скачать книгу бесплатно
Но, освобождая крестьян от крепостного права, царское правительство не обидело помещиков. Сам царь и его свита были самыми крупными землевладельцами. По желанию помещиков им были выделены участки наилучших земель, а землеустройством помещичьи земли были так расположены на территории сел и деревень, что затруднялось ведение хозяйства крестьянами. Так называемые «отрезки» отводились помещикам в центре крестьянских земель. Из-за этого развязалась непрерывная жестокая борьба крестьян с помещиками, а чаще с арендаторами «отрезков».
Ежегодно наша деревня по договору с арендатором отрабатывала ему за пользование «отрезками» под выпас скота. В школьном возрасте мне лично приходилось участвовать в отработке жителями нашей деревни арендатору за пастьбу скота на «отрезках».
В сложных и трудных условиях было крестьянское земледелие после отмены крепостного права. В таких условиях трудились и наша семья, и вся наша деревня, и крестьяне окружающих сел и деревень.
ГДЕ МЫ ЖИЛИ
Наша деревня Александровка (по местному – Слобода) расположена на территории Брянской области Красногорского района.
До революции относилась к Черниговской губернии, то есть к Украине.
После революции Красногорский район неоднократно переходил из одной области в другую. Некоторое время числился в составе Гомельской области (Белоруссия), потом Западной области (Смоленск), потом Орловской области.
И, наконец, в 1944 году была образована Брянская область, в которую включен Красногорский район.
В общем, получается, что родом я и брянский, и черниговский, и гомельский…
Многовековое общение русского, украинского и белорусского народов наложило свой отпечаток на культуру и быт населения нашего края. В процессе смешения языков и наречий образовалась местная специфическая разговорная речь, совсем не похожая ни на какую литературную.
Вот пример разговорной речи населения в те далекие, детские и юношеские мои годы:
«Лявон пашов в клеть, взяв пастоялку и скрбая яе прямо из глека». – «Левон пошел в амбар, взял крынку с молоком и начал есть прямо из крынки».
«Пятрок в лясу набрал целую кайстру абабков». – «Петр в лесу набрал целую сумку грибов».
«Ляксей вырастив в своем гароди дробниньскую бульбачку». – «Алексей вырастил в своем огороде мелкую картошку».
«Змитрок не любя есть цыбулю». – «Дмитрий не любит есть лук».
Видите, как переплелись и смешались языки – русский, белорусский, украинский…
КАК МЫ ЖИЛИ. ПИТАНИЕ
Описание уровня материальной жизни населения нашего края отношу примерно к 1900–1920 годам, то есть ко времени моей постоянной жизни и работы в тех местах.
Начну хотя бы с такой детали. Вся наша посуда в период моего детства состояла из следующих предметов: деревянная кадка для воды, деревянный черпак или железный, чугуны разных размеров, горшки глиняные и миски, миски деревянные и ложки самодельные деревянные. Вилки совсем не применялись.
И вот кругом стола на лавках и скамейках садятся за стол человек 7–8 больших и малых членов семьи. На середину стола ставят большую миску со щами. Рядом миска с ломтями хлеба. Из одной миски все черпают щи по очереди. Из другой, тоже ложками или пятерней руки, берут мясо, хотя бывало оно, конечно, далеко не каждый день.
В дальнейшем нам удастся приобрести белые, как тогда говорилось, то есть алюминиевые тарелки и вилки с деревянными колодками, и начали привыкать есть каждый из своей тарелки. Это было уже «прогрессивное» нововведение в деревенском быту в начале XX века.
Считаю нужным особо отметить значение хлеба в питании сельского населения того далекого времени. Это был основной наш продукт. Воистину всему голова!
Прекрасно понимаю, почему столь много литературных произведений, замечательных стихов и песен посвящено хлебу и тем, кто его растил, – крестьянам-земледельцам.
Недаром в военное время (в первую мировую) у нас даже так говорили: «Без оружия еще воевать и победить можно, а без хлеба – нельзя».
Теперь расскажу о том, как трудился крестьянин-земледелец в нашей деревне. Каковы были его успехи.
Климатические условия нашего края – благоприятные для всех сельскохозяйственных культур средней полосы России.
Но в отдельных местах рельеф слабоволнистый, пониженный. Почва достаточно увлажненная, оподзоленная, дерново-подзолистая и плотная. Для обработки тяжелая. Существовавшие в то время орудия – самые примитивные. Лошаденки были слабые.
Вот какие в нашем хозяйстве, да и во всей деревне, были сельскохозяйственные орудия и транспортные средства: телеги на деревянном ходу, тяжелые, сохи деревянные, тяжелые в работе. Только два лемеха сделаны из железа. Бороны были только деревянные. Ухитрялись умельцы делать так, что во всей бороне не было ни одного железного гвоздя. Другие орудия также были деревянные самодельные.
Брат мой Федя, когда с большим трудом попал позже в ремесленную школу в Красной Горе (в 25 километрах от дома), взялся за переделку некоторых орудий. В устройстве бороны он поставил дубовые, хорошо отструганные бруски, сколотил раму гвоздями и, самое главное, вделал железные зубья. Это было уже большим техническим мероприятием по усовершенствованию сельхозорудий.
В то время, примерно в 1910 году, в нашей деревне впервые появилась в поле борона с железными зубьями. Вскоре в отдельных хозяйствах появились и первые одноконные железные плуги.
В севообороте в хозяйстве процветала трехполка: пар, озимое поле, яровое поле. Так называемая чересполосица, с межами, уродовала поверхность посевных полей.
От примитивной агротехники урожаи зерновых были очень низкие – по 50–60 пудов с десятины.
Большим врагом ржи в нашем хозяйстве был сорняк костерь, вечный спутник ржи и ее конкурент. Это растение тоже из семейства злаковых. Высота его равна высоте ржи. На вершинах вырастает метелка с семенами. Семена при их размоле имеют темный цвет и неприятный горький вкус. При жатве ржи костерь нельзя было отделить от ее стеблей, поэтому весь урожай зерна с полей представлял смесь ржи с костерем. От количества костеря в муке зависел вкус хлеба.
Небольшая примесь сорняка в муке не портила вкус, а количество в 50 процентов делало вкус хлеба горьким. Хлеб получался вязким, темного цвета и неприятного запаха.
При очистке семян ржи имеется возможность отделить и удалить костерь и получить чистые зерна. Так и делают более зажиточные крестьяне. Они из чистой ржаной муки пекут хороший вкусный хлеб. Но таких счастливчиков немного в деревне. А больше таких, которые «любят» и «уважают» сорняк за то, что он прибавляет вес урожая. Иначе бедняку нечем накормить своих детей. А их, как правило, 5–7 едоков и больше.
Таким образом, вредный сорняк становится «спасителем» от голода во многих случаях деревенской жизни. В то время в поле можно было наблюдать такую картину. Более широкая полоса ржи хорошо обработана. Рожь хорошо растет, костеря во ржи меньше. Это полоса, конечно, более зажиточного крестьянина. А вот рядом полоска узкая, межа высокая, задернелая. С двух сторон межи глубокие борозды, иссушающие почву.
На такой полосе для костеря самые благоприятные условия. Сорняк бурно развивается, глушит рожь. Хозяин такой убогой полосы, конечно, бедняк, захудалый земледелец. Он получит урожай ржано-костеревый. И этим будет рад.
И вот такая картина наблюдается в итоге.
В каждой деревенской хате выпекают хлеб. Но хлебы эти имеют разное качество: у одного хозяина – чистый и вкусный, у другого – чернее, хуже на вкус, у третьего – черный, горький, совсем невкусный.
Все здесь решила примесь костеря.
О хлебе вспомнился еще один тяжелый случай.
Был неурожай, вызванный засухой. Голод охватил и наш край. Вспыхнули болезни, в том числе даже холера. Было страшно. Люди в панике, но не знают, что делать.
В радиусе 20 километров никаких врачей не было. А что-то нужно было предпринимать срочное и действенное. В отчаянии возбужденные люди ухватились за средство самолечения и самоспасения. От кого-то услышали совет, что холеру можно победить путем окуривания больных дымом горящего куриного помета.
И вот – жуткое зрелище. В жаркую июльскую пору на улице нашей деревни горят костры, окутанные желтым дымом. Подносят к костру больного и заставляют его вдыхать ядовитый дым. Окуривают человека дымом и ожидают его выздоровления. О результатах такого «лечения» можно не говорить.
Голод заставлял есть траву, листья, мох, желуди.
В эти тяжелые дни вдруг прошел слух: «Идет помощь. Из уездного города нам везут муку».
Народ заволновался, повеселел. Действительно, какое-то количество муки на уезд, на волость было доставлено для голодающих. Но опытным земледельцам не верилось, что в таких трудных условиях хлеб сможет дойти до деревни. Слишком много голодных на пути следования продукта. Сначала в уезде задержат часть груза, потом в волости оставят для начальства муку, и только какое-то небольшое количество привезут в деревню.
Так и получилось. В деревне взяли муку сначала староста и его помощники. Остаток уже разделили по домам – по одному пуду на двор вышло.
ЖИЛИЩЕ
Что представляла собой деревня начала XX века? Крестьянские избы располагаются в ряд с одной стороны проезжей дороги. Между избами оставляются промежутки для противопожарной безопасности, на которых высажены деревья. С течением времени в промежутках возводятся новые избы – для отделившихся новых семей. Так образуется сплошной ряд изб, соединяющихся крышами друг с другом. Деревня растет в длину. Потом закладывается второй ряд изб на противоположной стороне дороги. Деревня растет в длину и ширину.
Избы строили из бревен разных пород. Но преобладали осиновые и березовые. Сосна на избы у нас была недоступным, редким деревом.
Бревна допускались кривые, извилистые и грубо отесанные топором. Поэтому стена получалась неплотная. Пазы между бревнами заполнялись мхом. Конечно, холод в таких избах легко проникал в жилище в течение всей зимы.
Крыши были только соломенные.
Рядом с избой стояли надворные постройки для скота, для хозяйственных нужд, погреба. Двор представлял состав из деревянных изб, расположенных в виде четырехугольника. В середине – свободная площадка для хозяйственных работ. Крыши соломенные сомкнуты одна с другой. Зимой еще менее опасны от огня, а вот в сухое время года летом постоянно грозит пожарная опасность в деревне. В таких случаях огонь быстро охватывает крыши строений. Особенно опасно бывает в ветреную погоду. Пожар так быстро расходится по деревне, что жильцы не успевают уносить имущество, а часто гибнут в огне и люди, и скот.
Пожар в сельской местности в то время был самым страшным и непреодолимым бедствием в жизни людей. Земледелец пребывал в вечной тревоге за свое существование, за выживание на земле. Он был совершенно бессилен против природных бедствий (засуха, пожары, голод и др.). Со стороны царской власти не принимались меры к улучшению жизни земледельцев. Введенные властью земельные налоги на крестьян усиливали их нужду и разорение.
Теперь заглянем внутрь избы крестьянина.
В первые годы XX века в деревне еще были избы с печами без дымоходов. Называли их куренками, или с отоплением «по-черному». Мне приходилось быть очевидцем такой избы у соседа. Зимой в морозный день дверь наполовину открыта, из нее валит густой дым. Внутри избы жильцы в одеждах сидят на земляном полу в согнутом виде. Над головой и до потолка сплошной дым. Там теплее, а внизу страшный холод. В печи горят дрова, в горшках варится пища.
Когда заканчивается топка печи и выходит наружу дым, дверь закрывают. Легко представить себе условия жизни в такой избе.
К концу первого десятилетия куренки стали заменять избами с дымоходами. Их называли: с отоплением «по-светлому».
Заглянем в такую улучшенную избу, в которой и мне посчастливилось прожить детство и юность до 26 лет. В такой избе выросли и все мои младшие три брата и три сестры. И с нами в одной семье росли еще сироты – трое: наш двоюродный брат и две двоюродные сестры. Словом, «жить было не скучно», если учесть, что все мы жили в одной четырехстенной избе, площадью примерно 7x7 аршин – 7x8 аршин – 7x9 аршин.
Угол избы занимала печь. Под печкой – курятник. На земле настил из досок – называется мост. Часть пола с правой стороны углублена и не покрыта досками. В этом углублении зимой бывает помещена свинья во время опороса или овца с ягнятами. Зимой обычно в избе размещались жильцы – около 10 человек, свинья с поросятами или овца с ягнятами, под печкой куры. А иногда в сильные морозы вводили в избу корову для дойки. Такую избу в настоящее время нельзя назвать человеческим, жильем. Коровы, содержащиеся в современных усовершенствованных помещениях, не согласились бы проживать в тех избах, в которых мы когда-то жили немало лет.
Продолжу описание бывшей нашей избы.
С правой стороны (от входа в дверь) над углублением в полу (в мосту) на высоте от земли в 1 метр сделан настил из досок. Этот настил называли полом. Ширина пола 1,5–2 метра, длина во всю избу.
Этот пол предназначен только для спанья. Выше, под потолком, устраивался второй дощатый настил – полати, тоже для спанья.
Кроме того, всю зиму несколько человек ночевали на печке. Печка заменяла собой койки и имела свои преимущества перед ними, хотя на печке и не было пружин. Лучше пусть тверже, но теплее.
С левой стороны (при входе в дверь) вдоль стены укреплялась широкая толстая доска, называлась – лавка, для сидения и складывания одежды. Такая же лавка укреплялась вдоль другой стены, перпендикулярно клевой лавке. В переднем красном углу дома лавки соединялись в концах и были сиденьем с двух сторон стола за обедом. В этом же углу устанавливались иконы, украшенные вышитыми рушниками.
Вешалок для одежды и шкафов не было. Одежда при входе в дом снималась и укладывалась на лавке в кучу: свитка на овчинный кожух, куртка, брюки – без всякого порядка. На полу для ночлега раскладывалась плетенка из соломы и застилалась полотном вместо матраца. Под головы клали общую длинную подушку для нескольких человек. Под подушки подкладывали те же кожухи, свитки, зипуны и все другое из одежды, что лежит под руками. Утром после сна одежда разбиралась для ношения. Пол на день оставался с подушкой и покрыт дерюгой до следующей ночи.
На таких твердых, неоструганных полах, на соломенных матах, под грубыми, жесткими покрывалами-дерюгами мы рождались, росли. И только через многие годы, увидев иную жизнь, узнали, что условия нашей бывшей жизни были совсем непривлекательные, неблагоприятные, незавидные для нормального развития человека, всякого живого существа. А все же выжили, выросли.
А немало было случаев и таких, когда женщина рожала детей в поле прямо во время жатвы серпом – самой тяжелой ручной работы. Трудится весь день, нагнувшись до земли, одной рукой захватывает горсть стеблей, другой, пониже у земли, срезает серпом, укладывает в сноп и связывает. Изнурительный труд и очень срочный. Не успеешь убрать урожай с полосы вовремя – зерно осыплется. Или нахлынет скот и уничтожит все. Семья останется голодной. А тут стихийно, не планово припрет рожать. В момент из снопов составят шалаш. В нем и появляется «стихийный», неплановый ребенок. Такие случаи были нередки в прошлые времена. Родильных домов не знали, а детей рождалось намного больше, чем сегодня. И многие из них умирали.
В избах того времени было тесно, темно, холодно зимой и жарко летом.
В целях экономии в избушках делали маленькие окошки с одинарными рамами, без всяких вентиляционных устройств. Поэтому на подоконниках постоянно стояли лужи воды. Стены плесневели, загнивали. Изба служила хозяину недолго.
Через какое-то время требовалось опять хлопотать об устройстве новой избы. Новые заботы, новые трудные годы для земледельца.
Такие времена мне хорошо запомнились. В одной, предпоследней избе мы прожили около десяти лет, и она начала разрушаться. Приступили к заготовке леса. И вот тогда я, будучи подростком, с отцом в лесу (около деревни Грибовня) пилил еловые деревья. Выдыхался я, выбивался из сил. Часами возились около одного дерева, требовалось бревен очень много. Не один год понадобился на устройство новой избы.
Тяжелые жилищные условия в деревне не проходили бесследно. Постоянные простудные заболевания и большая смертность среди населения, особенно среди детей.
Был и со мной опасный случай в детстве.
Примерно в восьмилетнем возрасте я простудился и сильно заболел воспалением легких. Температура была очень высокая. Ни врачей, ни фельдшеров не было. Меня уложили на горячей печи и начали применять разные домашние средства. Давали пить настои трав. Опускали в бочку с горячим паром, делали горячие ванны и др., ничего не помогало. И тогда – недели через две болезни – мать решила меня везти в Мхиничи к фельдшеру. Фельдшерский пункт находился в этом белорусском селе, в 15 километрах от нашей деревни.
В административном отношении наша деревня не относилась к Мхиническому медпункту, и нас могли не принять, но фельдшер Колесников оказался очень добрый, принял хорошо. Но главное было в том, что происходило это в холодное зимнее время, в бездорожье. Связь с пунктом была плохая. Дороги по лесной местности занесены снегом. Проехать было очень трудно. Слабая лошадка запряжена в сани-дровни с рамой для сена. Закутали меня шубами, уложили в сани и поехали. Мать управляла лошадью.
Жалкое было зрелище. Лошадка еле передвигается. Застрянет в снегу, вырвет ноги из снега, опять остановится. Добрались до Мхинич только к вечеру. Но все-таки добрались живые. Колесников любезно принял нас, осмотрел больного, поставил банки, дал микстуры и порошков, дал хороший совет на дальнейшее лечение. Трудно было поверить, что такая трудная поездка закончится благополучно.
Дома продолжали лечение. Примерно через месяц воспаление легких прошло. Стало легче, но началось другое заболевание. Обе ноги совсем перестали двигаться. Наступил какой-то паралич ног. Продолжалась болезнь многие месяцы. Лечение применяли опять своими средствами – ванны, грелки и др.
Детские болезни, несомненно, оставили след и на дальнее время. В 30-е годы в Москве сильно заболел ревматизмом. Лечился в НИИ ревматологии у проф. Кончаловкого. С тех пор продолжал лечение сердечно-сосудистой системы, бывал несколько раз на курортах. В этом, думаю, и последствия тяжелых жилищных условий в детстве. Таковы были жизненные условия всего населения села.
ОДЕЖДА
Такого вида одежды, какую носили мы в нашей деревне в первом десятилетии XX века, я нигде не встречал. Ни в каких книжках, ни в музеях, ни на театральных сценах, ни на выставках не видел людей в такой одежде.
Деревенский взрослый мужчина, например, выглядел так: зимой на голове валянная из белой овечьей шерсти шапка, самодельный шарф, белая шерстяная свитка с фалдами, внизу белый кожух, штаны из белого самотканого сукна, лапти на ногах, завернутые белыми портяными онучами; до колен ноги обвязаны пеньковыми веревками.
Самое характерное в одежде крестьянина было то, что она вся была сделана из самодельного материала. Верхняя – из самодельного белого сукна. Нижняя – из льняного белого полотна.
Такая одежда в смысле защиты от холода была и не хуже городской, но в ней позорным считалось появляться в городе.
Но как быть сыну небогатого крестьянина, который решил выбраться из «низкого» сословия и попасть в число служащих, учителей хотя бы начальной школы? Положение поистине заколдованное.
И вот в такое положение я и попал при поступлении в двухклассную учительскую школу в 1913 году. В начальной школе с одеждой я еще обходился благополучно. Там все одеты по-крестьянски, кроме отдельных учеников. Мне тоже понадобились только простой кожушок, свитка, шапка, брюки простые и лапти. Отец сплетет из лык. К окончанию школы мне сшили верхнюю рубашку из ситца и брюки из крашенного в крушине льняного полотна.
Выдренская двухклассная школа находилась от нашей деревни в 15 километрах.
Начали меня готовить к поступлению и учебе. Вот тут-то мы и узнали впервые, каково нашему брату было пробиваться «в люди».
В белой свитке и лаптях в учительскую школу показываться неудобно, да и встретят там «мужика» неприветливо. А всю одежду из фабричного материала сразу приобрести было невозможно. Все-таки решились купить пиджак приличного качества за 3 или 4 рубля. Купили дешевого ситца на рубашку и кусок крепкого материала (чертокожи) на брюки. Околотили у сапожника сапоги из грубой дешевой кожи. Одеял в то время не было. Пришлось купить дешевое покрывало, чтобы покрыть грубый матрац, набитый соломой.
Так меня оборудовали одеждой «городского» типа, чтобы скрыть мое крестьянское происхождение.
Но за тяжелой историей с переодеванием меня в «городскую» одежду последовал прямо-таки трагический случай. Только отвезли меня на учебу в Выдренку, еще не перестали вздыхать о больших расходах мои родители, как в нашем школьном общежитии из шкафа уворовали мой новый пиджак.
Перед началом учебного года в общежитии ставили спектакль. Было много посторонних зрителей. В тот момент, когда мы уходили в другое помещение, воры и забрались. К несчастью, и пиджак мой привлек внимание.
Это горе сильно потрясло меня, выбило из колеи. А родители переживали еще сильнее. Некоторое время я ходил без теплой одежды. У меня не хватало смелости опять просить родителей о покупке пиджака. Так продолжалось около месяца.
Наконец в выходной день приезжает ко мне отец и привозит новый пиджак. Этот намного хуже первого и дешевле. Покупали его без примерки, поэтому он оказался не по моему телосложению. Был сильно мешковат. Но мною был принят с большой радостью и без всяких возражений. И носил я этот невзрачный пиджак до самого окончания учебы и до получения звания учителя начальной школы. Носил его до тех пор, пока наружу стали вылезать хлопья.
А откуда бралась одежда у населения наших деревень в то время? В основном все создавалось в домашних условиях своими руками, самыми примитивными орудиями производства. Сеяли и выращивали лен. Перерабатывали на волокно. Пряжу делали ручным способом, в лучшем случае на самопрялках. На самодельных станках (кроены) ткали полотно или сукно из грубой шерсти. Льняное полотно все лето отбеливали на открытом воздухе. Сукно валяли тоже ручным способом. А из полотна и сукна шили верхнюю и нижнюю одежду.
Особо хочу рассказать об обуви. В деревне в то время все жители носили лапти. Теперь уже редко можно встретить человека старого поколения, ходившего когда-то в лаптях. Их можно увидеть разве только в местном краеведческом музее. «Лапотная эпоха» канула в вечность. Мы называем это завоеванием революции.
Многие поколения сельских жителей по сырым, грязным дорогам ходили в лаптях. Вероятно, в статистических справочниках не найдешь таких сведений, сколько затрачивалось человеческого труда на изготовление лаптей по всей бывшей России, а также сколько человек в то время страдали ревматизмом и другими болезнями из-за хождения в лаптях.
Длинные зимние вечера в деревне женщины просиживали за прялкой, а мужчины – за плетением лаптей. Что такое лапти? Многие уже не знают. А говорить об этом виде обуви нужно хотя бы потому, что миллионы сельских жителей бывшей царской России не могли существовать без лаптей, как без хлеба.
И не было в то время человека в деревне, который не занимался бы лаптями. В семье было 7-10 человек. Простых, из липового лыка, лаптей хватало примерно на 5 дней, укрепленных пеньковой веревкой на подошве хватало на 10–12 дней и сплетенных из одной пеньковой веревки лаптей в носке хватало на 2–3 недели. Вот и посчитайте, сколько труда затрачивал земледелец в году, чтобы не ходить босиком. Поэтому немало людей и не редко ходили в деревне именно босиком.
