скачать книгу бесплатно
– Вообще-то диагноз поставили. Длиннющее такое название. Но кто его знает, точный ли… Один молодой врач говорил, что тут много зависит от моей силы воли, от самовнушения. «Заставь, – говорит, – себя подняться». Один раз даже заорал на меня неожиданно: «А ну, встать! Немедленно!..» А я моргаю: как это встать, если невозможно?.. Потом этому врачу попало. Кто, мол, дал право такие опыты производить над детьми… Мне тогда семь лет было… Теперь говорят, что уже точно неизлечимо…
Сережка не стал утешать меня всякими словами, что медицина развивается и что не надо терять надежды. Сказал спокойно и будто даже чуть завистливо:
– Зато у тебя руки вон какие. Рисуешь, как художник.
Я не стал скромничать и отнекиваться.
– Да, руками я кое-что умею…
– И это умеешь? – Сережка поднял с пола ракетку для настольного тенниса.
– Ну… вообще-то могу. Мы с мамой иногда играем. Раздвигаем в большой комнате стол и… Бывает, что на спор: кому после ужина посуду мыть.
– А давай попробуем!
– Ты правда хочешь? Давай!..
Наш стол, даже раздвинутый, был, конечно, меньше стола для пинг-понга. Но это и хорошо, как раз по мне. Сетку мы не нашли, вместо нее поставили на ребро несколько книг. Сережка решил:
– Я тоже буду играть сидя. Чтобы на равных…
– У тебя не получится с непривычки, играй обыкновенно.
Он спорить не стал, но (я это видел) приготовился поддаваться.
Мы разыграли подачу, я выиграл. Сережка играл ничего, не хуже Вовки Кислицына или Владика Ромашкина. Но…
Для начала я вляпал ему пять мячиков подряд. Он уже не вспоминал, что хотел играть, не вставая со стула. Потом с его подачи я пропустил два мяча, но ему забил три.
Сережка вытер локтем лоб и сказал жалобно:
– Знал бы, дак не связывался…
– Меня мама тренировала. У нее первый разряд…
– Предупреждать надо, – отозвался Сережка с обидой. С ненастоящей, дурашливой. – Ладно хоть, что не всухую…
Мы закончили со счетом двадцать один – шесть.
– Так мне и надо, – вздохнул Сережка. – Где у вас посуда?
– Мы про это не договаривались! Это только с мамой…
– Но должен же я себя наказать! За то, что нахально сунулся играть с чемпионом!
– Какой я чемпион! Да я… ты просто не привык тут со мной… Ой! А посуду-то правда надо мыть, а то от мамы влетит!
– Давай вместе!
Тарелки и стаканы он мыл гораздо лучше, чем в теннис играл. Мы управились за три минуты. Сережка вытер последнее блюдце и завертел его перед собой, как зеркальце. На блюдце была нарисована рыжая котеночья мордочка.
– Симпатичный какой кот…
– Это старинное блюдце, бабушкино… – И я вдруг вспомнил: – Слушай, а почему ты отозвался, когда я кричал: «Пушок, Пушок»?
Сережка осторожно поставил старинное блюдце, облизал губы, подергал шнурок на шее.
– Мне послышалось «Лопушок»… Меня так в детстве звали, потому что лопоухий был… Мама так звала…
– Сейчас-то уж, наверно, так не зовет, – деликатно заметил я. – Никакой лопоухости нисколечко уже не заметно…
Сережка опять стал разглядывать блюдце.
– Сейчас некому так звать. Мамы нету… уже три года…
Я подавленно молчал. Сережка встряхнулся. Проговорил с какой-то искусственной взрослостью:
– Видишь как бывает… У тебя отец, у меня мама… Вот так… – И стал тереть чистое блюдце полотенцем.
И я почувствовал, что Сережка ничуть не счастливее меня. Даже наоборот. Ну, пусть я без ног, зато с мамой! Это в миллион раз лучше, чем если бы совсем здоровый, а мамы нет. Мне на миг даже страшно сделалось, будто кто-то предложил такой выбор. А потом… не знаю, как это назвать. Какое-то особое тепло у меня появилось к Сережке. Потому что его можно было пожалеть. Раньше все жалели меня, а тут был мальчишка, который нуждался в сочувствии не меньше, чем я. У каждого была своя беда, и это нас уравняло.
– А живешь-то с кем? С папой?
– Да… С отцом и с его сестрой, с теткой. Она ничего, добрая. Иногда только веником или полотенцем замахивается, если что не так… – Сережка засмеялся. Видно было, что смехом он пытается отогнать печаль. От нас обоих.
Потом он совсем уже бодро предложил:
– Пойдем теперь гулять! Тебе можно?
– Можно, конечно! Только сперва надо кресло вниз тащить, потом меня… Хотя я и сам могу по ступеням, я уже попробовал!
– Не выдумывай! Что я, не унесу тебя, что ли?
– Мальчишки меня всегда вдвоем носят. А мама с трудом уже… Она о новом кресле хлопочет в Красном Кресте, о таком, в котором можно по лестнице…
– Я тебя не хуже нового кресла доставлю куда надо! Я тренированный. Осенью я весь наш урожай картошки из сарая в подвал перетаскал, в рюкзаке. Тетя Настя даже похвалила: «Вот, – говорит, – хоть какой-то талант у человека проявился»…
– Почему «хоть какой-то»? – обиделся я за Сережку.
– Потому что я – личность без всяких проблесков. Весь на среднем уровне. Даже фамилия самая-самая простая…
– Какая?
– Сидоров.
– Ну и что? Хорошая фамилия. У нас в доме твой тезка Сергей Сидоров живет, мастер спорта по велосипеду…
– Ну так это ведь он мастер, а не я. А у меня никаких талантов сроду не было.
Я подумал, что у Сережки по крайней мере один талант есть бесспорно – сразу становиться своим человеком.
– Ладно, тащи вниз кресло и приходи за мной. Я пока позвоню маме…
Он потащил, а я, перебравшись на тахту, позвонил.
– Мам, я погуляю, ладно?.. С Сережкой Сидоровым. Он меня спустит и поднимет, не волнуйся… Да нет, не чемпион! Мальчик с нашего двора… Ну и что же, что не знаешь, зато я знаю! А ты увидишь и тоже сразу его вспомнишь, ты его не раз встречала… – Тут я малость хитрил, но был уверен, что мама, увидев Сережку, в самом деле примет его за знакомого. – Что? Ну, конечно, недолго… Вымыл, вымыл… Ну, не бойся ты, я же не один!.. Все запру! Ладно, будем осторожны. Пока!
Сережка вернулся, стоял в дверях и слушал разговор. Потом подошел, подставил спину:
– Садись.
Я устроился у Сережки на закорках.
– Тяжело?
– Нисколечко… – И понес меня. Терпеливо подождал, пока я запирал входные замки, вприпрыжку спустился со мной к выходу, пронес мимо любопытных бабки Таси и бабки Шуры («Здравствуй, Ромочка! На прогулку поехал, голубчик?»). Ловко пересадил в кресло. Я уперся ладонями в обручи.
– Поехали скорее! – Подальше от словоохотливых бабок.
– Давай покачу тебя!
– Что ты, я сам!
Деревянные тротуары
Наша улица не в центре, но и не на самой окраине. В районе, который называется Текстильный. На ней стоят одинаковые панельные многоэтажки и растут жиденькие клены. Машин здесь немного, но регулярно проезжает автобус тридцать первого маршрута.
Мы двигались по асфальту, в расщелинах которого росли подорожники. Я ладонями толкал дюралевые обручи – они приделаны к колесам специально для рук. Передние колесики прыгали на асфальтовых бугорках. Сережка шел рядом. Я все ждал, что он спросит: «Куда двинемся?» Но он вдруг вздохнул:
– Ты неправильно сказал своей маме…
– Что неправильно?
– Я не из вашего двора.
– Какая разница? Все равно ведь ты недалеко живешь!
– Далеко. Если на тридцать первом ехать, то целых полчаса, до стадиона «Чайка». А там еще пешком по Диспетчерской и Партизанской…
– А как ты здесь оказался?
– Просто так. У меня привычка такая… вернее, занятие. Гуляю по всему городу, смотрю: где что интересное. И где есть хорошие люди…
Я огорчился и встревожился:
– Значит, ты здесь случайно!
Он быстро посмотрел на меня сбоку.
– Почему же случайно?
– Мог ведь и не завернуть в наш двор…
– Кто его знает, – тихо отозвался Сережка, глядя под ноги.
– И… наверно, больше уже не завернешь, – шепотом сказал я. – Будешь гулять по новым местам. Искать… новых людей.
Сережка положил руку на спинку кресла.
– Зачем же мне новых? Раз уж я нашел тебя… – Это он все так же тихо проговорил, даже скучновато. Но по мне опять прошло тепло – по всему телу, даже по ногам. Я зажмурился, прижался затылком к спинке, потом глянул на Сережку. Он шмыгнул носом, но глаз не отвел. Вернее, отвел, но не сразу, а когда все уже было ясно. Поглядел по сторонам и спросил равнодушным тоном:
– Эта улица в честь какого Глазунова называется? Есть такой композитор, есть художник…
– В честь Героя Советского Союза. Он был летчик и погиб в сорок пятом году… Он до войны в нашем городе жил.
– Я даже и не слыхал про такого, – озабоченно сказал Сережка. – Ну ладно… А куда пойдем-то?
Когда я гулял с мамой или ребятами, маршруты были одни и те же: или к площади Пушкина, где большой фонтан, или в сквер у Городского театра, или на Большой бульвар…
– Сережка! Давай куда-нибудь наугад! Где я еще никогда не был! Ну, хоть в этот переулок!
В самом деле, сколько раз проезжал я в кресле мимо узкого переулка между булочной и кирпичным забором, а понятия не имел, что там, в нескольких метрах от улицы Глазунова. И сейчас даже подумалось: вдруг что-то необыкновенное?
Переулок назывался Кочегарный (и кто это придумывает такие названия?). Пятиэтажный дом с булочной был в нем самым большим. Дальше стояли двухэтажные дома, обитые почерневшими досками и украшенные под крышей нехитрой деревянной резьбой. Сразу видно – очень старые. Между ними тянулись тесовые заборы. Это – на правой стороне. А на левой – длинный кирпичный забор с узорчатой решеткой наверху. Вдоль него мы и пошли. Асфальтовый тротуар стал узеньким, разбитым. Колеса запрыгали по выбоинам.
Сережка стал подталкивать кресло. Сперва незаметно, потом сильнее – помогал мне. И я теперь не спорил. Скоро он уже по-настоящему катил меня, а я ладонью вел по верхушкам сорняков, что росли вдоль кирпичной стены.
Мы свернули на деревянную одноэтажную улицу с палисадниками и немощеной заросшей дорогой. Здесь было солнечно и пусто, лишь трое малышей гоняли по дороге ярко-синий мячик. Они поглазели на нас, но недолго. Над палисадниками и дорогой летали бабочки. На лужайке у приземистого домика паслась пятнистая добродушная корова. Она тоже посмотрела на нас.
– Я и не знал, что рядом с нами такая деревня. Не верится даже…
– Нравится? – спросил Сережка.
– Будто в иные края попал. Или на другую планету…
Сережка кивнул и покатил меня дальше. Так началось наше первое путешествие по тихим переулкам и пустырям.
Пустырей было много. На них блестели жестянки и битое стекло, рос на мусорных кучах репейник и бродили кудлатые козы. И мне казалось иногда, что это джунгли в какой-то сонной загадочной стране. Я так и сказал Сережке.
Он ответил серьезно:
– Конечно. Тут ведь как взглянуть… Если разобраться, то здешний чертополох ничуть не хуже всяких кактусов и агав. Ну, тех, что растут на окраинах заморских городов.
– И сколько всяких трав!.. Я даже не знаю, как они называются. Кроме лебеды и репейника.
– Я тоже многих не знаю…
Но кое-какие травы Сережка знал. Те, про которые говорят «сорняки», а на самом деле они красивые…
