скачать книгу бесплатно
– Вот одно из заявлений я и хочу вам зачитать.
– Извольте, прочтите, – недобро покосился он на Людмилу Ивановну.
– Это заявление из ПРИВАТБАНКА, в наш районный отдел судебных приставов. У вас там задолженность имеется по кредиту 658921 рублей. И в целях исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, просят наложить арест и обратить взыскание на имущество, принадлежащее должнику, Ходже А. А, а именно автомобиль ВОЛЬВО 2001 года. – Жидков прекратил читать и перевёл свой взор на директора. – Продолжать дальше? – а то у меня здесь ещё интересней бумаги имеются.
Ходжа сидел, молча обдумывая ситуацию. Никак не думал он, что так резко обернётся всё против него. В душе он негодовал, не на себя, а на Людмилу Ивановну. Он понимал, что кроме неё никто его так неожиданно подставить не мог. На него вдруг нахлынуло чувство гнева, и он, сорвавшись с места бросился на неё.
– Дура, – заорал он, замахнувшись на неё авторучкой. Спокойно стоявший прапорщик успел перехватить его руку, заломил её и быстро щёлкнул браслетами.
– Отведите его в машину, – дал команду прапорщику Жидков, – а Людмила Ивановна сейчас заявление напишет, и мы оформим его на 15 суток. А потом дело передадим в ОБЭП, пускай они вместе с налоговиками проверят этот сомнительный клуб с романтическим названием и «чёрными конвертами».
Прапорщик загнул в дугу Ходжу, вывел из кабинета, и только эхом пронеслось по всему залу «Людка ничего не пиши» В кабинете воцарилась тишина, будто кто – то оборвал песню. Первым нарушил молчание Жидков:
– Ну, вы господа спортсмены учудили у себя революцию! – и вопросительно посмотрев на Шабанову, спросил: – Заявление писать будем?
Она отрицательно покачала головой и, опомнившись, заявила:
– Лучше будет, если вы его у себя на семьдесят шесть часов в клетке подержите. Пускай не строит из себя фон барона.
Жидков поднялся со стула, – воля ваша! – и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:
– А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить этой женщине большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Ходжи. Так и быть я его закрою до утра, – пообещал он.
– Не получится, – возразил Сергей Сергеевич, – он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Кустовым и тот его освободит.
– Без моего ведома Ходжу никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный мандарин в родстве, вам бы Людмила Ивановна я посоветовал написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему, конечно, не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.
– Пиши, – посмотрел Винт на Шабанову, – если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария. Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление
ГЛАВА 5
В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что – то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на старшего тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что – то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе.
Платон в душе был премного благодарен ей, но на месте выражать слова благодарности постерегся. Для него она до сих пор была женщина – загадка, непредсказуема и не опознана. Иногда она была словоохотлива, порой «глухонемой», но чаще в её речи присутствовала буксовка, и она выдавала поток нелепых изречений. Она ходила по залу и всегда что – то писала в свой блокнот. И делала она это только во время тренировок Сергей Сергеевича, у которого с некоторых пор занималась её дочь. Платону всегда хотелось заглянуть в её блокнот, но она с ним никогда не расставалась. Даже уходя, домой засовывала его глубоко в свою сумку. Он пытался отвлечь её от письма, но она была предельно сосредоточенна и постоянно заглядывала в свой блокнот и подсчитала что – то на калькуляторе. По объёму текста, который ложился на листе бумаги, можно было определить, что пишет она реферат или послание турецкому султану.
– Всё, – сказала она, когда закончила писать. – Не надо мне его денег и любовницей не хочу быть при этом упыре. Он думал, водовоза нашёл. Дудки! И с домом он обломится. Хотя он уже фундамент там залил.
Платон не понимал, о чём она говорит и, оборвав её рассуждения, спросил:
– Вы о чём Людмила Ивановна?
Она вздрогнула от его голоса и, посмотрев на него, взяла лист в руки, бойко сказала:
– А вы послушайте!
Директору клуба «Сибирь»
От заместителя Л. И. Шабановой.
Заявление.
Я Людмила Ивановна Шабанова, находясь в здравом уме, и твёрдой памяти обвиняю вас как отъявленного корыстолюбца и не честного руководителя. С первого дня своей работы я столкнулась с грязными эпизодами связанные не только с работой, но и моей личной жизнью. Вы пытались из меня сделать любовницу, чтобы сбить цену на дом. Подумайте сами, зачем мне нужен мешок костей, который будет истязать моё тело? Или хотели, чтобы я откармливала вас? Я сама впроголодь живу. Даже туалетную бумагу покупаю в уценённом магазине. Пускай вас жена кормит, а у меня есть, кого кормить. Вы нагло обманываете всех своих тренеров, кладя им, смешные копейки в конверты при этом не забываете своей Фиме и племяннику платить по двадцать тысяч. Спрашивается за что? Я привезла за период школьных лагерей более тысячи человек, для отбора. Отбором занимался только Сергей Сергеевич, а деньги по 20 рублей за отбор собирала Фима. Теперь посчитайте, сколько она положила себе в карман за две недели, и сколько заработал Сергей Сергеевич. Итак, берём по 80 человек в день, это 1600 рублей, умножаем их на 15 дней, получаем 24000 тысячи. И это только до обеда зарабатывал Сергей Сергеевич для вас, но от этой суммы он, ни копейки не отщипнул. Зато Фима ежедневно кушала бутерброды с карбонатом и форелью и запивала их густым соком. Мне вы обещали платить по 18 тысяч, но конверт подсунули с десятью тысячами. Вы плут и наглый обманщик. И поэтому, я прерываю с вами, как и с клубом, всяческие отношения. Со всеми вопросами по продаже дома обращайтесь к моему брату Шабанову Валерию Ивановичу. Меня прошу не искать.
Подпись. Шабанова.
Закончив читать, она подняла глаза на Платона. Тот смотрел на неё и, прикрывая рот ладонью, тихо смеялся:
– Что я неправильно написала? – кокетливо повела она своими глазками, – вот бы его ваша жена осудила. Вы ей позвоните, чтобы она ему на полную катушку вкатала.
– Всё правильно ты сделала, – одобрительно посмотрел он на неё, – хоть и жестоко, но правильно. И это не заявление, а открытое письмо своему оппоненту. Мне понравилась твоя отповедь. Таких, мерзких типов с лисьим образом так и лечат. Только твоё заявление, как – бы ты не хотела, имеет холостой смысл. Ты же официально в Сибири не оформлена. Подшивать его он нигде не будет, а скомкает и прямым ходом в урну бросит.
Людмила Ивановна перевела дыхание и улыбнулась:
– Ну и пусть, – зато он будет знать, что я о нём думаю.
Он встал со стула и подошёл к окну. Солнце перешло на запад и по глазам не било.
– А жена моя Надежда Владимировна, с некоторых пор находится на заслуженном отдыхе и город наш она покинула и надолго. «Так что я временный холостяк», – тихо произнёс он.
Хотя Людмила Ивановна не слышала его, она скрупулезно проверяла свою писанину, выискивая ошибки.
Он вгляделся в большое стекло и увидал приближающий силуэт Фимы.
– Ну, вот и дочка показалась, – сказал он, – наверное, уборщицы позвонили ей за отца.
На самом деле Сергей Сергеевич не одобрял действий новой сотрудницы. Он понимал, что на фоне этого письма в семье Ходжи может разыграться очередная драма. На памяти Платона, он их практически все знал, так как они проходили на его глазах. Он мог бы без особого труда, и отговорить Людмилу Ивановну от подобной опрометчивости. Но злость, накопленная за время работы в клубе «Сибирь» на меркантильного директора, которую он сегодня с успехом выплеснул, подсказывала ему разумное решение. «Не мешать Шабановой».
Жена Ходжи, Тамара в бытность Сергея Сергеевича не раз приходила в спортивный зал на соревнования на тренировки, где работал Александр Андреевич тренером, и заставала его в обществе незнакомых дам. Сегодня очередь устраивать скандал подошла к его дочери Фиме.
Она молодая мама, мелководной породы с низким лбом, и такая же худая как папа с повадками лисы, не вошла, а ворвалась в кабинет и, бросив сумку на диван, презрительно посмотрела на Платона:
– Что тут произошло Сергей Сергеевич? Где папа?
– Папу твоего забрали в каталажку и выпустят, наверное, нескоро. Он в присутствии меня и милиции пытался зарезать Людмилу Ивановну опасным и холодным орудием, – сдержал улыбку Платон, скрыв от Фимы, что в руках у директора была шариковая авторучка.
Фима перевела взгляд на Людмилу Ивановну:
– Что это такое Людмила Ивановна, потрудитесь объяснить?
Шабанова немного сконфузилась от смелого выпада Фимы, но взглянув в решительное лицо Платона, приняла смелый вид.
– А собственно, чего я буду отвечать, вот ознакомься, – протянула она заявление Фиме.
Та выдернула у неё из рук лист и впилась в него.
Людмила Ивановна стояла напротив неё, засунув руки в карманы сарафана, и смело смотрела на дочь директора своими глубоко посаженными синими глазами.
– Как вы смеете писать такую ересь? – закричала Фима, когда полностью ознакомилась с заявлением. – Да я кушала те бутерброды, но эти деньги я собирала. Так мне папа велел.
– Ты собирала, а я зарабатывал, – встрял в разговор Сергей Сергеевич. – Ты Фима, пойми, если клуб ваш, то это не значит, что мы работающие люди должны получать меньше тебя и твоего кузена. Посуди сама, у тебя в группе пять человек, – это максимум четыре тысячи, – пятнадцать процентов от этой суммы тебе должно идти на зарплату. Красная цена твоему месячному заработку шестьсот рублей, а тебе папа положил за июнь месяц двадцать тысяч. Чтобы получать такие деньги, тебе нужно сдать в казну клуба мешок денег. У меня четыре группы по пятнадцать человек, а я получаю две штуки. Это разве справедливо?
Он протянул ей два конверта с деньгами брата и её. Она заглянула в свой конверт и, увидав там две купюры в пятьсот и сто рублей, вначале ужасно растерялась. Потом вспыхнула на мгновение, смахнула с щёк выступившие слёзы, но быстро мобилизовалась и, негодуя, бросила в сердцах:
– Какое вы имеете право определять мне заработную плату. Не забывайтесь, вы здесь никто.
– Мы здесь с тобой на одном уровне пребываем, ни ты, ни я, как и другие тренера, официально не оформлены. Все мы здесь по статусу батраки, только папа тебя облизывает как сахарную курочку, а нам шиш показывает и тот не маслом, а горчицей намазан.
Она хотела ему возразить, но он, подошёл вплотную к ней с пластиковой линейкой и приложил её к губам Фимы.
– С завтрашнего дня я здесь никто, – прошептал он. – А сегодня я старший тренер, и в отсутствии твоего папы имею полное право распределять заработную плату каждому по труду.
Пока он нашёптывал Фиме о своих правах она, поймав момент, попыталась укусить его за руку, сильно щёлкнув зубами. Но он вовремя отдёрнул руку. И погрозив ей пальцем, в шутку сказал:
– Ну, вот Александр Андреевич уже и рептилию на меня свою спустил. Надеюсь, твои укусы не ядовиты?
Людмила Ивановна заразительно засмеялась. Такой весёлой её Сергей Сергеевич ещё ни разу не видал.
– Интересная история, – разнежено протянула Фима и потрясла заявлением, в которое она вцепилась как в свою незаслуженную зарплату.
– Пускай Людмила Ивановна выйдет из кабинета и на улице демонстрирует свой гомерический смех, а мне нужно с вами Сергей Сергеевич посекретничать.
Людмила Ивановна смеяться не прекратила, помахав неизвестно кому рукой, без пререканий покинула кабинет.
Фима прошла к креслу отца и опустила в него свой костлявый зад.
– Сергей Сергеевич, вы много не знаете, – произнесла она. – На нашу семью обрушилось большое несчастье. Отец набрал кредитов кучу и задолжал бандитам крупную сумму. Вот они его и держали в погребе две недели на хлебе и воде, пока мы с мамой и братом не вернули им часть денег. Осталось достать двести тысяч и тогда они отстанут от папы. Он ещё дом не купил у Людмилы Ивановны, но уже нашёл покупателя на него. Так серьёзно его прижали нехорошие дяди. Это основная причина низкой заработной платы всего персонала клуба.
– Кроме тебя и твоего брата, не считая твоего папы, – заметил он. – Так что ж мы ваши семейные финансовые проблемы на своих шеях должны выносить? – возмутился Сергей Сергеевич. – Он бывший сотрудник КГБ и так глупо влип в денежный круговорот. Мне это не понятно?
В ответ на его слова она скупо улыбнулась.
– Успокойтесь вы, – КГБ это звучит только грозно, но там разные должности были. Папа мой, например хоть и офицер, а охранял мясо от жуликов и крыс. Представьте себе, он уже не знает, как выбраться из этого порочного круга, в который его затянули обстоятельства. Он думает, передумает и ничего не может придумать.
У неё дыхание приостановилось, и глаза моментально увлажнились.
«На жалость бьёт, – подумал Сергей Сергеевич, – но ничего не получится. Мне и не такие номера приходилось в жизни видать и распутывать. Деньги распределены по справедливости и возвращать их Фиме я не намерен».
Он встал со стула, заглянул ей в глаза:
– А не надо думать и передумывать, ему надо в первую очередь бросить бухать. Пьянство и коммерция никогда между собой не уживаются. Их несовместимость доказана жизнью с прошлого века. И второе, – заставить обязательно вас с братом работать. Тогда твой папа будет иметь счастливый вид. А взваливать своё тяжкое бремя на штат не совсем порядочно. Здесь рабов нет!
Дальше продолжать с ней разговор было бессмысленно, и он направился к выходу, не обращая внимания на её плачевные сетования.
ГЛАВА 6
Он вышел на улицу. Людмила Ивановна сидела в тени у входа на скамейке, установленной под большим абрикосовым деревом, и обмахивала себя китайским веером.
– Не ожидал от тебя, что ты смело примешь мою сторону, – сказал Платон, – присаживаясь рядом с ней.
– Дура, потому что, вот и понесло меня. Никак не могу остановиться, когда чувствую несправедливость. Сколько раз зарекалась молчать в любой ситуации. По секрету тебе скажу, только ты не смейся. Меня в городе большинство учителей из разных школ называют Людкой – Мутовкой. Кличка, какая – то тюремная, Сродни Соньке – Золотой ручке и Мане – Облигации.
– Я бы сказал революционная, – улыбаясь, поправил он её, – свой след в нашей истории оставили революционерки, как Надежда Крупская, – у неё партийная кличка была – Рыба. А Ленин её называл ласково Минога. А Анку Пулемётчицу, разве не помнишь?
– Тебе смешно, а у меня из-за сегодняшнего дня накрылась работа, поездка в Лондон, и вообще жизнь перевернулась. Завтра пойду новую работу искать.
Она порылась в сумке и, достав сигарету, закурила, пуская в воздух сизое облако.
– Хотя к этому всё шло. Он меня на пятый день пригласил в сауну на второй этаж. Я думала, там компания будет. А он закрыл дверь и приказал раздеться догола. Я возмущаться не стала, сослалась на женские проблемы, которые у нас бывают ежемесячно. Только тогда он отстал. Рассказывал мне, как он со своим могущественным родственником Кустовым, полмира за казённый счёт объездил. Но напоил и накормил меня в тот вечер как на пиру у шейха.
– А ты была у шейха на пиру? – спросил он.
– Я даже на свадьбах за свою жизнь ни разу не гуляла. Чем взрослей становлюсь, тем больше нужду испытываю. И всё оттого, что у меня характер непримиримый. Как только со своей праведностью вылезу, так и прощай работа. Замуж бы выйти, да никто не берёт.
Он посмотрел с состраданием на её трагическое лицо и ему, почему, то больно стало за неё. Хотелось успокоить и даже приобнять как пионерку на слёте, но по жизненному опыту он знал, что даже слабые элементы ласки многих женщин приводят к плачу и нередко к рыданиям. И чтобы не прерывать разговор, он ей выдал нравоучительную тираду:
– Характер трудно перестроить, – особенно женский. Жизнь может измениться, но люди вряд – ли. Дичайший раскол в обществе очевиден. Ну, может быть в бане всё осталось со времён Мамая, – там все нагишом моются из оцинкованных тазиков. Ещё в муравейнике, живя в одном колхозе, эти букашки все одинаково работают, одинаково и тлей доят. Даже на кладбищах люди лежат в разных гробах и разных почвах. Так что на будущее придерживай себя от искушения восстановить, где – то жизненную справедливость. Я ведь с директором и без тебя бы прекрасно справился, а ты взялась и высунулась. И в итоге осталась без работы и сделку с продажей дома сорвала.
Он замолчал и взглянул на неё.
Она с любопытством смотрела прямо в его глаза. Создалась небольшая молчаливая пауза, которую неожиданно прервали поющие на дереве птицы. Она задрала голову наверх и стала подсвистывать им, надеясь, что птицы ещё больше будут разливаться, но они замолчали.
– Людмила Ивановна, для того чтобы птицы поддержали твой свист, нужно свистеть в мажоре, а не в миноре. А ты их своим реквиемом перепугала, вот они и замолчали.
Она выбросила недокуренную сигарету под ноги и полезла опять в свою сумку. На этот раз она достала свой альбом с авторучкой и развернула чистый лист.
– Теперь давай запишем?
– Что именно? – удивился он.
– Все умные слова, которые ты мне выдал на этой лавочке.
Он ещё больше удивился.
– Для чего тебе это?
Она замялась и смущённо заявила.
– Хочу быть такой же умной, как и ты. В этом блокноте, как на магнитофоне все твои речи зафиксированы. Кончится блокнот, новый заведу.
– Боюсь, что твой бумажный магнитофон скоро сломается. И мы вряд – ли будем рядом. Я завтра пойду устраиваться в муниципальную детскую спортивную школу. Там открыли отделение настольного тенниса, а тренеров пока нет.
– Тогда помолчи, пожалуйста несколько минут, я сейчас быстро стенографирую твою текстовку, а потом у меня будет к тебе очень важное предложение, от которого ты вряд – ли откажешься.
С северной стороны потянуло ветерком, и ему в нос ударил едкий тошнотворный запах пота, исходивший от Людмилы Ивановны.
– Тогда пришла моя очередь курить, – сказал он и, встав со скамьи, подошёл к урне, похожей на вазу.
Пока она писала, он стоя курил, пытаясь предугадать, что же за предложение ему уготовила эта чудотворная женщина. Она только что своими усилиями ради него окончательно доконала клуб Ходжи.
