Государь

скачать книгу бесплатно

Государь
Олег Анатольевич Кожевников

Боевая фантастика (АСТ)Михаил II #2
После попадания сущностей наших современников в тела великого князя Михаила Александровича и его секретаря Джонсона история, как казалось ребятам, продолжала идти так, как они ее знали. Что бы наши современники ни делали, но колесо истории продолжало катиться по гибельной для них траектории. Все это заставило ребят действовать более настойчиво и агрессивно. Если раньше молодые ученые старались очень аккуратно влезать в исторические процессы и как можно меньше воздействовать на людей этого времени, то теперь все изменилось. Они сами стали людьми этого времени и просто делали все, чтобы выжить и обеспечить счастливое будущее не только для себя, но и для других.

Олег Анатольевич Кожевников

Михаил II. Государь

© Олег Кожевников, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Глава 1

Под перестук колес бронепоезда беседа с его командиром, штабс-капитаном Овчинниковым, приобрела камерный, домашний характер. Как будто не было недавнего боя, дикого напряжения всех сил, как физического, так и морального. Павел Александрович делился с великим князем дальнейшими планами – что тыловая жизнь заканчивается и через два дня бронепоезд отправляется в действующую армию. Осталось только получить боеприпасы и пройти техническое обслуживание. Меня вопрос, когда бронепоезд отправится в действующую армию, очень интересовал. Ведь сначала он должен был прибыть в Могилев, в распоряжение ставки, а лишь затем сам главнокомандующий Николай II решит, какую армию он усилит этой грозной боевой единицей. Для меня ключевыми словами были «ставка» и «город Могилев». Именно туда я направлялся, когда на санитарный поезд № 57, перевозивший меня, спецгруппу и на отдельной платформе грузовой «Форд», попытались напасть финские егеря. Но они даже не предполагали, что в общем-то безоружный санитарный поезд может так огрызаться.

Монотонная речь штабс-капитана позволила углубиться в конспирологические версии этого нападения. А с какой еще точки зрения можно понять все случаи попыток ликвидировать великого князя Михаила Александровича. Раньше он никому не был нужен, а после того как моя сущность оказалась в его теле, каким-то могущественным силам великий князь стал очень мешать. И мы с моим товарищем, так же как и я, попавшим в чужое тело из будущего, создали целую теорию заговора. И силой, которая хотела убрать великого князя, по нашему мнению, был Генштаб Германии. Деятельность великого князя начала мешать исполнению плана развала Российской империи. Но я тоже не лыком шит, огрызаться могу. А сейчас, когда сформирована спецгруппа и я, можно сказать, вошел в местный бомонд, могу так укусить, что мало не покажется. И последние события это показали.

С точки зрения стороннего наблюдателя, все успехи великого князя на фоне побед, достигнутых, допустим, Брусиловым в 1916 году, это, конечно, ерунда. Ну что такое уничтожение всего одного батальона, по сравнению с потерями, которые понесла Австро-Венгрия в ходе наступления Юго-Западного фронта. Так, локальный успех всего лишь одного полка в ходе Брусиловского прорыва. Все это так, если не учитывать, что это был 27-й Прусский батальон егерей, сформированный в Кенигсберге из финских добровольцев, мечтающих о независимости Финляндии. Это был не простой батальон, а хорошо подготовленное подразделение для ведения боев в столице Российской империи. Все бойцы могли объясняться на русском языке, были мотивированы драться с имперскими силами до конца. Их невозможно было выявить среди множества воинских подразделений, скопившихся в Петрограде и в окрестностях российской столицы. Просочившись через дырявую шведско-российскую границу, эти хорошо подготовленные немцами бойцы скапливались в окрестностях Петрограда и ждали приказа начинать действовать по захвату стратегических объектов. Именно этот батальон был той силой, которая в октябре 1917 года захватила все самые важные объекты российской столицы.

А в истории осталось, что тот же Зимний дворец, телеграф и многие другие объекты (включая мосты) взяли штурмом революционные солдаты, рабочие и матросы под руководством большевиков. Нет, массовка под руководством товарища Троцкого, несомненно, была, и в мелких стычках побили много городовых и прочего чиновничьего люда. Но все это была мишура, скрывающая четкие действия небольшого, но дисциплинированного подразделения, подготовленного лучшими специалистами Германии. Чтобы еще больше скрыть действия специально подготовленного подразделения, немцы направили в Петроград и группу профессиональных революционеров. Говорливых и весьма энергичных. Им и принадлежит заслуга создания мифа, что это именно революционные массы под руководством партии большевиков смели буржуазные структуры власти. Вот такую конспирологическую концепцию причин победы Октябрьской революции в России как-то по пьяни рассказал мне приятель еще в той, моей бывшей реальности. Естественно, тогда мне было это смешно, хотя мой собутыльник и закончил исторический факультет МГУ. Как доказательство своей теории заговора германского генштаба по разрушению управляемости в Российской империи он приводил примеры, как общеизвестные, так и найденные им в исторических архивах. То, что Германия в опломбированном пассажирском вагоне позволила профессиональным революционерам пересечь ее территорию, это все знают. Но вот о подготовленном в Восточной Пруссии батальоне финских добровольцев… об этом никто ничего не знал. А, по словам Жеки, этот Прусский Королевский батальон егерей № 27 состоял из ненавидящих Россию финнов, готовых сделать все для ослабления империи, которая угнетала их бедную Финляндию. Немцы их обучили, спланировали операцию, вот так и произошел октябрьский переворот 1917 года.

В моей родной реальности я о такой глубокой старине даже и не думал. Ну, была революция 1917 года, да и черт с ней. А что победили в ней большевики, так, может, это и хорошо – мобилизовали страну, и она все-таки в 1945 году надрала задницу Германии. Вот только плохо, что в двадцать первом веке сама оказалась в заднице. Но теперь если у нас с Кацем хоть что-нибудь получится, то черная полоса в истории России, может быть, и не случится. Взбодрив себя таким посылом, я в очередной раз начал вспоминать свое время и Каца, который в угоду своим научным амбициям отправил меня и себя самого в это время. Это уже сейчас я вжился в тело великого князя Михаила Александровича, а вначале была просто беда. Ляпы и несуразицы следовали один за другим. Явно я не вписывался своим поведением и языком в образ великого князя. Не спалился только по одной причине – великий князь за день до захвата моей сущностью его тела прибыл в Петроград с фронта. И не просто с фронта, где по всей логике своего происхождения он должен был бы сидеть глубоко в тылу, заседая в каком-нибудь штабе, а можно сказать с передовой. Конечно, не из окопов, а из штаба 2-го кавалерийского корпуса, которым командовал в ходе знаменитого Брусиловского прорыва. А до этого он с 1914 года командовал одной из самых трудных дивизий Российской армии – «Дикой». И, по мнению моих теперешних знакомых, командуя туземцами, огрубел, потерял княжеский лоск и нахватался разных непонятных слов и выражений. Даже матом стал ругаться, как портовый грузчик. Для верхнего эшелона российского общества Михаил Александрович выглядел настоящим фронтовиком. Вон даже французским парфюмом перестал пользоваться – только тройной одеколон. После бритья от великого князя пахло так же, как от обычного прапорщика. И все это не мое мнение, а слова самого близкого человека – жены великого князя Натальи.

Мои размышления о собственном поведении были прерваны остановкой бронепоезда на очередном семафоре. Гонять бесконечные чаи и вести, в общем-то, бесполезную беседу с командиром бронепоезда не имело смысла. О чем нужно, я уже со штабс-капитаном договорился – что именно на бронепоезде доберусь до Могилева. Что, после того как бронепоезд пройдет техническое обслуживание, к нему опять прицепят спальный вагон, в котором сейчас находилась спецгруппа, и, кроме того, платформу с установленным на ней грузовиком. Словом, теперь бронепоезд представлялся мне чем-то подобным поезду, который вез меня и спецгруппу совсем недавно. Но тогда это был беззащитный санитарный поезд, а теперь великого князя и его команду будет сопровождать в Могилев бронированный монстр. На этом этапе все потуги германцев остановить великого князя будут смешны и бесполезны. Теперь нужно быть осторожней ближайшие два дня в Петрограде и до того момента, пока не доберусь из ставки до своего корпуса. А чтобы быть осмотрительней в столице, нужно, прежде всего, выспаться, а не поглощать под защитой брони чашку за чашкой безумное количество чая. Здесь, конечно, хорошо и спокойно, но нужно перебираться в спальный вагон в подготовленное денщиком купе. В пассажирском вагоне, конечно, нет броневой защиты, но зато там есть мягкая лежанка и заботливый денщик. А у него в запасе имеется много всяких вкусностей. Я сам видел, как Первухин на станции покупал у бабки пирожки. Прокрутив все эти мысли в голове, я заявил командиру бронепоезда:

– У вас тут хорошо, Павел Александрович, но нужно перебираться в свой вагон. Посмотреть, как там мои люди устроились, да и отдохнуть не мешает и мне и вам. Если произойдет задержка с отправлением бронепоезда в Могилев, то, как и договорились, телефонируйте моему секретарю в Смольный. Дежурный у телефона там будет находиться круглосуточно. Если звонка не последует, то послезавтра в 20–00 оба вагона, которые нужно прицепить к бронепоезду, будут стоять в тупике, где и началась наша миссия по подавлению мятежа. Мои ребята заранее загонят автомобиль на платформу и подготовят пассажирский вагон, так что задержки с отправлением бронепоезда в Могилев не будет.

Получив подтверждения, что все наши договоренности остались в силе, я поспешил, пока бронепоезд стоял в ожидании сигнала семафора, перебраться в пассажирский вагон. Вот в нем я почувствовал себя хозяином. Не нужно было напрягаться, изображая из себя великого князя, и анализировать каждое свое высказывание на соответствие этому времени. Для моих подчиненных я априори являлся великим князем и все мои поступки и речи воспринимались естественными для брата императора. Вот когда я попал в ауру доброжелательства и восхищения действиями великого князя, то сразу расслабился. А начавшему что-то кудахтать денщику заявил:

– Ничего пить и есть не буду, я уже у штабс-капитана, наверное, целый самовар чая с печеньем употребил. Только спать! Предупреди всех, чтобы не шумели – великий князь отдыхает!

После этого в сопровождении Первухина проследовал в свое купе. Денщик остался в коридоре, охранять сон великого князя. Не знаю, почему, но когда я, раздевшись, улегся на мягкую кушетку, сознание не желало отключаться. И это несмотря на явное переутомление и то, что в последние двое суток мне только урывками удалось поспать, в общей сложности не более пяти часов. В голове продолжали возникать эпизоды по ликвидации на станции Лазаревская мятежа части батальона латышских стрелков. Почему-то расстрел финских егерей и большей части батальона латышских стрелков химическими снарядами мое сознание не анализировало. Считало, что выбора не было, и операция пошла по единственно возможному для успеха пути. Нужно было любым методом глушить обученных немцами егерей. Хоть травить их химией, хоть идти на них силами юнкеров в штыковую атаку. А вот применение химии для уничтожения группы латышских стрелков, засевших в кирхе, может быть, было и напрасным. Наверняка они бы сдались после обстрела кирхи обычными трехдюймовыми снарядами. После применения химии ни одного пленного не было, а провести судебный процесс по мятежникам было бы неплохо. В семнадцатом году это бы остудило революционные настроения многих солдат. Сейчас суд над солдатами, нарушившими присягу, возможен, а к концу года уже нет.

Грызть себя за допущенные промахи я перестал, только когда вспомнил о подслушанном разговоре между юнкерами. Это произошло после построения принявших участие в операции юнкеров, когда я каждому пожал руку и вручил золотой империал. Понятно было, что ребята старались наилучшим образом выполнить приказ не из-за денег, а ради страны. Но по их сияющим физиономиям было видно, что нежданно свалившимся деньгам они очень рады. После построения я пошел в здание станции, в кабинет ее начальника, которого убили мятежники. Там начиналось заседание созданной по моей инициативе судебной «тройки». Дело было новое и необычное для этого времени, и я решил присутствовать на этом первом заседании. И даже не для того, чтобы указывать, как правильно проводить заседание тройки, а наоборот, самому посмотреть, как все это дело организует привлеченный юрист Владимир Венедиктович. Он родился и живет в этом времени – значит, ему и карты в руки. К тому же он специалист по юриспруденции, знает законы этого времени и хорошо разбирается в делопроизводстве. А если я возьмусь за это мутное дело, то так все напутаю, что мама не горюй. Загублю своими руками нужную сейчас быструю методику судебного разбирательства. Среди либералов поднимется вой о кровавом царском режиме, который без суда и следствия расстреливает как мирных граждан, так и солдат, не выполняющих преступных приказов. А вот если протокол оформить правильно, с горой юридических формулировок, то даже либералы запутаются в лабиринте специальных терминов. И все получится в рамках правовых норм. А значит, с точки зрения тех же американцев, с таким режимом можно иметь дело. И больших преград для получения необходимой помощи не будет. В данный момент я хотел, пусть и жесткими мерами, навести хоть какой-нибудь порядок, но в то же время нужно, чтобы для внешних игроков царский режим выглядел правовым. Сложная задача – в полевых условиях наводить порядок и выглядеть белым и пушистым. Но очень этого хотелось, вот я и пошел на заседание чрезвычайной тройки.

Отказавшись садиться на председательское место, я уселся на стул, стоявший у открытого окна, и стал с интересом наблюдать за ходом заседания этого своеобразного суда. Неожиданно мое внимание привлек гогот за окном. Оконный проем располагался довольно высоко, и под ним остановилась компания юнкеров, весело болтающих друг с другом. Я не стал прогонять этих ребят, а только прислушался к их разговору. Непринужденное общение людей этого времени меня очень интересовало. Только так можно было нахвататься характерных выражений и услышать анекдоты этого времени. Я все еще боялся оказаться чужим в корпусе, которым командовал великий князь, и ловил малейшую возможность узнать, как общаются между собой современные офицеры. А тут находящаяся далеко от начальства компания будущих прапорщиков – грех было не подслушать, о чем и, самое главное, как они говорят. Вот я и превратился в одно большое ухо и все внимание сосредоточил на разговоре юнкеров.

Сначала обращал внимание только на манеру разговора и на сочные обороты речи этих будущих офицеров. А потом меня зацепил смысл их разговора. Это произошло, когда один из юнкеров произнес:

– Ну что, мушкетеры, нужно достойно отметить получение золотых. Предлагаю посетить заведение мадам Бляденс! Я слышал, там новые девочки появились. За империал они такой бильярд шарами клиента устроят, что на фронте никакая атака германцев не будет страшна. Ха-ха-ха!..

Сквозь это ржание развеселившегося юнкера донеслось:

– Не, Васька, я свой золотой не буду на это дерьмо тратить. Дырочку в монете сделаю и рядом с крестиком носить буду. Если выживу, то своим внукам буду этот золотой червонец показывать и говорить, что это сам помазанник Божий подарил его. А великий князь точно отмечен Богом, и быть ему царем вместо никчемного Николашки.

После этого, не скрою, приятного для меня пассажа, который, правда, не соответствовал моим целям, раздался еще один голос:

– А я тоже, пожалуй, не буду тратить этот империал. Пусть будет моим талисманом и приносит удачу. Вон князь принес же нашей роте удачу, так и пожалованный им золотой спасет жизнь на фронте.

Юнкер, который до этого смеялся, уже более серьезным голосом произнес:

– Великий князь, конечно, удачлив и стратег хороший, но на фронте он будет далеко. Так что, как говорится – на Бога надейся, а сам не плошай.

На эту фразу юнкер с хриплым голосом заявил:

– Ты, Васек, конечно, можешь потратить свой золотой на баб, но я лучше сделаю, как Борис, и буду держать этот империал у сердца. Очень на меня произвело впечатление, как после появления великого князя пошло дело по подавлению мятежа. Если бы не государь, то половину нашей роты выкосили бы у этой кирхи. А появился великий князь, и не успел я выкурить папироску, как дело было сделано. Два пушечных выстрела с бронепоезда – и в кирхе одни трупы. Мы с ребятами, надев противогазы, пулемет из кирхи вытаскивали, так там ужас что творится. Даже крысы дохлые валяются, не говоря уже о людях. Из пушки химическим снарядом в маленькое окошко попали – явно высшие силы помогли великому князю наказать мятежников. Не… я теперь дар государя тоже буду носить как амулет.

Последующие слова были заглушены свистком паровоза – на станцию прибывал состав со стороны Петрограда. А затем и слушать стало некого – юнкера ушли. Пришлось мне опять сосредоточить все внимание на ходе своеобразного судебного разбирательства. А процесс двигался, можно сказать, семимильными шагами. Уже практически треть дел было рассмотрено. И что для меня было удивительно, главным поборником жестких наказаний был Владимир Венедиктович. Я-то боялся, что юрист начнет заниматься крючкотворством и затягиванием рассмотрения дел, а все получалось не так. Больше всех затягивал рассмотрение дел не он, а поручик Симонов. Некоторые свидетельские показания ему были не ясны, и он периодически вызывал свидетелей – пострадавших от мятежа латышских стрелков.

А вот Владимиру Венедиктовичу все было ясно по докладной нового командира латышских стрелков Яниса Берзиньша и объяснительных самих мятежников. Видно, сильно обиделся юрист, когда его арестовали мятежники. Он обещал тогда засудить негодяев, избивших его, вот теперь и засуживал. Действия Владимира Венедиктовича мне понравились. Про себя я подумал: «Надо брать юриста в нашу команду. Мужик грамотный – вон как ловко подбирает законы, чтобы обосновать самые жесткие действия. Чисто Вышинский. Полезный человек в это непростое время. Если все-таки произойдут волнения и придется для их подавления использовать силовые методы, то Владимир Венедиктович обоснует их применение законами и создаст юридическую завесу перед западным общественным мнением». Поняв, что, в общем-то, все идет так, как и я хотел, и находиться здесь мне не обязательно, я откланялся и направился заниматься другими насущными делами.

Воспоминание о подслушанном разговоре юнкеров несколько успокоило мою психику. А то в голове продолжали мерещиться мучающиеся от отравления газами латышские стрелки. Егеря нет, а вот латыши да. Все-таки мой рассудок считал, что финские егеря явные враги и обязаны ответить за свои преступления, а вот большинство латышей не были врагами империи, их просто обманули. Подслушанная беседа юнкеров помогла той части психики, которая считала, что если не предпринять решительных действий, то будут многомиллионные жертвы в ходе коллапса, который случился в России. Если молодые ребята, можно сказать цвет нации, не высказали даже одного слова в осуждения решений великого князя, то прочь все сомнения в собственных поступках. Какие времена – такие и решения. Значит, я не более кровожаден, чем другие. Наоборот, юнкера посчитали, что за действиями великого князя стоит сам Господь. А в 1916 году это много значит. Эти юнкера скоро станут офицерами и отправятся на фронт, и там они своего мнения о великом князе Михаиле Александровиче от своих сослуживцев скрывать не будут. В армии появится прослойка офицеров среднего звена, которые будут хорошо относиться к брату императора. Так что своими действиями я подкрепил задумку Каца о необходимости пропаганды, так сказать, снизу – из среды самих рабочих и солдат. Только этот хитрец хотел готовить и рассылать таких людей по военным частям и крупным городам империи, а у меня это получилось естественным путем. При этом Кац сетовал, что для отбора и подготовки агентов влияния у нас очень мало времени, а я в течение суток завербовал больше семидесяти будущих прапорщиков. Пусть они не специалисты в пропаганде, но зато искренне уверены, что великий князь это благо для их родины. И будут доказывать это с оружием в руках. Пропаганда сверху (так мы называли печать) получилась тоже спонтанно – хвалебные статьи в газетах, за которые Кац планировал платить деньги, появились без всякого его участия. Стоило мне повести себя как мужику – отбиться от террористов своими руками, как статьи с хвалебными материалами о Михаиле Александровиче появились во всех газетах империи. Да и с деньгами вышло совершенно неожиданно. Трудно представить, сколько мы с моим другом мучились, разрабатывая хитроумные комбинации, чтобы получить средства на реализацию планов по недопущению революций в России. Как я ни уговаривал послов Антанты и Американских Штатов выделить деньги, а в конечном счете сама судьба преподнесла почти миллион рублей. Как тут не поверишь в провидение? Эти мысли, в конце концов, убаюкали меня, и с чувством выполненного долга я наконец-то смог уснуть.

Глава 2

Спал я не долго, часа два. Разбудил меня, как и положено генерал-лейтенанту в полевых условиях, денщик вежливым покашливанием. А я и чувствовал себя в полевых условиях и, хотя бронепоезд уже въехал в пригороды Петрограда, оделся именно в полевую форму, хотя имелась и богатая парадная генеральская форма. Для столицы она, может быть, и была бы в самый раз, чтобы подчеркнуть значимость великого князя, но я по натуре не петух и не хотел уж очень сильно превозносить свою победу. А нас должны были встречать именно как победителей, которые уничтожили немецкую рейдерскую группу, к которой примкнули латышские предатели. Именно так был по телефону информирован начальник Петроградского гарнизона генерал Хабалов. Кроме него, по моей просьбе, поручик Симонов связался и с охранным отделением, которое и должно было раскручивать дело латышских стрелков. А также узнать, каким образом проникли в столичный регион обученные немцами финские егеря. Первоначально я сам хотел раскрутить захваченных в «Липках» финнов, но поездка в корпус была важнее. Ну что, в общем-то, я мог выпытать у финнов? Проникшие на территорию столичного региона подразделения Прусского Королевского батальона егерей № 27, состоящего из добровольцев финнов, были уже уничтожены. Оставалось узнать у захваченных финнов только координаты коридоров на шведско-русской границе, по которым и попадали враги на нашу территорию. Но это пускай охранное отделение занимается, у меня есть дела поважней. Ясно же, что через дырявую границу немцы (если они поставили такую цель) смогут протащить в столицу Российской империи нужные им деструктивные силы. Дыр в границе полно и смертельных врагов у империи тоже много. Если государственная машина не в состоянии перекрыть границу, то я и подавно не смогу это сделать. Остается одно – в Петрограде глушить вылезших из щелей прусских тараканов. А для этого нужны надежные части. Где их взять? Единственное место, где это реально – в корпусе, которым командовал великий князь. Так что, несмотря на уничтожение подготовленных немцами егерей, нужно было продолжать выполнять первоначальный план. И чем быстрее окажусь в корпусе, тем лучше. Так что пускай жандармы занимаются финнами и латышами, а я лучше подберу бойцов, которые не допустят сползание России в клоаку революций и гражданской войны.

Так я себя накачивал, пока готовился предстать перед столичной публикой. А это был довольно длительный процесс. Одно бритье чего стоило. Но появиться помятым или небритым великий князь не имел права. Вот и пришлось заниматься своим внешним видом, забыв о потребности организма в калориях. Правда, когда бронепоезд остановился в том же тупике, откуда мы менее суток назад выехали, на вроде бы, как казалось тогда, рядовую операцию, я не удержался и все-таки выпил стакан уже остывшего чая с заботливо приготовленным бутербродом с черной икрой. Поэтому и выбрался из вагона самым последним. Но для этого времени и нынешней ситуации это оказалось правильным. Я поступил, как истинный великий князь – появился, когда вся суета уже закончилась. Спецгруппа и латышские стрелки уже стояли в строю. Командир бронепоезда со своими офицерами, сгруппировавшись вокруг генерала Хабалова, ожидали появления великого князя.

Великий князь появился в скромном, но чистом полевом мундире, бодрый и стремительный. Вроде бы только что был на площадке пассажирского вагона, а в следующее мгновение уже рядом с группой офицеров. Это я понял по выражению лица прапорщика, стоящего рядом с генералом Хабаловым. Очень у этого парня было подвижное лицо, и эмоции своего хозяина оно хорошо передавало. Помню его восторженное выражение, когда раздавал солдатам и офицерам денежную благодарность великого князя. И тогда это вызвало у меня внутреннюю улыбку, и сейчас тоже. Этот внутренний смех чуть не вырвался наружу, когда я обернулся, следуя за взглядами офицеров. Отставая от меня метров на десять, важно вышагивая, шествовал ефрейтор Первухин. Он облачился в свой лучший наряд – конечно, по мнению моего денщика. Все вроде бы было по форме, и я давал разрешение бойцам спецгруппы использовать полученные на складах Петроградского гарнизона летные кожаные куртки и гвардейские галифе. А помня свое время и форму спецподразделений, разрешил надевать под кожаную куртку тонкую тельняшку. Так вот ефрейтор именно так и оделся. Но смотрелся он в этом наряде очень комично. Особенно смешно и нелепо выглядели на моем денщике – гигантские галифе, деревянная кобура с маузером и – гордость Димы – собранные в гармошку кожаные сапоги со скрипом. Может быть, у себя в деревне в таком наряде он и был бы первым парнем, но здесь на фоне бронепоезда выглядел чистым Петрушкой.

Вид Первухина объяснял, почему для приготовившихся встречать великого князя офицеров мое перемещение казалось стремительным. Мой денщик отвлекал внимание на себя, а я в это время не очень быстрым шагом дошел до офицеров, стоящих рядом с генералом Хабаловым. Это умозаключение я сделал не просто так, а потому что в голове шла постоянная работа – непрерывно думал, как противостоять угрозе нападения на великого князя. А такой персонаж, как Первухин, наверняка будет привлекать внимание и даст мне возможность действовать. По-видимому, такой неосознанный вывод я сделал давно и именно поэтому не мешал своему денщику одеваться, как он хочет. Вон даже к маузеру в целом одобрительно отнесся. Не возражал, что Первухин, пользуясь моим именем, раздобыл себе такое оружие.

Все эти мысли пронеслись молниеносно, а в следующий момент я уже здоровался с генералом Хабаловым. Претензий за предоставленный для проведения операции разложившийся батальон латышских стрелков я предъявлять генералу не стал. Наоборот, начал хвалить команду бронепоезда и юнкеров за четкое выполнение приказов и профессионализм их командиров. Одним словом, заретушировал огрехи штаба Петроградского гарнизона, который проморгал предателей, окопавшихся в батальоне латышских стрелков. Но генерал, наверное, чувствовал вину за то, что направил для участия в операции батальон латышских стрелков. Поэтому он не возражал, что латышей, оставшихся верными присяге, нужно передать в подчинение КНП (Комитету по национальной политике). Заодно я договорился, что казак Сергей переходит в мое распоряжение. Этот ловкий и удачливый парень был уже зачислен в спецгруппу, а сейчас получил формальное согласие начальника Петроградского гарнизона.

Обговорив с начальником Петроградского гарнизона еще несколько вопросов, я переключился на представителя охранного отделения жандармерии полковника Клюева. Вот этого господина я по-настоящему и взял в оборот. Во-первых, высказал жандарму претензии по работе их агентуры, которая перестала грамотно работать. Совсем не видят опасных для власти людей, которыми буквально напичкан Петроград. Зациклились на всяких там эсдеках и прочей шушере, а вот по-настоящему опасных, сотрудничающих с Германией группировок не замечают. Вон, например, одна из группировок социалистов – большевики, в центре Петрограда напала на фронтовика, генерал-лейтенанта, великого князя наконец, и что? Какие меры предприняты против пришедшего из Германии учения? Социалисты, как заседают в Думе, так и продолжают кушать народный хлеб. Сквозь русско-шведскую границу в воюющую страну массово проникают боевики и агенты Германии.

Моя обличительная речь и тыканье носом жандармерии в явные недоработки плавно перешла к конкретным вещам, которые ведомству полковника следует предпринять. Я сообщил полковнику, что кроме арестованных латышских стрелков имеются еще и задержанные финские коллаборационисты. Они и рассказали о проникших на территорию России подразделениях финских егерей, обученных германскими инструкторами. Задачей этих финских добровольцев было нападение на стратегически важные объекты российской столицы. Моя информация очень заинтересовала полковника жандармерии. И я с легким сердцем обещал ему сегодня же передать службе жандармерии задержанных финнов. При этом заметил, что эти финны наверняка знают коридоры в границе, по которым они и проникли на территорию Российской империи. Когда мы обговорили с полковником порядок передачи задержанных финнов, я почувствовал немалое облегчение. Полковник производил впечатление добросовестного служаки. И вполне мог раскрутить финнов и перекрыть коридоры на границе.

Когда я давал обещание полковнику передать его службе задержанных, то подумал, что никак не успеваю до отъезда на фронт раскрутить финнов. А если бы даже и узнал у них места проходов через российско-шведскую границу, то за то небольшое время, которое мне осталось до отбытия бронепоезда в Могилев, все равно ничего бы не успел сделать. По-любому пришлось бы передавать финнов в жандармерию, и неизвестно, кто бы этими господами занялся. Наверняка отнеслись бы к задержанным формально и не дай бог отпустили бы их под напором адвокатов и социалистов. По существу, фактов их подрывной деятельности нет. Командиры егерей, как и у меня на допросе, станут говорить, что они просто приехали в гости. А сам лесоторговец будет утверждать, что он ничего не знает. И определил на постой уничтоженных егерей, думая, что это солдаты русской армии. Да еще будет требовать, чтобы ему вернули имение и деньги, которые он держал в своем сейфе. Да… пожалуй, лесоторговца отдавать жандармерии не нужно. Пускай посидит еще в подвале Смольного до моего возвращения в Петроград. А там будет видно, что с ним делать.

Наконец все дела были сделаны, вопросы согласованы, и полковник пригласил меня в свою пролетку, чтобы довезти до Смольного. Латышских стрелков я отправил в Смольный пешим маршем, ну а спецгруппа, захватив с собой Первухина, поехала туда с шиком – на автомобиле. «Форд» стоял рядом с тупиком, у будки часового, охранявшего стоянку бронепоезда. Ну и на время операции автомобиль спецгруппы великого князя тоже охранялся этим часовым. А его водитель Максим, ставший подпрапорщиком, принял участие в операции как обычный боец спецгруппы. Подпрапорщиком Максим стал не просто так, это его папочка предпринял все, чтобы его сын пошел в армию не рядовым, а хоть с какими-нибудь нашивками. Его влияния хватило на одну галунную нашивку на погон. Ну, это ладно, главное, что меня устраивало – водитель по званию стал вторым после Хватова, и теперь, если не дай бог с прапорщиком что-нибудь случится, Максим автоматически становился командиром спецгруппы. А Максим как боец, конечно, хуже Хватова, но зато был инициативным и расчетливым парнем, не уступающим в этом прапорщику. К тому же без всякого воздействия со стороны папочки или меня стал весьма авторитетным в спецгруппе.

Стало уже традицией, что я прерывал сон Каца. Вот и в этот раз великий князь с шумом в двенадцатом часу ночи ворвался в кабинет-спальню, где на кожаном диване прикорнул его секретарь Джонсон. И опять спросонья мой друг плохо соображал, пришлось ему пересказывать мои похождения два раза, и даже после этого он смотрел осоловелыми глазами на полковника жандармерии, вошедшего в кабинет. Полковник вошел оформлять документы на передачу ему протоколов допросов и самих задержанных финнов. Самих арестованных уже загрузили в жандармскую повозку, сопровождающую пролетку полковника. Теперь оставалось только оформить бумаги, и можно было забыть о финнах.

Много времени бумажная волокита не заняла, и через десять минут, проводив полковника, я смог уже детально рассказать своему другу обо всех событиях, которые случились в последние сутки. Кац воспринял мой рассказ болезненно, не в том смысле, что ему стало жалко латышей, а в том, что он спокойно сидит тут в Петрограде, а его друг рискует собой и хоть что-то делает для изменения исторического развития России. Мне нрав Каца был хорошо известен, когда он начинал ныть и говорить о своей никчемности – значит, жди какого-нибудь прорыва. Чтобы узнать, какое свершение сделал мой друг, нужно было выслушать его самобичевание, изредка не соглашаясь с тем, что он полное чмо, и тогда Саня сам все расскажет. По крайней мере, так было в той реальности, когда мы работали в НИИ Мозга. Вот и сейчас Кац посокрушался минут десять, а потом начал сравнивать себя с моллюском в раковине и вдруг произнес:

– Ну, получилось синтезировать немного пенициллина, а толку-то? Таким количеством можно сделать одну инъекцию и всё. Этим даже ангину не вылечишь. Как обычно, занимаюсь бестолковой суетой, вместо того чтобы делать по-настоящему большое дело. Понятно же, чтобы получить значимый эффект от применения антибиотиков, их нужно большое количество. А несколько граммов, которые я смогу синтезировать, это комариный укус в тело слона. Время, время и деньги, вот что нужно, чтобы помочь фронту. Кое-какие деньги появились, но времени-то совсем нет. Скоро 1917 год, а чтобы развернуть промышленный синтез пенициллина, нужно как минимум год. А тут еще требуется наладить производство «Катюш» и напалма. Одним словом, чмо я паршивое, не тяну в попаданцы-прогрессоры. Одна надежда на тебя, что все-таки получится взять под контроль корпус и не допустить революций. Знаешь, Михась, совсем не хочется ехать в ссылку в Пермь.

Информация о том, что получилось синтезировать пенициллин, меня огорошила и вдохновила. Это же первая наша реальная победа. Под впечатлением такой новости я воскликнул:

– Да ты что, парень… это ты эпохальные вещи делаешь, а я так, работаю по ситуации. Ничего страшного, что промышленное производство антибиотиков можно будет наладить только через год. Продержимся, Кац! Зато потом можно будет спасти миллионы людей. Да и бабки на этом деле заработаем.

– Как продержимся-то, если все наши начинания буксуют? От Госдумы, считай, поддержки ноль. И это несмотря на то, что Родзянко обещал помогать Комитету по национальной политике. Как только великий князь уехал, все думские деятели забыли о своих обещаниях. Только Гучков хоть как-то помогает финансово.

– А ты что хотел? Сам должен понимать, что сейчас никто из них даже помыслить не может, что самодержавие в России падет. Элита живет своей обычной жизнью и не хочет лишних забот и принятия на себя дополнительных обязательств. Обещать брату императора это одно, а реальные действия другое. Сам знаешь нашу национальную черту – пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Это мы с тобой знаем, что гром грянет и вмажет так, что даже в двадцать первом веке икается. Так что, Саня, нам остается только сжать зубы и делать то, что наметили, а не ныть, что все идет не так, как мы мечтали. Конечно, если хотим выжить, а не попасть под каток революционного молоха.

– Да… Михась, ты точно стал другим, как попал в тело Михаила Александровича! Крепче духом и увереннее в себе! Вот мне все еще непонятно – если великий князь имел подобные черты в своем характере, как он мог допустить сползание России в такую клоаку. Какого черта не принял корону? Ведь Николай II отрекался именно в пользу Михаила. Что же тот забралом щелкал, непонятно?

– Что-что? Европа его развратила! Он-то думал, все произойдет, как там – власть и обязанности возьмут нормальные люди, и он наконец-то сможет стать обычным человеком – гражданином Романовым. Наверное, ему даже в страшном сне не снилось, что его, не имевшего ни малейших притязаний на трон, шлепнут в Перми. Я-то знаю, чем кончилось его благородство и чистоплюйство, поэтому и буду бороться до конца. Хрен меня смогут взять живым чекисты, я их сам вверх ногами повешу. Вот в чем разница между тем Михаилом Александровичем и мной.

После этих слов я почувствовал, что истерика у Каца прошла, и он стал уже с большей уверенностью в своих силах планировать, что нужно сделать, чтобы все-таки начать производство пенициллина в промышленных масштабах. А у меня, наоборот, уверенность в том, что у нас все получится, пропала. Можно сказать, меня скрутила паническая атака, хоть я бодрым голосом и поддакивал Кацу. Весь ворох проблем, которые предстоит решить, разом упал на мою психику. Психика, естественно, начала трещать. Бороться с таким состоянием души было нужно, и я не нашел ничего лучшего, как предложить:

– Ну что, Санек, такое дело, как синтез первого пенициллина в этом мире, нужно обмыть. Так как в современной реальности хрен найдешь институтской амброзии – технического спирта, придется использовать французский коньяк. Давай, парень, коли ты хозяин, мечи закусон на стол, горючее как обычно за мной.

Кац хмыкнул, но ничего не сказал, а молча встал и вышел из кабинета. Конечно, это же не XXI век и холодильника, как тогда в его лаборатории, не было. Зато кухня, по-видимому, в новоявленном комитете уже была, и Кац направился туда за закуской. У меня тоже не было фляжки с техническим спиртом, как в XXI веке, но зато имелся денщик с вещевым мешком. А в этом мешке на всякий случай (если великий князь решит гульнуть) Первухин носил две перемотанные портянками бутылки французского коньяка. И самому денщику я еще не давал команды идти отдыхать, он ожидал меня перед кабинетом Каца. В общем-то, я был намерен ночевать в своем особняке, а у Первухина там была своя каморка. Так что коньяк был вполне доступен, и пока Кац направился обеспечивать поляну закуской, я выглянул в коридор и дал команду Диме достать одну единицу неприкосновенного запаса.

Может быть, чтобы заглушить все сомнения и неуверенность, этого количества спиртного было и мало, но паническая атака панической атакой, а чувство долга оставалось чувством долга. Напиваться в хлам я не имел права – скоро должны были подойти латышские стрелки поручика Берзиньша, и их нужно было размещать. А в хлам пьяные великий князь и его секретарь плохой пример для дисциплинированных латышей. Это я и высказал Кацу, когда мы пропустили по первой рюмке. После второй он опять начал меня тестировать на предмет изменения личности. А после третьей ехидно заявил:

– Да-а… Михась! Смелость, мужество, справедливость – первые признаки алкогольного опьянения.

И после этого мерзко заржал.

И как ни странно, вся моя неуверенность, подавленность и прочие признаки угнетенного состояния прошли. Хотелось рвать и метать, чтобы не допустить сползания моей родины в выгребную яму истории. Прилив энергии требовал выхода, и я вынудил моего друга устроить мне экскурсию по особняку Смольного института. Для стороннего наблюдателя это было бы жуткое зрелище. Да что там сторонний наблюдатель, даже у меня, когда мы вышли в темный коридор, по спине поползли мурашки ужаса. Хотя Смольный институт и имел кое-где лампы накаливания, но в данный момент электричество отсутствовало, и мы направились на эту экскурсию с керосиновой лампой. Я шел и с замиранием сердца представлял, что тут ходили такие монстры, как Ленин или Троцкий. Весь маразм своей затеи я ощутил, когда часы, расположенные во многих кабинетах Смольного, начали практически одновременно бить двенадцать часов. Когда наступила тишина, я воскликнул:

– Ладно, Кац, достаточно! На другой этаж уже не пойдем. Теперь я примерно представляю, сколько в этом здании можно разместить бойцов.

Мой друг, как мне показалось, зловеще ухмыльнулся и каким-то загробным голосом ответил:

– Как не пойдем? Ты разве не хочешь посмотреть подвал? Навестить финна, у которого отжал бабло? Прикинуть, скольких врагов можно туда поместить?

– Да иди ты к черту – сам будешь размещать узников в своем КНП. Ты на хозяйстве остаешься, вот и будешь заниматься расчисткой политического поля России от явных маразматиков и предателей. А моя задача – мочить их на внешних контурах и обеспечить тебя силовой поддержкой. И заметь, я уже работаю по этому вопросу. И это еще одна причина, почему мы не пойдем в твой подвал. Вот-вот должны подойти латышские стрелки. Я ради этого в Смольный и приехал. Нужно познакомить тебя с их командиром поручиком Берзиньшем. Хоть под его командованием латышских стрелков не очень много, но зато они ребята проверенные и не поддадутся на большевистскую пропаганду.

Я рассказал Кацу, как проверял латышей, и посоветовал обратить внимание на их командира, сказав:

– Знаешь, Саня, а он, пожалуй, подойдет на роль, которую в нашей реальности исполнял Дзержинский. Казалось бы, флегматик, но, когда нужно, действует быстро и безошибочно. Твердый характер, не трус и беспощаден даже к своим соплеменникам. Имеет чувство долга, холодную голову и, надеюсь, чистое сердце, без гнилой буржуазной сущности. Пожалуй, пора нам учреждать Великокняжескую ЧК. Без этого не пробить нам ни одного нормального дела. Заболтают, замотают и в конечном счете сбросят в выгребную яму все наши спасающие эту разложившуюся власть начинания. Я чем больше окунаюсь в действительность этой реальности, тем больше понимаю большевиков. Действительно все прогнило, и, по-видимому, если хотим выжить, придется во многом пользоваться их опытом.

– Михась, ты что, совсем обалдел? Какая к черту ЧК, у царя есть охранка. Ее нужно реформировать, а не заниматься созданием новой структуры!

– Хм… реформировать! Времени нет, Кац, не успеем мы найти и продвинуть туда нужных людей. Пусть там и есть умные и опытные люди, но сама система уже так закостенела, что еле справляется с привычными вызовами, а предстоят новые. Мы о них знаем, вот и нужно быть готовыми их погасить. Не на ура брать прошедших большую школу нелегальной работы революционеров, а создать, так сказать, засадный полк. Заговорщики вроде бы провели охранку, а тут бац, им на хвост сваливается какая-то ЧК. Конечно, в подпольных организациях народ осторожный и опытный, и они быстро научатся обманывать новую структуру. Но главного-то мы добьемся – на какое-то время собьем темп революционной работы. Сам же сформулировал главную задачу – нам бы 1916 год простоять да 1917-й продержаться. А там, как мы знаем, Германия и Австро-Венгрия проиграют войну, и можно надеяться на репарации. Вот чтобы продержаться, нам и нужно создать что-то типа тайной службы безопасности. Наряду с другими мерами, которые мы пытаемся применить, эта тоже будет способствовать удержанию ситуации под контролем.

– Говоришь, что времени нет, что многие затеянные нами мероприятия буксуют и нужно внедрять дублирующие, а сам хочешь уехать из Петрограда. Все это скопище проблем бросить на меня. Михась, я же не справлюсь!

– Нужно, Кац, нужно! Знаешь же, что без силовой поддержки нам труба! А где ее взять? Только в корпусе, которым командовал великий князь. Значит, необходимо ехать в действующую армию и там, кровь из носа, внушить уважение и любовь, по крайней мере, офицерства к нынешнему Михаилу Александровичу. Слава богу, вроде бы, по крайней мере, в «Дикой» дивизии к нему относились очень хорошо. Воспоминания, отложившиеся в долговременной памяти, говорят об этом однозначно. Джигиты любили своего командира и беспрекословно выполнили бы любой его приказ. Остается использовать этот ресурс, может быть даже его приумножить. И даже без моего участия это происходит постоянно – в газетах продолжают печатать хвалебные статьи о Михаиле Александровиче. Вон в Лазаревском я купил несколько столичных газет, так в каждой была статья в передовице, как великий князь отважно отбился от многочисленных бандитов, напавших на безоружный санитарный поезд. Журналисты уже откопали этот эпизод, и сейчас каждое издание с большой фантазией разрабатывает эту золотую жилу. Оперативно черти работают, даже фотография места боя с убитыми егерями опубликована. А интервью с санитарками, ставшими свидетельницами этого подлого нападения, вряд ли оставят равнодушными мужиков, сидящих сейчас в окопах. Так что хороший фон образуется для моего появления на фронте. Еще пару раз принять участие в каких-нибудь операциях, и считай, дело сделано – я полностью вписался в образ Михаила Александровича.

– Ну, впишешься ты в образ боевого генерала, и что? В Питере-то многие дела без великого князя забуксуют. Сейчас еле двигаются, хоть денежной смазки я не жалею, а без толкача из рода Романовых все вообще встанет. Тем более деньги расходуются с ужасающей быстротой.

– Вот тебе и еще одна причина быстрее оказаться на фронте. Перед тем как окажусь в своем корпусе, нужно будет заехать в ставку, в Могилев, и встретиться с императором. Как комкор, я обязан доложиться главнокомандующему, что прибыл после лечения и приступаю к своим обязанностям. Думаю, при такой газетной шумихе мне удастся выжать кое-какие средства на производство нового оружия. Ну и предупредить брата, что на Распутина готовится покушение. В общем, буду действовать так, как мы с тобой уже обговаривали.

Наш разговор был прерван появлением Первухина. Он доложил, что прибыл поручик Берзиньш и сейчас он дожидается великого князя перед кабинетом господина Джонсона. Естественно, на этом наша экскурсия по помещениям Смольного института закончилась, и мы направились обратно. Да и пьянка закончилась тоже. После представления командира латышских стрелков Джонсону и повторения задач, которые ставятся перед подразделением поручика, я попрощался и направился в сопровождении Первухина к «Роллс-ройсу». Водитель, как уже повелось, ночевал в Смольном и, как сказал мне Кац, уже ожидал меня на своем рабочем месте, то есть в автомобиле.

Глава 3

Опять я приехал домой неожиданно. И как уже случалось, заспанная Наталья оказывалась в руках человека, недавно вышедшего из боя, а значит, весьма сексуально настроенного. И опять я не дал жене удовлетворить свое любопытство и узнать, как же прошли мероприятия, на которые ее муж уехал прошлой ночью. Помогло мне в этом то, что я выспался, когда возвращался из Лазаревского, а также беспомощно-сексуальный вид практически раздетой Натальи. Какое тут к черту любопытство – через полчаса она уже и говорить не могла, только мычала. А через час уже я вышел в австрал и стал бесполезен для любых вопросов.

Утром тоже было не до разговоров, пришлось вставать раньше Натальи и, по просьбе Каца, заниматься ролью толкача, одновременно являющегося и братом императора. Функции, ставшие уже мне привычными, я уже исполнял автоматически. На кого нужно орал, а перед некоторыми исполнял роль боевого генерала, который прибыл с фронта, а тут в тылу саботируют мероприятия, направленные на победу России в войне. Все это время, пока занимался игрой на публику, я думал над вчерашними словами Каца – что в целом мы занимаемся работой, направленной на то, чтобы Николай II отрекся от престола. Имеем дело с теми людьми, которые способствовали февральской революции в России.

Как только закончилась последняя из запланированных встреч, сразу же, даже не заезжая домой поужинать, направился в Смольный. Я знал, что Кац после посещения Госдумы непременно должен туда приехать. У него была запланирована в Смольном встреча с руководством Бунда. В общем-то, мой друг просил появиться перед представителями этой еврейской организации, чтобы ее люди убедились, что переговоры ведутся не просто так, а с ведома высших слоев Российской империи. Идея создания еврейского государства в Палестине поддерживается самим великим князем, братом императора. Но я поехал в Смольный, даже не заехав на ужин, не ради встречи с представителями Бунда, а из-за желания переговорить с Кацем о правильности наших действий. Может быть, действительно мы объединяемся не с теми, и еще не поздно изменить вектор наших действий.

Кац был на месте, а вот представители Бунда уже уехали. От этого известия, которое сообщил мне охранник, стоявший на входе в Смольный, у меня повысилось настроение. Обязанность играть, изображая из себя светоча русской монархии, отпала. А еще меня обрадовало, что охрану Смольного уже взяли на себя латышские стрелки. Поручик Берзиньш молодец – только вчера ночью латышские стрелки прибыли на новое место службы, а сегодня уже Смольный институт взят под их охрану. Оперативно все организовал поручик.

У кабинета председателя КНП (Комитета по национальной политике) я притормозил. Следовало продумать, каким образом разговорить Каца, чтобы тот откровенно объяснил, почему это мы своими действиями способствуем отречению Николая II. Думал, наверное, целую минуту и решил, что сначала парня надо озадачить тем, что он не четко исполняет свою роль. Пусть оправдывается, а в пылу своего негодования будет и меня клеймить нечетким исполнением наших задумок. Вот тогда и выйти на вопрос, в каких действиях мы работаем на пользу противников императора. Кац, если его обидеть, всегда откровенен и не щадит своего собеседника, говорит все как есть.

Закончив разрабатывать стратегию разговора, я решительно, как и подобает великому князю, распахнул дверь председателя КНП. Кац сидел за письменным столом и что-то увлеченно писал, даже не посмотрев, кто же вошел в кабинет. Из прошлой реальности я знал, что мой друг углубляется в себя, лишь когда поставленная задача так его интересует, что он забывает, что существует и внешний мир. Знал я, как его сознание вернуть в реальный мир – нужно вести себя бесцеремонно и громко спросить его о какой-нибудь проблеме, на которую он будет вынужден обратить свое внимание. А у него наверняка должна остаться в памяти недавняя встреча с представителями Бунда. Вот совмещая в своем вопросе и стратегию, которая была разработана еще в коридоре, и мысль, которая мелькнула в голове только что, я и гаркнул:

– Ты что, мать твою, отпустил бундовцев? Сам просил, чтобы я с ними встретился, а евреев уже нет! Я время на посещение Министерства путей сообщения урезал, чтобы быстрей оказаться в Смольном, а тут такая подлянка.

Как я и ожидал, Кац, забыв про свою писанину, начал оправдываться, заявив:

– А я что, им хозяин? У людей дела, а я только нарисовался и неизвестно чем могу быть полезным?

– Как чем? Ты же секретарь великого князя, а значит, представляешь высший эшелон империи. Да любая стремящаяся обрести статус общественная организация должна вцепиться в тебя когтями и попытаться выжать из власти все, что возможно. А тем более евреи, они без гешефта не уходят.

– Все-то ты знаешь, Михась! А если они встретились с не менее хитрым планом их использовать? То спрашивается, что будут делать умные люди? Правильно, они возьмут тайм-аут. Вот и бундовцы, выслушав мои предложения, взяли этот самый тайм-аут. Как сказал их представитель Абрамович, идея, исходящая от великого князя, настолько грандиозна, что она требует серьезного обсуждения и изучения в их секретариате. Мы договорились встретиться через неделю, и тогда Бунд выскажет свою позицию. Но поверь, Михась, все будет, как нужно, и уже теперь великий князь Михаил Александрович стал для Бунда большим другом евреев.

– Думаешь? Ладно, будем доверять твоей сионской проницательности. Но я уже не успею в этом вопросе тебя поддержать, так что придется самому обламывать своих соплеменников. Как я тебе уже говорил, завтра все-таки надеюсь выехать в Могилев. Думаю, на бронепоезд никто не посмеет напасть. Да, скорее всего, и некому. Активных штыков у немецкой агентуры в Петрограде не осталось. Это поможет тебе более активно работать и не опасаться уже нападения на Смольный. Твой вектор работы ясен. А вот я, после вчерашних твоих слов, все еще нахожусь в прострации. Как так, мы своими действиями способствуем противникам Николая II? Объясни-ка свою позицию.

– Так что тут объяснять, и так все ясно. Главные наши контактеры и помощники – это те люди, которые и развалили империю. Тот же Гучков не любит Николая II и, по историческим данным, многое сделал, чтобы его сместить. Князь Львов, принципиальный противник существующей вороватой и прогнившей монархической системы. Для Родзянко идеалом военного руководителя служит великий князь Николай Николаевич, и он против того, что главнокомандующим является Николай II. Несмотря на то, что именно Николай Николаевич допустил поражения 1915 года. Как будто надел на глаза шоры и не видит, что после того, как главнокомандующим стал Николай II, положение на фронте стало улучшаться. И даже была проведена успешная наступательная операция. Да, Брусиловский прорыв потряс всю австрийскую армию до основания. Еще одна подобного масштаба операция – и война закончится. И естественно, нашей победой.

– Ишь ты, грамотный стал, в стратегии начал разбираться! Я с тобой согласен, но только не пойму твой посыл, что наши действия способствуют отречению Николая II. Я как раз считаю, что мы хоть как-то укрепляем существующую власть.

– Власть-то, может быть, и укрепляем, по крайней мере, хотим этого. Но вот конкретно Николая II мы не поддерживаем. Якшаемся с его противниками, и ты своим авторитетом великого князя укрепляешь именно их влияние, а не положение своего брата. Я-то делаю это сознательно, так как считаю, что именно ты должен перехватить скипетр из ослабевших рук Николая II. А у тебя это происходит неосознанно, и ты сближаешься именно с противниками действующего императора. Я это вижу, и твоя жена это понимает и даже знакомит с людьми, которые считают, что Николай II должен отречься. Переводит стрелки на тебя, как на деятельного и законного наследника престола. В этом я ее поддерживаю.

– Ты что, Кац, не понимаешь, что не хочу я быть императором! А то, что общаюсь с противниками Николая II, то это по необходимости. Иду по пути наименьшего сопротивления. Поддержку в обществе, чтобы продвигать наши начинания, нужно обеспечить? Нужно! А как это сделать? Требуются энергичные люди, хорошо знакомые с современными реалиями. А они, как правило, негативно относятся к Николаю II. Что думаешь, я не понимаю, что тот же Гучков поддерживает любые мои начинания в надежде, что именно Михаил Александрович станет императором Михаилом II. Да и князь Львов настроен на это. Для Родзянко, конечно, великий князь Николай Николаевич предпочтительнее, но Михаил, в общем-то, тоже подойдет. По крайней мере, будет лучше Николая II, и народ хоть как-то успокоится. Уже не будут кричать из каждой подворотни, что жена у императора немецкая шпионка. А наследник Алексей проклят Богом за преступления его папаши против народа. Вина за пролитую кровь невинных жертв 1905 года перешла на наследника Алексея. Вот что думают те, кто хочет, чтобы я стал императором. Все я это понимаю, но как материалист не поддерживаю.

– Если ты такой материалист, то тогда чего вещаешь, что мы попали в эти тела по промыслу Божьему, чтобы исправить тот маразм, который произошел в России в 1917 году.

– Одно другому не мешает. Да, произошедший перенос сущностей из двадцать первого века в нынешнее время для меня непонятен, и я называю это чудом, но все остальное, что с нами происходит, весьма логично. И, в общем-то, логично, что я пытаюсь использовать возможности тех людей, которые сами ищут случая сблизиться с Михаилом Александровичем. Те, кто доволен правлением Николая II, ко мне и не лезет. И я не лезу к ним. Бесполезно сотрудничать с теми, кто довел народ России до сегодняшнего состояния. Вот противники Николая хоть как-то суетятся – пытаются преобразовать власть, чтобы она стала более динамичной, а сторонники существующей власти вообще в импотентов превратились. Даже в столице империи не нашлось боеспособной части, чтобы ликвидировать немецкую рейдовую роту. Подсунули латышей, девяносто процентов которых оказались предателями. Дошло до того, что в пригороде российской столицы объединившихся с немецкими диверсантами латышских стрелков пришлось глушить химическим боезапасом. Так что к черту таких соратников – будешь их привечать, сам под монастырь попадешь. Вон генерал Хабалов вроде бы хороший служака и человек, но в важных вопросах я ему теперь доверять не буду. Понял мою мысль, Кац, – нужно любого заинтересованного в будущем России человека, несмотря на его политические взгляды и риторику, привлекать в наши ряды. Особенно энергичных и амбициозных людей. А Гучков, князь Львов и тот же Родзянко, несомненно, являются таковыми.

– А я что, против? Я только за! И присоединяюсь к мысли думцев о том, что скомпрометированному Николаю II нужно отречься в пользу своего брата Михаила Александровича. В лихую годину Николай II не тянет такую ношу. Может быть, и ты ее не потянешь – не знаю. Но в любом случае для страны будет лучше. При самом хреновом правлении, в первый год после коронации, народ не будет особо возмущаться, даст возможность новому правителю проявить себя. А значит, революций в 1917 году не будет, а потом война кончится. Станет легче, можно будет начинать распускать солдат по домам. А самых буйных направить на сбор репараций с проигравшей стороны. Да и в проливах нужно будет наводить порядок. А после победы проливы, включая и Стамбул, однозначно отойдут к России. Освобождение Царьграда даст такую фору царю, что можно будет не беспокоиться о своей легитимности и популярности. Вот тогда и сможешь наслаждаться жизнью аристократа. Я лично тогда готов тебя опахалом обмахивать.

– Ха-ха-ха, да только ради такой картинки стоит стать царем! А если серьезно, Кац, не тяну я на царя. Воспитание не то, да и образ мыслей не соответствует самодержцу. Хватит уламывать, искуситель! А то жена об этом мечтает, друг уговаривает, черт знает что получается! Хотя бы ты будь мудрым человеком. Я в ставку выезжаю, где буду встречаться с Николаем II, а ты тут настраиваешь меня на его отречение. Не согласен я занять его место. Наоборот, буду всячески уговаривать брата выбросить такие пораженческие мысли из головы. Пусть Николай II, как я знаю из истории, и слабый царь, но все равно знает и умеет гораздо больше, чем я. И правильно, что Николай II не питает никаких иллюзий насчет государственных способностей младшего брата. Николай Николаевич рассказывал мне, что когда в 1900 году в Крыму Ники заболел тяжелой формой брюшного тифа, а его здоровье внушало большие опасения, то царедворцы предложили пригласить Михаила «для замещения Его Величества на время болезни». На что царь ответил: «Нет-нет. Миша только напутает в делах. Он такой легковерный». И, в общем-то, я согласен, что доверить мне управление такой махиной, как Россия, слишком безответственно.

– Да больше слушай такого интригана, как великий князь Николай Николаевич. Сам же говорил, что его прозвали «Лукавый». Вот мне знающие люди говорили нечто иное. Что даже всесильный министр финансов Витте, кстати, преподававший Михаилу Александровичу курс экономики, чрезвычайно высоко отзывался о его способностях. Примерно такое же мнение имел о великом князе и германский кайзер Вильгельм II. После того как в 1902 году Михаил гостил у него в Берлине, император написал Марии Федоровне восторженное письмо, в котором восхищался ее сыном.

– Да ты, Кац, как я посмотрю – лизоблюд. Выискиваешь только хорошие высказывания о своем боссе.

– Хочешь негатива? Всегда пожалуйста, вот что я прочел в аналитическом отчете Бунда о семье Романовых. Твоя мать Мария Федоровна разделяла точку зрения Николая II, считая Михаила легковерным и легкомысленным. Такое впечатление у нее усилилось после поездки Михаила в Англию на похороны королевы Виктории в 1901 году, которые он умудрился прозевать, увлекшись прогулкой по Лондону. И заметь, основываясь именно на этих сведениях, бундовцы будут решать, в какой мере им стоит доверять предложениям, исходящим от великого князя Михаила Александровича. Я, конечно, постарался смягчить эти сведения – заявив, что таким ты был до 1905 года. А сейчас великий князь совершенно другой – ответственный и серьезный человек. Что подтверждается службой в армии и успешным командованием таким непростым соединением, как «Дикая» дивизия. И как мне кажется, я их убедил в твоей серьезности и ответственности.

– Интересно, а что они там о великом князе Николай Николаевиче написали – как его оценивают?

– О нем информации больше, чем о тебе. Мне запомнилось мнение о нем Витте. Он негативно оценивает великого князя Николая Николаевича, называя его «тронутым» человеком, с «зайчиком в голове». А генерал Мосолов написал своему бывшему сослуживцу в письме, которое сумел скопировать член Бунда, о «крайне узком кругозоре и весьма не возвышенной душе» великого князя. И о военных талантах Николая Николаевича, проявленных в бытность, когда он был главнокомандующим, в этом отчете сказано негативно. Например, священник Георгий Шавельский рассказал одному из членов Бунда о поведении великого князя в тяжелые дни весны-лета 1915 года: «Ко мне в купе быстро вошел великий князь Петр Николаевич. “Брат вас зовет”, – тревожно сказал он… Я тотчас пошел за ним. Мы вошли в спальню великого князя Николая Николаевича. Великий князь полулежал на кровати, спустивши ноги на пол, а голову уткнувши в подушки, и весь вздрагивал. Услышавши мои слова: “Ваше высочество, что с вами?” – он поднял голову. По лицу его текли слезы. “Батюшка, ужас! – воскликнул он. – Ковно отдано без бою… Комендант бросил крепость и куда-то уехал… крепостные войска бежали… армия отступает… При таком положении что можно дальше сделать?! Ужас, ужас!..” И слезы еще сильнее полились у него».

– Хм… просто Моссад какой-то, а не Бунд, являющийся всего лишь общественной организацией. Уже аналитические отчеты строчат. Небось, о революционерах знают больше охранного отделения жандармерии. Ты там, Кац, разнюхай все по этому вопросу. Думаю, с тобой они поделятся этой информацией. Не зря же слили негатив на твоего непосредственного начальника. Значит, почувствовали родственную душу и хотят дружить с секретарем великого князя. Ну, это ладно. Нужно выбрать линию поведения, которой я буду придерживаться при встрече с императором. Надеюсь все-таки укрепить брата морально, чтобы он не пошел на роковой для себя, семьи и страны шаг – не отрекался от престола. Конечно, если почувствую, что Николай II совсем никакой и готов в трудный момент спрыгнуть с мостика корабля, то тогда делать будет нечего, придется вешать на себя вериги самодержца.

Я хохотнул и добавил: