скачать книгу бесплатно
Ей с ее балкона это было прекрасно видно, ведь озеро расстилалось прямо перед окнами, так что при сильном ветре и соответствующем направлении, бывало, даже брызги долетали до самых перил. А в хорошую погоду на нем можно было увидеть лодки с рыбаками, вот как сегодня. Летом в нем даже купались, только не с придомовой стороны, а с правого берега, там, где был оборудован пляж и раскинулся парк. Настоящий, не такой, как у Устиньи Павловны.
Женщина несколько раз приезжала к Лизе в гости и была очарована ее жильем. Двумя просторными комнатами, обширным балконом вдоль всей квартиры, даже с парой колонн, но главное – парком и озером. И в скором времени, как еще немного потеплеет, снова хотела приехать. Только вот когда теперь соберется? И что с ней вообще случилось такое, после чего следователю пришлось разыскивать Лизу через соседей и работу? Уж не инсульт ли?!
Лиза все еще ломала над этим голову, когда наконец-то раздался долгожданный звонок в дверь. Она метнулась в прихожую, нажала кнопку домофона, открыла дверь и буквально втащила внутрь появившегося на лестнице мужчину, раскрывшего перед ней свои «корочки»:
– Еще раз здравствуйте! Входите, входите! Сумели вы меня, так сказать, взбодрить с утреца! Рассказывайте, что там случилось!? И почему не надо звонить?! Кофе хотите?
– От кофе бы не отказался, при условии, что это не помешает нашему разговору. Он у нас с вами очень серьезный, – под Лизиным натиском следователь прошел на ее просторную кухню, совмещающую в себе также функции столовой, сел в кресло, пристроил на столе свой планшет.
Лиза, привыкшая действовать оперативно, уже плеснула в кофеварку воды, сыпанула кофе. И развернулась к следователю:
– Ответьте уже на мой вопрос, наконец! Что там с Устиньей Павловной? Я вся извелась, пока вас ждала!
– И было из-за чего, – Иванов взглянул на нее так мрачно и серьезно, что Лиза, кажется, все поняла даже прежде, чем он ей сообщил. – Ваша Устинья Павловна умерла.
Лиза отступила на шаг назад, оперлась спиной о подоконник, пытаясь осознать то, что она услышала. Потом глухо спросила:
– Как это случилось? Не позавчера ли? – И, потрясенная страшной догадкой, выдохнула: – Господи, ну почему я к ней не зашла?!
– Елизавета, вы задаете мне сразу столько вопросов, что я не успеваю вам отвечать. Сядьте лучше, кофе я выключу сам. И давайте возьму на себя ведение нашей беседы.
– Валяйте, – Лиза села, вытянула салфетку из салфетницы и уткнулась в нее носом, который, к ее досаде, вечно намокал у нее прежде глаз. – Но все-таки это, наверное, я виновата в том, что случилось. Что я ушла, бросив ее у подъезда.
– Елизавета, давайте вы мне расскажете все, что было позавчера, хорошо? Я знаю, что вы с ней виделись, соседи успели вас заметить в тот день во дворе. Мне нужны все детали вашей встречи, вплоть до последней мелочи. А я потом выложу вам факты и свои соображения по этому поводу.
– Сейчас… С мыслями соберусь… – К этому Лизе, учитывая ее непростую профессию, было не привыкать.
Справилась с первой реакцией на страшную новость и сосредоточилась, пытаясь вспомнить все до мельчайших деталей. А в процессе рассказа даже кофе выключила все-таки сама и налила по чашечке себе и своему гостю. Только свой пить не смогла, а просто держала во время беседы чашку в руках, согревая вдруг отчего-то заледеневшие ладони.
– … Она сказала, что с ней все хорошо, а я поверила ей и ушла, – закончила Лиза свой рассказ. – А ведь какой-то внутренний голос подсказывал мне, что нужно было хотя бы довести ее до квартиры!
– Елизавета, хватит вам себя казнить. Проводили бы вы ее или нет, это бы мало что изменило. Потому что причиной ее смерти стало отравление. Характер принятого ею яда был таков, что шансов у нее не было. Вот поэтому я и здесь: расследую преступление! Преступление, понимаете? А не несчастный случай. Так вот, по данным экспертизы, яд она приняла добровольно, через рот, но он не был смешан с пищей. И произошло это где-то часа за два до смерти.
– То есть все случилось в парке?! – сразу сообразила Лиза. – Но если вы намекаете, что я могла ей что-то подсунуть…
– Признаюсь, поначалу у меня была и такая мысль. Но я отказался от нее после экспертиз, сопоставленных с теми показаниями, которые получил от свидетелей, оказавшихся в парке в тот момент, когда вы вдвоем нашли свою собачку… Она, кстати, тоже мертва. Скончалась на руках у хозяйки. Та, видя, что ее любимице становится плохо, вызвала ветеринара. Он-то, приехав на вызов, и понял, что помощь нужна самой хозяйке, состояние которой ухудшалось на глазах, а собачка к тому времени уже умерла. Ветврач вызвал «Скорую», однако спасти вашу Устинью Павловну врачи не смогли. Она скончалась вскоре после того, как ее привезли в больницу, в реанимации. На первый взгляд – от сердечного приступа. Но результаты вскрытия насторожили патологоанатома, и он передал дело в Следственный комитет. Тут выяснилось, что и собачкина смерть выглядит очень подозрительно, совпадая с хозяйкиной по времени и внешним признакам. Собачку тоже подвергли вскрытию. А после того, как была выявлена идентичность внутренних поражений, была назначена уже токсикологическая экспертиза. И вот я здесь, еще даже не дожидаясь ее окончательных результатов. Ведь и по предварительным данным, и даже по косвенным признакам уже ясно, что женщину с собачкой отравили, а вы стали главной свидетельницей этого преступления.
– Свидетельницей… – Лиза прикрыла глаза, вспоминая, как счастливая собачка кинулась на руки к не менее счастливой хозяйке. А потом начала лизать ее прямо в губы! Лиза встрепенулась:
– А ведь я знаю, как яд попал к Устинье Павловне! Туська в кустах все-таки чего-то нажралась! И со своим этим языком… – Лиза передернулась от отвращения. – Я никогда не понимала, как Устинья Павловна может любить эти «поцелуи»!
– Насчет пути попадания яда в организм погибшей я с вами согласен. Да, он оказался в желудке женщины без всяких примесей, а в ротовой полости собаки, судя по поражению тканей, его было больше, чем в собачьем желудке, так что вывод напрашивается сам собой: она не глотала его. Скорее всего, кто-то просто запихнул отраву ей в рот, где она быстро начала растворяться. И почти сразу этот концентрат попал на хозяйкины губы. Но вот что собачка могла его случайно найти – это исключено. Сама экспертиза яда еще не закончена, но по симптомам и поражениям внутренних органов специалисты дали предварительное заключение, что яд был использован очень редкий. И главное, в тех немногих лабораториях, где с ним работают, каждая его крупинка строго учтена. Вы-то ведь знаете, что такое учет ядовитых веществ?
– Еще бы. – С ядами Лиза дел не имела, но в отделении имела допуск к работе с наркотиками и с процессом их приема-передачи была знакома не понаслышке.
– Так вот, подобное вещество никак не могло случайно попасть на клумбу городского парка. Это исключено!
– Да какая там клумба! – вздохнула Лиза. – Смех один! А вот в кустах кто-то сидел! Если бы листва на них не была такой еще нежной, я бы этого не заметила! Но сквозь молодую зелень отчетливо виднелся темный силуэт! Возможно, взрослого человека.
– Вот об этом, пожалуйста, поподробнее.
– Хотелось бы, – вздохнула Лиза. – Да только… – и рассказала следователю, что остановило ее на полпути к тем самым подробностям. – Так что вам известно уже действительно все, мне нечего добавить, и я ни в чем не могу быть уверена. Мне лишь показалось, что это мужчина в темной одежде и трикотажной спортивной шапочке.
– В этом вы не ошиблись. Люди, тоже пришедшие в парк погулять, молодая пара с ребенком, заметили, как сразу после вашего ухода из кустов выбрался мужчина, одетый именно так. Но они, как и вы, посчитали, что он присел там, так сказать, по нужде, поэтому сочли за лучшее отвернуться.
– Да… – Лиза тяжело вздохнула. – Если бы я только могла предположить, чем это все обернется! Вы считаете, что это он мог запихнуть яд Туське в рот? Ну да, больше просто некому! А ведь он был буквально у меня перед носом! Мне стоило лишь раздвинуть эти злополучные кусты! Ну почему я этого не сделала, а?.. Постойте! – Она вдруг осознала еще одну деталь. – Но ведь Туське этот яд могли сунуть и не случайно! Не какой-нибудь там придурковатый догхантер! А кто-то, кто нацелился именно на саму Устинью Павловну!
– Вы только сейчас об этом подумали? А у меня вот, как только я узнал, что за яд использовался в преступлении, эта версия сразу же стала основной. Способ убийства, надо сказать, выбран почти гениально! Убийца совершает свое черное дело прямо средь бела дня, в довольно людном месте, и никто при этом не может понять, что на самом деле видит самое настоящее преступление! Ни вы, ни та пара, ни еще несколько человек, тоже в тот момент гулявших по парку! С трудом, при помощи участкового, но мне удалось их отыскать, ведь в этом маленьком парке гуляют в основном только местные, жители дома. И ни один из них не заподозрил неладное! Единственной ошибкой преступника был выбор этого самого яда! Создается впечатление, что он знал, как действует это вещество, но понятия не имел о том, насколько оно редкое и как строго хранится. Ума не приложу, где он мог его взять?! Еще вчера наши сотрудники начали проводить проверки в лабораториях города, но сомневаюсь, что это хоть что-то нам даст.
– Да, если яд и добыли, то явно не в госучреждениях. Но ведь не секрет, что нынче все покупается, даже колбу с ураном можно достать при желании, через интернет. Главное знать, что искать. А еще, если кто-то покушался именно на Устинью Павловну, то он не только в ядах должен был разбираться, но еще должен был быть хоть немного знаком и с ней тоже. С ее основными привычками. Должен был знать, например, о том, что она любит облизываться со своей собачонкой, иначе вся его затея гроша бы не стоила.
– Естественно, если человек покушается на жизнь другого человека, то у него на это должны быть причины, и, следовательно, он его должен знать.
– Да, в самом деле, – согласилась Лиза. – Это у меня после суток просто голова не работает. Но желать смерти Устинье Павловне? Кто это мог быть? И за что?
– Вот тут мы как раз подходим ко второму вопросу, который я собирался вам сегодня задать. Вы с ней общались около трех лет. И поскольку она, по словам соседей, человек весьма и весьма замкнутый, отчего-то впустила вас в свою жизнь, то вы, наверное, лучше кого бы то ни было сейчас могли бы мне сами на это ответить.
– Знаете, со мной она тоже была не слишком-то откровенна, просто по натуре была такой. Да и я не из тех, кто в душу людям любит лезть без приглашения. Одно могу сказать: с родственниками у нее все было непросто. Племянника она терпеть не может… не могла. За те три недели, что она лежала у нас в больнице, он навестил ее всего один раз, в самом начале, да и то она его выгнала: разругались. После чего, собственно, я и взялась ей помогать, сперва просто из сочувствия и только с покупками, потому что больше к ней никто не приходил. Сестра Устиньи Павловны, мать того самого племянника, давно умерла от какой-то онкологии. Единственный сын Устиньи Павловны был промышленным альпинистом и тоже погиб, много лет назад, при проведении каких-то высотных работ. Невестка вскоре после этого загуляла, бросила их сына, Ярослава, на бабушку, и ушла из дома. Насколько я знаю, больше они с Устиньей Павловной никогда не общались. Так что своего внука бабушка вырастила сама, лет, наверное, с пяти. И, судя по ее рассказам, вырос он очень неплохим человеком, но все же осужден сейчас за причинение тяжкого вреда здоровью. Однако его можно понять: его девушку изнасиловали трое подонков, и он им всем отомстил. Но это вы, наверное, и сами должны знать не хуже меня.
– Нет, не знал. Я ведь не могу помнить все дела, какие когда-либо велись в нашем отделе. Тем более те, которые я лично не вел. Так что, как видите, вы уже сумели мне помочь. Давайте еще попробуем. По вашим словам, у женщины было всего двое ныне здравствующих родственников, так? Племянник и внук?
– Получается, так. По крайней мере, больше я ни о ком от нее не слышала.
– Ладно, этот вопрос я попытаюсь уточнить, подняв архивные данные в паспортном столе. А теперь скажите мне, Елизавета, что вам известно о пресловутой коллекции Устиньи Павловны?
– Тоже, наверное, не больше, чем остальным. Я знаю, что она существует и что стоит баснословных денег. Я видела некоторые из экспонатов, когда Устинья Павловна зачем-то приносила их домой. Она мне доверяла и поэтому приглашала полюбоваться. Целиком же мне коллекцию видеть не доводилось – хранилась она не дома, а в каком-то банке. В каком – точно не скажу, не интересовалась. А что, ее пытались украсть?
– Этого пока не проверяли. Но, на мой взгляд, коллекция может быть единственным мотивом для убийства старой больной женщины. А вы как считаете?
– Пожалуй, да. Других причин я не вижу. Мешать она никому не мешала. На квартиру ее, на «скворечник» этот, вполне могли бы позариться, хоть сама она его и не любила. Но квартира должна быть оформлена юридически, в то время как коллекцию можно просто стащить.
– Из банка? Я думаю, это не так-то просто.
– Как я уже говорила, изредка Устинья Павловна забирала некоторые вещи из коллекции домой на несколько дней. Да даже если из банка… наверное, это сделать все-таки не сложнее, чем нелегально квартиру переоформить, а больше, сами говорите, на Устинью Павловну покушаться было не из-за чего… Кстати, – спохватилась Лиза, – Устинья Павловна ведь серьги мне подарила, на мой юбилей! Из той самой коллекции! Но чтобы вы меня не подозревали в чем-то дурном, сразу скажу: на коробке есть надпись, сделанная ее рукой! Так что…
– Вы мне их не покажете?
– Отчего же нет? – Лиза сбегала в комнату, принесла коробочку. Теперь оставалось только радоваться, что, преподнеся ей такую ценную вещь, Устинья Павловна подтвердила факт дарения надписью на крышке. – Вот, смотрите!
Следователь осмотрел внимательно и серьги, и упаковку. Выяснилось, что в коробочку был вложен еще и какой-то сертификат, под подкладку, отчего Лиза сразу его не заметила.
Мужчина изучил его и спросил:
– Если эта вещь потребуется следствию, вы готовы будете предоставить ее?
– Да, конечно. Честно говоря, я так и не считаю ее своей, и была бы рада вернуть ее Устинье Павловне при первой же возможности, но только так, чтобы ее не обидеть.
– Тогда я дам вам пока такой совет: не храните этот подарок у себя дома. Сдайте в какой-нибудь банк, по примеру прежней хозяйки. И старайтесь никому не говорить о том, что у вас есть. Я не специалист, но и на первый взгляд видно: за такие серьги, за одни только серьги, кто-то может оказаться способен убить.
– Опять мы к этому возвращаемся, – Лиза захлопнула коробочку. – Да зачем тогда такие вещи вообще нужны? Из-за которых рискуешь жизнью? А впрочем… Устинья Павловна не любила племянника и как-то заикнулась мне, что всю коллекцию завещала внуку. Но он ее точно не мог отравить, он же в тюрьме до сих пор. И выйти должен только где-то через год. Так что об убийцах-наследниках можно речь не вести. Только о похитителях.
– Я все это уточню, – следователь закончил строчить протокол, одним глотком допил уже остывшие остатки кофе, протянул планшет Лизе. – Вот, подпишитесь здесь. Только вначале прочтите. Это ваши показания.
Лиза пробежала взглядом по расплывающимся перед глазами строчкам, расписалась под ними. Потом вспомнила еще одну деталь:
– У Устиньи Павловны дома хранился фотокаталог ее коллекции. В нем что-то около двадцати уникальных экспонатов, и его она мне тоже показывала. Всего один раз – я не большой любитель таких безделушек, так что должного восторга не проявила, за что больше не удостаивалась такой чести. – Лиза не сдержала улыбки, вспомнив свои споры с пожилой женщиной о подлинной и относительной ценности тех или иных вещей, теплыми зимними вечерами, за чаем у электрокамина. Потом тяжело вздохнула, осознавая, что ничего этого больше не будет. – Вы найдете его в книжном шкафу, справа, на третьей полке.
– За эту информацию тоже спасибо. Больше вы ничего не хотите мне сообщить?
– Пока нет. Может, позже еще что-нибудь вспомню? Вы бы оставили мне свой номер телефона.
– Да, конечно. Вот, – следователь вырвал из блокнота листочек с номером.
На том они и расстались. Следователь ушел продолжать работать. А Лиза снова вышла на балкон, чувствуя, что в ближайшую пару часов ей точно уже не уснуть, какой бы уставшей она ни пришла после смены.
Вот так бывает: еще позавчера ты общался с человеком и прощался с ним, думая, что совсем ненадолго, а потом выясняется, что больше ты уже никогда его не увидишь! И пусть Лиза по роду своей деятельности уже сталкивалась с такими случаями не раз и не два, но чужие люди – они и есть чужие, а вот Устинья Павловна успела стать для нее своей.
В немалой степени эта яркая, умная и интересная женщина сумела заменить Лизе родителей, живущих почти за пять тысяч верст от нее. Расстояние, на которое много не наездишься. С ними, конечно, еще можно было по скайпу поговорить, но все равно это было не то что живое общение с глазу на глаз, особенно учитывая разницу в часовых поясах. Поэтому Лизе и были так дороги неторопливые и интересные беседы с Устиньей Павловной, в процессе которых можно было и узнать что-нибудь интересное, и хороший совет получить. И вот теперь ничего этого уже не будет! Никогда!
Глядя на катящее свои волны озеро, Лиза шмыгнула носом, потом утерла глаза. Разреветься бы сейчас, отчаянно, в голос, как в детстве, чтобы выплеснуть все за раз! Но постоянно сдерживать свои эмоции уже настолько вошло у нее в привычку, что вот теперь и дать бы себе волю, да уже не получалось, никак.
«Взрослые метаморфозы», как называла это Устинья Павловна.
Лиза снова шмыгнула носом. И еще раз, вспомнив надпись на коробочке с серьгами: «Лизоньке от Устиньи Павловны в День рождения! Теплого тебе семейного очага и большого женского счастья!»
Эта женщина, доживавшая свой век наедине со старой собачкой, понимала Лизу, как никто другой! Этому, наверное, способствовало еще и то, что именно с ней Лиза была всего откровеннее. Не боясь сплетен и подводных камней, в ответ на ее вопросы выкладывала ей о своей жизни все как на духу. А если чего-то и недоговаривала, то лишь потому, что незачем было разжевывать прописные истины этому мудрому человеку.
Мудрость… Устинья Павловна утверждала, что человек приобретает это качество лишь где-то ближе к пятидесяти. Лиза же была уверена, что первый шаг по этой лестнице она сделала еще в двадцать семь, когда отказалась от свадьбы, уйдя буквально из-под венца.
Устинья Павловна качала головой и просила не путать мудрость с обычным жизненным опытом. Но тут Лиза не была готова с ней согласиться. На что ее пожилая собеседница отвечала, что она просто пока толкует это понятие как-то не так, и что это осознание тоже придет к ней только с годами. Ну а пока надо пользоваться тем, что есть, как бы оно ни называлось, и просто жить, преодолевая пороги судьбы. Одним из которых когда-то стала Лизина свадьба. Точнее, ее отмена. После которой Лиза усвоила одну простую истину: если хочешь хорошо узнать человека, с которым ты собираешься жить, вовсе не нужно съедать с ним пуд соли. Достаточно лишь раз просто взглянуть на него во время мальчишника. И тогда все станет на свои места, и ты узришь его истинное лицо, каким бы оно тебе ни виделось до этого.
После Лиза не раз с горечью спрашивала себя: зачем, знакомясь, люди обычно стараются казаться не тем, что они есть? Зачем пытаются выглядеть лучше? Ведь ни один не сможет носить эту маску долго. А когда сорвет ее с себя, все равно ведь все пойдет прахом. Так стоит ли тратить время на этот спектакль и врастать другому человеку в самую душу? Чтобы тебя потом вырывали оттуда, превращая ее в кровавую кашу…
Лиза помотала головой, словно пытаясь вытряхнуть оттуда тягостные воспоминания. О том, как она, по звонку тайного доброжелателя, приехала в тот ресторан, в котором накануне свадьбы расслаблялся с друзьями ее жених. И о том, что она там увидела и услышала.
Конечно, может, он просто куражился, когда кричал собутыльникам, что единственной может быть лишь та баба, которую в данный момент… Может, и тех двух девиц он обжимал просто по пьяной глупости. Но Лиза ни того, ни другого простить ему не смогла. И не была согласна с Устиньей Павловной, сказавшей как-то, что мудрый человек, скорее всего, просто никуда бы не поехал, тогда бы и нечего было прощать, и что отношения строятся годами, так что, возможно, все бы у Лизы еще наладилось, решись она все-таки на семейную жизнь.
Не была согласна, потому что была уверена: нет, не наладилось бы, если уже с самого начала ее несостоявшийся муж позволял себе такие выходки и высказывания. Ведь в лучшую-то сторону меняться всегда сложнее, чем идти на поводу у своих пороков. Для того, чтобы стать лучше, нужно работать над собой и решаться на какие-то жертвы. А был ли вообще на это способен тот человек, которого Лиза увидела в ресторане? Или все повторялось бы снова и снова, особенно после того, как у них появился бы ребенок? Он бы гулял, а она бы сидела дома. Как Вера, одна из ее соседок по подъезду, оставшаяся в одиночестве с малышом на руках. Нелегкая доля! Лиза знала об этом не понаслышке, потому что Веруня, под давлением жизненных обстоятельств, неоднократно просила ее посидеть со своим младенцем. С довольно капризным, надо сказать. Но и у Лизы ребенок вряд ли был бы спокойнее, учитывая, в каких условиях бы им приходилось жить и сколько нервов вытрепывал бы ей Никитушка своими загулами!
– Да провались ты! – в сердцах выдохнула Лиза.
И в самом деле, ударилась в воспоминания, когда и без них хватает неприятностей! Точнее, даже горя.
Когда-то та же Устинья Павловна сказала ей: «Все в жизни можно исправить, непоправима одна только смерть».
С этим Лиза тоже не полностью готова была согласиться.
Вот, например, с Никитой, с бывшим своим женихом, она тоже ничего уже не могла исправить, хоть и были оба живы-здоровы. Или просто не захотела? Он пытался просить у нее прощения, с пьяной неуклюжестью, в тот же вечер, но Лиза его даже слушать не стала. В итоге под утро, поняв, что свадьбе все равно теперь не бывать, он был уже мертвецки пьян. А потом, с большого бодуна, рассорился с Лизой, и вся их великая любовь пошла прахом. И личная жизнь у обоих с тех пор оставляла желать лучшего. Он за прошедшее время уже успел и скоропостижно жениться, и развестись, оставив жену с ребенком. То есть сейчас опять жил один, но при случайных встречах с Лизой не упускал возможности неизменно ее подколоть на тему ее собственного одиночества. А Лиза с тех пор просто разуверилась в мужчинах, больше не позволяя себе сколько-нибудь серьезно увлекаться еще кем-нибудь.
Так было ли возможно все это когда-то исправить? Наверное, все-таки нет. Но можно было хотя бы попытаться, стоило лишь все друг другу простить и очень этого захотеть.
А вот Устинью Павловну уже не воскресить никакими желаниями и усилиями, и даже попыток не может быть, ни одной. Так что, возможно, в главном она была права…
Тут слезы все-таки хлынули у Лизы из глаз, заставив ее убежать с балкона, где ее могли услышать соседи, упасть на диван и уткнуться в подушку.
Умер чужой вроде бы человек, просто знакомая пожилая женщина… Но как же Лизе будет ее не хватать!
4
Похороны Устиньи Павловны были скромными, хотя Лиза знала, что у женщины были накоплены «похоронные» деньги. Но то ли племянник, который взял на себя их организацию, уже знал о завещании не в его пользу, то ли просто не пылал к своей тетке любовью, но расстараться не пожелал.
Недорогой гроб, небольшая горстка людей на кладбище, а после – скоротечные поминки в скромном кафе.
Лиза зашла туда, лишь соблюдая приличия. И очень быстро ушла, потому что перезрелый ловелас-племянничек начал проявлять к ней интерес и даже пытался ее удержать, предлагая после поминок заскочить вдвоем в более приличное заведение.
Лиза едва удержалась от того, чтобы устроить скандал и рассказать ему, что как раз в более приличном заведении ему стоило поминать свою тетку, а не присваивать ее деньги, устраивая этот фарс. После чего решила проводить Устинью Павловну в меру своего понимания и возможностей: поехала в церковь, дождалась, когда освободится батюшка, и попросила его отслужить панихиду. А потом еще съездила в приют для бездомных собак и от имени женщины, которая всегда была неравнодушна к животным, отвезла туда гостинцев. И только после этого, чувствуя, что на душе стало легче, поехала домой.
Когда она вышла из автобуса на своей остановке, уже смеркалось. Но Лиза особо не торопилась: завтра у нее все равно еще был выходной. Поэтому она пошла к своему дому не кратчайшей, прямой дорогой через парк, а той, что была подлиннее, изгибаясь по нему подковой.
Этот маршрут в полной мере позволял послушать тихий плеск волн о пляжную насыпь и шелест молодой листвы и ощутить нежный аромат цветущих кустарников.
Как-то раз Лизе довелось побывать на севере, у родителей, в начале мая, и она была в шоке от местной весны. Та вела себя как захватчик, до последней минуты отсиживающийся в укрытии, а потом выскакивающий в стремительном набеге… и вот его уже нет! Оглянуться не успеешь, как конец зимы уже обернулся летом!
У них здесь, к счастью, все было не так. Здесь весна начиналась рано и шагала степенно, давая возможность радоваться каждому новому дню: вот сегодня одни листики распустились, завтра – другие, а третьи – вообще через неделю, в результате чего постепенно густеющему парку долго удавалось сохранять свою юную нежность. И цветы зацветали не оптом, словно боясь опоздать, а каждый в свой срок, неторопливо раскрывая бутоны… и до роз еще точно дело не доходило! А именно они сейчас и явились Лизе на глаза. Правда, в букете.
– Смоляков, опять ты? – недовольно спросила Лиза, проследив от букета через протянутую руку и до кустов, за которыми пряталось все остальное тело цветоносца.
– Привет, Лизонька! – он вышел на тротуар, улыбаясь во все свои тридцать два крупных белых зуба под задорной щеточкой усов. – А я тебя вначале ждал на главной дорожке. Потом смотрю – в обход пошла. Ну и решил тебя здесь подкараулить.
– И зачем? Ты считаешь, что вы мне на работе еще не надоели, всей вашей массой?
– Масса – это когда много, а я тут один. И потом, уже выписался, так что больше не вхожу в контингент твоих пациентов.
– Пациентами для меня остаются пожизненно, – Лиза с досадой оглядела мужчину.
Хотела пройтись в тишине, но теперь это вряд ли удастся. И, что самое печальное, этот тип одним своим появлением уже вывел ее из равновесия.
Недавно, когда он лежал у них в отделении с аппендицитом, у Лизы не раз возникало огромное желание вообще запустить в него чем-нибудь потяжелее. За его развязность, за его идиотские шуточки про «медицинскую секс-индустрию». Лизу это бесило до невозможности! И какой только кретин мог навязать ее профессии этот стереотип?!
Одно про него можно было точно сказать: сам он в настоящей больнице никогда не работал. Потому что, особенно после «гениальных» реформ Минздрава, если у медперсонала в стационарах и были, так сказать, тесные сексуальные отношения, то только с самой работой. После которых никаких других уже даром было не надо – дай бог только смену отстоять да домой доползти.
– Смоляков, и какая только зараза вообще тебе мой адрес дала?
– Если бы! Самому пришлось вызнавать. Иначе и телефончиком бы твоим разжиться сумел, чтобы узнавать, когда вообще ты бываешь дома.
– Для тебя – никогда. Так что убирай свой букет, он тебе в другом месте сегодня еще пригодится.
– Это в каком именно? Ты меня уже много куда посылала.
