скачать книгу бесплатно
– Да, он весьма странен. – ответила баронесса. – Думаешь, твой план стоит выделки? Ведь понадобится куча бумаг, усыновление дитя без матери нелегкая бюрократическая задача. Много времени потребуется на оформление опекунства. Но зато, сколько выгоды! Какой явственно благородный поступок! В аристократическом кругу это обстоятельство выбелит нас. Представляю, как миссис Клэй будет умиляться, и благодарить меня за добродетель. Особенно когда узнает, где именно ты обнаружил подкидыша.
– Я знал что ты меня поддержишь. – радостно воскликнул барон. – Деньги ускоряют время, развязывают языки и покрывают чужие руки мозолями. Поэтому проблем в будущем я не наблюдаю.
Супруга не удивилась предложению барона оставить и даже усыновить младенца, напротив, сталась солидарной с этой корыстной благотворительностью. Впоследствии возникли некоторые сомнения, однако имея врожденную хитрость и реализованное приспособленчество, она знала, что усыновленный мальчик не станет полноправным членом их семьи, не будет вмешиваться в жизнь ее кровных детей, в их наследство, барон и баронесса используют его как причину для обогащения за казенный счет. Затем, когда все формальности будут позади, они отлучат отрока от богатой жизни, тот станет простым слугой, который в силу малого возраста не запомнит ту потерю положения в высшем обществе. План вырисовывался весьма удачный, степенный, рассудительный. Если и есть судьба, то она и впредь будет сопутствовать нам – думали супруги, как полагается едино в единстве помыслов.
Их крепкий брак по естественному закону рационализма был по расчету. Оба состоятельные люди, они словно золотодобытчики прилепились к брачной руде, это означало, что больше им не нужно было с кем-либо делиться имуществом, им в меру привилегированным особам, не было необходимости заводить новые знакомства, так для чего тогда ожидать заколдованных принцев и принцесс, когда можно условиться на данностях. Поэтому в их диалогах отсутствовала всякая нежность, лишь сухие комплименты слетали с их напомаженных уст ради поддержания культа этикета, прикосновения меж ними также были редки, не потому что они дорожили телесной чистотой, а по причине искусственной холодности, их союз не был платоническим, небесная высота любви не затрагивала их. Не существовало соединяющей любви между мистером и миссис Дон-Эскью, однако единение помыслов и желаний в некоторой мере являлось чудесным образом в их совместной жизни, словно то была пародия на брак, и окружающие почитали это явление за вышние отношения, отмеченные чуткой искренней любовью.
Лакей церемонно отворил дверь в комнату, довольно просторную, немного душную. В тяжелом воздухе, словно по-прежнему висели те болезненные крики и неумолчные стоны, боль и конечная радость. И всю эту удушающую обстановку разрежала утопическая мирная идиллия лежащая на пышной кровати. Сестра баронессы благотворно возлежала, прижимая к груди малютку Хлою, а рядом покоился Аспид, чуть дремлющий, он внимательно слушал разговоры взрослых, сложивши ручонки, научно изучал полураскрытыми веками дивный процесс кормления новорожденной девочки. Рита прикрыла действо покрывалом, дабы не показывать избыток обнаженного тела и дабы, не смущаясь, господа выказали ей уважение, представительно войдя в эту временную палату. Слуги к их приходу, безусловно, прибрались.
Барон остановился возле кровати и нисколько не смущаясь, приготовился держать речь, но тут он приметил Аспида, отчего с неприязнью воззрившись на него, желчно проговорил.
– Неопределимое желание лишить его жизни возникает во мне, словно он живет вопреки всем законам мироздания. – откровенно прошептал он, дабы никто не расслышал его мысли. – Вижу, дорогая, ты приютила нашего с Мари ребенка. Это меня радует. Познакомься Хлоя, это твой дядя Аспид. Но историю его краткой жизни я расскажу как-нибудь позже.
– Чудесный малыш. – подтвердила Рита. – Только немного странный, не плачет и не улыбается.
– Малышка Хлоя куда прекрасней, только посмотри какие у нее глазки. – мгновенно сотворила льстивый комплимент баронесса.
– Мари, ты не представляешь насколько я счастлива. – говорила ее сестра.
– Жаль только что они оба родились под отвратительным знаком скорпиона. Все знаки зодиака достойны, но яд имеет только один. Упрямость и свободолюбие, нетерпимость и хладнокровие, меланхолия, всё это отравляет их. Как жаль.
– Жаль, если верить этим бредням. – заявил твердо барон. – Рожденные в год змеи – мудры, и это мне куда больше нравится.
Рита, не ожидавшая таких скверных восклицаний, запротестовала.
– Какое это имеет значение в данную минуту, когда их жизни обрели новый виток, вопреки всем вашим звездам и календарям, мою Хлою ожидают великие свершения, я это предчувствую и без ваших глупых гороскопов.
– Таким образом, каждый родитель думает о своем первом ребенке. Хотя наш Олаф не первый, всё же он настолько представителен и занятен, что порою дух захватывает. – сказала Мари не позабыв прибегнуть к самолюбию заявив о своих достижениях в жизни.
В замешательстве прибывал барон, разглядывая новорожденных, они казались ему чересчур бледными и спокойными, в них нет той бурной крови родства Дон-Эскью, а значит, в них нет ничего путного. Подкидыш тем временем с любопытством кокетки рассматривал окружение, словно анализируя свои возможности в данную пору жизни, кои весьма невелики.
– На сим всё улажено. – сказал барон. – Если тебе, Рита, не противен Аспид, то пусть обитает подле тебя некоторое время, а после, когда он подрастет, пусть перейдет в сан слуги, это единственное что он заслуживает. Теперь осталось только усыновить его, для этого необходимо несколько мелких взяток и пару часов писанины. И мы с гордостью получим приданное принадлежащее нам по праву кровного родства. – рассудительно проговорил барон и широко зевнул позабыв прикрыть рот ладонью. – Позвольте мне чуточку вздремнуть, ведь этот несносный нотариус выпил залпом все мои нервы, столь искусно, что я бездушный сейчас же рухну прямо на этом месте.
Супруга поцеловала мужа в щеку, и он поспешно удалился, миновав все условности.
Отныне дамы могли побеседовать в уединении, не стесняясь посудачить в открытую, однако послеродовое состояние сестры не позволило той долго сплетничать и хорохориться. Их диалог стался коротким, но весьма витиеватым.
Мари села на край кровати Риты, лаская взглядом малютку Хлою.
– Константин видимо не слишком обрадуется рождению дочери, мне всегда казалось, что он желал иметь наследника.
– Безусловно, ты же знаешь этих мужчин. Однако девочка куда интересней для него, ее взросление он воочию увидит, как будут меняться ее платья, прически. А мальчиком он и сам был, чего тут занятного. Миленькое создание, не правда ли.
Тут произошло нечто неожиданное. Аспид незаметно подполз к Хлое, протянул ручку и коснулся ее порозовевшего личика. Отчего девочка пробудилась, но не заплакала. Тот словно ласково хотел погладить ее по щечке, однако пальчики еще плохо распознавали сигналы души, и не позволили ему проявить порыв нежности.
Рита отреагировала не сразу, она наблюдала за этой своеобразной игрой, затем рукой усадила Аспида на место. В чувствах матери включилось чувство защиты смешанное с удивлением.
– Какой необычный ребенок. Мне кажется он недостоин своего имени. – заявила она.
– Зато как оригинально. Знаю, что Лютер как всегда пошутил, это его своеобразный каламбур, который так неудачно восприняли всерьез. Жаль, теперь на нем лежит это змеиное клеймо. Я не чувствую к нему ничего доброжелательного, ведь Аспид такой холодный.
– Дети отверженные родителями всегда обделены теплотой. Чему тут дивиться. Настоящая трагедия может произойти, если в детстве не получив любовь матери, он вырастит и полюбит девушку, но та будет безразлична к нему. Словно специально его сердце изберет ту, которая будет причинять ему страдания, наравне с матерью. Тогда он вовсе обретет змеиное хладнокровие, и лед заточит сердце юноши. Боюсь, что женщины тогда потеряют для него всякую значимость. Он возненавидит женщин, считая их бесчувственными одинаковыми фуриями, меркантильными созданиями, которые неспособны любить. И он ошибется, ведь только его они не любят. Они любят только других. Но надеюсь это не случится. – говорила Рита.
– Разве Аспида возможно любить. – вслух произнесла Мари свои мысли. – Современные нравы отвратительны. Не понимаю тех матерей, которые бросают своих детей, отдают их в приюты, затем являются, минуя десятки лет и начинают качать права, дескать, я тебя родила, значит, ты мне по гроб жизни обязан служить. О, я бы им прочитала лекцию, начав с такой истины. – она приняла серьезный вид. – Родители, если вы хотите чтобы ваш ребенок достиг благ и высот, вознесся до пика совершенства, то начните с самих себя, сами заслужите почет, достаток, университетское образование, славу, и только после, своим примером требуйте от детей стремление ко всему этому. А если вы безграмотны в жизни, то и создаются такие подкидыши. Вы, конечно, можете оправдать слабую неразумную мамашу, сказав – у нее трудная жизненная ситуация, но не забывайте что она человек, а значит, может всё что угодно, да и вообще, чтобы не было проблем, дети должны зачинаться в законном браке. Так я всегда думала, и знала, что мои дети не будут мною кичиться. Я имею хороший жизненный диплом, значит и мои дети, будут куда лучше меня.
– Будьте совершены, как Отец ваш совершен – так гласит Священное писание.
– Может быть. Я не читала. – заявила Мари.
“Не познала книгу книг, и считает себя образованной, какая выдумщица, и вертихвостка” – подумала Рита и мысленно усмехнулась – “Или не хочет сознаться в том, дабы не выглядеть религиозной, ведь это сейчас так немодно”.
– Ты права, современные люди плохо оценивают свои силы. Точно также неуместно располагать крохотным желудком и набивать его съестным до боли и тошноты. Нужно чувствовать уместность, испытывать уместно чувство любви. Только тогда возможно рождение ребенка, чтобы затем перейти ему в объятья нежной матери. Но ты, Мари, всё же, слишком сурово осуждаешь матерей, а что если у них нет средств на жизнь, нет мужа, или она недееспособна, что прикажешь ей делать, для такого созданы казенные дома. Женщине трудно устроиться на работу, тем более с новорожденным ребенком на руках, без поддержки легко отчаяться. – говорила Рита.
– Сильная женщина всегда найдет выход, ведь можно попросить помощь у государства, или отыскать достойного мужа, нужно стучаться в двери, а не оставлять пред решетчатыми преградами всевозможных подкидышей. Вспомни рассказ Лютера, о плаче под колесом кареты, это, по-твоему, также необходимость? Это благородно? – строго произнесла баронесса.
– Посмотри на меня, Мари. Разве я в таком состоянии могу бороться за свое счастье, нет, ты сейчас говорила о здоровых женщинах, а изможденным слугам своей судьбы не нужны лишние трудности. А насчет Аспида. Это лишено всякого человеколюбия. Это чудовищно. – укоризненно произнесла сестра. – Однако и этому есть оправдание.
– Да неужели. – усмехнулась баронесса.
А Рита, невзирая на ее утомительные укоры, продолжила защищать матерей, ведь в эти часы та испытывала некую обоюдную связь, ощущала тяжесть бремени женской доли, сострадала их страданиям, ибо самолично недавно прониклась той неповторимой глубиной переживаний. Она начала объяснять так.
– Мать Аспида, насколько бы она не была беспутной, она знала, что это карета богатого человека, судя по гербу, и знала, что сей коляска определенно понесется в достопочтенный дом, предполагала что барон, скорее всего, сжалится над ребенком, примкнет новорожденного в свои слуги, отдав нянькам, каких проживает на усадьбе превеликое множество. Ваши кухарки сплошь незамужние особы, потому с надуманным неистраченным чувством материнства, не откажутся кормить подкидыша и всячески поощрять его своим вниманием. В общем, она поступила мудро, сделала всё возможное, чтобы ее сын рос в благополучии.
– А мне кажется, она просто-напросто хотела лишить Аспида жизни, причем таким жестоким образом. И все обвинения впоследствии пали бы на Лютера. Невиновный понес бы незаслуженное наказание.
– Это уже в прошлом. – отмахнулась Рита. – Всё обошлось. И если его мать явится к вам, то не препятствуйте ее чувствам, прошу, ради меня. Не делайте сердце мальчика еще более хладным, чем оно есть. Ведь каждый рожден для радости, продолжительной или мимолетной. – на этих словах сестра баронессы явно подустала и притомилась, подобно спящим деткам возле нее, смежая веки она попрощалась с Мари желая доброго дня. Та в свою очередь последовала примеру мужа, удалилась в свои покои с поспешностью утоленной дикой серны.
Аспиду было трудно пошевелиться, туго скрученный пеленами он лежал в кроватке и непрестанно размышлял. Вспоминал и анализировал лица, увиденные им, прокручивал то быстро, то медленно услышанные диалоги, внутренние монологи, явленные в человеческих очах. Пытался приникнуть глубже в их души, которые излучали потаенные откровенные чувствования. Оказывается приятные люди, приятно пахнущие, много говорят о материнстве. Но что такое мама? – спрашивал младенец. – Неужели я был некогда частью тела женщины, затем я родился, увидел свет, но, увы, это не то свечение, которое я видел на Небесах. Я помню, как очнулся эфирным духом, бестелесного меня сотворил Творец, дабы вскоре я обрел плоть. Но для чего? Почему бы не быть духом. – всё никак не мог осознать человечек в люльке. Над ним висят погремушки, но он еще не способен до них дотянуться. Лишив Аспида движений, взрослые люди обрекли его на продолжительные изнурительные размышления. И поэтому всеми мыслительными импульсами изучающей души малыш постигал сакральные пространства вселенной заложенной в нем Творцом, и необъятную Вселенную вокруг себя.
Его пугала мысль – а что если я навсегда останусь таким маленьким и беззащитным, и не смогу пересечь те решетки. Для чего я родился и где моя мама? Я помню ее аромат, цветочное благовоние кожи и свежесть волос, я помню, как она взглянула на меня, радостно и в то же время испугано. Но здесь меня ласкают чужие женские ладони и грубые мужские осматривают меня, крутя до тошноты. Но руки мамы более не прикоснуться ко мне. Улетучился куда-то ее душистый запах, неслышно ее томное дыхание, я так долго слышал, как бьется ее сердце, я был рядом с ее сердцем, иногда мне казалось, что я могу протянуть свою ручку и коснутся маминого сердечка, прижаться губами, но сейчас я потерял то единение плоти, теперь я один. Ее нет рядом. Ее рядом нет. Я некогда душой прибывал в таинственном едином соитье двух клеточек, зигота, то было мое тело, я рос и размышлял о Боге, о Рае, думал о том, как сложится моя земная жизнь. И вот из малой клеточки я возрос. Вскоре во мне начали просыпаться другие ощущения. Помимо разума, я чувствовал ее, я в ней, а она во мне, она питает меня, а я воздействую на нее, мама жива, значит, жив и я, мама радуется, и я радуюсь вместе с нею. Я ее никогда не видел. Интересно, какая она? Должно быть, она очень красивая. Я помню, как ладонь папы ложилась на животик мамы, и я ощущал тепло исходящее от его любящей руки. Сердечко мамы в те мгновения билось сильнее. И мы втроем блаженствовали в единстве любви. Папа. Зачавший мое тело, какой он? Как странно. Я недавно созерцал Творца во всем величии Его, сонмы Ангелов парили надо мной и сонмы новых душ в свете невинности радостно прибывали. И мне было достаточно всего этого. И даже больше. Но вот я здесь. Я обрел тело, но я ничего не знаю о мире, как мне жить, и кто мои родители? Неужели я забуду Бога, забуду Рай и Ангелов, неужели я больше полюблю этот мир более Небесного царства? Поэтому я попросил у Творца вечную память, пожелал помнить всё и ничего не забывать. Память, это всё что у меня есть.
Защитная черствость барона показалась Аспиду чересчур напыщенной, все его страсти были налицо, нескрываемые они с прямолинейностью отражали беспокойную душу сего богатого человека. Его супруга виделась во всех отношениях фальшивой, наигранной, не ставшая актрисой, как мечтала с молодости, ныне она повсеместно играет небольшие сценки из буржуазных пьес, следуя эпитетам жизненного закономерного сценария. Сестра баронессы виделась обычной леди, весьма наивной, но умной, которая живет лишь благодаря покровительству достопочтенной родственной семьи, без той опеки она явственно негодна. И последнее важное лицо, встреченное на его кратком жизненном пути это Эстебан, лакей с ленивым желанием стать камердинером, однако его восточное происхождение, особенности во внешности не позволят ему достигнуть аристократической бледности, для этого ему необходимо потерять себя. В общих чертах тот очень даже думающий занятный человек, переживания и метания чувств выдают в нем многообразность незапятнанной рассудительности, многогранность натуры, сложность восприятия изменчивой действительности, однако он избрал послушание, посему не решается противостоять укорам власть имущих.
Вот небольшой перечень персонажей явленных в жизни Аспида за двадцать четыре часа. Он предвкушал новые события, новые лица, новые объекты для познания, ему хотелось разобраться в каждой душе, дабы постичь свою собственную душу.
Однако среди прочих ему повстречалась еще одна душа, знакомая ему по Раю, та ангельская девочка по имени Хлоя, родившаяся в тот же день что и он, она знакома ему, в ее глазках осталось теплящееся прошлое блаженство. Интересно помнит ли девочка их встречу – спрашивал себя Аспид и не находил ответа. Он не мог прочесть Хлою, эта книга пред ним пока что не раскрывалась. Как впрочем, и другие вопросы для Аспида оставались сокрытыми.
История третья. О василиске
И взором единым василиск обращал людей в статуи живые, не мертвые, но спящие.
Чем более человек навешивает на себя ярлыков и штампов, тем проще им управлять.
Однажды в мир явилась война в образе властителя разрешающего грех и насилие. И вы совершающие беззакония поклонитесь ему? Или же нет? Он отворит для вас вседозволенье страстей, развеет мораль ветром цинизма, оправдает неоправданное, разрешит неразрешимое и разделит нераздельное. И вы грешники возрадуетесь ему как освободителю, но заключит он дух ваш глубоко в темницу телес блудливых, поставит на ваших челах печать безумия и слабоумия, явит малодушие и черствость сердечную. И подобно неприкаянным камням царства своего, подсчитает каждый кирпич, закалённый в адовом пламени. Вы жаждете явление его, но явится вам падение его.
Дергая ниточки марионеток, он станет повелевать поступками, речами и даже мыслями. Но прежде ему необходимо осмыслить те видимые и невидимые грани бытия земного человеческого, дабы познать, по какой причине он цепляется за жизнь.
И Аспид, имея обширное свободное время, много размышлял, ему четко виделись те подвешенные ниточки, держащие живых кукол, посему вскоре он избрал быть никем в этом мире, дабы индивидуалистично завладеть столь слабыми душами. Они будут считать его маловерным ничтожеством, пока он будет невидимым, незримым зрячим кукловодом. Вот, например, сейчас, стоит ему заплакать, как тут же сразу прибегает услужливая служанка, начинает ухаживать за ним, кормить, менять пеленки или убаюкивать его. Эту наивную девушку можно таким легким способом довести до изнеможения, призывая ее к службе каждые полчаса. Конечно, она вскоре привыкнет к такому распорядку, но стоит убыстрить тот временной цикл, как мгновенно произойдет сбой в ее нервной системе. Однако Аспиду не были интересны люди служивые, поверенные, владеть выгоднее зрелыми состоявшимися умами, заглохшими в скупости и глупости, но с обширными возможностями и привилегиями.
Он ощущал, как тело его растет ежедневно. Отныне он лежал открытым от плащаницы, и обуреваемый отчаянием спешил отыскать маму, но ее нигде не было, ее запах навсегда покинул его младенческие легкие.
Он воображал, будто это его навеянные чувства, однако читая душу Хлои, Аспид принимал ее чувствования в себя, так чужие воспоминания смешивались со своими собственными памятованиями. Он явственно помнил Небеса, зарождение его души. Но родители, были ли они на самом деле, чью мать он зовет, и был ли он рожден? Младенца мучили разрозненные думы. Его глаза начали наливаться светлой небесной лазурью, словно слезы смыли с радужек всю черноту и карие тусклые оттенки. Многие несообразные раздумья откладывал на потом, слишком мал он еще, слишком узок тот мирок, что окружает со всех сторон. Он слышал свое имя, оказывается, его называют – Аспидом. Жаль, со временем, его перестали так величать.
