки с черными дырами вместо глаз. Это существо открыло клюв и издало пронзительный скрипучий свист, от которого в моих глазах все потемнело, и я потерял сознание. Очнулся я, лежа на чем-то твердом, вверху раскачивалась тусклая лампочка. Я хотел было встать, но не тут-то было: я был привязан.

– Ты что будешь? – узнал я голос отца.

– Я, наверное, буду печень, – ответила мать.

Тут я почувствовал, как что-то острое пронзает мое тело, и я слышу звук разрезаемой плоти. Я хочу кричать, но мой рот зашит.

– А я, наверное, поем мозг, – вновь послышался голос отца.

– Как скажешь, дорогой, – услышал я ответ голосом матери.

И тут же что-то уперлось в мою макушку и начало сверлить череп, я слышал запах паленой кости и скрип тупого сверла.

– Я не позволю его есть! Слышите, не позволю! – послышался крик Ии, и тут же раздался гул, свет заморгал и потух, а я начал проваливаться куда-то вниз. Очнулся я в комнате, где все было красным. Я испуганно вскочил и ощупал себя: не было ни дыры в затылке, ни разреза на животе. Я осмотрел комнату, и неприятное чувство животного страха стало нарастать из цента живота, казалось, что я нахожусь внутри живого организма. Стены, пол и потолок явно были из живой плоти, которая, покрытая красной слизью, шипела и чавкала.

В поисках выхода я увидел дверь и немедленно забежал в еще одну комнату. В ней вначале было абсолютно темно, затем темнота рассеялась, и я увидел гроб, стоящий на двух стульях. В гробу лежала голая мертвая девушка, я подошел поближе, и меня прошибло потом: там лежала Ия. Глубокая печаль и тоска овладели мной, и я встал перед гробом на колени, и уже слезы текли из глаз моих, как Ия резко открыла глаза.

– Возьми меня! – закричала она не своим до звона в ушах высоким голосом.

И тут же страх и желание тела ее стали бороться во мне, отчего мое тело упало в судорогах и все потемнело. Вдруг я услышал шаги сзади меня, но я не мог пошевелиться, чтобы посмотреть. Кто-то ходил и приговаривал:

– Так, так.

Потом останавливался, клал руку на голову, вставал и ходил вновь, приговаривая:

– Так, так.

Я собрал все силы, что у меня остались, и попытался закричать, открыл рот, но вместо звуков из него вылетел рой огромных золотых мух. Их было так много, что они осветили всю комнату золотым до рези в глазах светом. Я поднялся на ноги и вышел из комнаты и тут же оказался вновь на кухне.

За столом сидела Ия и что-то размешивала в стакане.

– На, мой родной, выпей, и сразу полегчает.

Я, не раздумывая, взял стакан и выпил. Действительно полегчало.

– А ты что тут делаешь? – спросил я у нее.

– Да вот пришла попрощаться с тобой, – ответила она, мило улыбаясь.

– Ты уезжаешь?

– Что ты. Просто ты умираешь.

– Я болен? – испуганно спросил я.

– Нет же, милый, ты просто стар.

– Ерунда какая-то. Ия, я еще молод, как и ты.

Она встала, подошла ко мне, тепло обняла, затем взяла за руку и повела в комнату с кроватью и зеркалом. Ия подвела меня к зеркалу, в котором я увидел немощного морщинистого старика.

– Кто там? – спросил я, и тут по движениям губ отражения и присутствию рядом с отражением Ии я понял, что это я.

Вдруг все мое тело стало слабым и тяжелом, силы покинули меня, и ноги не могли держать, хоть и тщедушное, но все же тело, я упал на пол и зарыдал.

– Не плачь, любимый, ты прожил не пустую жизнь, в твоей жизни была любовь, теперь ты можешь уснуть, воспоминания, которые тянут тебя в бездну, покинут тебя, и ты обретешь покой.

Ия помогла мне встать и уложила на кровать. Сев рядом со мной и гладя мою трясущуюся руку, она повторяла нараспев странную фразу: «Ю овсу шудан умо дво тко го тюя нем».

Проснулся я от яркого солнечного света, который освещал комнату сквозь окна. Ставни были открыты. Это, наверное, мои друзья открыли. Я посмотрел на часы, на них было ровно шесть. Я быстро встал и вышел на улицу, народ заметно рассосался, на лавочке спал Вовка на Светкиных коленях. Леха, судя по всему, дремал сидя. Ольга с Розой о чем-то болтали, тут она увидела меня и, тут же соскочив, побежала ко мне с криком.

– Просыпайтесь, народ, вот мой герой идет ко мне! – она обняла меня и поцеловала.

– Ну че, рассказывай, че там было? – спросила Ольга.

– Да ничего особого, уснул, проснулся и все.

– Блин, а разговоров-то было, знал бы я, что все так, я бы и сам пошел, – пробубнил сонный Леха.

– Зачем бы ты пошел? – ехидно спросила Ольга.

– Как зачем? Затем же, зачем и Егор.

Роза рассмеялась.

– Ты что, думаешь, это было для всех? Неет. Я давно Егора приметила, вот ждала, чтобы проверить его чувство, – она довольно гладила меня по голове и смотрела, словно в первый раз видела.

– Ну раз все обошлось, надо по домам, спать, блин, охота, – заявила Светка, будя Вована, который явно не хотел просыпаться. – Ладно, еще полчаса дам ему, а вы идите.

Мы двинулись по домам, я обнимал за талию Розу, и мне не хотелось спать, но Роза, судя по всему, этого очень хотела, так как не спала всю ночь.

Уже перед своим домом она мне шепнула на ухо.

– Я сейчас отосплюсь, ты в часов семь вечера приходи, – тихо сказала она, наградив меня страстным поцелуем.

Уже дома я вдруг все вспомнил. Неужели это были только сны. Но стоило мне погрузиться в воспоминания, как на меня находили реальные эмоции страха и ужаса, пережитого в доме во время сна.

Как было уговорено, я пришел к Розе в семь вечера, она была в приподнятом настроении и готовила какое-то национальное блюдо специально для меня.

– У тебя было это с девушкой? – спросила она как бы между прочим, раскладывая еду по тарелкам.

– Нет. А у тебя?

Запах приготовленной Розой еды был превосходен.

– А у меня откуда! – засмеялась она.

Весь вечер мы провели за болтовней и воспоминаниями о школьной жизни, когда на часах пробило двенадцать. Тут Роза сделала серьезное лицо и как-то официально заявила:

– Так, сколько резину ни тяни, обещанное надо исполнять!

Я покраснел, понимая, что это все-таки произойдет и мне тоже надобно проявить какую-то активность со своей стороны.

– Я боюсь, если честно. Давай вина выпьем для храбрости, – предложила Роза.

Вино помогло. Я осмелился ее поцеловать и дать волю рукам, Роза была не против.

Она взяла меня за руку и повела в свою спальню, расправила постель и, потушив свет, сказала:

– Ты раздевайся и ложись, я сейчас.

Роза появилась минут через семь, мои глаза уже привыкли к темноте, и потому, когда она сняла халат, я четко видел силуэт ее обнаженного тела. И тут я почувствовал это тело, его жар, его запах и вкус. Все, что раньше казалось недостижимым, теперь буквально было в моих руках.

Проснулся я от того, что мне казалось, что на меня кто-то смотрит. Открыв глаза, я увидел стоящую перед кроватью девушку, из-за темноты я не мог разглядеть ее лица. Это была не Роза. Роза лежала рядом, уткнувшись носом мне в подмышку. Я приподнялся, по щуплой фигуре я понял, что это Ия.

– Ия, что ты тут делаешь? – спросил я.

Но она молчала. Я спросил громче.

– У тебя все хорошо?

– С кем ты болтаешь? – услышал я сонный голос Розы.