скачать книгу бесплатно
B. К. Каким же образом Ленин привнес кризис картины мира в программу большевиков?
C. К.-М. В науке различают два состояния: «наука бытия» и «наука становления». Когда картина мира или ее изучаемая данной наукой часть стабильны, то главный интерес привлекают состояния равновесия, устойчивости, равномерно текущие процессы. Это наука бытия. На такой научной картине мира строил свое учение Маркс. Например, политэкономия, начиная с Адама Смита, прямо брала за основу аналогию с равновесной механистической ньютоновской моделью мира. Маркс добавил в нее эволюцию Дарвина. Но бывают периоды, когда наука особое внимание обращает на явления слома равновесий, кризисы, катастрофы, превращения порядка в хаос и зарождение нового порядка. Это – «наука становления».
Так вот, Ленин, осваивая современный ему кризис физической картины мира, даже допуская ошибки в «алгебре», на мой взгляд, замечательно ухватил главный пафос «науки становления». Тут его интуитивное, «мышечное» мышление проявилось самым блестящим образом. Он просто чувствовал, как какой-то великолепный прибор, моменты слома, нестабильности, необратимости. Он понимал процесс возникновения хаоса и видел в нем зародыши нового порядка. И потому у него возникли прямая связь и редкостное взаимопонимание со многими носителями русского чувства и русской мысли. В русской культуре тогда было сильно еще архаическое космическое чувство, дающее способность тонко воспринимать взаимодействие Хаоса и Космоса. В городе оно постепенно затухает, но тогда было развито сильно. Да и в науке русской тогда очень сильны были те, кто работал в «науке становления», – Д. И. Менделеев, Н. И. Вавилов, школы аэродинамики, горения. Ленин подключил этот огромный культурный ресурс к тому напряженному творчеству, которое подспудно шло в массах. Вырваться из ямы, в которой оказалась Россия, – почти чудо. Сегодня положение объективно гораздо легче, а по моему ощущению – веет нередко безысходностью…
В. К. Понятно, что революция сопряжена с созданием хаоса, сломом порядка. И на этой стадии вся эта «наука нестабильности» могла быть полезна. Но как в такой ситуации, причем стремительно, выросла спасительная часть проекта Ленина? Напомню слова Есенина: «Того, кто спас нас, больше нет». Каков был здесь поворот его мысли? Давайте завершим разговор этой темой.
С. К.-М. Русскую революцию организационно готовили несколько поколений революционеров – можно сказать, рука об руку с царским правительством. И во многом революция стала огромной катастрофой огромной страны. Партия большевиков в момент начала революции, в феврале, насчитывала всего десять тысяч человек, никого из ее руководства тогда не было в Петрограде. На этом этапе теоретическая база ленинизма позволила большевикам занять место на гребне революционной волны и в то же время «прорасти в массы» – силой идей, другой силы у них не было. Но уже к лету большевики стали овладевать структурами, которые вырастали из хаоса и превращались в очаги нового порядка, – Советами. Частью этого процесса стала Гражданская война. Почему же Есенин сказал, что Ленин «спас нас»? Ведь это не для красного словца, это звучало из крестьянской души.
Тут придется сказать то, что было нетерпимо для официальной истории, сделавшей революцию священным символом. Слом государственности и создание хаоса ведут к огромным жертвам среди населения. В 1917–1921 годы в России девять десятых жертв связаны не с прямыми политическими столкновениями – боями и репрессиями, а с лишением средств к жизни и с «молекулярным» насилием. Голод, холод, болезни и преступность – вот главный источник массовых страданий. Они – следствие бунта («революции скифов»), который поднимается при ослаблении государства. В. В. Кожинов сделал большое дело, уделив в своих книгах много внимания именно тому бунту, который сопровождал русскую революцию. И он правильно подчеркнул, что бунт был главным противником большевиков, когда они пришли к власти. Я бы только не согласился с Вадимом Валериановичем в одном. Думаю, что бунт и революция связаны неразрывно, они происходят вместе чуть ли не в каждом человеке.
B. К. Да ведь и Вадим Валерианович, по сути-то, этого не отрицал.
C. К.-М. Его анализ помогает глубже понять, что, может быть, самое трудное в революции – не войти в нее, а выйти, прекратить. В ходе большого столкновения возникает столько новых причин для вражды и ненависти, что процесс идет вразнос. Питирим Сорокин, сам свидетель и участник нашей революции, а потом крупный социолог, даже ввел понятие «обуздание революции» – как ее особой, очень важной стадии. Ленин действительно спас народ – тем, что он провел «обуздание революции» великолепно. Я считаю, что это – высочайшее достижение политической мысли и практики, непревзойденный шедевр в истории революций.
В 1917 году начался Великий бунт, поистине «революция скифов». Если обратиться к революциям в Мексике и Китае, то там бунт и интенсивное «молекулярное» насилие длились десятилетия, нанося тяжелейшие травмы народу. Ленин же буквально на другой день после Октября начал жесткую кампанию за восстановление государственности, налаживание дисциплины, учет и контроль, выстраивание властных вертикалей и т. д.
Надо заметить, что это вызвало злобную критику со стороны эсеров и меньшевиков, которые обвиняли Ленина в восстановлении проклятой буржуазной государственности. А массы рассудили наоборот: они в жестких мерах большевиков видели силу, способную на восстановление условий, обеспечивающих жизнь – восстановление жизнеустройства! Вспомним хотя бы продразверстку, которая дала пайки тридцати четырем миллионам горожан и спасла их от голода и голодной смерти. Военная доктрина, согласно которой Гражданская война завершалась мощными ударами и разоружением всех «неформальных вооруженных формирований» – включая быстрое подавление «красного бандитизма». И, конечно, нэп.
И раз уж упомянули Есенина, давайте вспомним всю строфу:
Того, кто спас нас, больше нет.
Его уж нет, а те, кто вживе,
А те, кого оставил он,
Страну в бушующем разливе
Должны заковывать в бетон.
Апрель 2001 г.
Незагадочный Сталин
ДОКТОР ФИЛОСОФСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР РИЧАРД КОСОЛАПОВ
Сталин… Какой вихрь противоречий возникает до сих пор, когда звучит это имя! Совершенно очевидно, что Сталин – одна из крупнейших фигур XX столетия. Но оценки его резко противоположны. Да и вряд ли можно сказать, что все сделанное им уже достаточно полно, всесторонне и объективно проанализировано. Явная заданностъ мешает этому на Западе, она же долгое время сказывалась и сейчас сказывается в нашей стране.
Возвращение Сталина в наше сознание и в нашу жизнь, причем возвращение отнюдь не в карикатурном виде, какой ему усиленно пытались и пытаются придать, поучительно во многих отношениях. Но прежде всего (это уме абсолютно бесспорно!) оно свидетельствует: из истории, как из песни, слова не выкинешь.
Мой собеседник на сталинскую тему в советское время был известен не только как видный ученый-обществовед, но и как блестящий журналист. Он работал первым заместителем главного редактора «Правды», возглавлял журнал «Коммунист». В последние годы, будучи профессором МГУ, Ричард Иванович Косолапое проделал большую работу по продолжению издания незаконченного собрания сочинений И. В. Сталина.
Виктор Кожемяко. Ричард Иванович, предлагаю вам поговорить о Сталине и об отношении к нему. Понимаю, тема необъятная, и, наверное, она никогда до конца исчерпана не будет.
Скажу откровенно, для меня стало неожиданностью, когда некоторое время назад начали появляться в печати ваши статьи, которые можно было бы назвать просталинскими. По возрасту мы с вами почти ровесники, детство и юность наши прошли в сталинские годы с определенным пиететом к вождю, хотя (про себя скажу) и с ощущением, что по части славословия его перебиралось чересчур. А потом – XX съезд, доклад Хрущева, и сразу – резкая переоценка буквально всего, что связано с этим именем. А как менялось отношение к Сталину у вас?
Ричард Косолапов. Не знаю, может быть, это связано с фамильной традицией, но отношение к Сталину на всем протяжении сознательной жизни у меня было, в общем, ровное. Разумеется, в периоды либо неистового его захваливания, либо яростного развенчивания возникали вопросы: по каким причинам; не открылось ли то, о чем я не догадывался; к чему бы сейчас такое?… Но вопросы относились больше к психологическим нюансам, недоумениям, невыясненным обстоятельствам и т. п., чем к месту Сталина в истории советского общества, тому, что он совершил… Помню и взоры, обращенные с тоской и надеждой к Москве летом 1941 года; и подвиг Сталина, взошедшего 7 ноября, как обычно, на трибуну ленинского Мавзолея; и уважительное, по-особому теплое, непереводимое на другие языки слово, произнесенное бойцом зимой 1943 года – «батя»… Нам никуда не уйти от этого народного восприятия, а разрыв с ним губителен и для политического деятеля, и для любой партии. Не в этом ли один из ключей к нашим бедам последних десятилетий, к краху КПСС и социалистических начинаний, к развалу державы?
Сброшюрованный доклад Хрущева под большим секретом дал мне прочесть тогдашний мой начальник. «Из здания не выноси. Соберешься уходить – запри в сейф».
Прямо скажу, впечатление от сего опуса было мутное. Я, естественно, тогда не знал, что Хрущев готовил текст с помощью Поспелова и Шепилова, в обход ЦК и его Президиума, и вынес свое соло, по сути, за рамки съезда. Произносилось оно, когда съезд уже избрал новые центральные руководящие органы и, стало быть, закончил работу; когда делегаты утратили свои уставные полномочия и в лучшем случае могли выступать в роли пассивно слушающего актива. Именно так родилась «линия XX съезда», немало способствовавшая подрыву коммунистического движения. Повторяю: всего этого я тогда не знал и не мог знать, но интуитивно ощутил фальшь, а потому не стал «в одночасье и навсегда» антисталинистом…
И еще одно. Никаких «просталинских» статей я не писал. Тема Сталина затрагивалась в моих публикациях лишь попутно и по касательной. Только в 1995 году я выпустил сборник сталинских текстов, в которых дальновидно предсказывалось поражение нашей революции при определенных, не стихийно складывающихся, а целенаправленно создаваемых условиях – вроде тех, что мы наблюдали в 1985–1993 годах. Около трети книги, которая была названа «Слово товарищу Сталину», составили мои комментарии, надеюсь, достаточно объективно освещающие достоинства и недостатки включенных в нее работ…
В. К. Теперь, думается, уже мало осталось людей, которые считают Сталина ничтожеством, недоумком, параноиком и т. п. Даже Радзинский в своей книге и телевизионных «Загадках Сталина» поет иную песню. Великий злодей, гений зла – примерно так можно определить эту возобладавшую на сегодня версию. Как вы относитесь к ней? Ясно, что Сталин – фигура достаточно сложная и противоречивая. Но, подводя, так сказать, исторический баланс: чего, на ваш взгляд, больше было в деятельности Сталина – действительно зла или все-таки добра? Понимаю упрощенность, примитивность такой постановки вопроса, но все же…
Р. К. Версия «гения зла» абсолютно несостоятельна. Нелепо, имея дело с такой масштабной исторической личностью, как Сталин, стараться выглядеть выше и умнее ее. А Радзинский старается. Более того, он голосом, глазами, губами, ужимками играет сразу две роли – сперва однозначного «злодея», потом себя как жреца-судию. Многим это нравится, но, на мой взгляд, получается и то, и другое из рук вон плохо. Думаю, эта уже сыгранная пародия и самопародия Радзинского могла бы украсить хорошую сатирическую пьесу…
Чтобы понять реального, а не сфантазированного Сталина, следует заметить, что для него, имевшего духовное образование и прекрасно знакомого с церковной риторикой о добре и зле, не существовало отвлеченного зла вообще. Зло он понимал всегда конкретно, как воплощенное в людях и отношениях, а такими воплощениями были для него частная собственность, буржуазия, империализм, всякого рода оппортунистические, антипролетарские уклоны и т. д. Сталин не демон и не ангел. Он мог метить в противника и ударить по своим. Он мог ошибаться и в то же время умел быть осмотрительным и мудрым, имея в виду главную цель – уничтожение всевластия капитала и империалистической угрозы; укрепление мощи и благосостояния Советского государства и трудового народа. Беда всех его врагов и критиков состояла в том, что они, как правило, мыслили частично. Они охватывали своим умом бытовую или локальную ситуацию, он – целое. Они думали лишь о регионе, он – о выигрыше в мировом масштабе.
Конечно, утверждение Хрущева о том, что Сталин по глобусу планировал операции на фронтах Отечественной войны, – давно опровергнутая чушь. Но в чем-то Хрущев, сболтнув лишнее, был прав, если иметь в виду масштабы сталинской мысли. Он, как никто, умел заставить ограниченное зло служить всеобщему благу, и в это стоит вдуматься.
Сам по себе Сталин, по-моему, не был злым человеком. Но неимоверно тяжелая жизнь, которую он прожил, можно сказать, во всех измерениях, коварство и низость, цинизм и жестокость многих, его интеллектуальное, нравственное и социальное одиночество сделали свое. Ради общего дела Сталин не жалел себя и позволял себе не жалеть других. Это далеко не все разделяли. Это не могли ему простить. Не собираюсь высказывать здесь некое окончательное мнение, а тем более кого-то оправдывать. Всегда помню (и советую помнить другим): объяснение не есть оправдание. И здесь как нельзя к месту наказ Спинозы: «Не плакать, не смеяться, а понимать.»
Чего больше было в деятельности Сталина – действительно зла или все-таки добра?
Не сердитесь, но данный вопрос напоминает мне пресловутый лозунг: «Больше демократии, больше социализма». Бывают в жизни случаи, когда личное благополучие приносится в жертву общественному. При этом один теряет все или почти все, но зато выигрывает община. С точки зрения конкретного индивида совершается зло, а с точки зрения общества – добро. Сталин мыслил и поступал именно так. «Краеугольный камень анархизма, – писал он в ранней работе „Анархизм или социализм?“, – личность», освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения массы, коллектива… Краеугольным же камнем марксизма является масса, освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения личности.
В свое время Сталин не видел способов гармонично сбалансировать оба начала и делал все во имя интересов большинства. В тогдашнем конкретно-историческом исполнении это и было добро. Выиграло ли нынешнее российское общество, отбросив прочь этот приоритет?
В. К. Совершил ли Сталин свой «термидор»? И самое главное – как вы трактуете 1937 год и вообще тему сталинских репрессий, ГУЛАГа и т. д., которая для многих стала определяющей, знаковой при оценке Сталина да и чуть ли не всего советского периода нашей истории?
Р. К. Совершил ли Сталин свой «термидор»?
Нет, не совершил.
«Термидором» (по названию одного из месяцев республиканского календаря: часть июля – часть августа) в истории Великой французской революции именуется правый, антиякобинский переворот 1794 года, отстранивший трудящиеся массы от участия во власти и утвердивший неограниченную диктатуру буржуазии. С него начался беспредел частного обогащения и белый террор. «Огромное повышение цен на продовольственные товары, – констатировала 9 января 1795 года газета Бабефа „Трибун народа“. – Приостановка работ. Изгнание рабочих из Парижа… Прекращение производства оружия и одежды. Неизменное покровительство проституции… Возрождение суеверия. Вывоз звонкой монеты. Подрыв доверия к ассигнатам (бумажным деньгам. – Ред.). Отвратительная выгода, извлекаемая из отмены максимума (предельных цен на хлеб. – Ред.)… Воскрешение слов „чернь“, „простонародье“ для обозначения народа… Пагубная свобода действий, предоставляемая ненасытной жадности торговцев… Подсчет в ливрах, су и денье (тогдашняя французская разменная монета. – Ред.), подтверждающий, что рабочий народ более не может существовать». Что тут общего со сталинской практикой?
Известно, что ярлык «термидор» по адресу большинства ЦК употреблял во внутрипартийной борьбе Троцкий. Он сигнализировал об опасности «бюрократического извращения» рабочей власти (то есть о том, о чем предупреждал еще Ленин), но терял чувство меры. Эгоцентрист по натуре, страстный оратор и способный литератор, Троцкий не проявил себя как трезвый аналитик и не имел выдержки, необходимой для длительной и упорной организаторской работы. Поэтому столь часты перехлесты в его суждениях. Многое, что ощущалось всего лишь как негативная тенденция, он принимал уже за свершившийся факт. Доводил свои нападки на Сталина и его соратников до призывов к подрыву советского режима, в том числе через поражение СССР в будущей войне…
Читая сейчас книжку Троцкого «Преданная революция», угадываешь в ней что-то знакомое, но относящееся отнюдь не к сталинским временам. Прочность в тот период системы диктатуры рабочего класса теперь, в свете опыта стольких десятилетий, не вызывает сомнений. Ее серьезнейшим испытанием явились Великая Отечественная война и быстрое восстановление разрушенного захватчиками народного хозяйства. Словом, в споре с Троцким оказался прав Сталин…
Теперь о 1937 годе. Начну с того, что 1937 год – не только и не столько репрессии. Это год успешного завершения второй пятилетки; 100-летия памяти Пушкина, которое вылилось во всенародный фестиваль русского духа; 20-летия Октября; первых выборов, согласно новой Конституции СССР, в Верховный Совет.
Изменения в избирательном законодательстве и законодательной практике означали крупнейшую в послеоктябрьской истории демократическую реформу советской политической системы.
В стране царила обстановка политического подъема, трудового энтузиазма – я ее помню именно такой. Но не располагаю систематизированными статистическими данными о теневых сторонах тогдашней советской действительности, в частности о фактах вредительства и саботажа. А их было немало. Не думаю, что февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б), обсуждавший и этот вопрос, был искусственно инсценирован, воевал с ветряными мельницами…
«Коммунистические режимы уничтожили ПО миллионов человек», – писали в связи с 80-летием Октября «демократические» «Известия». Эта цифра то сокращается, то раздувается в зависимости от вкусов «критиков» социалистического строя. Никто не несет ответственности за прямые подтасовки и ложь. Их цинично оправдывают, ибо они выгодны ныне правящему классу. Однако такое не может продолжаться до бесконечности.
В юбилейных тезисах РУСО, опубликованных в «Правде» 24–31 октября 1997 года, приводятся «давно установленные факты: число осужденных с 1921-го по 1954 год – около 3,8 миллиона, число приговоренных к смертной казни – около 643 тысяч. И это в стране, пережившей за полвека три революции, две мировые, одну гражданскую и несколько локальных войн. Вместо приобщения к правде, – отмечается в документе, – целых два поколения запугивали сагой о ГУЛАГе. Причем это нередко делали выходцы из среды тех, кто допускал массовые беззакония».
Хватались ли остатки свергнутых Октябрем эксплуататорских классов за «оружие обреченных»? Да.
Были ли нарушения революционной законности, страдали ли при этом невиновные? Тоже да. И ответственность за это несет в числе других Сталин.
Почему наряду со справедливым возмездием за преступления перед народом «шились» дела против невинных людей?
Отчасти это объяснимо бюрократизмом и желанием выслужиться, отчасти низким уровнем профессиональной подготовки и культуры работников правоохранительных органов. Однако главная причина все же в другом. Мы теперь располагаем обширной фактической и документальной базой для вывода: многие невинные люди, особенно коммунисты, пострадали из-за проникновения в эти органы чужеродных (белогвардейских, уголовных и т. п.) элементов, из-за использования ими своего служебного положения как средства антисоветской классовой борьбы…
В. К. Сталин и Гитлер. Вы знаете, что на Западе да и определенные авторы у нас давно уже ставят между ними знак равенства. Даже считают, что Сталин хуже Гитлера, ибо тот уничтожал чужих, а он – свой народ. Каково ваше мнение?
Р. К. Считаю эту параллель кощунственной. Никто из государственных деятелей мира не сделал больше, чем Сталин, для всестороннего – политического и военного, экономического и организационного, идеологического и морального – разгрома фашизма, его искоренения. Наша пропаганда 30-х годов вся была пронизана антифашизмом. Вообще, по-моему, тут нечего доказывать. Так было и не могло быть иначе.
Сталин «уничтожал» свой народ? Это – бред, к которому умышленно приучают людей, как заставляют их привыкать к мракобесию и проституции, к нищим на улицах и богачам в казино, к отторжению трудящихся от собственности и власти, к безработице, к невыдаче заработной платы и повиновению диктату США.
«У нас теперь все говорят, что материальное положение значительно улучшилось, что жить стало лучше, веселее, – мотивировал Сталин на совещании комбайнеров 1 декабря 1935 года необходимость расширения зернового хозяйства. – Это, конечно, верно. Но это ведет к тому, что население стало размножаться гораздо быстрее, чем в старое время. Смертности стало меньше, рождаемости больше, и чистого прироста получается несравненно больше. Это, конечно, хорошо, и мы это приветствуем. Сейчас у нас каждый год чистого прироста населения получается около трех миллионов душ. Это значит, что каждый год мы получаем приращение на целую Финляндию. Ну а это ведет к тому, что приходится кормить все больше и больше людей».
Сравните с этими простыми фактами нынешнее положение России. Смертность с 1992 года прочно возобладала над рождаемостью. Ежегодная убыль населения доходит до миллиона человек. За 90-е годы страна в мирное время потеряла 7 миллионов! Спрашивается, кто и когда уничтожал свой народ? Кто поджигал и расстреливал свои парламенты, разгонял народные Советы?
В. К. Сталину ставят в вину антисемитизм. И это тоже знаковая оценка. Что вы думаете на сей счет?
Р. К. Сталин не был антисемитом. Он был русским патриотом-интернационалистом, антифашистом, то есть антирасистом и антинацистом, а значит, и противником сионизма как одной из разновидностей нацистской идеологии.
Антисемитизм и антисионизм – совершенно разные вещи. Их умышленно и демагогически путают недруги России, обманщики трудового народа, в том числе еврейского. Антисемитизм, как и русофобия, – это внушение подсознательной, инстинктивной неприязни к лицам конкретной национальности независимо от их взглядов, реального поведения, принадлежности к тому или иному политическому лагерю. Это внушение ложного убеждения, что представитель данной национальности заведомо ущербен, что он не может быть полноценной личностью, надежным товарищем в жизни и борьбе. Иными словами, и антисемитизм, и русофобия направлены на формирование комплекса неполноценности у обоих народов, на их разъединение и обработку порознь буржуазией в своих интересах.
Как русский, советский коммунист, патриот-интернационалист Сталин не был и не мог быть антисемитом. В его окружении встречаются лица еврейской национальности, которых он критиковал и наказывал за ошибки, но ценил за убежденность, талант и организаторскую хватку. Еще не забыты имена таких крупных деятелей, как Каганович и Ярославский, Мехлис и Зальцман, Драгунский и Эренбург, Иоффе и Литвинов… Сталина обвиняют в антисемитизме не потому, что он якобы был гонителем евреев как таковых, а потому, что он решительно и беспощадно боролся против эсеровщины и меньшевизма, против троцкизма и других видов буржуазного и мелкобуржуазного влияния на пролетариат.
Нельзя отрицать, что в перечисленных течениях, в среде подобранных Троцким и Ягодой кадров евреи подчас составляли большинство. Но Сталин руководствовался не национально-этническими или же шовинистическими, а классово-политическими мотивами. И второе нечестно подменять первым.
Небезызвестный А. Яковлев, хитровато прикрывая сионизм, заявил как-то, что надо, дескать, различать сионизм как религиозное явление и как явление политическое. Фальшь тут состояла в том, что он в первом случае шовинизмом называл иудаизм и узаконивал употребление термина «сионизм», в этом смысле будто бы вполне приемлемого. Сколько, однако, было случаев, когда при нынешнем засилии продажных средств массовой информации безобидная, на первый взгляд, подмена слов вела не только к прорывам в мировоззрении, но и к деформации общественных отношений!..
Не вычеркнуть из истории выдающуюся роль Сталина в спасении еврейской национальности от гитлеровского геноцида, в основании государства Израиль. «Но, – скажут нам, – Сталин одновременно громил гнезда местечково-меньшевистской групповщины в различных ведомствах СССР, был нетерпим к концепции „богоизбранного“ народа, не уступил Крым для учреждения там Еврейской автономии и т. п.». На такой довод следует ответить вопросом: разве это было неверно с государственной точки зрения? Многие критики Сталина, в том числе те, кто выдумывает его «антисемитизм», обходят как раз эту позицию, а значит, и лишаются права на объективность.
В. К. Ричард Иванович, сейчас вы подготовили к печати и выпускаете дополнительные тома собрания сочинений Сталина. Уже вышли, насколько я знаю, тома 14-й и 15-й. На очереди – 16-й. Что-нибудь новое они открыли вам в Сталине?
Р. К. Для меня Сталин не открытие. Моя цель состоит в том, чтобы его для себя открыли другие.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что Сталин – самая мистифицированная выдающаяся личность XX века. Сначала он был зашифрован и замурован от живых современников словоизвержениями культовой пропаганды, затем стал жертвой хрущевско-горбачевского охаивания и облыгания. Как правило, правда пугливо бежала от всех этих «вытребенек» далеко прочь. Образно говоря, узнать что-то о Сталине можно было, только перелагая хвалебные иероглифы на очернительскую клинопись, так и не переходя на естественный, понятный, добрый русский язык. Таков порочный круг обожествления-дьяволизации, который я считаю своим долгом прервать.
По натуре скептик, я принимаю девиз Маркса: «Подвергай все сомнению», но только с добавлением: «в том числе и собственное сомнение». Поэтому ни поклонником, ни апологетом кого бы то ни было, а значит, и Сталина, себя не считаю. Не могу знать, как сложилась бы моя личная судьба, сохранись у нас «крутые» порядки и нравы конца 40-х – начала 50-х годов. Но разве это или подобное соображение позволяет кому-либо преступать принцип исторической справедливости? О ней следует судить не по себе только или же по участи своих родных и близких, а по положению, в которое поставлен в обществе человек производительного (физического и умственного) труда, созидатель всех материальных и духовных благ, человек-творец.
Мне кажется, издаваемый трехтомник, завершение собрания сочинений, прерванного на 13-м томе в 1951 году (вышедшие после смерти автора тома 14-й и 15-й были по указанию Хрущева срочно изъяты и уничтожены), выводит Сталина-человека из саркофага возвеличения-принижения как равного к другим людям (смерть – лучший уравнитель и «демократ»). В книгах незримо присутствует его личная трагедия, в которой он – да и то лишь частично – признается одной матери. «Я свою долю выдержу, – читаем в письме от 24 марта 1934 года.
– … После кончины Нади (самоубийства жены Сталина Н. Аллилуевой 8 ноября 1932 года. – Ред.), конечно, тяжела моя личная жизнь. Но ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным».
О шутках Сталина ходит немало полубылей-полуанекдотов. К ним присоединен теперь еще один документально сохранившийся, подлинный лучик юмора. «Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, – отвечает Сталин на корреспондентский запрос по поводу слухов о своей тяжелой болезни или даже кончине, – я давно уже оставил сей грешный мир и переселился на тот свет. Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если вы не хотите быть вычеркнутыми из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать моего покоя в тишине потустороннего мира».
Согласитесь, изящный шлепок западному мещанину. Вряд ли что-либо подобное мог написать параноик, мизантроп-злыдень или же, как тщетно старались доказать «демократы», заведомый примитив.
Предвоенный да и прочие тома сочинений Сталина производят впечатление широтой и многосторонностью общения с людьми труда. Это металлурги и колхозники, выпускники военных академий и метростроевцы, свекловоды и стахановцы, комбайнеры и хлопкоробы, летчики и военачальники, угольщики и работники высшей школы… Для каждой из групп трудящихся Сталин находил нужные слова, проявлял знание специфики той или иной работы, ставил реальные, понятные всем задачи. Как далек нынешний стиль «руководства» государством и обществом от того, что до сих пор клеймят как «тоталитарные» приемы и методы!
Наконец, последнее. Разве это нормально, что почти полвека в истории страны зияет громадная черная дыра, а годный для ее заделывания документальный материал выносится на публику случайными щепотками, в то время как население бессовестно обрабатывается в духе исторического мазохизма и комплекса неполноценности? Очевидно, кому сие выгодно. И столь же очевидно, что без серьезных усилий по сбрасыванию с себя этого бесовского наваждения уникальной России не воспрянуть.
В. К. Какое еще современное значение имеет, на ваш взгляд, тема Сталина? Мне кажется, что, кроме чисто исторического интереса, есть здесь нечто большее. Вот, скажем, не покоряют ли людей своего рода аскетизм этого человека, определенное бескорыстие его, предпочтение государственных интересов личным и т. д., чего в нынешних руководителях нашей страны не наблюдается?…
Р. К. Несомненно, тема Сталина выходит за рамки чисто исторического интереса.
Немного о деталях. Впервые на дачу Сталина в Волынском я попал осенью 1966 года. С осени 1968-го по конец 1969 года (13 месяцев подряд) мне пришлось работать там почти безвыездно по заданию ЦК. Так что могу судить о бытовой обстановке, окружавшей этого человека, непосредственно и конкретно.
Собственности у Сталина, по существу, не было. Дом, в котором он жил, принадлежал государству (или партии), хотя и был отделан во вкусе постояльца. Все отмечали там две «роскоши»: стены, а кое-где и потолок были обшиты деревом; полы покрыты коврами. Мебель повсюду была очень простая, обитая рядовецкой тканью синеватого цвета. Обращали на себя внимание лишь диваны – широкие и мягкие, удобные для отдыха и сна. Говорят, в Волынском имелась обширная библиотека, личная или казенная – неизвестно. В 60-х годах мне рассказывали, что сперва ее вывезли и свалили во дворе управления делами ЦК, а когда пошли дожди, накрыли брезентом. Потом хозяйственникам надоела эта груда книг, и ее якобы сожгли. Если это даже и не так, версия не случайна.
В середине 50-х годов поступило распоряжение уничтожить все вещи, связанные с хозяином, и работники обслуживания были вынуждены их прятать. Я работал за спасенным таким образом столом Сталина, видел диван, на котором он умирал. В окружающем дом парке был пень, присаживаясь на который, Сталин выкуривал трубку во время прогулок, – его выкорчевали и сожгли. Сожгли также одну из лодок, бывших на пруду. Трудно сказать, кто таким способом вымещал свою низменную злобу, но факты вандализма налицо.
Быт Сталина выглядел более аскетичным даже по сравнению с обстановкой в Горках, где я в первый раз оказался 1 мая 1953 года.
Почему запомнилась мне та поездка?
Сразу после демонстрации мы, группка студентов МГУ, решили не расходиться и вместе куда-нибудь отправиться. Выбор пал на Горки.
В музее-усадьбе мы застали странную тишину и подавленное настроение. Водил экскурсию сам директор, который поведал, что его учреждение будто бы в связи с основанием музея Сталина в Волынском закрывается и тут намечено разместить детский дом.
Не хочу распространяться о нынешних руководителях. Их отличие от советских гигантов разительно. Но об этом моменте считаю нужным сказать особо. Сталин вслед за Лениным был широко эрудированным и творческим человеком. Он постоянно консультировался со специалистами, запрашивал фактические и статистические данные, однако всегда сам писал свои доклады и статьи. Он строго соблюдал этику интеллектуального труда, не допускал и тени его эксплуатации. Сталина невозможно представить в положении пленника всякого рода нашептывателей и «яйцеголовых», которые оплетали со всех сторон Хрущева и Брежнева, создавали у Горбачева иллюзию появления у него новых извилин.
Наблюдая в 60-90-х годах процессы того, что можно назвать лидерообразованием, я с горечью констатирую широкое распространение легковесного мнения, что вождя можно «сделать» из кого угодно, «поддуть», «раскрутить» и т. п. Были бы деньги и выход в СМИ. Но разве не очевидно, какие при таком подходе получаются «изделия»?
Может быть, в странах со старым, мощным монополистическим капиталом и его закулисным «предиктором», с давними парламентскими традициями «лидеры с приставкой» (финансовым вливанием, рекламой, обезличенными советниками, концептуалами-речеписцами, имиджмейкерами и пр.) и способны выполнять свою служебную роль, – России нужны неустанно работающие над собой самородки.
«А о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога – жива бы только Россия». Эти слова, сказанные перед Полтавской битвой тем, кто «на троне вечный был работник», как нельзя лучше вписываются в народное представление о действительно российском вожде. Не «сделанный» прагматик-политикан, а естественно сложившийся реалист-романтик нужен нашему Отечеству.
Январь 1998 г.
Мощь русского Духа маршала Г. К. Жукова
ПРЕЗИДЕНТ АКАДЕМИИ ВОЕННЫХ НАУК, ГЕНЕРАЛ АРМИИ МАХМУТ ГАРЕЕВ
Имя Георгия Константиновича Жукова много значит для нашей страны и нашего народа! Да и не только для нас. Исключительный вклад великого советского полководца в победу над фашистской Германией и ее союзниками, которой завершилась Вторая мировая война, бесспорен. Почему же продолжаются попытки принизить значение этой исторической фигуры? Чем вызваны яростные нападки на Жукова? Вопросы, волнующие многих, обозначили тему моей беседы с Президентом Академии военных наук РФ генералом армии Махмутом Гареевым.
Виктор Кожемяко. МахмутАхметович. обращаюсь к вам как к одному из самых видных, самых компетентных военных ученых. Скажите, как вы оцениваете Жукова?
Махмут Гареев. Георгий Константинович Жуков – выдающийся герой и наиболее талантливый полководец Великой Отечественной войны, внесший огромный вклад в достижение нашей победы, в развитие военной науки и военного искусства. У меня, как и у сотен тысяч других, воевавших на фронтах, которыми командовал Жуков, есть возможность судить о нем не только по имеющимся теперь документам и литературе, но и по тому, как ощущалась его полководческая деятельность в войсках. Безо всякого преувеличения можно сказать, что его появление на том или ином фронте вызывало большой подъем и воодушевление.
В. К. Насколько я понимаю, сомнений и колебаний при такой оценке роли Жукова у вас нет. Ну а как вы тогда относитесь к иным мнениям на этот счет? Ведь в некоторых публикациях, особенно последних лет, роль его и значение оцениваются совсем по-другому.
М. Г. Прискорбно, что за последние годы, наряду с правдивыми, достоверными публикациями о Жукове, появляется много различного рода измышлений. О несостоятельности их уже не раз писали стоящие на объективных позициях историки, писатели, ветераны войны.
В. К. Но что, на ваш взгляд, порождает эти измышления?
М. Г. Клеветнические нападки на Жукова стали частью общей кампании по дискредитации нашей победы в Великой Отечественной войне. Глобальной, можно сказать, кампании. Что получается? По логике некоторых публикаций и телепередач, немецкие генералы Гудериан, Манштейн и другие, а заодно с ними Власов были… благородными борцами со сталинизмом. В романе Георгия Владимова «Генерал и его армия» Гудериан сочувствует «униженным и оскорбленным русским». Как справедливо отмечали читатели в своих письмах, книги такого типа и афиширующие их телепередачи воспринимаются как натуральная агитка в пользу третьего рейха и против Советского Союза, то есть против своего народа, который, оказывается, напрасно сражался с фашизмом.
Уже и прямо толкуют нам о том, что победа фашистской Германии была бы более предпочтительной: дескать, быстрее приобщились бы к западной цивилизации. Людей, стоящих на такой позиции, конечно, не устраивают ни наша победа, ни Жуков.
Геббельс всех советских людей, воевавших против фашистской Германии, зачислял в «большевики»… Ради извлечения уроков нам надо, конечно, остро критически рассматривать наши поражения и неудачи в 1941–1942 годах. Но можно ли забывать при этом и об «ответственности» за вторую половину войны, завершившуюся нашей полной победой? Франция в 1940-м за короткий срок потерпела сокрушительное поражение, была разгромлена Германией, однако там не шельмуют своих полководцев и солдат… У нас же используют все методы, вплоть до самых грязных. Вы помните, наверное, появились сообщения о том, будто в 30-е годы Жуков написал донос на маршала А. И. Егорова. Как выяснилось, писал донос совсем другой Жуков! Георгия Константиновича даже не было на том фронте, где находился Егоров. Вообще, ничто не сходилось. Однако цель достигнута – тень была брошена. И ведь по-настоящему ее так и не сняли до сих пор. Фальшивка-то была растиражирована очень широко, а убедительные опровержения столь массовой трибуны не получили.
Меня поражает не только некомпетентность этих, с позволения сказать, историков и писателей, но и их нравственная нечистоплотность. Принято считать, что историческая работа, связанная с поиском истины, требует глубоких исследований, сопоставления и сверки огромного количества фактов и документов. А тут? Даже не удосужились сличить подписи и почерк двух Жуковых! И не возникли хоть какие-то сомнения, угрызения совести перед именем и обликом человека, для которого подобный поступок был просто противоестественен. Стремление к ниспровержению нашей национальной гордости любой ценой все пересилило.
В. К. Я заметил: охотно используют при этом, что называется, копание в нижнем белье. Поиск, муссирование, раздувание, а то и выдумывание всяких «пикантных» подробностей из личной жизни героя. Пушкин когда-то метко написал о жадном пристрастии «толпы» искать низкое в великом, чтобы в восхищении кричать потом: он мал, как мы! Врете, подлецы, он и мал не так, как вы, – иначе! – резко парировал поэт.
М. Г. О подобных обывательских потугах мерить личности большого масштаба на свой аршин у Александра Сергеевича есть еще одно очень хорошее высказывание: для жены и слуги нет великих людей. Что ж, например, Михаил Ардов и Пушкина называл «кощунником, картежником, развратником, чревоугодником и дуэлянтом» – это я прочитал в «Независимой газете»… А если вернуться к Жукову, то в поисках «фундаментальной истины о войне» не находят ничего лучшего, как публиковать перечень одежды и другого имущества, найденного в шкафах на квартире маршала.
В. К. Мелко и гнусно, что говорить. Причем какие только из наших сильно «демократических» изданий не применяли этот прием, чтобы, как нынче выражаются, размазать великого человека по стенке!
