скачать книгу бесплатно
Пятеро показались из-за рябин. Тротуар был узкий, и ребята шли не по нему, а по траве между поребриком и трамвайным полотном. Шли шеренгой. Неторопливо. И пока подходили, Шурка успел рассмотреть каждого.
Та-Что-с-Косами была в узких черных брючках до колен и цветастой кофточке-распашонке. Одна коса за спиной, другая на груди.
Вторая девочка тоже была с косами. Вернее, с косичками, тощими, рыжеватыми, торчащими. И вся она была желто-рыжая: в узорчатых апельсиново-коричневых лосинах и ворсистом свитере золотистых тонов (в такую-то жару!)
Один из ребят был похож на эту девочку – такой же рыжеватый и остролицый. А другой – с аккуратной темной стрижкой ниже ушей, чем-то похожий на юного музыканта или танцора. Оба они были в мятых анголках: рыжеватый – в пятнистой, а его приятель – в серо-зеленой.
Еще один мальчишка был явно младше своих спутников. Четверо – они, видимо, Шуркины одногодки, а этому не больше десяти. Ростом он был одинаков с остальными, но просто потому, что длинный и тощий от природы.
Одет он был, как и «желтая» девочка, не по сезону: в длинные штаны из похожей на брезент материи и плотную серую рубашку, глухо застегнутую у ворота. Бедняга… Но самой примечательной деталью его портрета были волосы. Росли они очень густо. Но не равномерно, как у Шурки, а клочьями. Причем клочья эти были разными: от темно-русых до белых, почти седых. «Пегий…»
Шел «пегий» с краю, очень независимо – левая рука в кармане, узкие плечи расправлены, голова на тонкой шее вскинута, как у гвардейца на параде. Впрочем, иногда он поворачивал голову к остальным, чтобы вставить слово в общий разговор. И даже иногда смеялся вместе с остальными. В правой руке нес он белый пластиковый бидон, помахивал им.
Компания прошла мимо, не обратив на Шурку внимания. Он подождал. Поднялся и двинулся следом. В отдалении.
3. Ищут пришельца
Зачем он пошел за ними? Сам не знал. Подходить к Той-Которая-с-Косами, пытаться завести знакомство было сейчас немыслимо. Даже как зовут, и то не узнать. Потому что за двадцать шагов ребячий разговор был неразборчив, а догонять компанию Шурка не смел.
Скоро от улицы Каляева под острым углом отошла другая, Кузнечная. С такими же одноэтажными домами и высоким иван-чаем у заборов. Но была особенность – дома стояли как бы по берегам, а дорога – словно речка. Она тянулась по дну неглубокого оврага. Откосы его заросли, конечно, все тем же иван-чаем и буйным чертополохом.
Ребята зашагали по тротуару вдоль заборов. Шурка схитрил. По дорожке среди зарослей свернул вниз и двинулся по тропинке у дороги. Ускорил шаги, почти догнал дружную пятерку. Только ребята шли выше его – метрах в пяти. Иногда Шурка видел над иван-чаем и репейником их плечи и головы. Разговор приятелей слышался громче, но разборчивей не стал.
Шагов через сто склон сделался более пологим, а заросли на нем – пожиже. И вот здесь-то, словно выбрав подходящее место, судьба сделала Шурке подарок. Чиркая по головкам белоцвета, прилетел сверху и шмякнулся к Шуркиным кроссовкам пластиковый бидон. Тот самый – пузатый и белый.
Шурка схватил его. На бидоне черной краской была нарисована пиратская рожа – со злорадной улыбкой и заплатой на глазу.
Шурка слегка нарочито засмеялся и глянул наверх. Пятеро – по пояс в бурьяне – выжидательно смотрели на Шурку. Девочка в свитере отчетливо сказала «пегому» неудачнику:
– Растяпа! – Вот, мол, махал, махал и доигрался.
Тот стрельнул в нее глазами, а к Шурке протянул растопыренные руки:
– Брось мне, пожалуйста!
Шурка бросил. Красиво так, ловко – бидон был пустой, легонький. Но «пегий» пацан, видать, от природы был неудачником. Не поймал. Посудина отлетела от его ладоней и угодила в чащу на половине высоты между ребятами и Шуркой.
И тогда Шурка, ломая стебли и царапаясь, скакнул вверх. Раз, два! Схватил бидон. И сквозь колючие сорняки выбрался на край откоса.
Он обвел взглядом пятерых. Те смотрели по-хорошему. Девочка в свитере опять сказала «пегому»:
– Растяпа… Из-за тебя человек обдирался в татарнике.
– Я сам хотел достать! Только не успел! – Голос «пегого» взлетел высоко и звонко.
Шурка протянул мальчишке бидон.
– Спасибо, – сказал «пегий», надув губы с дурашливой виноватостью.
Шурка ощутил непривычную раскованность. Словно кто-то отключил в нем всегдашнюю сумрачную стеснительность и подсказывал, что делать и говорить.
Шурка простецки шмыгнул носом.
– Пожалуйста. Как не помочь знакомым людям…
– Разве мы знакомы? – вежливо удивился рыжеватый мальчишка.
– Маленько… – Шурка решился на улыбку. – Не со всеми, а вот с ней. – И только теперь взглянул прямо на Ту-Которая-с-Косами.
Она не стала отпираться. Веселыми серыми глазами как бы вобрала в себя Шуркин взгляд.
– Да! Я сидела в окошке, а он ехал в трамвае и показал мне язык…
– Я?! – радостно возмутился Шурка. – Это ты мне показала язык! Лопатой, вот так… А я сделал вот так! – И растопыренной пятерней он изобразил «нос».
– Фи, Евгения, – тоном аристократа сказал похожий на юного артиста мальчишка. – Разве прилично показывать язык незнакомым молодым людям!
– Знакомым тоже неприлично! – звонко вмешался «пегий».
Евгения тут же показала ему язык:
– Помалкивай, пока не попало!
– Они с Алевтиной всегда меня угнетают, – доверчиво пожаловался «пегий» Шурке.
– Не смей называть меня Алевтиной! – Девочка в свитере замахнулась на «пегого». Он тренированно отскочил. И все опять соединили взгляды на Шурке.
«Что бы такое сказать? – запрыгала в нем мысль. – Что бы еще сказать? Что?..»
Выручил «пегий». Неожиданно.
– А ты не испугался, когда на тебя свалилась такая «голова»?
– Нет… – И вмиг придумалось, удачно так: – Я обрадовался. Подумал: вот, инопланетянин приземлился.
У «пегого» округлились глаза.
– Ты, значит, тоже ищешь инопланетянина?!
– Я?.. Нет. Я так просто… – Шурка растерялся. И тогда Евгения-с-Косами объяснила ему, как давнему приятелю:
– Понимаешь, у Кустика новая фантазия. Голос из космоса сказал ему, что визит звездных пришельцев на Землю наконец состоялся…
Непонятно, чего здесь было больше – то ли неожиданной симпатии к Шурке, то ли желания поддразнить пегого Кустика.
Кустик вознегодовал:
– При чем тут голос! Я сам видел ночью, во время грозы, как на Бугры приземлилось что-то такое… огненное и плоское, как тарелка!.. Должны же они когда-нибудь прилететь!
– Может, и правда прилетели, – не выдержал Шурка. Потому что ощутил в этом нескладном Кустике склонность к предвидению. И на миг проклюнулся в груди ледяной холод… Но тут же Шурка встряхнулся. Евгения-с-Косами сейчас была для него важнее всех этих проблем. Важнее Реи…
Она была такая… удивительно славная, эта Евгения. И остальные – тоже. Шурка чуял, как от него тянутся к ним невидимые ниточки… Напрасно он говорил бабе Дусе и себе, что хорошо ему жить одному.
– А где же их искать, пришельцев-то? – сказал Шурка с чуть наигранной задумчивостью.
– На птичьем рынке! – звонко сообщил Кустик.
– «И все засмеялись», – сухо произнесла Алевтина. И тогда все в самом деле засмеялись. Кроме нее, Алевтины. Она же разъяснила: – Наивное дитя решило, что пришельцы могут быть не как люди, а как заморские зверюшки. Они прилетели, их поймали и теперь продают вместе с котятами и ужами…
– Я не так говорил! Я…
– Вообще-то мы за квасом пошли, – примирительно разъяснил рыжеватый мальчик. – А на птичий рынок – по пути…
– А где он, этот рынок-то?
– Ты не знаешь? – слегка удивился похожий на артиста.
Шурка сообщил бесхитростно:
– Я тут многого не знаю. Я еще только знакомлюсь с окрестностями. Потому что недавно приехал.
– А откуда ты? – спросил похожий на артиста. В нем чувствовался старший. Не по возрасту, а по характеру.
– Я… – Шурка чуть сбился. Выкрутился: – Ох, издалека… Я в интернате жил, а потом нашлась родственница… бабушка… Забрала к себе… Под родной крышей хоть как лучше, чем там…
Он выдал это в один прием, как бы выбрасывая на стол все карты. Вот, мол, я какой и откуда. Хотите продолжать знакомство – хорошо. А нет – так нет. Потому что к интернатским отношение бывает всякое…
Никто не замкнулся, не отодвинулся даже внутренне – Шурка это ощутил. Только сочувственно помолчали: «Понимаем, что были у тебя нелегкие времена». И опять спасительно разбил молчание Кустик:
– Ну, тогда, если хочешь, пошли с нами! Посмотришь на этот рынок!
– Пошли… если можно, – тихо сказал Шурка. И снова встретился взглядом с Евгенией. Она отозвалась тоже тихо:
– А почему же нельзя…
По дороге болтали о том, о сем. А Шурка помалкивал, шел с краю, слушал.
Кустик утверждал, что на местности под названием Бугры собственными глазами видел след летающей тарелки.
– Всего в ста метрах от развалин трансформаторной будки! Круглый, метра три в поперечнике, выжженный. Только он быстро зарос ромашками и клевером. Если хотите, покажу! Не верите?
– Да верим, верим, – сказала Женька.
Конечно, все ее звали не Евгенией, а Женькой. И Шурке это нравилось.
Алевтину называли Тиной (полное имя она, как Шурка понял, не терпела). Похожего на нее мальчишку именовали Ником. Уже после Шурка узнал, что это сокращенно от Никиты.
А у темноволосого было имя Платон. Шурке подумалось, что оно для «артиста» очень подходящее. Не совсем обычное и такое… интеллигентное, что ли. Впрочем, иногда Платону говорили «Тошка».
Все это Шурка узнал на ходу, слушая веселую болтовню. Иногда он вставлял пару слов…
Скоро свернули в Огородный переулок, который привел к утоптанной, огороженной бетонной решеткою площади с прилавками и ларьками.
Это и был птичий рынок. А точнее – кошачий, собачий и всякий-всякий…
В бетонных границах рынку было тесно. Снаружи изгороди тоже устроились продавцы и ходили покупатели.
Квохтали в сетчатых загонах куры и жизнерадостно орал привязанный за ногу рыжий петух. Возились в клетках пушистые, как игрушки, кролики. Щетинистый дядька держал на веревке симпатичного, с ласковыми глазами козла. Мальчишки и девчонки сидели на корточках у картонных коробок, где копошились беспородные котята и щенки. Продавали их совсем дешево или даже предлагали «за так» – лишь бы нашлись для малышей хозяева.
Но вся эта живность была самых обычных пород, без намека на инопланетную сущность.
– Надо туда, в середину! – нетерпеливо потребовал Кустик. – Там всякие редкие звери.
Внутри забора живой товар был повыше качеством. От края до края площади тянулся собачий ряд, где продавцы держали на поводках дисциплинированных овчарок, бульдогов, терьеров и великанов ньюфаундлендов. Это были «образцы», а продавали щенков. Щенки резвились в просторных ящиках или безмятежно сидели на руках у хозяев, не ведая, что скоро будут разлучены с мамами и братьями-сестрами. «Бедняги», вздохнул про себя Щурка. Собачий ряд ему не понравился.
Зато понравилась худая черная дворняга, которая независимо ходила по рынку среди покупателей. Ее никто не продавал, она была сама по себе, и в глазах ее светилось дерзкое превосходство над благородными, но подневольными сородичами.
Шурка не удержался, шепотом сказал Женьке:
– Она здесь среди собак самая счастливая, верно?
И Женька понимающе кивнула. И коса ее щекотнула голый Шуркин локоть.
А Кустик упрямо тянул компанию дальше.
И они оказались среди прилавков, уставленных аквариумами.
В зеленоватой воде таилась прохлада океанов. И каждый стеклянный ящик был как частичка Атлантики или Средиземного моря… Стайки всевозможных рыбьих пород носились среди водорослей и пузырчатых воздушных струек. А в трехлитровых банках жили рыбы-одиночки, покрупнее: серебристые и золотые, глазастые, важные…
К плоскому стеклу аквариума подплыла пунцовая рыбка. Размером в половину Шуркиной ладони. С блестящей, словно красная фольга, чешуей. С длинными прозрачными плавниками и пушистым, как вуаль, большим хвостом. Глянула понимающим, почти человечьим глазом…
– …Ну, ты чего? Пойдем дальше! – Кустик дернул Шурку за рубашку.
Шурка отвел от аквариума глаза. Усилием воли прогнал из груди холод. «Ерунда. Просто похожа, вот и все…» Ребята смотрели на него удивленно.
– Загляделся на рыбку, – сказал он виновато.
– Это алый вуалехвост, – разъяснил Кустик.
– Откуда ты знаешь! – возмутилась Тина. – Ты же никогда рыбами не интересовался!
– Просто придумал. А что, разве плохо?
«Неплохо», – мысленно одобрил Шурка.
А Тина сказала:
– Чучело ты, Куст…